– Ваша дама и в самом деле необычна.

Непроницаемые глаза Джеймса пристально изучали бывшего полицейского, пока сам Джеймс обдумывал его утверждение. Отрицать необычность Алисон Уитакер было бы бессмысленно. Вот только вряд ли можно было назвать ее его дамой.

Из-за Алисон ночные кошмары Джеймса усложнились, приобрели новые формы. Образ горящей в доме Гуинет и сына остался, но стал еще мучительней, так как, вбегая в пылающий ад, он видел не один, а два женских силуэта, взывающих к нему, ожидающих его помощи и любви. Спасая одну, он обрекал на смерть вторую, а оставаясь недвижным, он позволял обеим женщинам погибнуть в огне. Джеймс просыпался, так и не сделав выбор, но боль не покидала его, пока он проводил остаток ночи, упражняясь в карате, нанося смертоносные удары по не имевшему лица противнику, отнявшему у него так много.

Таким был старый, ставший еще более страшным кошмар. Но появился и новый – теперь в пламени была одна Алисон, удивленно созерцающая, как истекает кровью ее аккуратно порезанная на куски плоть. На этот раз огонь не мешал ему добраться до нее, заключить в свои объятия, уговаривая ехать в госпиталь. Но она только мотала отрицательно своей золотистой головкой, так что алые капли крови падали на его грудь. Потом очень медленно она поднимала одну искалеченную руку, и его ослеплял блеск серебряного браслета, говорящего о том, что ее ждет смерть, если в ней окажется чужая кровь.

Джеймс спал теперь меньше. Но иногда судьба награждала его совсем другим, сказочным сном, в котором были изумрудные глаза, порозовевшие щечки и раскрывшиеся в ожидании поцелуя губы. Этот сон об Алисон заставлял его просыпаться точно так же, как и кошмары, только мука была другая – мука сильной, неутоленной страсти.

И за исключением снов, Джеймс не видел Алисон с того самого дня, когда она отказалась подчиниться его приказу покинуть Гонконг. По сообщениям Макларена и охраны отеля, она была в полной безопасности; вокруг нее не было отмечено ничего подозрительного. Гонконгская полиция пришла к тому же выводу, что и сама Алисон: уничтожение снимков было единичным актом вандализма; но Джеймс все равно волновался. Они часто переговаривались с Робертом Маклареном по телефону, но сегодня он решил лично получить более подробную информацию.

– Да, я знаю, она в самом деле необычна, – ответил Джеймс наконец, – но почему вы так думаете?

– Она совершенно неутомима. Выходит из отеля на рассвете и не возвращается до наступления темноты. Честно говоря, я и мои люди рады тому, что день постоянно уменьшается. Меня выгнали на пенсию из-за ранения в ногу, и я думал, что это чепуха. Но после того, как мне пришлось облазить за ней все холмы вокруг Гонконга, я понял, что моя нога не такая уж целехонькая. Впрочем, у нее самой какая-то старая рана.

– То есть?

– К концу дня она обычно начинает прихрамывать. Это не останавливает ее, по крайней мере, надолго, иногда она просто останавливается и стоит, как бы размышляя, стоит ли двигаться дальше, но всегда продолжает путь.

Джеймс вспомнил тот вечер в ресторане, блеск от пламени свечей в ее глазах, когда она похвалилась, что во влажном климате Гонконга ей легче двигаться, так как суставы не болят. Теперь небо над Гонконгом снова стало чистым, но влажность исчезла, и бегать, переснимая виды, снимки которых были уничтожены, было не так-то просто. Но для чего? Для ее новой книги? Пусть так, но ведь срок ее сдачи еще далеко. Значит, более близкий срок – 11 декабря, сдача снимков для «Нефритового дворца»; видимо, она считает делом чести выполнить свое обещание.

Джеймсу захотелось броситься к ней, обнять ее, прижать к себе, чтобы бушевавшее в нем пламя охватило и ее, согрело ее, согрело ее ноющие суставы… и ее сердце. Это было необходимо Джеймсу Дрейку – а ей? Все-таки ему хотелось, чтобы она уехала из Гонконга. Даже если неизвестный больше не угрожает ей, все равно, он сам становится все опасней. Ему все труднее и труднее оставаться в стороне.

«Но что я могу предложить Алисон? – строго спросил себя Джеймс. – Любовь? Да. И много чего еще: кошмары… ненависть… и своего смертельного врага».

– Она устраивает себе перерывы?

– Немного. Она старается провести большую часть вечера в своем номере, предположительно – в фотолаборатории, потому что каждое утро, перед тем как отправиться в путь, она закладывает в сейф новую порцию негативов. Один или два раза в неделю она встречается с Мейлин Гуань. Иногда у нее бывают ленчи с немногими близкими друзьями.

Джеймс поклялся себе, что не будет шпионить за Алисон, заботясь только о ее безопасности, и все же, надеясь отыскать какие-то ключи к раскрытию притаившейся угрозы, он спросил:

– Близкими друзьями?

– Гонконгские сливки: леди Ллойд-Аштон и Джулиана Гуань.

