Вернувшись в час дня в свой офис после речи в Законодательном собрании, сэр Джеффри Ллойд-Аштон заметил зеленый огонек, мигающий на маленьком черном устройстве на его столе. Обычно этот прибор не подавал признаков жизни – но теперь он ожил. Джеффри прошел по коврику к шкафу одиннадцатого века; оба были бесценными творениями искусства из сокровищ китайских императоров.

Однако шкаф был не просто украшением кабинета – за его резными дверцами скрывалась контрольная панель совершенной системы наблюдения. Из своего офиса Джеффри мог обозреть каждый дюйм Замка и его окрестностей, и, само собой, записывались все телефонные звонки. Контрольная панель в шкафу была уменьшенной копией панели в самом Замке. Тут у него был только один экран и видеомагнитофон, но в Замке, в комнате рядом с его кабинетом, скрытой за книжными полками, было достаточно приборов, чтобы записать все, что происходило каждую секунду в Замке и его окрестностях.

Система наблюдения была установлена во время возведения Замка, еще до того, как сэр Джеффри познакомился со своей будущей женой. Один из влиятельнейших граждан Гонконга отлично понимал, что ему придется устраивать вечера для местной элиты. Он хотел знать о всех разговорах своих гостей, даже о том, что они говорили шепотом. После назначения губернатора Паттена ценность этой информации еще более возросла. Бизнес и политика тесно переплетались, и нужно было выбирать, на чью сторону становиться: кто-то полагал, что процветание Гонконга в долговременной перспективе может быть обеспечено только быстрым проведением демократических реформ, другие уже заключили тайные соглашения с пекинским правительством.

На протяжении многих лет эта система многократно окупилась, предоставляя Джеффри ценнейшую информацию. Однако самое большое наслаждение доставляло ему наблюдение за женой: он мог следить за ней ежесекундно, даже в самые интимные минуты.

Впрочем, Ив никогда не делала ничего необычного – она почти не ела, пила очень немного чая, а единственным лекарством, которое она принимала, был аспирин, с помощью которого она надеялась справиться с головными болями, испытываемыми из-за приема противозачаточных средств. Заставляя ее принимать пилюли, Джеффри обеспечивал себе беспрепятственный доступ к ее телу в любое удобное для него время; кроме того, таким образом он мог избегнуть нежелательного смешения своих аристократических генов с ее плебейскими.

Ив всегда была олицетворением спокойствия. Временами она настолько не подавала признаков жизни, что система, реагировавшая прежде всего на движение, не могла сразу обнаружить комнату, в которой она находилась. Джеффри приходилось тогда переключать камеры, чтобы ручным путем обнаружить ее, чаще всего в гостиной за чтением или у ограждения веранды, где она смотрела на открывающийся внизу вид.

Иногда – редко, но так бывало, – у нее было такое счастливое выражение лица, что можно было подумать, что она унеслась мысленно в мир какой-то забытой мечты. Именно в такие минуты Джеффри прерывал любые встречи и мчался домой, чтобы грубо напомнить ей, что она принадлежала и всегда будет принадлежать ему.

У него на столе лежал небольшой прибор, который предупреждал его о любой неожиданной активности.

Раскрыв створки шкафа, он обнаружил два сигнала. Один, мигающий дважды, говорил о том, что были записаны сразу два телефонных разговора, другой сигнализировал, что в доме находится чужак – его голос не соответствовал образцам голосов Ив, служанок, шоферов и садовников, прочего персонала, которые появлялись в доме по составленному им самим расписанию.

Право приглашать людей в замок, тем более гостей Ив, принадлежало исключительно сэру Джеффри. Когда на экране возникло изображение, он понял, что перед ним Алисон Уитакер, появившаяся, впрочем, точно в отведенное ей время: когда небо над Гонконгом сменило лазурный оттенок на серый.

Джеффри сначала решил, что записанные разговоры происходили между Алисон и Ив, и пришел в ярость, когда оказалось, что это не так. Значит, женщины договорились в понедельник, когда Ив была в городе и могла позвонить по телефону, который он не контролировал.

Первый звонок сделал мужчина, врач, назвавшийся хирургом, лечащим врачом Лили Кай. После долгих извинений за доставленное Ив беспокойство он перешел к делу, и его голос стал более уверенным.

– Я только что закончил осмотр Лили.

– С ней все в порядке?

– Да. Это был обычный осмотр. Но мне кажется, нам придется иметь дело с осложнениями, с которыми нужно разобраться заранее. Похоже, маленькая Лили полагает, что вы обещали ей быть в госпитале в день ее операции. Это, в общем, обычное дело для пятилетнего ребенка, такие мечты, но…

– Лили вовсе не фантазирует, доктор. Я действительно обещала ей это.

– В самом деле?

– Да. Я сообщила об этом сестрам третьей палаты, и они должны известить меня о дате предстоящей операции.

– Сегодня мы назначили день операции. Она планируется на понедельник, тринадцатого декабря.

– У меня будет время поговорить с ней? Я обещала Лили, что увижусь с ней до операции.

– Это будет вторая операция в этот день. Хирурги полагают, что за ней приедут в десять часов утра.

– Значит, мне нужно прибыть в госпиталь в восемь. Я смогу побыть с ней?

– Разумеется.

– А потом? Я обещала ей, что буду рядом, когда она проснется.

– Если все пойдет нормально, она проснется во второй половине дня.

– Если все пройдет нормально… вы думаете, могут быть проблемы?

– В общем, нет. Но операции на открытом сердце никогда не бывают легкими. Всегда есть возможность внезапного возникновения осложнения. Сама по себе операция, впрочем, проста – на сердце поставят заплату, и это будет спасением для Лили.

