Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Вздрогнув, Джек проснулся, стукнувшись о письменный стол красного дерева, на котором царил беспорядок, и отодвинул голову от черной пишущей машинки «Ундервуд», которая служила ему подушкой последние дв.а или три часа. Он огляделся, жмурясь от света, проникающего через крону виргинского дуба и тонкую кружевную занавеску на окне. Потер свое худое лицо и прокашлялся, скорчившись от привкуса несвежего пива во рту. Пальцами пригладил свои прямые черные волосы, слишком густые и длинные для Южной Луизианы в это время года.

Старые позолоченные часы на камине спальни громко и беспокойно тикали и ослепительно блестели. Одиннадцать тридцать. Уважаемые жители Байю Бро давно встали и трудились в поте лица. Джек не помнил, когда вернулся домой. Видимо, около полуночи. А может, уже рассветало, когда он ввалился в старый дом, который местные жители называли ЛАмур. Он бросил задумчивый взгляд на тяжелую, кровать на четырех ножках, со смятым покрывалом, валявшимся у резного изголовья. Судя по смятым простыням, в ней спала женщина. Он смутно помнил ее… большие голубые глаза и ангельское личико… огонь и хрупкость…

Сейчас в его кровати женщины не было, что само но себе было уже хорошо. У него не было настроения для утренних упражнений. Голова гудела так, .как будто ее долго били колотушкой.

Последнее, что он помнил, это как Леонсио вывел его из «Френчи». Он мог пойти куда угодно и.сделать что угодно. Боль сжала виски, как щипцами, когда он попробовал вспомнить хоть что-нибудь. Забавно, подумал он, и его рот иронически скривился: он напился, чтобы забыть. Почему он не мог оставить все, как есть?

— Потому что ты испорчен, Джек, — пробормотал он хриплым прокуренным .голосом, севшим еще больше после вчерашнего громкого пения в зале, где девяносто процентов посетителей дымили не переставая.

Он попытался подняться со старого скрипучего стула, но после Бог знает скольких часов сна в сидячем положении его тело болело и хрустело. Не без труда встав, он потянулся с изяществом большого кота, почесал свой голый плоский живот, попутно заметив, что верхняя пуговица на его выгоревших джинсах расстегнута, но застегивать ее не стал.

Его взгляд привлек лист бумаги в машинке, и, вынув его оттуда, он стал изучать его, сердито хмурясь на написанное, недавно казавшееся ему совершенством.

Она пытается закричать, она бежит, но в легких нет воздуха, и они работают, как мехи. Только жалостливые тонкие звуки вырываются из груди и отбирают у нее последние драгоценные силы. Слезы застилают ей глаза, и она старается их прогнать, смахнув их рукой, проглотить комок в горле, мешающий ей дышать, и продолжает бежать через густые заросли.

Лунный свет с трудом пробивается через кроны деревьев. Освещение какое-то ирреальное, жуткое. Ветки. хватают ее, бьют по лицу, рукам. Ее ноги заплетаются и задевают корни дубов и ив, которые растут на мягкой, влажной земле. Падая, она успевает оглянуться и увидеть, что смерть уже близко, слишком близко. Спокойная, неотвратимая. Ее сердце бешено колотится, готовое разорваться. Она ползет, стараясь спрятать ноги под себя. Ее руки цепляются за корни и сухие листья. Ее пальцы хватают толстое, упругое тело змеи, и она кричит, стараясь спрятаться от треугольной головы и обнаженных ядовитых зубов, которые кусают ее. У нее начинает кружиться голова, медный привкус страха появляется во рту, болото побеждает ее. Смерть подкрадывается ближе. Неотвратимая, безжалостная, злобно усмехающаяся…

Чепуха. Абсолютная чепуха. С возгласом отвращения Джек смял страницу и бросил ее в направлении корзины для бумаг, которой служила старая китайская ваза и которая вполне могла оцениваться в маленькое состояние. Но Джеку это было безразлично, ему не хотелось думать об этом. Он наткнулся на нее на чердаке, она была завалена старой, съеденной молью одеждой, которую давно нужно было выбросить. Очевидно, она пробыла там довольно долго, потому что на треть была заполнена мертвыми, разложившимися останками и скелетами мышей, которые за это время попали туда и не смогли выбраться.

Джек владел некоторыми антикварными вещами, поскольку они достались ему вместе со старым домом, а вовсе не потому, что он был культурным человеком или покупателем и тонким ценителем таких вещей. Все материальное перестало иметь для него значение с тех пор, как умерла Эви. Его требования к жизни сильно снизились. Еще одна ирония судьбы, потому что большую часть из его тридцати пяти лет он всеми силами пытался достичь положения, при котором мог бы обладать «вещами». Сейчас же все ему стало безразлично.

— Dieu, — прошептал он, качая головой и морщась от боли,-старый Блэкки в аду, должно быть, покатывается со смеху.

Bon a rien, tu, tit souris. Ни на что ты не годен; pas de betises!

Голос донесся из прошлого, из его детства. Голос из могилы. Он вздрогнул при воспоминании об этом голосе. Естественная реакция, хотя прошло так много лет. Часто неразборчивая речь Блэкки Бодро заканчивалась оплеухой по лицу сына.

Джек распахнул окно и облокотился на подоконник. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул сладкий запах самшита, легкий аромат магнолии и глицинии. И за всем этим пьянящим дурманом чувствовался темный, коварный запах заболоченной реки-смесь испарений земли и гниющей рыбы.

Благоухание цветов, ласкающий теплый ветерок, птичье многоголосье унесло его в прошлое.

Он вспомнил, как девятилетним мальчишкой, маленьким и худым, босым и неумытым, убегал прочь от брезентового шалаша, который считал своим домом. Он убегал от своего отца, стремясь укрыться на болоте, и его босые ноги поднимали пыль на протоптанной тропинке.

На болоте он мог быть кем угодно и делать что угодно. Там не было ни границ, ни запретов. Он мог владеть целым островом, стать царем аллигаторов, притвориться знаменитым преступником, который разыскивается полицией. Разыскивается за убийство своего отца, которое он совершил бы, будь он старше и сильнее…

— Дерьмо, — пробормотал он, отходя от окна.

