Книга: Плач волчицы
Назад: Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Дальше: Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

Глава ПЯТНАДЦАТАЯ

«Френчи» превратился в сумасшедший дом. Энн не показывалась на работе, другая официантка болела, и Ти-Грейс обслуживала столики сама. Она, как ураган, крутилась вокруг бара на маленьком освещенном пятачке, в буквальном смысле метала тарелки с красной фасолью и рисом на столы, подавая пиво, принимая заказы, на ходу беседуя с посетителями. Жара и духота, помноженные на ее характер, делали ее измотанной и опасной. Глаза готовы были вылезти из орбит на лоснящемся от жары лице. Она остановилась, убирая что-то между столиками, и тыльной стороной руки отбросила кудряшки со лба, обдувая лицо, когда подошла Лорел.
— Ну, ты засадила за решетку этого проклятого Джимми Ли или что, chere? — спросила она без предисловия.
— Он официально предупрежден, — повышая голос, ответила Лорел, чтобы быть услышанной сквозь шум игры, голосов и музыкального автомата.
Ти-Грейс выразительно хмыкнула и подперла руками костлявые бедра.
— Овид уже предупредил эту скотину, что в следующий раз, если он заглянет, получит заряд дроби в задницу.
— Я бы не советовала делать это, — спокойно ответила Лорел, про себя благодаря Бога, что Делахаусы не сделали этого до сих пор. Это был их собственный кодеки справедливости, в традициях которого было самим вершить суд, не дожидаясь вступления в силу закона. — Если он побеспокоит вас опять, вызовите шерифа и предъявите обвинения.
— Если он побеспокоит нас опять, — сказала Ти-Грейс, хитро улыбаясь уголком тонкогубого рта, — мы должны будем нанять еще кого-нибудь, чтобы помогал нам. Все эти его напыщенные, пустые слова и неистовые речи, которые он произносил по телевидению, обернулись для «Френчи» бесплатной рекламой. Мой Овид просто в панике, стараясь обслужить всех.
Лорел обернулась, чтобы посмотреть на Овида, который, как всегда, спокойно нес свою службу за стойкой бара, открывая бутылки и наполняя пивные кружки. Пот, как роса, мелким бисером покрывал его лысину. Леон помогал хозяину. Его панама едва держалась на затылке. Когда он ловко подавал посетителю бутылку через прилавок, он ухмылялся, широко и приветливо. Улыбка пробегала через коротко стриженную бороду и растягивала красный шрам на щеке.
— Чем отличается мертвый адвокат от мертвого скунса на дороге? — спросил посетитель.
— Перед скунсом выставляют знаки, предписывающие снизить скорость.
Леон усмехнулся, услышав старую шутку, и направился к холодильнику взять еще пива. Джек, восседавший на стульчике у бара, усмехнулся при виде Лорел. Его красная рубашка была расстегнута — он сделал уступку девизу «Френчи»: «Долой рубашки, башмаки к чертям», который висел на стене перед баром.
Ти-Грейе потрепала Лорел по щеке, горящие глаза смотрели то на нее, то на Джека.
— Merci, ma petite. Ты все чудесно сделала. Теперь иди садись, моя крошка, и поужинай, пока не налетел ветер и не унес тебя, ты же такая маленькая!
— Она взяла Лорел за руку с силой, которой вполне хватило бы, чтобы расколоть орех в ладони, и потащила ее к бару, где приказала Тори Хеберту поискать другое место для своей ленивой задницы, и усадила ее рядом с Джеком.
— Эй, Овид! — позвал Джек и сатанински посмотрел на Лорел. — Как насчет шампанского для нашей героини?
Чтобы не смотреть на Джека, Лорел принялась поправлять юбку. Овид поставил перед ней кружку пенящегося пива. Джек заговорщически наклонился к ней и зашептал:
— До чего он не доходит умом, то чувствует интуитивно.
Лорел подавила смешок и покачала головой. Она совершенно не могла рассердиться на него. Это было безумие. Она приказывала себе держаться от него подальше, но каждый раз, стоило ей обернуться, он был здесь, рядом, с порочной, зовущей усмешкой.
— Вы когда-нибудь работаете, Бодро? — спросила она, хмурясь.
Он усмехнулся еще шире, ямочки на его худых щеках стали еще глубже.
— О, да, конечно. Все время. — Он наклонился ближе, положив одну руку на спинку стула, другая же преспокойно опустилась на ее колено. Его пальцы нежно поглаживали ногу, и разряды электрического тока бежали по телу Лорел, выше, выше, возбуждая нежную плоть. Его голос стал совсем низким и хрипловатым, дыхание щекотало ее шею. — Я работаю над вами, 'tite chatte.
Лорел удивленно вскинула брови.
— Вот как? Хорошо, — она с силой провела большим пальцем по его ребрам, — вас же почти раздели.
Джек почесал бок и надулся.
— А вы злая. — Но, сверкнув глазами, прибавил: — Мне это нравится в женщинах.
— Веди себя прилично, Джек, — сказала Ти-Грейс со скромной улыбкой, ставя дымящуюся тарелку перед Лорел. — Эта покажет тебе, что к чему, вроде того, что она сделала с этим проклятым проповедником.
Джек подмигнул Лорел, и она почувствовала, как теплая волна растеклась по телу, но это не имело ничего общего с жарким днем. Это было от смеха, друзей, чувства близости и принадлежности ко всему этому. Она поняла это мгновенно. Она не могла вспомнить, чтобы за последнее время ей были так рады где-нибудь, кроме дома тети Каролины.
В округе Скотт она всегда была изгоем, а потом стала парией, когда обвинила людей, в чье зло никто не хотел верить. Она говорила себе, что все это не имеет значения, что важна только справедливость, но, как оказалось, и это было важно. Она многое отдала бы, чтобы там кто-то поверил в нее, поддержал, улыбнулся, пошутил с ней.
Она вспомнила свой первый приход сюда, ощущение изолированности, которое охватило ее, чувство одиночества, которое неотступно следовало за ней. Однако это было делом нескольких дней: люди приняли ее, и это было то, в чем она так нуждалась. Она считала это слабостью, но, может быть, это было не слабостью, а простым человеческим желанием находиться среди людей, среди друзей.
