Книга: Плач волчицы
Назад: Глава ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Дальше: Глава ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Глава ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Лорел боком сползла на сиденье «БМВ», оставаясь ногами на бетонном покрытии стоянки. Ее мозг снова кружился в мутном бездонном водовороте бесконечных вопросов и страхов. Обрывки разговоров, мыслей, чувств то появлялись, то исчезали в нем, и только один вопрос неотступно сверлил ее мозг: «Ты веришь в преступление, правда, Лорел?»
— Боже мой, Боже мой, — шептала она, вся дрожа, вспоминая вспышку света, громыхание грома, и эти зеленые глаза, вперившиеся в нее с противоположной стороны обеденного стола в Бовуаре. Слезы застилали ей глаза, и она подняла трясущиеся руки и прижала их к лицу.
Этого ее может быть. Стефан Данжермон был прокурором округа. Лига женщин-избирательниц давала обед в его честь. Он же присягнул стоять на страже закона.
Не всякий человек является тем, чем кажется. Уж тебе-то следует это знать, Лорел. Подумай об этом.
— О Господи.
Он был человеком вне подозрений. Безупречным человеком. Из одной из лучших семей Нового Орлеана. Должно быть, она ошибается. Наверняка. А коробок спичек — простое совпадение.
— Маскарад… Все мы носим маски, правда, Лорел? Весь фокус в том, чтобы понять, что под ними скрывается.
Маскарад… Это то место, куда тебе не стоило бы соваться, а тебя именно туда и понесло.
Узницы. Эни была связана. Саванна была… — Согнувшись, Лорел зажала голову между колен, потому что ее тут же" стало выворачивать, а кошмарные сцены вспыхивали у нее перед глазами. Кровь. Боль. Жуткие вопли. Нежные запястья, скрученные туго-натуго. Кровь, слишком много крови. Желудок ее был пуст, ей оставалось только давиться и кашлять в мучительных конвульсиях, тело ее изо всех сил пыталось справиться с видениями, которые донимали ее.
Стефан Данжермон. Окружной прокурор Данжермон. Звездный мальчик. Любимец семьи. Предназначенный для великих свершений. А что, если он и вправду убийца?
И она единственная, кто знает об этом.
Лорел Чандлер. Прокурор, который бьет ложную тревогу.
Никто не поверит ей. Ни за что на свете.
Дьявол, уж он-то прекрасно знает это.
Лицо и тело ее покрылись холодным потом, так ей стало страшно. Она с усилием провела рукой по лбу, по взмокшей челке, тяжело откинувшись на спинку сиденья. Забавно, подумала она без тени улыбки, держится она, несмотря ни на что, совсем неплохо. Смерть Саванны разбила ей сердце, но ум у нее оставался холодным и трезвым. Доктор Притчард мог бы ею гордиться. До определенного момента. Стефан Данжермон будет стоять у нее за спиной и наблюдать, как она бьется, как она напрягает все силы в борьбе, а потом преспокойно выйдет из тени и собьет ее с ног точным ударом.
Право и сила не всегда совпадают.
Так что же это было? Противоречие между правосудием и законами природы? Игра?
Хочет ли он, чтобы ты его поймала, Лорел? Или он хочет показать тебе, что его невозможно поймать?
Не это ли он имел в виду, говоря, что они работают вместе?
Или она просто все выдумывает?
Ей было неуютно с ним с самой первой встречи, но ведь это еще не преступление. Последнее время она находилась в страшном напряжении, не ела, не спала. Теперь вот сидит тут, еле дыша от страха, а рядом проезжали машины, их шум долетал, как отдаленный рокот океана, кто-то вышел из автослесарного магазина. Вентли, увлекаемый сынишкой. Овсянка с синими перышками слетела с ветки магнолии и засунула свою маленькую головку в выброшенный пакет «Макдоналдса» в надежде поживиться крошками.
Красивая птичка-невеличка, подумала она в задумчивости, ее мысли путались, дробились на бессвязные куски. Как празднично, ярко она разукрашена — в ее оперении были желто-зеленые, фиолетовые, красные цвета, отчего казалось, что какой-то импульсивный художник наносил на нее мазки, словно пробуя краски на палитре. Как может это все так просто происходить у нее перед глазами, если она стоит лицом к лицу с убийцей?
— Ты не обращала внимания, Лорел…
— Этот убийца гениален…
— А что ты думаешь об акулах, Лорел?
Акулы двигаются бесшумно, быстро, прорезая толщу воды, никого не вспугнув, пока не нанесут смертельный удар. Но когда они убивают, они убивают жестоко, беспощадно, совершенно без жалости и сострадания.