Он оставил его открытым и направился в ванную комнату, в которую бывший владелец ЛАмур переделал гардеробную еще в двадцатые годы. Она до сих пор сохранила сантехнику и кафель из настоящего белого фаянса. Правда, вся эта красота потускнела и потрескалась от времени. Джеку повезло еще, что не сгнили водопроводные трубы.

Раздался щелчок, и приемник, стоявший на крышке старого туалета, ожил. Из него понеслись громкие звуки блюза в исполнении Захария Ричарда-«Моя малышка покинула меня». Несмотря на то что от музыки гудела голова, Джек автоматически двигался в такт блюза, наполняя раковину холодной водой. Музыка бросала вызов тишине своим беспокойным ритмом, руладами аккордеона и головоломными пассажами гитары.

Сделав глубокий вдох, он наклонился, сунул голову в раковину, вынырнул через минуту, ругаясь по-французски и отряхиваясь, как мокрая собака. Критическим взглядом он долго рассматривал свое лицо в зеркале, взвешивая аргументы «за» и «против» бритья, и не смахивая капли воды со своего орлиного носа. Он откинул мокрые волосы со своего высокого и широкого лба. Черные брови резко выделялись над налитыми кровью черными глазами. Красноватые линии на щеках, делающие его лицо сердитым, остались в тех местах, куда врезалась его «подушка».

В своем теперешнем состоянии он выглядел опасным и грубым и старался не попадаться людям на глаза. Во «Френчи» его знали как Джека Любимца Публики. Джека, у которого всегда была улыбка на лице. Джека— Дамского Угодника. Жителей Байю Бро удивляло, что их Джек Бодро в литературном мире слыл «современным мастером ужасов».

Он усмехнулся и наклонил голову набок, сухая усмешка искривила его рот.

— pas du tout, mon ami, — прошептал он. — Pas du tout

Он протянул руку, чтобы взять зубную щетку. В этот момент музыка внезапно оборвалась.

— Только что к нам поступила следующая информация, — сказал диктор. Его обычно веселый голос стал строгим и унылым. — «Кейджун новости» только что получили информацию об очередной жертве «Душителя на болоте». Сегодня утром, примерно в семь часов, два рыбака в районе Байю Шене, приход Сан-Мартин, обнаружили тело неопознанной женщины. Хотя официальные власти еще не сделали заявления, из достоверных источников стало известно, что имеется несомненное сходство обстоятельств этой .смерти с тремя другими, произошедшими в Южной Луизиане за последние восемнадцать месяцев. Тело последней жертвы, Шерил Линн Кармуш, из Лоревилля, было обнаружено…

Джек наклонился и нажал на кнопку магнитофона. В ту же секунду веселая музыка, исполняемая на флейте Майклом Душе, вырвалась из динамиков, разгоняя напряжение, унося прочь мрачные новости. Достаточно жестокости, он ее натерпелся так, что хватит до конца жизни. У него было столько воспоминаний о жестокости, что в любой момент, если бы он захотел, он мог их вызвать и они обрушились бы на его голову градом камней. Ему уже не надо было пополнять свой литературный арсенал свежими примерами.

Нельзя расслабляться. Это был его девиз. Этот и традиционный кейджунский клич войны-Laisser Ie Ьоп temps rouler. Он не хотел слышать ни о каких задушенных девушках из Лоревилля. Он не мог вернуть жизнь Шерил Линн Кармуш. Он мог только жить своей жизнью, и он намеревался именно так и делать, начав сегодняшний день с большой тарелки жареных креветок и бутылочки чего-нибудь холодного в «Ландинге».

Пот градом струился с Лорел, когда она стояла на коленях на свежевскопанной земле. Он струился по ее лбу, а одна капля покатилась по носу. Она смахнула пот рукой в грязной перчатке, и на лице остался грязный след.

Никто бы никогда не узнал в ней некогда решительного адвоката — и это ее вполне устраивало. Она хотела раствориться в мире бездумного физического труда, где не надо ни о чем думать, где требуется делать простые вещи-вскапывать почву, .сажать цветы. Она понимала, что будет выглядеть замарашкой, когда закончит свою работу в саду. Но существовали более неприятные вещи, которыми можно было перепачкаться.

Желая поскорее восстановить все, что испортила собака по кличке Эйт, она отправилась к Ландри в семь тридцать и пришла как раз тогда, когда Бад входил в калитку. То, что она не хотела встретить по дороге много народу, тоже было причиной ее ранней прогулки, но она не хотела себе в этом признаваться.

Все утро она убирала следы вчерашнего погрома, проследив и за тем, чтобы в дальней ограде сада была поставлена новая калитка. Она убирала мусор, собирала его граблями и складывала в кучу, позволив себе остановиться лишь для того, чтобы выпить охлажденного чая, который принесла ей Мама Перл. Затем она понемногу перетащила весь мусор на край маленького поля, которое находилось с северной стороны участка тети Каролины, где сложила его в одном месте и решила сжечь, чтобы не привлекать змей и грызунов.

Она подумала, что сначала следует позвонить в муниципалитет и узнать, нужно ли для этого специальное разрешение. Никто в Байю Бро и не подумал бы о таких формальностях, но времена изменились. Она не жила здесь много лет. Может быть, этот участок купил какой-нибудь просвитерианин в надежде убежать от сельской жизни. Или женская молодежная лига решила, что необходимо бороться с загрязнением среды, до тех пор, конечно, пока она не мешала бизнесу их мужей.

Лорел легко представила свою мать, возглавляющую крестовый поход против простых смертных, сжигающих мусор, и не замечающую того, что Росс Лайтон отравлял реку химикатами, чтобы получать огромнее урожаи тростника.