Ей вспомнился голос доктора Притчарда, ласковый, и в то же время настойчиво-твердый:
«Вы не идеал, Лорел, вы — человек».
— Итак, тебе опять удалось хорошо провести день, не так ли, Малышка?
Голос Саванны врезался в ее мысли. Лорел с беспокойством повернулась к сестре, а мышцы живота свело. В одной руке Саванна держала высокий стакан, другая вызывающе упиралась в бедро. Грудь, казалось, вот-вот выплеснется через край черного топа, блуза, которая была надета сверху, не скрывала оголенного тела. Волосы беспорядочными черными извивающимися ленточками выбивались из хвоста на затылке.
— Ничего драматического не произошло, — сухо ответила она.
— Ну, Малышка, — сказала Саванна с жесткой неприятной улыбкой, а ее бледно-голубые глаза заблестели неестественно ярко. — Не будь скромницей. Мы в одной команде, ты и я. Ты даешь им по заднице, а я им вкручиваю мозги.
Лорел сжала зубы и на мгновение закрыла глаза, чтобы набраться сил и терпения. Джек взял все в свои руки и, нахмурившись, повернулся к Саванне.
— Эй, сладкая, почему бы тебе один вечерок не передохнуть?
— О-о-о! — отпрянула Саванна в деланном ужасе, прижав свободную руку к горлу. — Что это? Джек Бодро, похоже, столкнулся с проблемой — кто-то не лег и не расставил под ним ноги?
— Bon Dieu, — тихо проговорил он и покачал головой.
— Что? — требовательно спросила Саванна. Два джина с тоником уже сделали свое дело, и она слишком была подавлена всеми событиями и тем поворотом; который происходил в ее жизни, чтобы контролировать свои действия. — Я слишком груба для тебя, Джек? В это трудно поверить, вспоминая, как лихо ты разделываешь людей в своих книгах. Не могу даже представить, что может оскорбить тебя.
Она встала между его стульчиком Лорел, нарочно прижимая его руку к груди, глядя на него призывным взглядом, самым страстным, какой только был в ее арсенале.
— Нам нужно пару раз встретиться с тобой более интимно, Джек, — промурлыкала она, окидывая его опытным взором — от бедер до живота и обнаженной груди — и останавливаясь на лице. — Просто чтобы разобраться.
Он очень спокойно посмотрел на нее, взгляд его темных глаз был напряжен, губы печально усмехались.
Лорел опустилась со своего стула, делая невероятные усилия, чтобы никто не заметил, как она дрожит.
— Пойдем, сестра, — сказала она, пытаясь забрать стакан из рук Саванны. — Пойдем домой!
— В чем дело, Малышка? Я тебя смущаю? — Она злилась, на себя так же, как и на Лорел. — Ты бы так никогда не сказала, не так ли? У тебя всегда холодная голова, ты контролируешь свои действия, и ты всегда безупречна. Ты не устраиваешь публичных сцен, не стираешь на людях грязное белье. Боже, — усмехнулась она, — ты такая же противная, как Вивиан.
Она выдернула руку, расплескав джин с тоником, ее глаза смотрели почти с ненавистью.
— Давай, давай, будь пай-девочкой, — ядовито усмехнулась Саванна, — всегда поступай правильно, Лорел. Но я — то знаю, как провести время получше.
Она резка развернулась, чуть не упав. Мечтая о том, чтобы пол перестал качаться, она отошла от них, и ее взгляд остановился на игроках в пульку. Ее бедра заходили ходуном, а смех низкими звуками вырвался из груди, когда она увидела Ронни Пелтиера.
Лорел прижала руку к губам и напряглась, — стараясь подавить все чувства, которые охватили ее. Каждый раз, когда она порывалась сделать шаг, ноги не слушались. Она сосредоточилась на себе, не слыша шума бара, не обращая внимания на озабоченный взгляд Джека. Единственное, что она слышала, — это как кровь стучит в висках. Единственное, что она понимала, — так это то., что совершила ошибку, вернувшись домой.
Не говоря ни слова, она медленно вышла из бара. Тяжело ступая онемевшими ногами, Лорел добралась до дамбы. Она пристально смотрела на затянутую ряской реку и думала о своей сестре. Саванна такая, какая есть. Когда-то она испытала надлом, но это все было в далеком прошлом, от которого она не хотела избавиться, а может, и не могла позволить всему этому уйти и просто забыться. Она всегда имела возможность что-нибудь сказать или сделать, не обращая внимания на последствия.
Но это так больно, тихонько говорил внутренний голос. Голос маленькой девочки, у которой была единственная сестра, человек, на которого только и можно было положиться, найти любовь и покой. Старшая сестра, которая присматривала за ней, защищала ее, принесла себя в жертву ради нее.
А кто позаботится о Саванне?
От боли Лорел сжала губы и закрыла глаза. Она прижала руки к лицу и стояла, дрожа, отчаянно боясь, что если она вздохнет, то невидимая плотина прорвется и слабость, вина, боль поглотят ее.
Джек молча стоял позади нее, наблюдая за тем, что с ней происходит. Ему следовало оставить ее одну. Но, казалось, он не мог заставить себя отвернуться. Он проклинал Саванну за то, что она такая сука, проклинал Лорел за то, что она такая отважная, проклинал себя за то, что ему до всего этого было дело. Ничего хорошего из всего этого для них всех не получится. Но, даже убеждая себя подобным образом, он не уходил в сторону.
— Она напилась, — сказал он.
Лорел пристально смотрела на дальний берег реки.
— Я знаю. У нее проблемы, которые тянутся из прошлого. Меня долгое время не было. Я не понимала, что ее это угнетает, — прошептала она, отчаянно стараясь найти то слово, которое будет точнее, но и безопаснее, то, которое было в голове и рвалось наружу. — Если бы я знала, не думаю, что вернулась бы сейчас.
Ее охватила волна стыда. Эгоистичная, слабая, трусливая. Она должна была бы помочь Саванне, несмотря на всю свою хрупкость и незащищенность. Она должна была своей сестре и это, и гораздо больше. Гораздо, гораздо больше.
Джек шагнул к ней и оказался настолько близко, чтобы почувствовать ее едва уловимый аромат. Руки опустились на ее плечи, такие худенькие, хрупкие и такие сильные. И все равно он продолжал твердить себе, что ему нужно вернуться во «Френчи» и заказать еще одно пиво.