Убийцы-маньяк и — как акулы в обществе…
Вены от напряжения набухли на шее. Память оживилась вместе с ощущением, словно кто-то смотрел на нее из темноты. Одни глаза, лица нет. Мурашки поползли по коже, она повернулась и через ветровое стекло взглянула на здание суда. Из окна второго этажа Данжермон смотрел на нее, зная, что она видит его, зная, что она никак не сможет остановить его. У нее нет доказательств, что он убийца.
Тебе нужны доказательства, чтобы убедиться, Лорел…
У нее был только коробок спичек, который она хоть как-то могла связать с ним. Закон не запрещал иметь красный спичечный коробок-книжечку. Во всяком случае, он мог просто выкинуть его и заявить, что этих спичек у него никогда не было. И тогда лишь ее словесное свидетельство будет против него. Ясно, кто победит в подобном состязании. Кроме того, она не сможет даже доказать, кто оставил коробок в ее машине. Кто тут только не наследил — Саванна, Джек, она сама…
Джек.
Самый подозрительный, как нам кажется, человек — твой любовник… Но чтобы быть уверенным, чтобы убедиться, нужно иметь достаточно доказательств. Более чем достаточно.
— Господи Боже, — прошептала она, слова застревали у нее в горле. — Да он же стряпает дело против Джека. Ее будто током ударило, так поразила ее эта догадка, ее буквально подбросило на сиденье. Никто так не владеет подлинными уликами, как настоящий убийца. Никто не был более сведущ в судебных делах, чем Стефан Данжермон. Расчетливый и честолюбивый Стефан Данжермон.
Чувство страха и отвращения пробрало ее до костей, когда она только представила, что это значит. Для него не было большей награды, чем успешно разоблачить преступника, полтора года терроризирующего Южную Луизиану. Сенсационное преступление. Сенсационный судебный процесс. Имя адвоката на устах у всей Америки, имя Победителя Смерти.
Это был бы знаменательный день для прессы, Данжермона превозносили бы как героя, а люди носили бы его на руках, даже не подозревая, что это его руки обагрены кровью. Случай помог бы ему вознестись так высоко, как бы он только пожелал.
Если никто его не остановит.
Он бросил ей вызов. Сначала он выбрал ее в советчики, а потом… а потом просто повернулся к ней задом, как будто ему на все на свете наплевать, как будто он знал, что у нее нет ни малейшей возможности перехитрить его. Он был больше, сильнее, его умственные способности были отточены, как острие бритвы. Им восхищались, его обожали. А она была всего лишь маленькой и слабой женщиной, которая бьет ложную тревогу, доверие к которой подорвано, а ее боевое искусство ослабло и притупилось. Но она была единственной линией сопротивления между Стефаном Данжермоном и его блестящим будущим.
Если бы из этого вышло хоть что-то хорошее, она бы прервала молчание и закричала.
Еды в доме хватило бы на то, чтобы кормить целый полк в течение недели. Густой острый аромат икры и тушеных овощей смешивался с менее пикантными запахами всяческих запеканок с грибной подливкой и сладкими благоуханиями, исходившими от свежих пирогов с фруктовыми начинками и кексов со всевозможными пряностями. Подношение от соседей и друзей, которые знают, что этим, конечно, горю не поможешь, но всегда готовых продемонстрировать свое участие.
Сидя как бедная родственница за столом в коридоре, Лорел безучастно думала, принес ли кто-нибудь закуску или пирог из тех, кто был в Бовуаре. Наверняка хоть кто-нибудь, думала она. Не те люди, которые считают себя солью земли, которые приходили утешить Маму Перл, или пестрая компания Каролины, а женщины из младшей лиги и больничного персонала. Они непременно считают, что должны сдобрить свое чертово мясо с пряностями или салат с цыпленком хилой дозой сочувствия. Огорченные лица и лицемерные извинения. Бедная Ви-виан, какое несчастье потерять дочь (хотя, ведь сказать по правде, она была потаскушкой). Бедная Вивиан, ты, наверное, вне себя (ах, какая скандальная смерть). А Вивиан должна кивать и прикладывать к мокрым глазам платок, бросая украдкой взгляды, чтобы удостовериться, что Ридилия Монтроз положила зелень в салат с цыпленком.
— Лорел?
Она едва удержалась, чтобы не закричать, так были напряжены ее нервы. Ей хотелось проскользнуть наверх незамеченной. Хотя страхи ее были ни на чем не основаны, но ей казалось, будто все ее подозрения написаны у нее на лице, что, едва взглянув на нее, каждый может догадаться, о чем она думает, и готов пальцем покрутить у виска по поводу ее бредовых измышлений.