Мысли о Вивиан стерли все, что осталось от улыбки на лице Лорел. Она пробыла уже четыре дня в Байю Бро и ни разу не звонила в Бовуар. Там долго терпеть этого не будут. Она не испытывала никакого желания навещать дом, где прошло ее детство, и людей, которые жили там, но существовала некая вещь под названием «семейный долг», и Вивиан обязательно обрушится на нее с обвинениями, что она забыла о нем, если она не появится там в самое ближайшее время.

Эта мысль вызывала досаду. Тот. факт, что необходимо встретиться с Вивиан и Россом, пусть даже только за обеденным столом, оказался достаточным, чтобы она иначе посмотрела на свое решение вернуться., В душе она испытывала потребность увидеть место, с которым ее многое связывало, и это чувство перевесило ее отвращение к предстоящей встрече с Вивиан и отчимом.

Желание уехать одной туда, где бы ее никто не знал, было сильным, но Лорел не. решилась на это. Уехать и ни с кем не общаться? Но именно этого она хотела сейчас избежать. Ей требовалась поддержка Каролины Чандлер, женщины с сильным характером и бесконечной любовью без всяких условий. Ей хотелось снова побыть с Саванной. Она скучала по Маме Перл с ее постоянной суетой и свирепым видом. Одна короткая встреча с Вивиан и Россом стала казаться ей лишь небольшой платой за радость возвращения домой.

Усилием воли она заставила себя больше не думать об этом и сконцентрироваться на других вещах. Она почувствовала резкий запах навоза и зелени. В саду над буйным переплетением роз и глициний, которые вились по каменной стене, лениво летали пчелы. Из радиоприемника, который она оставила на галерее дома, доносились звуки квинтета Моцарта.

Жара усилилась. Лорел вспотела еще больше. Над головой тонкие облака извивались и плыли по голубому небу в сторону севера, гонимые мягким ветром с залива. Музыка кончилась и начались новости, что свидетельствовало о том, что пришло время обеда.

— Кратко о новостях этого часа: обнаружено тело еще одной жертвы…

Лорел огляделась вокруг, не понимая, почему замолк радиоприемник. На галерее стояла Саванна, держа руки на бедрах, .черные очки закрывали ее. глаза. Она завязала свои пышные волосы небрежным узлом на затылке, и около шеи и ушей из него выбивались тонкие пряди. Она была одета в своей обычной вызывающей манере— мини-юбка, которая обтягивала ей бедра и зад, и свободная белая шелковая кофточка, которая больше обнажала, чем закрывала ее грудь. Бриллиант величиной с горошину висел у нее немного ниже бус, которые подарил ей отец много лет назад. Золотые браслеты звенели у нее на запястьях, когда она в туфлях на высоких каблуках нетерпеливо переминалась с одной ноги на другую.

— Малышка, чем ты там занимаешься? Лорел убрала челку с глаз и улыбнулась.

— Сажаю цветы! Как тебе это нравится? Она отложила свои инструменты и распрямилась, стряхивая грязь с колен своих мешковатых джинсов, прежде чем направиться к галерее. Мама Перл будет кудахтать, как старая толстая наседка, если она принесет, грязь в дом.

— Ты уже целых два дня занимаешься садом,-сказала Саванна, нахмурясь.-Так ты себя измотаешь. Разве доктор не велел тебе отдыхать?

— Сажать цветы-это психологический отдых. Мне нужно заниматься физической работой,-ответила она, снимая свои матерчатые туфли и подходя к сестре. На каблуках Саванна была гораздо выше ее. Раньше Лорел всегда чувствовала себя маленькой и серенькой, как мышка, в присутствии Саванны. Сегодня же она почувствовала себя чумазым мальчишкой, и ей это понравилось.

Саванна фыркнула и скорчила смешную гримасу полнейшего отвращения.

—Господи, да от тебя несет, как от свинарника в полнолуние! Если тебе нужны физические нагрузки, мы могли бы отправиться за покупками. Неплохо было бы съездить в Новый Орлеан обновить твой гардероб.

— У меня масса одежды.

— Тогда почему ты ничего не носишь? Лорел взглянула на свою бесформенную майку и мешковатые джинсы, которые полностью скрывали ее фигуру. Большая часть одежды, которую она привезла с собой, была удобной, но немодной. — Возиться в саду на высоких каблуках было бы не так удобно и практично,-сухо заметила она, оглядывая наряд своей сестры. — Если бы мне пришлось нагибаться в такой юбке, меня могли бы, наверное, арестовать за посягательство на спокойствие соседей.

Саванна посмотрела через сад на ЛАмур, когда-то элегантный каменный дом, который стоял в некотором отдалении от Бель Ривьера на берегу реки. Уголки ее чувственного рта дрогнули в слабой улыбке.

— Малышка! Даже если бы ты очень постаралась, ты не смогла бы смутить нашего соседа.

— А кто там живет? Я думала, что этот дом никто., никогда не купит, учитывая, что у дома плохое прошлое и он был полуразвалившимся, когда я видела его в последний раз.

ЛАмур был построен в середине девятнадцатого века богатым женатым повесой для своей любовницы с дурной славой. По всем версиям, а их было немало, она умерла от его руки, когда он обнаружил, что его возлюбленная связалась с никому не известным кейджунским охотником. В детстве Лорел постоянно слышала истории о том, что в этом доме поселилось привидение. С тех пор там никто не жил.

— Джек Бодро,-ответила Саванна. Ее улыбка стала чувственной, когда она произнесла его имя.-Писатель, повеса, мошенник и негодяй. А когда он состарится, думаю, что станет и распутником тоже. Пошли, Малышка, я приглашаю тебя на обед,-сказала она и направилась в дом.

Джек Бодро. Лорел застыла на веранде, не сводя глаз с ЛАмура. Пульс у нее участился, когда она невольно вспомнила предыдущую ночь. Хриплый от табака и виски голос и неприкрытая чувственность. Искрящиеся черные глаза, теплые, тонкие пальцы музыканта, касающиеся ее шеи. Наглый и испорченный человек. Она стояла, приоткрыв рот от удивления и чувствуя, как в ней проснулось и пробежало по телу желание, подкравшееся неслышно, как дым.

— Малышка, ты идешь?