— Я не могу видеть, как ты бежишь от трудностей, — проронил он.
Лорел тихонько стояла, его прикосновение не смущало ее, хотя она говорила себе, что не должна допускать этого. Его руки, большие и теплые, с длинными, как у музыканта, пальцами, были нежными и успокаивающими. Приносили тот покой, которого она не заслуживала. Пришло отчаяние и крепко охватило ее.
— Почему, вы думаете, я вернулась домой? — спросила она глухим от стыда голосом.
«Потому, что тебе нужно было место, где можно спрятаться, чтобы залечить раны», — подумал он, но ничего подобного не сказал. Было бы неумно показать ей, что он читает ее мысли и постоянно думает о ней. Эта правда была ей сейчас не нужна. Ей нужно было плечо. Проклиная себя за глупость, он повернул ее к себе и предложил себя.
— Иди сюда, — тихо проворчал он, снимая с нее очки и принимая ее в объятия.
Лорел закрыла глаза, чтобы подавить слезы, не дать им пролиться. Она уговаривала себя не поддаваться соблазну, не доверяться ему, не опираться на него, не обнимать его, но ее руки обхватили талию Джека. Это было слишком хорошо, чтобы длиться долго, — дать кому-то возможность чувствовать себя сильным минуту-другую. И по иронии этим кем-то был Джек, самонадеянный антигерой. И она могла бы сказать ему об этом, если бы не была так чертовски подавлена.
Отчаянно стараясь сохранить все в себе, она прижалась щекой к его груди, к мягкой ткани его рубашки. Сосредоточенно прислушиваясь, как бьется его сердце, она ощущала твердые мускулы его спины, чувствовала слабый запах мужского пота и мыла.
— У тебя был тяжелый день, mon coeur, — пробормотал Джек. Губы слегка терлись о ее висок, а слабый запах духов опьянял его. Она была настолько изысканна, настолько хрупка в его руках, что он не мог поверить в ее способность выносить все эти беды. И мысль о том, каких усилий ей это стоило, мучила его.
— Лучше бы тебе быть больше похожей на меня, — сказал он. — Не заботься ты ни о ком, кроме себя. Пусть люди делают что хотят. Бери то, что тебе нужно, и не думай о других.
— О, в самом деле? — насмешливо произнесла Лорел, отстраняясь, чтобы взглянуть ему в глаза. — Если вы так жестоки, то что вы делаете здесь, обнимая и утешая меня?
Он усмехнулся и наклонился, чтобы тихонечко поцеловать ее в шею, и очень удивился, когда у нее вырвался легкий стон.
— Мне нравится, как ты пахнешь, — прошептал он, покусывая ее щеку, проводя руками по спине.
Лорел извивалась в его объятиях, уклоняясь от поцелуев, и наконец вырвалась. Выхватив из его рук очки, она легким танцующим шагом спустилась на несколько ступенек вниз. Сердце забилось немного сильнее, в ней родилось что-то теплое, покоряющее, неуловимое, как блики луны на воде. Джек стоял на берегу дамбы в расстегнутой красной рубашке, джинсах, сапогах, темные волосы спутались на лбу, глаза темные и сияющие. Герой Кагонов. Бунтовщик, который не знает, против кого сражается.
— Я говорил тебе, моя сладкая, — сказал он, лениво пожимая плечами, — я просто хочу хорошо проводить время. Ты нужна мне как женщина, с которой мне будет хорошо. — Он сделал один шаг вниз, протянул руку: — Пойдем, ангел. Пойдем вместе и немного развлечемся.
Она осторожно глянула на него.
— Развлечься… И как это будет происходить?
Она не смогла бы припомнить, когда в последний раз просто развлекалась. Работа уже давно поглощала ее всю, потом было время, когда она делала все, чтобы сохранить свою душу, сердце, которые подверглись жестоким испытаниям. И с тех пор как она приехала домой, все ее стремления были направлены на то, чтобы создавать что-нибудь. Она с радостью проводила время, копаясь в саду, но ей хотелось творить что-то ощутимое, хотелось видеть результаты.
Джек кружил возле нее и, обняв за плечи, пытался увлечь к пристани.
— Тебе нужен урок мастера, моя прелесть. Я научу тебя, как получать удовольствия.
Неохотно позволяя ему уводить себя, Лорел скептически поглядывала на него через плечо.
— И то развлечение, которое вы подразумеваете, будет сексуального характера?
Он вспыхнул:
— Я надеюсь на это.
— Тогда я не играю.
Она резко изменила направление, вынырнув из-под его руки, устремляясь в сторону места парковки Машин.
— О, пойдем, 'tite ange, — молил Джек, прыгая вокруг нее, преграждая путь. Он бросил на нее свой самый искренний взгляд, прижимая руки к груди. — Я буду вести себя прилично. Обещаю.
Лорел недоверчиво хмыкнула:
— И вы что, собираетесь продать мне участок земли на болотах в придачу?
— Нет, но я покажу вам некоторые интересные места. Я думаю, у нас получится великолепная прогулка в лодке на закате солнца.
— Ехать на болото на закате? Вы сошли с ума! Комары растерзают нас и съедят на обед!
— Но не в той лодке, которую я имею в виду.
Она посмотрела на него долгим, задумчивым взглядом, удивляясь самой себе, что еще и обдумывает, его предложение. Она абсолютно не доверяла ему. Но сама мысль о чудесной, ленивой прогулке по реке, которая была ее убежищем в детские годы, возможность укрыться в этом первобытно-диком месте, забыв все на время, была очень замачивай. А Джек сам по себе воплощал соблазн.
— Пойдем, сладкая, — вкрадчиво уговаривал он, по-мальчишески склонив голову и улыбаясь совершенно неотразимой улыбкой. Он потянул ее: — Мы хорошо проведем время.
И уже три минуты спустя они садились в лодку, которая на самом деле была маленькой кабиной на понтонах. Крыша из водонепроницаемого полотна в красно-белую полоску выглядела очень ярко и живо. Пара консолей с геранью и каким-то вьющимся растением для красоты сбоку крепили дверь к основной кабине.
— Это ваша лодка? — спросила Лорел скептически, Джек, пройдя под бархатистыми листьями герани, вытащил ключ и стряхнул с него грязь.
— Нет.