При имени Джулианы у него заходили желваки на лице. Разумеется, он питал к ней безграничное уважение. За прошедшие недели, когда о ней заговорили в Гонконге, он даже сделал несколько публичных заявлений, особенно подчеркивая свое полное согласие с ее опасными политическими высказываниями. Всем сердцем поддерживая ее взгляды, Джеймс надеялся разделить с ней бремя ответственности. Он даже думал, что мог бы целиком перенести ее на себя, взять на себя весь риск. Но он был гражданином Великобритании и не мог рассматриваться как изменник по отношению к Китаю.

Но Джулиана Гуань – могла.

– Джулиана Гуань, – повторил он ее имя. Роберт Макларен правильно понял его слова.

– Я полагаю, что их отношения не связаны с политикой. Джулиана – лучший модельер Гонконга. Вчера Алисон покинула ее бутик с большой сумкой для одежды, – предположительно, это платье; каждый раз, когда она встречается с Джулианой, их беседы носят чисто личный характер. Я совершенно уверен, что они не занимаются переписыванием Конституции.

– За Джулианой следят?

– Нет. И зачем? Она ничего не скрывает. И ее убеждения, и ее готовность высказывать их – все это хорошо известно. Однако когда происходит встреча с леди Ллойд-Аштон, мы ощущаем присутствие пары или даже двух пар глаз.

– За Ив следят?

– Наверняка. Что в этом удивительного? Она просто находка для рэкета. Представляете себе сумму возможного выкупа? Разумеется, сэр Ллойд-Аштон сможет уплатить его, но он поступает достаточно мудро, желая исключить все случайности по отношению к своей принцессе.

Если бы это не были дети его сестры, Джон У приказал бы убить этих парней. Почти шесть недель они водили его за нос, предоставляя отчеты, которые оказались вымыслом чистой воды.

Джон У обнаружил это совершенно случайно. Восьмого октября, просматривая очередной отчет для передачи Джеффри, он обратил внимание на запись о трехчасовом ленче с Джулианой Гуань накануне. Имя Джулианы Гуань появлялось в отчетах не менее часто, чем Алисон Уитакер. За некоторыми исключениями, из отчетов следовало: все, что делала Ив, – это работа в госпитале, покупки в «Жемчужной луне» и ленчи с Алисон или Джулианой.

Но разве утром в «Стандарт» не было отчета о речи, произнесенной накануне Джулианой Гуань? Эта радикальная дама-модельер выступала перед группой банкиров в «Плюм», а не ужинала с принцессой Замка в «О-Тру-Норман»!

Джон У прижал племянников к стенке, и они признались во всем: иногда, рассказали они, по крайней мере раз в неделю, леди Ллойд-Аштон просто исчезает. Она может войти, например, в госпиталь или «Жемчужную луну» и не выйти назад. В таком случае им приходится, трясясь от страха, ждать ее целый день у трамвайной станции на Гарден-роуд, молясь, чтобы она появилась, и когда она наконец появляется, они следуют за ней до Замка, фиксируя время возвращения. Потом они что-нибудь придумывали, чтобы заполнить временной прорвал, на основании той ее деятельности, которой она занималась в другие дни.

Племянникам Джона У повезло, что он не убил их, а ему самому повезло, что он раскрыл подлог, прежде чем об этом узнал сэр Ллойд-Аштон, и самое главное, всем повезло, что в эти дни она не ездила в аэропорт.

Джон У решил, что она на самом деле не исчезает, просто его племянники никуда не годятся как шпики, они слишком ленивы и беспечны. Однако когда он послал на задание своих лучших людей, леди Ллойд-Аштон сумела провести и их, и тогда одиннадцатого и восемнадцатого октября Джону У пришлось самому выдумывать фиктивные ленчи с Джулианой и Алисон. Наконец в понедельник, двадцать третьего октября, его люди проследили леди Ллойд-Аштон вплоть до дома на Мид-Левелз, где она встретилась с Тайлером Воном.

Радость Джона У была омрачена только одним: придется сообщить самому могущественному тайпану Гонконга о предположительной неверности его любимой супруги.

– Вероятно, у вас появились какие-то проблемы, – приветствовал Джона сэр Ллойд-Аштон. – Обычно вы присылали отчеты с курьером. Или же вы пришли требовать повышения платы, так как следить за моей женой оказалось слишком сложной проблемой?

– Мы кое-что обнаружили.

– Ну, расскажите же мне. – Наигранное безразличие Джеффри отнюдь не отражало его внутреннего нетерпения. – Может быть, хотите выпить чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

– Отлично. Тогда вперед, рассказывайте!

Рассказ Джона У был намного длиннее, чем это было необходимо на самом деле, словно избыточность сообщения могла смягчить шок и уменьшить гнев тайпана. Сначала он изложил обычную последовательность поступков леди Ллойд-Аштон: в тот понедельник она прибыла, как всегда вовремя, в госпиталь и провела там четыре часа, в третьей палате. Затем, словно он продолжал излагать нормальный ход событий, Джон рассказал, как Ив исчезла в женском туалете в вестибюле госпиталя, и через несколько минут появилась совершенно преображенной. Джон подробно описал ее туалет и затем во всех деталях поведал о ее путешествии с Ваньчжай до Мид-Левелз.