Лорел резко отвернулась и покраснела, как провинившаяся школьница. На лице Саванны появилась озабоченность. Она подняла свои очки на макушку.

— Мне кажется, ты пробыла на солнце слишком долго. Тебе надо было надеть шляпу.

— Я чувствую себя хорошо.-Лорел покачала головой и отвела глаза от сестры. — Просто мне надо принять хороший прохладный душ перед тем, как мы отправимся в путь.

Да уж, холодный душ, подумала она, потрясенная своей реакцией на простое упоминание имени этого человека. Господи, нельзя даже сказать, что она получила удовольствие от их встречи. Этот человек смутил .ее, и в конце она повела себя как последняя дура. При упоминании имени Джека Бодро она должна была почувствовать унижение и обиду.

Лорел быстро приняла душ и надела свободные, в голубую клетку шорты и голубую блузку без рукавов, Меньше чем через десять минут она спустилась по лестнице и вошла в гостиную, которая представляла собой комнату со стенами мягкого розового цвета и множеством элегантных вещей, благодаря которым Бель Ривьер не уступал самым лучшим домам Юга.

— …Бедная девочка из прихода Сан-Мартин,-тихо говорила Каролина.

Тетя сидела на, своем «троне» — прекрасном резном кресле в стиле Луи XVI, обтянутом розовой узорной шелковой тканью. Она уже вернулась домой, проведя, как обычно, субботнее утро в антикварном магазине. Она устроилась в кресле, сбросив свои черно-белые выходные туфли и поставив свои маленькие ступни на низенькую скамеечку в чехле, который вышивали какие-то мастерицы в восемнадцатом веке, портя себе глаза при свете керосиновой лампы.

На изящном овальном столике слева от нее стоял серебряный поднос с высоким запотевшим стаканом охлажденного чая.

— Я выключила радио, чтобы она не слышала,-едва слышно проговорила Саванна. Она сидела сбоку на диване со спинкой из верблюжьей шерсти, скрестив ноги и наклонившись к тетке.

— Не услышала чего? — осторожно спросила Лорел. Обе женщины вздрогнули от неожиданности и взглянули на Лорел удивленно-виноватыми глазами. Однако лицо Саванны мгновенно приняло раздраженное, выражение.

— Тебе нужно было бы, по крайней мере, еще минут Двадцать потратить на то, чтобы собраться,-сказала она сердито.-Так и вышло бы, если бы ты потрудилась подкраситься и уложить волосы.

— Слишком жарко, чтобы возиться с косметикой, — отрезала Лорел, тоже начиная раздражаться.-И мне наплевать на свою прическу,-добавила она, тем не менее подняв автоматически руку, чтобы убрать несколько влажных прядей за уши.-Так чего я не должна была услышать?

Тетя и сестра обменялись взглядами, которые только еще больше рассердили ее.

— Кое-что в новостях, дорогая,-ответила Каролина, ерзая в кресле. Она медленно и осторожно поправляла широкую юбку своего черно-белого платья, как будто ничто другое ее в этот момент не интересовало.

— Нам казалось, зачем тебя расстраивать лишний раз без необходимости, вот и все.

Лорел сложила руки на груди и остановилась около камина из белого мрамора.

— Не такая я слабонервная, чтобы беречь меня от того, что передают в новостях, Я не душевнобольная, чтобы сойти с ума от любой мелочи.

Уже произнося эти слова, она почувствовала, чт.о говорит неправду. Так как приехала сюда, чтобы ее именно оберегали. Только вчера она была сильно расстроена и подавлена спором с мелким пьянчужкой о какой-то ничтожной собаке. Лорел действительно была еще очень слаба. Она поежилась от этой мысли.

— Конечно, мы так не думаем, Лорел,-сказала Каролина, вставая с кресла с грацией и достоинством королевы. Ее темные глаза смотрели спокойно, выражение ее лица было обычным, открытым, без признаков жалости к племяннице.-Ты приехала сюда отдохнуть и расслабиться. Мы просто считаем, что достичь этого будет легче, если ты останешься в стороне от обсуждений всех этих убийств. — Убийств?

— Четыре за последние восемнадцать месяцев. Молодые женщины… сомнительной репутации… найдены задушенными на болоте в четырех разных округах — не в Парту, слава Богу.

Она сообщала информацию кратко, без лишних деталей. Теперь, когда они выпустили «кота из мешка», Каролина не видела смысла кружить вокруг да около, отделываясь намеками и отговорками. Бесспорно, ее племянница вела дела и похуже в должности судебного прокурора. Но с другой стороны, Каролина не видела необходимости описывать в подробностях мучения, которым подверглись жертвы, как это делалось в газетах. Она просто надеялась, что это дело не привлечет внимание Лорел. Уехав из округа Скотт из-за сложившейся там ситуации, ей совсем не обязательно вникать в другое горячее дело, в котором замешаны секс и насилие.

— Все в Акадиане?-спросила Лорел, сузив территорию до тех округов, которые составляли Французский Треугольник Луизианы.

— Да.

— Кого-нибудь подозревают?-Вопрос был задан таким тоном, как— если бы она справлялась о чьем-нибудь здоровье.

— Нет.

— Тебя это не касается, Малышка, — резко сказала Саванна. Она поднялась с дивана и направилась к ней. Она была рассержена, но этот факт никак не отразился на ее манере ходить, покачивая бедрами.-Ты не полицейский, и ты не прокурор, и эти девушки умерли даже не здесь, так что выбрось все из головы. Слышишь?

Лорел едва удержалась, чтобы не сказать Саванне, что она не ее мать, чтобы так с ней разговаривать, но прикусила язык. Как нелепо бы это прозвучало. Саванна во многом была ей больше, чем мать, и уж во всяком случае неизмеримо больше, чем Вивиан..А в данном случае Саванна старалась защитить ее.

Держа руки на бедрах, Лорел старалась успокоиться, дыша медленно, чтобы выпустить «пар». Она чувствовала себя опустошенной от только что испытанного гнева.