— Нет? — Лорел прошла за ним в кабину, ее чувство справедливости проснулось и подняло голову. — Что вы имеете в виду? — Вы украли эту лодку?
Запуская двигатель, он, нахмурившись, посмотрел па нее.
— Я не украл ее. Я взял ее взаймы. — Лорел вытаращила глаза. — Эта лодка принадлежит Леону, — проворчал он хмуро, сосредоточенно управляя лодкой.
Разобравшись с вопросом собственности на лодку, Лорел опустилась на одну из глубоких мягких скамеек, расположенных друг против друга перед консолью. Она рассматривала окружающее, заставляя себя расслабиться, но немного стеснялась и придавала преувеличенное значение тому, что оказалась наедине с Джеком. Она старалась сосредоточиться на проплывающем мимо пейзаже — на жизни, которая шла на берегах этой полузаросшей реки с медленным, ленивым течением. Полуразвалившиеся лодки-дома теснились на берегу, во дворах были видны люди, которые работали в садиках, переговаривались с соседями или следили за играющими детьми. Нормальные люди с нормальной жизнью. Люди простого происхождения, занятые рутинными делами.
Эта мысль вызвала боль зависти и завибрировала, как музыкальная струна. Если бы у нее была обычная, рутинная работа и невысокое происхождение, может быть, они с Уэсли все еще были.бы вместе. Может быть, у них был бы уже ребенок.
Вздохнув, она сбросила туфли, села поудобней, поджав под себя ноги. Постепенно напряжение ушло, уступив место меланхолии. Понемногу тяжелые мысли, кольцом сжимавшие голову, рассеялись, и Лорел стала думать о разных делах. Они миновали кирпичный дом, который выглядел пустым и одиноким среди деревьев магнолии и поросшего мхом дуба. Хью смотрел с берега, как они проплывали, подавленный и мрачный.
Цивилизация отступала. Иногда вдалеке еще можно было увидеть домик, редкие лачуги из толя, покачивающиеся на темно-серых от времени сваях, поднимались над черной водой.
Береговая растительность стала более буйной, сочной, дикой. Деревья теснились на маленьких —клочках земли, кроны сплетались в густые зеленые шатры, за которыми пряталось вечернее солнце, опускавшее на землю покрывало тьмы. Хурма, водяная белая акация, железное дерево и деревья каких-то других видов соединялись цветущими кронами в единое целое, обрамленное кустарниками колючего шиповника и ежевики. Берега густо заросли тростником, который пылал острыми желтыми головками, перемежался сорной травой и пальмами с кронами, напоминавшими раскрытые веера. Все это тонуло в зеленом папоротнике. Виноградные лозы и ползучие растения с огненными цветами сплетались, как новобрачные, и стелились но самому берегу, напоминая вышивку, а мелководье густо заросло лилиями и водяным салатом.
Река разветвлялась вновь и вновь, и каждое ответвление уходило в свой собственный дикий уголок. Некоторые ответвления были широкими реками, другие — узкими протоками, и каждое ответвление было частью необъятного лабиринта неизведанной, никому не принадлежащей земли. Атчафалая была тем местом, где, казалось, мир только зарождался, все еще изменялся, полный метаморфоз, и все же оставался неизменно первобытным. Попадая сюда, Лорел всегда испытывала чувство, что здесь она отброшена во времени далеко назад, в прошлое. Это вечно привлекало ее — потеряться во времени, оказаться там и тогда, где исчезали ее проблемы. И это дикое место оказывало на нее магическое действие, перенося в другое измерение, по мере того как лодка плыла вперед, оставляя далеко позади все ее беды.
Они проплыли по тенистому тоннелю, сплетенному деревьями, земли не было видно, и почувствовали эту вечную битву между водой и сушей. Летающие белки метались от одного серого ствола к другому, разглядывая проплывающую лодку. Везде были птицы — ярко раскрашенные просянки и иволги сочными вспышками красок мелькали в нежном кружеве ветвей.
Наконец-то они выплыли из узкого рукава туда, где река становилась шире, больше напоминая озеро, чем поток. Джек направил лодку к южному берегу, разворачивая ее так, чтобы они могли полюбоваться, как мед— ленно, заливая все прощальным, глубоким, приглушенным светом, садится солнце! Джек выключил урчащий мотор и вышел из кабины, чтобы бросить якорь. Вернувшись, он сел рядом с Лорел, вытянув ноги и положив руки на спинку сиденья.
— Очень красиво, разве нет? — мягко спросил он. — Да…
На небе в изумительном пасьянсе лежали все. краски.
На востоке горизонт был насыщенного фиолетового цвета, который уступал место лазури, превращавшаяся в белую дымку, а на западе все горело оранжевым цветом и солнце висело огромным пламенеющим шаром. Перед ними лежало болото, полное чарующей красоты, отчужденности и тайн. Лорел впитывала все это, погружаясь в тишину, открывая потайную дверцу своей души, чтобы в нее потихоньку вошел покой этого места. Течение мягко покачивало лодку, напряжение отступало, и Лорел почувствовала, как все ее тело сладостно расслабляется и тяжелеет.
Едва заглох шум мотора, сразу же зазвучали звуки реки. Сверчки трещали в камышах — струнная группа невидимого оркестра. Затем вступили басы и дребезжащие, звенящие банджо зеленых лягушек. Все это разноголосье дополнялось аккомпанементом птичьего пения. Рядом с лодкой, с темной поверхности воды, поднялась эскадрилья жужжащих москитов, готовая к своей ночной вылазке.
— Саванна и я, бывало, выбирались сюда, когда были детьми, — задумчиво сказала Лорел. — Мы уходили не очень далеко от дома. Настолько «далеко», чтобы думать, что мы находимся в другом мире.
Чтобы скрыться. Джек даже слышал эти слова. Они витали в воздухе., были понятны тем, кто знал тайные желания всех несчастных детей.
— Я тоже, — сказал он. — Я вырос на Байю Нуар. Я больше проводил времени на болоте, чем дома.
Чтобы скрыться, подумала Лорел. Это их объединило.
— У меня было потайное место, — добавил он, глядя в прошлое, которое воскрешало болото. — Построенное из планок, которые я украл из забора, отгораживающего пастбище соседа. Я уходил туда, читал украденные комиксы и сам сочинял рассказы.
— Вы их записывали?