Это подробное описание позволило Джеффри подготовиться к неминуемому финалу и догадаться, что все началось не два дня назад. После того, как за Ив началась слежка, он стал расспрашивать ее, что она делала в городе. Она только однажды сообщила об ужине с Алисон, и хотя Ив регулярно посещала «Жемчужную луну», она якобы лишь единожды ужинала с Джулианой. Джеффри склонялся сначала к мысли, что расхождение между ее рассказом и докладом Джона объясняется тем, что она лгала, пытаясь скрыть от него излишнюю близость с двумя женщинами, особенно с этой американской летчицей. Но теперь, когда цветистое повествование Джона приближалось к развязке, он понял, что лгали отчеты.

Когда прозвучало имя человека, для встречи с которым его жена прибегала к такому маскараду, сэр Джеффри Ллойд-Аштон полностью взял себя в руки. Он даже нашел в себе силы улыбнуться.

– Ну, старина, – его ухмылка превратилась в радостную улыбку, – боюсь, что вы стали невинными жертвами пари, заключенного между мужем и женой.

– Пари?

– Хотя моя принцесса и не китаянка, она обожает пари. Она поспорила, что может спрятаться в Гонконге и, даже если за ней будут следить самые лучшие детективы, сможет ускользнуть от них. Я не верил, что это возможно, но решил посмешить ее. Она ведь неплохо проделала это?

– Просто великолепно, – пробормотал Джон У, подтверждая догадку Джеффри, что хотя неверность Ив открылась только в этот понедельник, она уже давно обманывала его.

Джеффри рассмеялся.

– Да, она здорово повеселилась. Она дважды была в аэропорту, и ни одна душа не заметила ее в Храме десяти тысяч Будд, и даже несколько раз с Тайлером, который тоже принял участие в пари. Но не волнуйтесь, друг мой! Я вас не выдам. Я по-прежнему считаю, что ваши люди – лучшие в Гонконге. Я никому не скажу, как моя избалованная неженка провела их. Но придется купить ей обещанное ожерелье с алмазами и изумрудами. – Джеффри махнул рукой, давая понять, что дело окончено. – Ну, разве она не заслужила его?

– Можете не платить мне, сэр Джеффри!

– Чушь! – Джеффри вытащил свою чековую книжку и выписал чек на колоссальную сумму. Передав его Джону, он сказал: – Спасибо, Джон. Это приключение было очень занимательным для леди Ллойд-Аштон и, таким образом, и для меня. Конечно, я ее балую, но кто бы ее не баловал? Так что теперь прошу меня извинить, но я собираюсь позвонить моей законспирированной жене и сообщить ей, что игра окончена – и что я еду в Замок с ее ожерельем.

Но едва Джон У покинул кабинет, всю веселость с Джеффри как ветром сдуло. Он быстро открыл шкаф с аппаратурой, обшарил весь дом и наконец нашел ее. Ив стояла у окна, глядя вниз на крыши домов города.

«Неужели она смотрит на дом, где встречалась с Тайлером Воном? – подумал Джеффри. – На блудилище, где она совершала непростительное предательство?

Какую ошибку ты совершила, моя принцесса!»

И впервые за весь день на губах Джеффри появилась настоящая улыбка. О, какую радость доставят ему ее страдания! При некоторой изобретательности он сможет даже устроить так, что она увидит, как умирает Тайлер. Или еще лучше – намного лучше! – он заставит Ив своими бледными, тонкими пальчиками нажать спусковой крючок, что отправит пулю в сердце ее любовника.

Эта картина наполнила сердце Джеффри невероятной радостью. О, скоро, очень скоро он вернется в Замок и заставит Ив очнуться от ее предательских мечтаний, он покажет ей такую страсть, что у нее не возникнет и мысли, что он знает правду.

«Очень жаль, – подумал Джеффри, – что Ив придется умереть. Гораздо приятней было бы видеть, как она мучается после смерти Тайлера». Он совершенно случайно обнаружил, как занимательно может быть такое страдание.

Но Ив придется умереть. Так что придется ей пострадать заранее. Ну, это совсем просто – не так уж мало времени впереди, чтобы заставить ее помучиться. Джеффри был уверен, что его безнадежно сентиментальная жена никогда не нарушит данного той китайской девчонке обещания. Он всегда презирал ее за это сострадание.

Но теперь он сможет этим даже развлечься.

Больное сердце Лили Кай давало ему возможность целых шесть недель мстить своей неверной жене. Целых шесть недель пыток и мучений! И если он все сделает правильно, то несмотря на свою боль, Ив постоянно будет ощущать проблеск надежды – иллюзию возможности бегства – вплоть до самого конца.

«Тебе придется заплатить за свою неверность, моя принцесса… моя роза. О, как дорого ты заплатишь!»