— А я и не имею ни малейшего желания распутывать эти убийства, — ответила она. — Вы сами видите, дай Бог мне справиться с самой собой.

— Чепуха!-фыркнула Каролина, возмущенно тряся головой. — С тобой все в порядке. Мы хотим, чтобы ты все внимание отдавала своему здоровью, вот и все. Ты ведь Чандлер,-добавила она, снова усаживаясь на «трон» и расправляя юбку.-С тобой будет все в порядке, если ты справишься со своим упрямством.

Лорел улыбнулась. Она приехала в Бель Ривьер именно за этим-почувствовать несгибаемую силу духа Каролины и ее решительность. В Байю Бро кое-кто сравнивал тетку Лорел с боевым быком — Каролине такое сравнение очень нравилось. Каролину Чандлер или любили, или ненавидели те, кто ее знал, и она чрезвычайно гордилась, что вызывает такие сильные эмоции, какими бы они ни были.

— Мы хотим пообедать где-нибудь, тетя Каролина, — сказала Саванна, вешая ремешок своей большой сумки на плечо. Ее темные очки вернулись на переносицу. — Пойдем с нами. Мама Перл ушла в церковь.

— Спасибо, дорогая, нет, я не пойду. — Каролина пила чай и загадочно улыбалась.-У меня днем назначена встреча за обедом с одним из друзей в Лафейетте.

Саванна спустила очки ниже и вопросительно посмотрела на Лорел, которая спокойно пожала плечами. Друзья Каролины из других городов никогда не имели имен, и нельзя было определить, был это мужчина или женщина, Она никогда не была замужем, никогда не имела серьезных романов с кем-нибудь из местных, поэтому сердечные дела Каролины всегда очень интересовали сплетниц Байю Бро. И она всегда резко и упрямо отказывалась отвечать на подобные вопросы, говоря, что никого не касается, были или не были у нее романы.

— Что ты думаешь об этом?-спросила Саванна, когда они устраивались на глубоких сиденьях ее красного «корветта» с откидным верхом.

— Ничего,-ответила Лорел, застегивая ремень, так как сестра водила машину так же лихо, как и жила.

Саванна озорно рассмеялась, вставляя ключ в зажигание и резко заводя двигатель машины.

— Ой, не надо, Малышка. Только не говори, что ты никогда не старалась представить тетю Каролину, занимающуюся кое-чем с одним из ее таинственных друзей.

— Конечно, нет!

— Какая ты щепетильная!-Она вывела задним ходом машину из ворот, и они покатили по спокойной улице, по обеим сторонам которой росли деревья и которая вела в центр города. Бель Ривьер был последним домом на дороге, после него начинались фермерские поля и низины. Но даже в той части улицы, где дома стояли близко, друг к другу, не было заметно никаких признаков жизни, только у деревьев летали тучи мошек, которые напоминали трепещущие на ветру рваные флаги.

— То, что я не хочу представлять свою родственницу, занимающуюся сексом, совсем не значит, что я щепетильная, — недовольно ответила Лорел.

— Да, но тем не менее это означает, что ты сильно отличаешься от всей семьи, не так ли?

Она нажала на газ, и ее «корветт» с ревом полетел по улице. Лорел не сводила глаз с дороги и едва удерживалась, .чтобы не поднести руку ко рту и не начать грызть ноготь на большом пальце.

Секс был темой, на которую ей меньше всего хотелось говорить. Она бы предпочла, чтобы его не существовало вовсе. Ей казалось, что мир стал бы гораздо лучше без него. Преобразилась бы жизнь тех детей, за которых она боролась в округе Скотт, да и многих других. Она— подумала, что и жизнь Саванны могла сложиться совсем по-другому, если бы она не стала одержимым сексом созданием.

Эта мысль повлекла за собой другие, которые тревожили ее. Ее замутило. Она постаралась отвлечься и смотреть на знакомые места. Миновали почти на скорости звука ряды маленьких сельских домов с покрытыми цветами надгробиями Деве Марии перед каждым. Все они были сделаны из старых овальных тазов, распиленных пополам и вкопанных в землю. Дальше шла вереница каменных городских домов, которые были отремонтированы в последние годы. А вот и центр, где наряду со старыми появились и современные магазины.

Она не задержала взгляд на здании суда, когда они проезжали его, сконцентрировав вместо этого все свое внимание на скоплении скрюченных, с обветренными лицами стариков, которые, казалось, неотлучно сидели последние тридцать лет напротив магазинов скобяных товаров, сплетничая и внимательно рассматривая незнакомые лица.

Все вокруг было знакомо, но не действовало на нее благоприятно, так, как ей того хотелось. Она была как бы в стороне от всего, что видела, как будто наблюдала за всем этим через окно, не имея возможности прикоснуться, почувствовать тепло людей или покой от давнего знакомства с этим местом. Слезы наполнили глаза, и она слегка покачала головой, с горечью вспоминая то, как она отстаивала перед Каролиной и Саванной, сидевших в гостиной, свою способность здраво мыслить. Что за чушь она говорила. Она была хрупкой, как толченое стекло, и слабой, как котенок.

— Я совсем не голодна, — прошептала она, впиваясь пальцами в коричневую кожаную обшивку сиденья, и пытаясь унять дрожь и нарастающее напряжение. Она чувствовала приливы то силы, то слабости, они сменяли друг друга, не подвластные ее сознанию.

Саванна завела машину на стоянку около «Мадам Колетт», одного из полдюжины ресторанов, города. Она заняла два места, поставив свой «корветт» под углом между «мерседесом» и старым «пинто». Она выключила двигатель и вынула ключи из зажигания, посмотрев на Лорел взглядом, полным извинения и сочувствия.

— Извини, что затронула эту тему. Меньше всего мне хотелось огорчать тебя, Малышка. Я должна была это предвидеть.

Она протянула руку и поправила волосы Лорел, которые при езде несколько растрепались. Она убрала одну прядку за ухо Лорел жестом, в котором безошибочно читалась материнская забота.

— Все хорошо, дорогая.. Давай пойдем и попробуем пирог мадам Колетт с ревенем. Как в старые времена.