Пытаясь успокоиться, она медленно подняла голову и заметила с беспокойством сквозь очки, что Каролина вышла из гостиной и приближается к ней, простирая руки. Лорел пожимала кончики пальцев тетушки, но ее пристальный взгляд был прикован к высокой своеобразной фигуре с рыжими волосами, в темно-желтом платье, маячившей позади Каролины у самых дверей.
— Лорел, это Маргарет Аскот, — представила Каролина, оглянувшись. — Маргарет — моя подруга из Лафейетта.
Маргарет взглянула на нее с подлинным сочувствием в больших темных глазах.
— Сожалею о том, что случилось с вашей сестрой, Лорел, — тихо произнесла она.
— Спасибо, — пробормотала Лорел, почти обезумевшая от горя, чтобы задуматься, какого рода подругой могла бы быть Маргарет. Единственное, что она смогла, подумать, — это что она завидует Каролине, что с ней оказался хоть кто-нибудь, кому было бы можно открыть сердце! В то же мгновение она подумала о Джеке, но тут же отбросила мысль о нем, словно выключила свет.
Каролина участливо наморщила лоб:
— Милочка, но ты же бледная как полотно. Ты же, должно быть, совершенно измучилась. Поди-ка сейчас приляг.
Но она не могла. Не могла она вот так просто разлечься и делать вид, будто она понятия не имеет о том, кто убил ее сестру, и не может рассказать им — и кому бы то ни было — об этом. «Никто мне не поверит», — подумала она, сердце ее бешено стучало. Каролина, конечно, скажет, что она просто в сильном шоке. Остальные заявят, что это очередное бредовое признание неуравновешенного сознания.
Нужен план. Нужно было заставить мозги шевелиться, пока не сойдет вся ржавчина и мотор начнет работать тихо и плавно.
— В самом деле, мне, пожалуй, лучше подняться и прилечь, — сказала она, удивившись, что ее мозг и речь совершенно не связаны друг с другом. Ее взгляд упал на застывшую, как статуя, мисс Аскот. — Мне бы не хотелось показаться неучтивой…
— Ну что вы, — возразила та. — Я же пришла затем, чтобы поддержать вас, протянуть руку помощи, а не развлекаться.
— Постарайся немного отдохнуть, сердце мое, — сказала Каролина, проводя рукой по щеке Лорел. — И пусть Перл положит тебе что-нибудь на тарелку, возьмешь еду с собой. Тебе нужно подкрепиться, а ей хлопоты только полезны.
— Так я и сделаю.
День показался Лорел годом, проведенным в тюрьме. Лорел вытянулась на постели, тело ее начало отдыхать, но мозг ее был слишком переполнен и истощен, чтобы переварить принимавшие все более реальные очертания обвинения. Через силу она заставила себя поесть и не выплюнуть все обратно, непрестанно размышляя об убийстве и утраченном доверии. Как только она закрывала глаза, перед ее мысленным взором вставал Дан-жермон. Слишком красивый, со слишком правильными чертами лица и привлекательной улыбкой. Из его зеленых глаз, уставившихся прямо на нее, исходило какое-то нечеловеческое свечение.
Но, правда, если он был тем, кем представал сейчас в ее мыслях, тогда «человеческий» было не совсем уместным определением. И если он совершил все те вещи, в которых она его теперь обвиняла, тогда у него не было ни души, ни совести, что превращало его в животное. Самый коварный, самый опасный зверь в цепочке эволюции.
Необходимы были факты, и в их поисках она пролистала те номера выходящего в Лафейетте рекламного еженедельника, которые она откопала в груде хлама в гараже, читая и перечитывая все, что можно было-найти по делу «душителя с залива». Но сообщения были скудными по сравнению с полицейскими отчетами, в которые она привыкла уходить с головой, и она знала, что главная информация по служебным причинам скрывается, — чтобы отвести подозрения от бедных сумасшедших, которые готовы сознаться в каждом преступлении, случившемся в округе. Когда подробности злодеяний становились все более отвратительными, Лорел понимала, что, значит, улик слишком мало или они утрачены, поэтому-то репортеры описывали сцену убийства во всей ее ужа» сающей наготе брошенный труп…
О Господи, брошенный труп. Она закрыла глаза, чтобы не дать воли вновь подступившим слезам. Труп, в который превратил ее живую, прекрасную, трепещущую сестру Стефан Данжермон.
Его надо остановить, и она должна это сделать.
Со жгучей обидой она подумала о своем томительном пребывании в комнате для дачи свидетельских показаний в конторе шерифа, вдруг подумала, что хорошо было бы просто предстать перед глазами Данжермона и нажать на спусковой крючок. Но она знала, что это невозможно.