— Иногда.
Он делал это всегда. Он записывал их в свою записную книжку и читал вслух самому себе с какой-то робкой гордостью, которой он больше ни от чего не испытывал. Ему нечем было гордиться. Его отец был злобным, пьяным, ни на что не годным сукиным сыном. Он постоянно вдалбливал ему, Джеку, что тот не станет никем большим, чем сыном сукиного сына. Но рассказы Джека были хороши. И сознавать это было так же неожиданно и приятно, как получить на Рождество подарок от мамы — настоящий пистолет, который он тоже хранил в своем потайном месте. Хотя рассказы — это было нечто более значительное, потому что он писал их сам и этим доказывал, что хоть чего-то стоит.
Затем настал день, когда Блэкки пошел за ним и выследил, где его тайник. Пьяный, как всегда. Злой, как всегда. И он уничтожил, разметал это место. И его комиксы, и его рассказы, и счастье, которое было с ними связано, и мечты — все это было сброшено в реку.
Лорел видела, как изменилось его лицо, отяжелела челюсть, как загорелся гнев в темных глазах, и поняла, насколько он уязвим; сердцу было больно от всего этого. Всего несколько слов о его детстве нарисовали печальную картину. Она могла только догадываться, что захватившие его горькие воспоминания были главой из его прошлого.
— У папы была лодка с маленьким поющим мотором, — тихо сказала она, чтобы снять напряжение. — Он учил Саванну, как управлять ею. Это было нашим секретом, потому что Вивиан никогда бы не одобрила того, что делали дочери. После его смерти мы все время потихоньку уезжали, чтобы побыть одним. И это приближало нас к отцу. И отдаляло от матери с отчимом.
Джек повернулся к ней, ища ее взгляд. Она выглядела немного смущенной, как будто никогда и никому не рассказывала этот секрет. Мысль о том, что они становятся ближе, очень нравилась ему, хотя он понимал, что этого нельзя допускать, и все же он не пытался остановить это сближение.
— Когда я был ребенком, я всегда думал, что у нас в семье все было бы хорошо, если бы только были деньги, — сказал он. — Я думал, все проблемы оттого, что мы бедны. А на самом деле все не так, ведь правда?
— Да, — прошептала она еле слышно.
Она смотрела на руки, теребя большой палец, который сильно прикусывала, когда нервничала. Она выглядела маленькой и уставшей, очень уязвимой и недостаточно» сильной, чтобы справиться со всеми проблемами, навалившимися на нее дома. Бедный маленький ангел, Она хотела создать себе новую жизнь, не подозревая, что жизнь-то и загонит ее в угол, вернет к тем проблемам, которых она старалась избежать.
— Dieu, — прошептал Джек, обнимая Лорел за плечи. — Я не очень хорошо выполняю свои обещания, не так ли? — спросил он поддразнивающим голосом, поглаживая ее плечо. Он наклонился к ней ближе и стал нежно покусывать ей ушко. — Я привез тебя сюда, чтобы немного развлечь, чтобы сделать тебя счастливой.
Лорел почувствовала, как тепло разливается по телу, мучает, дразнит. Она говорила себе, что не хочет этого, но голос был слишком слаб, чтобы послушаться его и отодвинуться. Она хитро посмотрела на него, тогда как сердце бешено билось.
— Я думаю, что вы привезли меня сюда с мыслью все-таки стащить с меня трусики.
Он усмехнулся, а глаза его блестели, как отполированный оникс в неярком свете.
— Mais oui, mon coeur, — тихо проговорил он, его прокуренный голос вибрировал и шел откуда-то из глубины груди, он обнял ее. — Этим-то я и хочу сделать тебя счастливой.
Скажи ей это какой-нибудь другой мужчина, она бы в два счета разделалась с ним при помощи своего острого, как бритва, язычка. Наглость Джека, подкрашенная юмором, только заставляла желать пойти до самого конца, в какое бы невероятное приключение он ее ни увлек. Это не сулило чего-то красивого или безопасного, но было очень соблазнительно.
— Я думаю…-У нее перехватило дыхание, она откашлялась и начала снова: — Я думаю, вы собирались вести себя наилучшим образом.
Уткнувшись ей в шею, он усмехнулся, поглаживая вверх и вниз ее руку и слегка задевая грудь.
— Сладкая, а я и веду себя наилучшим образом. Ее пронзила дрожь желания, и она уже не уклонялась от его объятий.
Пожалуй, она никогда не знала, что значит желать мужчину. Так, как она хотела Джека. Она выросла, по, давляя все свои сексуальные желания, избегая этого, так как сталкивалась только с уродливой, порочной стороной этих человеческих отношений. Ее брак с Уэсли был союзом друзей, бесстрастным с ее стороны, она и не думала, что спосабна на страсть.
Она ошибалась. Когда Джек, покрывая поцелуями шею, добрался до нежного покатого плеча, страсть вспыхнула в ней, как огонь, таившийся в пепле. Это поразило и испугало ее. Она не хотела, чтобы пожар страсти охватил ее и она уступила бы ему.
— Вы советовали не доверять вам, — говорила она, стараясь собраться, потому что пламя желания потихоньку разгоралось. — Вы сами говорили, что слишком плохи для меня.
— А ты не слушай меня, дорогая, — бормотал он, возвращаясь дорожкой поцелуев от плеча к шее, к ушку. Он провел кончиком языка по краешку нежной раковины и взял в рот мочку, нежно ее покусывая. — Я — писатель, чтобы жить, я должен лгать.
— Тогда я должна узнать тебя лучше.
— Зачем? Чтобы заниматься любовью, нам совсем необязательно разговаривать. Тело никогда не обманывает, моя милая. — В подтверждение своих слов, он нашел ее руку и, опустив, прижал ладонью к набухшему гульфику на джинсах. Он удерживал ее руку, пока покрывал поцелуями подбородок, добираясь до уголка губ, осторожно пробуя их на вкус кончиком языка. — Это не лжет.
Лорел дрожала, как в ужасной лихорадке. Здравый смысл покинул ее, когда Джек накрыл ее руку своей, прижимая к неоспоримому доказательству своих слов. От прикосновения к твердой мужской плоти ответное желание судорогой отозвалось в ее лоне.