Лорел попыталась улыбнуться и взглянула на старое серое здание, которое стояло на пересечении улиц Джексона и Дюма. Фасад ресторана «Мадам Колетт» выходил на улицу, а его задняя часть, где находился обеденный зал с большими окнами, была обращена к реке. С крышей из проржавевшей жести и старой дверью голубого цвета ресторан не представлял из себя ничего особенного. Но он существовал уже многие годы, и только те, кто действительно долго жили в Байю Бро, помнили настоящую Колетту Жильбо — маленькую женщину, которая постоянно жевала табак, имела при себе пистолет шестого калибра и разделывала туши аллигаторов ножом, подаренным ей охотившимся в Атчафалайе Тедди Рузвельтом.

Пирог из ревеня у «Мадам Колетт». Традиция. Горько-сладкие воспоминания, как вкус самого пирога. Лорел подумала о том, что предпочла бы оказаться сейчас сидящей на веранде в Бель Ривьере наедине с их садом. Вздохнув, она взяла себя в руки и отстегнула ремень безопасности.

Саванна первой направилась внутрь, медленно прошлась по проходу вДоль красных виниловых кабинок, лениво покачивая бедрами и привлекая взгляды всех мужчин, сидящих в зале. Лорел плелась сзади, засунув руки в карманы клетчатых шорт, опустив голову, отчего ее большие очки съехали ей На нос, и избегая любопытных взглядов.

Запахи горячих блюд и жареной рыбы витали в воздухе, запахи, которые у Лорел навсегда были связаны с «Мадам Колетт». Под жестяным рельефным потолком висели вентиляторы, так же, как это было, наверное, восемьдесят лет назад. Те же красные хромированные стулья, которые Лорел помнила с детства, стояли у знакомой длинной стойки с огромной старинной кассовой машиной и стеклянной витриной, где были выставлены пироги. Те же завсегдатаи сидели за все теми же столиками на тех же изогнутых деревянных стульях.

Руби Джефкоат расположилась, как всегда, за стойкой и проверяла чеки за обеды. На ней было ее обычное черно-белое платье, которое она всегда носила. Она была по-прежнему худощава и заурядна, ее прическа была аккуратно прикрыта сеточкой для волос, губы накрашены так, что не уступали по тону ярко-красным клетчатым скатертям.

Марвелла Уатли, немного потолстевшая и постаревшая по сравнению с тем, какой ее помнила Лорел, накрывала столы. Красивая седина искрилась в ее черных вьющихся, коротко стриженных волосах. Ее лицо осветилось широкой улыбкой, когда она подняла голову им навстречу.

— Привет, Марвелла! —окликнула ее Саванна, махнув, рукой в сторону официантки.

— Привет, Саванна! Эй, да тут Лорел. Что собираетесь заказывать?

— Мы пришли полакомиться пирогом с ревенем,-сообщила, улыбаясь, как кошка в предвкушении свежей сметаны, Саванна.

— Пирог с ревенем и кока-колу.

За стойкой Руби внимательно разглядывала короткую юбку Саванны и ее длинные голые ноги. Она возмущенно фыркнула и нахмурилась так сильно, что от этого ее рот принял форму лошадиной подковы. Марвелла только кивнула. Ее ничего и никогда не волновало.

— Сейчас принесу, дамочки. Пирог прямо из плиты. очень, вкусный. Еще попросите. Его пекла сама мадам Колетт. Пирог что надо.

Столик, который, наконец, выбрала Саванна, находился в задней части ресторана, в комнате с большими окнами. Оставленные на столах тарелки и стаканы свидетельствовали, что они пропустили шумный час обеда. По реке проплывала низенькая моторная лодка с двумя рыбаками, возвращавшимися с утренней рыбалки на болоте. В камышах, росших вдоль дальнего берега, стояла цапля и смотрела на моторку, стояла неподвижно, как чучело на фоне оранжевых виргинских вьюнов и травы кофейного цвета.

Лорел глубоко вдохнула воздух, который состоял из ароматов кухни «Мадам Колетт» и более тонкого запаха воды бутылочного цвета, лежавшей за пределами застекленного зала, и, наконец, расслабилась. День был как по заказу— теплый и солнечный, небо безоблачное и чистое, похожее на голубую чашу, опрокинутую над яркой зеленью деревьев на дальнем берету. Дубы и ивы, карликовые пальмы с развесистыми ветвями, напоминающими руки с растопыренными пальцами. Лорел некуда было деваться и не оставалось ничего, кроме как любоваться заболоченной рекой. Были люди, готовые многое отдать за такую возможность.

— Та-ак, — промурлыкала Саванна, оглядывая комнату через-свои солнцезащитные очки «Рей-Вэнс»,-не сам ли любимец Байю Бро пожаловал сюда.

Лорел взглянула через комнату. За столом в дальнем конце зала сидел еще один посетитель — крупный, с грубыми чертами лица мужчина. Его светлые волосы были растрепаны, и было ясно, что они давно не знали расчески и приглаживались пятерней. Ему, очевидно, было около пятидесяти, а может быть, и больше-трудно сказать. Он был похож на атлета: широкие плечи, большие руки, приятная живость на лице, которая бросала вызов его возрасту. Он сидел, уставившись в блокнот через старомодные круглые с золотым ободком очки. Он что-то писал с выражением решительности на лице. Высокий стакан с охлажденным чаем стоял у него слева, чтобы можно было легко до него дотянуться. Создавалось впечатление, что он собирался просидеть здесь целый день, наполняя еще и еще раз свой стакан и продолжая работать. Лорел не узнала его и вопросительно взглянула на сестру.

— Конрой Купер, — холодно пояснила Саванна. Имя она вспомнила сразу. Конрой Купер, сын известной семьи из этих мест, писатель-лауреат Пулитцеров-ской премии. Он вырос в Байю Бро, затем переехал в Нью-Йорк и начал писать рассказы о жизни Юга, получивших высокую оценку критики. Лорел никогд-а не видела его «живьем», равно как не читала его книг. Она считала, что сама знает достаточно много о том, как живется на Юге. Пару раз она слышала, как он по радио читал свои рассказы, но запомнила не их, а его голос. Низкий, богатый интонациями и спокойный, каким, говорили люди, принадлежавшие к старой культуре Юга. Медленный и успокаивающий, он усыплял, уговаривал и убеждал одновременно.