Доказательства. Очевидные факты. Мозг ее упорно работал, и она поднялась с кровати, зашагала, нервно покусывая ноготь большого пальца. Да он лучше ее знает, что все надо представить таким образом, чтобы отвести от себя всякие подозрения. Но не должна ли его самонадеянность заглушить его здравый смысл?
Он думает, что он непобедим. Она видела это по его глазам и угадывала это чувство в лицах других маньяков-убийц. Ему столько раз удавалось остаться неразоблаченным, что он уверовал, будто никто не сможет поймать его. Это сознание своей особой власти, это чувство вседозволенности и должно неминуемо привести к его падению.
Брать на память вещи своих жертв было делом обычным. Она знала, что у него была часть украшений, по-, тому что он присылал их и ей, опутывая сетью, а она даже не подозревала об этом. А не значило ли это, что где-то были спрятаны и другие украшения?
Ни один человек не знал, где были убиты женщины, только то, куда их перевезли и бросили. Их тела были найдены в пяти округах, и большинство женщин были не из тех мест, где их обнаружили. Умно. Он прекрасно понимал, что привлечение к расследованию полицейских чиновников разных юрисдикции только усложнит поиски.
И самым важным оставался вопрос о том, где происходили убийства. В каком-то тайном месте, в берлоге, где он чувствовал себя в безопасности, творя свои мерзости? Если так оно и было, она вряд ли могла рассчитывать на то, чтобы отыскать его. Огромное пространство в тысячи акров, самое глухое и болотистое в Штатах. Легче отыскать пресловутую иголку.
Он никогда бы не рискнул убивать в своем доме. Он никогда бы не рискнул оказаться увиденным в обществе женщины, которую он собирался убить. Да и не те это были женщины, чтобы представить ухаживающего за ними Данжермона, в его-то положении. Но он был из тех мужчин, которым женщины доверяют, — красивый, отлично одетый, прекрасно образованный. Всем кажется, что убийца бывает безобразным, с безумными глазами, отчаявшимся бедняком с небритой щетиной.
Никто не знает наверняка о том, что же таится на самом дне красоты или / прячется за безобразным обликом.
Его слова отдавались в мозгу Лорел, когда она мерила и мерила шагами комнату, чтобы отвлечься от чувств, которые угрожали помешать ее напряженным размышлениям, она решила составить мысленную опись мебели и прочей обстановки. Вдруг ее взгляд упал на приглашение, которое она захватила со стола в холле.
«Окружная лига женщин-избирательниц сердечно приглашает Вас принять участие в обеде…»
С главным гостем — достопочтенным Стефаном Данжермоном.
Возможно, он никого и не убивал у себя дома, но добычу он вполне мог туда притаскивать. И его не будет дома целый вечер, он будет очаровывать людей, которые прокладывают путь к его величию.
— То, что ты собираешься предпринять, противозаконно, — пробормотала она, подергав себя за мочку уха.
Никогда в жизни она не нарушала закон.
Но и сестру ей терять тоже раньше не приходилось.
Она долго оставалась в раздумье, рассеянно грызя ноготь, дожидаясь, пока не найдется какой-нибудь важной причины, способной ее разубедить. Переставало быть устойчивым равновесие между хорошим и дурным. Но ничего не приходило в голову, только вспоминалось, как Данжермон, словно ни в чем не бывало, достает из кармана коробок спичек и небрежно отбрасывает его. Он думает, что он непобедим. Он уверен, что он ускользнет после любого убийства. Но если это ему удастся, то, значит, справделивости не существует. И никакой закон не опровергнет этой простой истины.
Ты веришь в преступление, правда, Лорел… А добро должно торжествовать над злом…
Солнце только что село, когда она наконец выскользнула из дома. Обед начинался в восемь, но Лорел, не раз выполняя обязанности подобного рода, знала, что, поскольку жаркое сервируют в девять часов, никто не выйдет из клуба «Вистерия» раньше половины одиннадцатого.
Она подсчитала, что у нее верных полтора часа, чтобы добраться до дома и беспрепятственно выйти оттуда. Правда, при этом ей еще надо исхитриться выйти из Бель Ривьера так, чтобы ее не хватились.
Кеннер поставил своего человека наблюдать за домом, и теперь солидный Уилсон утрамбовывал землю вокруг него, как гусеничный трактор. Лорел переоделась в темные джинсы и синюю матросскую майку, прокралась на балкон, подождала. В конце концов ее выручила Мама Перл, позвавшая полицейского в кухню на чашечку кофе с шоколадным кексом.
Уилсон больше не болтался на дороге, так что проще простого было перелезть на пожарную лестницу, опуститься и выскользнуть через задние ворота.
Проще простого… но не для пары глаз, которые провожали ее через двор и дальше, за ворота Бель Ривьера.
Назад: Глава ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Дальше: Глава ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