Она глотнула воздуха и заставила себя встать, вместо того чтобы отдаться этому пламени. Ноги подкашивались, и она была рада, что легкая газовая юбка скрывала дрожащие колени. Она сложила руки, собралась и сдерживала себя, чтобы не потянуться к нему.
— У меня не бывает случайных любовных связей с мужчинами, не скрывающими, что они — лжецы и скоты, — проговорила она низким голосом, который выиграл не один судебный процесс.
Джек взглянул на нее снизу со скамейки притворно-наивными глазами. Он прижал руки к груди и поднялся с небрежной грацией.
— Разве я говорил, что я — лжец? — недоверчиво спросил он. — О нет, chere! Я хотел сказать — любовник. Иди сюда, и я все тебе покажу.
Лорел покачала головой и отступила в сторону, когда он потянулся к ней. Ее поражала его способность меняться — дразнить, потом становиться серьезным, потом очаровывать и дразнить снова. И это лишало ее уверенности, действовало сильнее, чем его способность вызывать в ней желание.
— Прошлой ночью вы предупредили меня, чтобы я держалась от вас подальше. А сегодня ведете себя так, словно ничего такого и не было. Кто же вы на этот раз, Джек?
Он смотрел на нее без улыбки и с такой покоряющей силой, что Лорел почувствовала, как ее пронзает дрожь. Сейчас Джек выглядел властным самцом, хищником, способным на все.
— Я — мужчина, который собирается заниматься с тобой любовью до тех пор, пока ты не забудешь все те глупости, которые я тебе наговорил, — тихо сказал он.
Если бы он попытался схватить ее, она бы замкнулась. Если бы он подошел слишком близко, она бы ударила его. Если бы он попытался применить силу, она бы сделала все, что от нее зависит, чтобы добраться до маленького пистолетика, который лежал у нее в сумке. Но ничего этого он не делал. Он ласково посмотрел на нее, поднял руки и, как в чашу, нежно взял ее голову.
— Позволь себе жить полной жизнью, ангел, — шептал он. — Живи не для работы, не для кого-нибудь. Ради мгновения. Ради себя. Протяни руку и возьми то, что хочешь.
Потом он наклонился и поцеловал ее — мягко, нежно, ищуще. Его губы, твердые и гладкие, такие опытные, приблизились к ее губам, тихонько потерлись о них и заставили стать мягкими и ответить. Он сделал еще полшага, рука скользнула по шелковистым волосам Лорел.
— Поцелуй меня и ты, mon coeur, — выдохнул он. — Нет причин, почему бы тебе это не сделать.
Просто потому, что она не доверяла, или не уважала, или не хотела запутанных приключений в своей жизни, мрачно подумала она. Но не приняла этих доводов, полагая, что все это не имеет ничего общего с тем, что происходило сейчас. — Позволь себе немного пожить, ангел…
Она такое длительное время была одна и так осторожна, что не могла представить себе, что отдастся такому проходимцу, как Джек. Но в конце концов, это он делал все, чтобы привлечь ее, ведь так? Он не подходил ей, он был насквозь порочен. А она все делала по правилам, выбирая то, что нужно, и следуя морали.
— Протяни руку и возьми то, что ты хочешь.
Губы Джека настойчиво овладевали ее губами, соблазняя, воспламеняя, предлагая удовольствие, суля блаженство, обещая благословенное забвение всех проблем жизни на час или два.
Неуверенно, но она поддалась, послушалась, поднялась на цыпочки и расслабилась, раскрылась в поцелуе. Пальцы, сжатые в кулачки, комкали рубашку. А потом он обнял ее, притянул к себе, как бы укрывая от всего мира, оберегая и защищая.
Джек застонал, когда почувствовал, что она сдается, идет навстречу, и его поцелуй стал более глубоким и страстным. Медленно, соблазняюще его язык раскрыл ее губы, изучая и пробуя на вкус ее рот. Она ответила ему поцелуем и, проведя языком по нижней губе, скользнула внутрь… Он осторожно сосал ее язык, и желание охватило его, как только он почувствовал, что она нежно приникла к нему.
Он хотел ее, хотел с самого начала, она была ангелом, сжигаемым огнем и несущим холод. Он хотел ее так, как уже долгое время не хотел никакую другую женщину, — хотел владеть ею. Он жаждал, чтобы она всецело принадлежала ему, так, как не принадлежала никому другому.
Не отрываясь от ее губ, он снял и отложил в сторону ее очки, потом, взяв ее руки, медленно опустил их до талии и движением плеч сбросил рубашку и откинул ее в сторону. Жар охватил тело, заструился по венам, пульсируя и наполняя силой его мужскую плоть. У него перехватило дыхание, когда он ощутил прохладу ее мягких рук.
Лорел гладила его мускулистое тело, восхищаясь силой и впитывая его лихорадочный жар. Она чувствовала, что не насытится им, хотела слиться с ним и чувствовать эту силу и тепло, перетекающие в ее тело и поглощаемые им. Когда он приподнял блузку, откуда-то из глубины у Лорел вырвался стон, но не протеста, а готовности, предвкушения наслаждения. Обнаженная, она прильнула к нему.
Низкий, гортанный звук вырвался у Джека, когда он целовал ее. Как скульптор, который восхищается произведением искусства, Джек медленно изучал, узнавал каждую линию, ямочку, изгиб тела Лорел. Прижав ее к себе, к своим бедрам, к твердой, пульсирующей плоти, он хотел, чтобы она знала, как сильно, как отчаянно он хочет ее. Она обхватила его руками, целуя его шею, плечи.
Страсть сковывала его пальцы, которые неловко расстегивали пуговицы и «молнию» на юбке. Наконец она опустилась легким, прозрачным облаком к ногам Лорел и очень быстро была увенчана белыми шелковыми трусиками. Джек отступил на шаг и смотрел жадными глазами на обнаженную женщину.
Лорел была великолепно сложена. Грудь, маленькая, но полная, с розовыми окончаниями, которые ждали его прикосновений. Нежный румянец залил шею и тихонько подбирался к ее щекам, будто Лорел боялась, что Джек найдет в ней какие-то недостатки.
— Viens ici, cherie, — прошептал он, протягивая руку к ней.
Он крепко прижал ее к себе, и она застонала, уже не контролируя себя, не думая ни о чем, кроме того, что ей нужен Джек.