— Он вернулся сюда несколько месяцев назад,-объяснила Саванна, понизив голос.

Она продолжала смотреть на Купера, но выражение ее глаз было скрыто темными очками. Она водила пальцем по запотевшему стакану коки, который принесла Марвелла, вверх-вниз-жест, который напомнил Лорел кошку, возбужденно помахивающую хвостом.

— Его жена сошла с ума. Он привез ее сюда из Нью-Йорка и поместил в лечебницу Сан-Джозеф. Я слушала, что она ничего не соображает.

— Бедная женщина,-прошептала Лорел. Саванна буркнула что-то, скорее напоминавшее урчание расстроенного желудка, чем согласие.

Принесли пирог, дымящийся и горячий, с ванильным мороженым, стекающим по его крутым бокам на тарелку. Лорел съела свою порцию с огромным удовольствием. Саванна же копалась и отламывала маленькие кусочки, и мороженое успело растаять и превратилось в жидкость, а пирог — в кашу из. розоватых кусочков и корки, напоминавшей размокший картон.

— Что-нибудь не так?

Саванна вздрогнула от голоса Лорел и оторвала свой взгляд от Купера, который до сих пор ни разу не посмотрел в их сторону.

Она слабо улыбнулась и взмахнула руками.

— Абсолютно ничего. Просто я переоценила свой аппетит, вот и все.

— Ну, тогда.-Лорел еще раз посмотрела на Купера, задержав взгляд на его блокноте.

— Знаешь, я хочу забежать в скобяной магазин напротив. Тете Каролине нужен новый шланг в саду. Пойдешь со мной?

— Нет, нет,-ответила Саванна быстро.-Ты иди. Встретимся у машины. Я хочу попросить мадам Колетт упаковать один пирог, чтобы взять его домой к ужину.

Саванна тыкала вилкой размягченные куски пирога и смотрела, как Лорел покидала зал, оставляя ее одну с человеком, которому без труда удалось завоевать ее сердце и который намеревался, видимо, его разбить.

Злость горячей волной пробежала по ней, подталкивая ее к безрассудству. Она хотела, чтобы он посмотрел на нее. Ей хотелось увидеть, как в его глазах загорается страстное желание, какое она испытывала сама. Но он сидел за своим столом, продолжая писать, не замечая ее, как будто она была частью мебели.

Саванна медленно поднялась, каждый жест ее был полон чувственности и внутреннего волнения. Купер писал, склонив голову, сведя брови на переносице и упрямо сжав челюсти.

Медленно прошла она через зал, стуча высокими тонкими каблуками по полу, покрытому линолеумом. Она бросила свои солнечные очки на стол рядом с его блокнотом и стала медленно, дюйм за дюймом поднимать подол своей юбки, обнажая гладкие белые ноги и аккуратный треугольник темных вьющихся волос между ног.

Купер подскочил на стуле, уронив ручку и едва не опрокинув стакан с чаем.

— Господи Иисусе! Саванна! — Слова вырывались из его горла хриплым шепотом. Машинально он бросил взгляд на дверь.

— Не волнуйся, дорогой, — промурлыкала Саванна, то опуская, то поднимая свою юбку на бедрах. — Здесь никого нет, только мы, прелюбодеи.

Он протянул через стол руку, намереваясь одернуть ее юбку, но она чуть отодвинулась от него и, медленно обойдя вокруг стола, остановилась спиной к двери.

— Нравится тебе то, что ты видишь, мистер Купер? — шепнула она медовым голосом, а в ее бледно-голубых глазах промелькнула циничная дерзость. — В меню этого нет, но я дам тебе отведать немного, если ты хорошенько попросишь.

Выдохнув воздух, Купер откинулся на стул и смотрел, как она опустила колено на стул около него. Первый испуг прошел, и его обычная сдержанность вернулась к нему. Шокировать было в духе Саванны. Если бы он отреагировал более бурно, это только подзадорило бы ее. В этом она походила на капризного ребенка, желающего привлечь к себе внимание. Поэтому он спокойно уселся, убедившись, что увидит любого, кто может войти, прежде, чем они будут «пойманы на месте преступления».

— Может быть, позже, — медленно произнес он. Она недовольно надула губы и посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц.

— Мне не хочется ждать так долго. — Придется. Это пойдет тебе на пользу.

Он снова протянул руку, медленно, осторожно, и провел пальцами по гладкой коже ее ноги, намереваясь все-таки отнять зажатый у нее в руках подол юбки и опустить его. Но она схватила его руку и направила ее к себе между ног.

— Дотронься до меня, Куп, — шепнула она, наклоняй ясь к нему и прижимаясь щекой к макушке его головы. Правой рукой она обняла его за шею и прижала его лицо к своей груди, а ее бедра начали ритмично двигаться вдоль его руки.-Пожалуйста, Куп…

Она вся горела, и ее тело было готово к сексу. Она продолжала свои движения. У Купера не было сомнений, что она оседлала бы его прямо здесь, если бы он это позволил, совершенно не задумываясь о том, что кто-то может войти. Мысль эта показалась ему одновременно и фантастической, и притягательной. Он поморщился, чувствуя прилив желания и пульсацию плоти.

Купер понимал, что единственное его отличие от остальных мужчин, на которых Саванна устремляла свои чары,-это то, что до сих пор ему удавалось сохранять здравый смысл и не поддаваться ее непреодолимой сексуальности.

— Пожалуйста, Куп,-выдохнула Саванна. Кончиком языка она провела по его уху, часто дыша, чувствуя, как желание бьется у нее в низу живота.

Желание волнами накатывало на нее, обжигая кожу, как горячий ветер в пустыне. Она хотела бы сорвать с себя блузку и почувствовать его губы, влажные и жадные на своей груди. Она хотела бы пронзить себя им и всецело отдаться желанию и удовлетворению. Она хотела бы… хотела бы… хотела бы…

Он отнял руку и встал, освобождаясь от нее и превращая свое желание в тупую боль и разочарование.

— Какая же ты скотина, — выругалась она, одергивая юбку и поправляя блузку. Прядь волос упала ей на лицо и прилипла к ее вспотевшей щеке. Она отбросила волосы назад.

Купер снял очки и стал тщательно протирать запотевшие от ее дыхания стекла чистым белым носовым платком. Он посмотрел на нее из-под бровей, его глаза были синие, как сапфиры, а взгляд тверд, как алмаз.

— Я скотина потому, что не хочу заниматься с тобой сексом в общественном месте?

Саванна в ответ фыркнула, отгоняя слезы и злясь на себя за то, что он мог заставить ее смутиться.

— Ты даже не посмотрел на меня ни разу в этой чертовой комнате. Ты даже не сказал мне обычное «Добрый день, мисс Чандлер».

— Я был поглощен своей работой.

Он вернул очки на прежнее место, сложил платок и положил его в задний карман брюк цвета хаки. Покончив с этим, он нежно взглянул на нее, улыбнувшись лишь уголками рта, что делало его в его пятьдесят восемь лет удивительно молодым и обаятельным.

— Я прошу меня извинить, моя работа так увлекла меня, что я не заметил, как ты появилась, Саванна.

Он протянул руку и дотронулся до ее щеки с безграничной нежностью.

— Прощаешь меня?

Черт бы его побрал, подумала она. Его низкий голос обволакивал ее, как шелк. Она могла бы сидеть у его ног и слушать, как он говорит, сто лет и испытывать при этом только радость и счастье оттого, что она рядом с ним. Она фыркнула снова и посмотрела на него уголком глаза.

— А что ты делаешь? Пишешь рассказ? Куп взял блокнот, когда она протянула к нему руку, и, закрыв его, попытался улыбнуться.

— Нет, дорогая, не надо. Ты же знаешь, что я не люблю давать читать незаконченную работу. Черт, я даже своему издателю не даю ничего читать, пока все не будет готово.

— Это обо мне? — Штормовые облака снова стали скапливаться внутри нее. — Или это о леди Астор? — спросила она раздраженно, тряхнув головой и отходя от стола.

Она прошлась вдоль застекленной стены, не замечая старенький прогулочный кораблик, везший группу туристов вверх по реке к болоту, на котором в полдень было жарко, как в бане.

— Леди Астор Купер,-с издевкой повторила она. — Подумаешь, муженек — святоша и мученик.

— Лучше я буду мучеником своей жены, чем. своих желаний.

— Ты меня имеешь в виду? Это я мучаюсь сексом? — резко спросила она.

Купер шумно вдохнул воздух и промолчал. Они начинали касаться опасных тем. У него была своя теория относительно сексуальных претензий Саванны, но он не хотел обсуждать их. Он легко представил, как это разъярит и обидит ее. Она, конечно же, устроила бы истерику и высмеяла бы его. Но у него не было желания делать ей больно. Какая бы она, ни была, он полюбил ее, это была безнадежная любовь в полном смысле этого слова.

— Так вот, у меня для вас новости, мистер Купер, — сказала она, приближаясь к его лицу, а ее губы изогнулись в горькой усмешке. — Я это сделала, потому что мне этого хотелось, а если тебе этого не хочется, то мне придется поискать кого-нибудь другого, кто захочет.

Он поймал ее руку и несколько мгновений не отпускал ее от себя, а Саванна гневно дышала ему в лицо, отчего стекла его очков опять запотели. Глубокая, искренняя грусть наполнила его сердце. Он нахмурился.

— Тебе нравится чувствовать себя несчастной, Саванна, — прошептал он.

Она вздрогнула, стараясь отогнать неприятное ощущение холода. Куп понял ее, черт бы его взял. Он прочел это в ее глазах своими мудрыми, усталыми от жизни голубыми глазами. Она вырвалась и схватила свои очки со стола.

— Прибереги эти мысли для своих книг, Куп,-сказала она раздраженно. — Только в них ты позволяешь себе жить.

Саванна надела очки и послала ему язвительную улыбку.

— Желаю приятного дня, мистер Купер. Она пулей вылетела из ресторана «Мадам Колетт», оставляя за собой шлейф аромата духов «Обсешн» и совершенно забыв об оплате счета. Руби Джефкоат знала ее, эту высушенную потаскушку. Она просто запишет этот долг на их счет и сможет теперь рассказать каждому встречному, что видела, как сумасбродная Саванна Чандлер разгуливает по городу в юбке, едва прикрывающей зад и без бюстгальтера.

Лорел стояла около машины, когда Саванна, возбужденная и без пирога в руках, появилась на стоянке. Она выглядела раздраженной, и Лорел догадалась, что ее досада не имела ничего общего с рестораном, а касалась одного из посетителей. Конроя Купера. Но он ей в отцы годится. Конрой Купер. Женатый человек.

О, Саванна…

— Поедем к черту отсюда,-резко сказала Саванна. Бросив сумку на заднее сиденье, она рывком, открыла переднюю дверцу и села за руль.

Лорел едва успела сесть в машину, как она рванула с места. Они выехали на улицу Дюма, здесь Саванна прибавила газа, и ее спортивная машина понеслась прочь от ресторана «Мадам Колетт».

— Куда мы направляемся? — спросила Лорел как. можно спокойней, учитывая, что ей пришлось практически кричать, чтобы Саванна смогла ее услышать за шумом двигателя и ветра.

— К «Френчи», — прокричала в ответ Саванна, вытаскивая шпильки из волос и свободно распуская их.-Мне нужно выпить.

Лорел пристегнула свой ремень безопасности и.промолчала, никак не прокомментировав тот факт, что, по-видимому, они остались без пирога с ревенем на ужин. Всеми силами она старалась сейчас не думать о Джеке Бодро.