… Разреши себе жить…
В этом был истинный смысл жизни, самый высокий ее пик. Это пронзало ее пульсирующей болью, заставляло почувствовать потребность, желанность того, что произойдет. Он провел руками по ее спине и остановился на ягодицах, лаская, пощипывая. А Лорел, обняв его шею, прильнула к нему, призывая и ободряя. Кончики пальцев нежно пробежали по позвоночнику, легкие, как перышки, прикосновения к чувствительным точкам отозвались водоворотом наслаждения, наполняя всю ее чувственным желанием. Потом его рука проскользнула между их течами, и он коснулся мягкого мха, который скрывал ее лоно. Лорел охватил огонь, который пресек ее дыхание и сжег дотла все сомнения, которые еще оставались.
— Вот так, ангел, — шептал он, лаская шелковистую, влажную, сверхчувствительную плоть. — Желай меня. Позволь себе желать меня.
Он медленно опустил ее на подушки, расшитые красными цветами, и накрыл ее, как птица с распластанными крыльями. Она извивалась от наслаждения, когда он нашел ее сосок, охватил губами и принялся ласкать языком, то нежно, то настойчиво целуя и покусывая упругую верхушку. Он повторял это снова и снова. Лорел сплела вокруг него руки и двигалась под ним, издавая ласковые призывные, дикие звуки. Она обвила его ногами, подняла бедра к его животу, ища прикосновения, надеясь утолить томительную боль желания.
Опять он нежно, покоряюще дотронулся до влажных, немного набухших лепестков женской плоти, раскрыл их, как драгоценный хрупкий цветок. Она задохнулась от блаженства, когда он проник в нее нежными, ищущими пальцами, в горячий, плотный, шелковистый бутон ее лона. Затем он нашел чувственный лепесток ее желания и стал ласкать его легкими прикосновениями, нежно теребя, пока у нее не перехватило дыхание и она не подняла бедра, призывая его проникнуть в нее.
— Насладись же, дорогая. Расслабься, — проговорил он голосом ровным и крепким, как виски. — Позволь мне дать тебе счастье. М-м-м… да, вот так… — прошептал он. Он целовал ее содрогающийся живот горячим открытым ртом, языком нашел пупок и ласкал его. — Ты готова, ангел?
— Да, Джек, прошу тебя…
Она никогда не хотела так, как сейчас, никогда не была более готова к этому. Когда Джек соскользнул с нее и сел, взявшись за пуговицу на джинсах, Лорел ухватилась за застежку, отчаянно стараясь расстегнуть «молнию».
Он радостно улыбнулся ее готовности.
— Терпение, ангел, — сказал он, дергая застежку вниз. — Нам обоим стоит подождать, это стоит того, я обещаю.
Лорел не могла терпеливо ждать. Она хотела Джека. Сейчас. Она снова потянулась к нему, когда он стянул джинсы. Сидя, она покрывала его грудь пылкими поцелуями, а рукой сжимала огромный пульсирующий корень. Почувствовав, что ее маленькая ручка ласкает его, Джек потерял самообладание. Он опрокинул ее на подушки, едва сдерживаясь, чтобы не ворваться в нее со всей силой. Он отстранил ее руку, нашел желанную цель и, едва войдя в нее, закрыл глаза. Его грудь вздымалась. Каждый мускул дрожал от напряжения, которым он сдерживал себя. Лорел решила действовать сама, резко подалась навстречу ему и, приняв его почти целиком, закричала:
Джек! О, Джек! Боже!
— Легче, дорогая, — шептал он, стиснув зубы, почти теряя рассудок от наслаждения, желая только проникнуть в нее глубже, чтобы она поглотила его всего. — Легче, дорогая! Oh, mon Dieu , ты твердая, как девственница!
Лорел стонала, желая поглотить его всего, уверенная, что физически это невозможно.
— Я немного напряжена, — проговорила она, едва дыша, — у меня это было слишком давно.
От этого признания у Джека сжалось сердце.
— Нет, — сказал он, наклоняясь и целуя ее. — Это первый раз. Наш первый раз. Просто расслабься и наслаждайся, дорогая.
Он нежно и горячо шептал что-то, поддразнивал, вызывая вздохи, стоны, смех. Она постепенно расслабилась, и он продвигался все глубже и глубже, постепенно отдавая ей всего себя.
— Вот так, сладкая, — ворковал он, прикасаясь к ее губам и улыбаясь. — Расслабься, наслаждайся.
Он целовал ее то страстно, то легко и игриво, слегка покусывая шею, бормотал возбуждающие слова, пока они двигались к пику наслаждения.
Поцелуи Джека становились все более страстными и чувственными, удары его плоти — сильнее и глубже, напряженнее, наполняя ее огнем. Время прекрасной любовной игры закончилось, потеряло смысл перед чем-то более глубоким, готовым поглотить их. Что-то вроде страха перед неведомым надвинулось на Лорел, и она обхватила его крепче, не зная, куда это приведет или что случится потом.
— Не противься этому, любимая, — настойчиво шептал он. Он потерся щекой об ее щеку, убрал волосы с ее лица, поцеловал висок. — Не сопротивляйся. Пусть это произойдет. Возноси нас на небо, мой ангел.
Его рука скользнула между их телами и прикоснулась к нежной точке, которая управляла ее страстью и привела ее к ершине блаженства. Лорел застонала сильнее, вскрикнула, и взрывы фейерверка наслаждения потрясли ее тело.
Джек сдерживался, сколько мог, а затем извержение его собственной страсти потрясло его. Он обнял Лорел и замер, оставаясь в ней. Свершившееся затуманило сознание.
Обессиленный, он лег рядом. Приятное расслабление разливалось по телу. Прерывистое дыхание вырывалось из груди. Сердце билось, как у скаковой лошади на бегу. Он поднял голову и с трудом улыбнулся.
— Mon Dieu, ангел…
Даже в приглушенном свете сумерек он увидел, как порозовели ее щеки, когда она отвернулась от него, и волна нежности охватила его.
— О, нет, нет, моя дорогая, — сказал он мягко, нежно проводя кончиками пальцев по подбородку. — Ты не должна меня стесниться. Это было очень красиво. Это было великолепно.
— Я не очень хороша в этом, — пробормотала она, все еще не глядя на него.
— В чем? В сексе?
И в этом тоже, с огорчением подумала Лорел, но сказала:
— Не умею разговаривать после.
— Что, твой муж был немой или что?
Лорел рассмеялась, потому что все еще была смущена и потому что именно этого, дразня ее, добивался Джек. Он пощекотал ей шею, и она уступила.
— Нет. Просто ему нечего было сказать после всего. Джек смотрел сверху вниз в ее широко раскрытые глаза и видел, насколько она нежна и необыкновенна. Он почувствовал, как его сердце сжалось. Такая горячая, уверенная в себе в других вопросах, она сомневалась в самом естественном — в привлекательности своей женской рироды. Как не похожа она на Саванну, любовный опыт которой стал предметом легенд. Он хотел знать, какие силы, какие обстоятельства лепили их жизнь, что сделало их такими непохожими друг на друга, но еще не время спрашивать об этом. Сейчас нужно поддержать ее, заставить поверить в свою волшебную привлекательность.
— Что из себя представлял твой муж — парализованный от шеи до ног? — усомнился он.
Нет, думала Лорел, он был милый, добрый, честный.
Он все сделал для того, чтобы их брак был счастливым, но она не оправдала его надежд. С Уэсли она чувствовала себя спокойно, как с другом, не было и намека на всепоглощающую страсть. Он ввел корабль ее жизни в спокойную гавань, а она очень мало дала ему взамен, а потом выбросила его из своей жизни.
— Э, сладкая… — прошептал Джек, которому совсем не нравилось грустное выражение, затуманившее ее глаза. Он дотронулся до ее волос, поцеловал щеку, прижался к телу, нежно скользнул ногой по ее ноге.
— Не смотри так грустно, ангел. Я совсем не хотел вытаскивать на свет печальные воспоминания.
«Если бы у меня не было грустных воспоминаний, у меня не было бы никаких воспоминаний вообще». Она отвернулась, потому что от его заботливых слов ей захотелось расплакаться.
— У всех у нас есть грустные воспоминания, — сказал он. — Но здесь, когда мы вдвоем, им не должно быть места. Мы приехали сюда, чтобы хорошо провести время, помнишь? — Он тихонечко пощекотал ей ребра, а она улыбнулась слабой, вымученной улыбкой. — Нам было очень хорошо, разве нет?
— Да, — прошептала она, и уголки губ тронула блаженная и смущенная улыбка.
— Вот так, — похвалил он ее. Его голос был теплый, покоряющий. Он лег сверху, наклонил голову так, чтобы соприкасались их щеки и губы. — Улыбнись мне. — Он улыбнулся, когда она послушалась. — Поцелуй меня, — прошептал он и застонал от наслаждения, когда она подчинилась.
У нее перехватило дыхание, когда, приподняв бедра, он легко вошел в гладкое, теплое лоно. Желание его горячей, твердой, пульсирующей плоти эхом отозвалось в ней.
— Протяни руку и возьми то, что тебе нужно…
Она хотела этого. Она хотела Джека сейчас, ради удовольствия, которое он мог дать ей, блаженства, которое уносило ее далеко отсюда, заставляя забывать обо всех проблемах. Она приподняла свои бедра навстречу ему, закрыла глаза и, обняв его, пустилась в чудесное путешествие.
Было около полуночи, когда они оделись. Это оттягивалось и прерывалось нежными прикосновениями, долгими поцелуями, нежными, горячими словами, которые Джек нашептывал ей на ушко. Лорел чувствовала себя молоденькой девушкой, но не тихой и серьезной, а обыкновенной, созревающей девочкой, которая вопреки всем запретам не ночует дома и проводит, ночь с мальчиком из класса. Джек сыграл свою роль до конца и сделал все, чтобы не отпускать ее, он снимал с нее каждую вещичку, которую ей удавалось надеть, стараясь уговорить ее провести ночь на реке вместе с ним.
— Ну же, моя дорогая, останься со мной, — шептал он, щекоча губами ее шею, поднимая краешек блузки и нежно водя по бокам, подбираясь к груди. — Мы только начали…
Мысль о том, что для Джека эти несколько часов, проведенных вместе, были только прелюдией к ночи, пробудила в Лорел желание, и она застонала, мечтая поддаться искушению и остаться. Но чувство ответственности взяло верх, и она ускользнула от его объятий, взяла очки, надела их и этим покончила со всеми сомнениями.
— Если я сейчас же не вернусь домой, тетя Каролина и Мама Перл будут беспокоиться, — сказала она, разглаживая морщинки на одежде. — Ты же не хочешь, чтобы шериф стал разыскивать нас, ведь так?
Джек положил руки на пояс, сейчас он представлял собой недовольного, еще не удовлетворенного самца. На нем ничего не было, кроме джинсов, да и те не были застегнуты.
— Кеннер не может найти в темноте даже свой собственный зад.
— Может, ему повезет?
— Но я не собираюсь… — проворчал он.
— Ты уже собрался.
В одно мгновение он схватил ее и уложил на спину, усмехаясь своей порочной, чувственной усмешкой.
— Я— да, — он опять усмехнулся, потянулся к ней, коснулся щей. — Я хочу, чтобы мы повторили все сначала.
Лорел выскользнула до того, как он успел ее обнять.
— Матрос, поднимай якорь, пока я не достала свой пистолет.
У него вырвался низкий, призывный горловый звук. Как пружина, он в одно мгновение оказался рядом с ней, буквально сорвал поцелуй с ее губ и мгновенно отстранился, так как она могла бы его ударить.
— Мне нравится, когда ты командуешь мной.
Она подобрала со скамейки подушку и запустила ему в голову. Джек увернулся, усмехаясь.
Уже отказавшись от мысли снова заняться с ней любовью, он стал поднимать якорь, посылая проклятия, так как подцепил что-то запутавшееся в камышах. Он тащил нейлоновую веревку, проклиная людей, которые использовали реку, как мусорную яму. Наконец-то якорь поддался, и он втащил его на борт. Мгновение спустя заурчал мотор, и лодка, отчалив от берега, легко заскользила по воде, направляясь на запад…
… А изуродованное тело обнаженной женщины медленно всплыло на поверхность воды и закачалось на волнах. Ее невидящие глаза смотрели вслед ушедшей лодке, а искаженный жуткой гримасой рот, казалось, звал на помощь…
Назад: Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Дальше: Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