– То есть, если операция пройдет нормально, с ней будет все в порядке?

– Должно быть. Наверное, я уже отнял у вас немало времени. Еще раз спасибо, леди Ллойд-Аштон. Это очень благородно с вашей стороны и очень важно для Лили и ее родителей.

«Лили, – подумал Джеффри. – Маленькая китаянка, ради которой Ив перенесла множество уколов». Интересно, когда она собирается сказать ему о данном ею обещании? Может быть никогда, – благодаря игре случая операция Лили назначена на понедельник, обычный день дежурства Ив, так что, если от него не последует никаких других распоряжений, ей повезло: она сможет увидеть Лили и до, и после операции; и он никогда бы об этом не узнал.

Но теперь он знал.

Впрочем, Джеффри не собирался мешать Ив выполнять свое обещание: при любом исходе операции сострадание, проявленное принцессой Замка-на-Пике к маленькой пациентке, может послужить основой для прекрасной рекламной статьи в местной прессе. И кстати, прекрасная «человеческая» история для Синтии, усмехнулся Джеффри. Синтия презирала такие «не»-новости, но, учитывая, что это будет статья для него… Синтии нужно быть в этот день в госпитале, как и ему, чтобы поддержать свою принцессу, независимо от того, сообщит она ему об операции или нет.

Второй звонок был сделан из Замка примерно за двадцать минут до его появления в офисе. Ив звонила Джулиане Гуань в ее бутик.

– Джулиана, это Ив. Ты помнишь, я говорила тебе об Алисон Уитакер? Этой фотографине «Нефритового дворца», у которой было твое радужное платье?

– Конечно, помню.

– Она сейчас у меня и только что сказала мне, что хотела бы купить еще одно платье от «Жемчужной луны», для приема по случаю открытия отеля. Мне кажется, было бы неплохо, если бы ты сама встретилась с ней и все обговорила. Это можно устроить?

– Разумеется. Я буду рада. Ты можешь сообщить ей, что я с удовольствием сделаю для нее платье специально для этого вечера.

– Очень мило. Когда она сможет прийти к тебе?

– Дай-ка я посмотрю. – Наступила короткая пауза, потом Джулиана сказала: – У меня есть свободное время в пятницу в семь. Это ее устроит?

Джеффри услышал еще, как Ив выясняет у Алисон, подходит ли ей время, и как прощается с Джулианой, а мысли его унеслись к тому июньскому звонку Ив Джулиане, когда он узнал любопытную вещь: Мейлин и Джулиана – дочь и мать.

«Ах, моя принцесса, у тебя завелись от меня тайны. Точнее говоря, – с улыбкой подумал Джеффри, – ты думаешь, что это тайны. Но от меня, моя дорогая, не может быть секретов».

Джеффри сконцентрировался на беседе, которую вели между собой Ив и Алисон. Алисон была полна восторгов по поводу своего посещения монастыря Бо-Линь на острове Ланьдоу, и ее бьющая через край радость передалась и Ив: сапфировые глаза блестели, она казалась такой молодой, счастливой и свободной.

– Это был прекрасный день, Ив, – сказала Алисон, прощаясь с хозяйкой у двери замка. – Спасибо тебе за гостеприимство.

– Спасибо за то, что пришла, Алисон. Мне очень нравится беседовать с тобой. Может быть, распорядиться, чтобы тебя довезли до «Ветров торговли»?

– Нет-нет, – улыбнулась Алисон. – Мне нравится бродить по туману.

«По туману и волшебству», – мысленно повторяла Алисон, спускаясь по Маунт Остин-роуд к конечной остановке трамвая неподалеку от Замка.

С воскресенья над Гонконгом висели темные облака, а сегодня появился туман, который в конце концов приведет к дождю. Но сегодня Пик Виктории казался декорацией сказочного фильма, снимавшегося в серебристо-черной гамме: сквозь огромные челюсти ослепленного дракона проносились облачка бутафорского дыма.

Но мысли Алисон тоже блуждали, подобно клочьям тумана на другом серебристо-черном фоне… среди ужинов со свечами, которые они часто делили с Джеймсом с того июльского дня. Они встречались раз в неделю, и в начале каждой встречи он внимательно изучал ее последние работы, потом следовал ужин, и иногда бывали захватывающие минуты, когда он изучал ее.

Но чаще всего он держал свои чувства под контролем. Он вежливо интересовался ее делами, но только как друг, всегда оставаясь чуточку отстраненным и недоступным. И его сильные руки, горячие от внутреннего огня, прикасались к ней только для того, чтобы поддержать ее, не дать оступиться на лестнице или тротуаре.

Однако иногда Джеймс, казалось, забывал о своих правилах… пусть только на минуту. Именно тогда она замечала в нем что-то похожее на желание.

Однако может ли Джеймс Дрейк желать ее – безнадежную простушку Алисон Париш Уитакер. Но, может быть, она чем-то похожа на Гуинет?

Алисон и понятия не имела, что Ив сама была нужна Джеффри только потому, что была копией другой женщины. Но сразу поняла, что Ив догадалась, о чем она спрашивает на самом деле, когда попросила ее рассказать о Гуинет, так как та постаралась успокоить ее в этом отношении: Гуинет была совершенно непохожа на Алисон.

А это значило, что волшебство было самое настоящее. Желание, которое Алисон читала в серебристых глазах пантеры, было направлено на нее.

Было всего шесть часов вечера, и хотя Алисон знала от Джеймса, что архитектор «Нефритового дворца» работает в своем офисе допоздна, безупречно одетая женщина, идущая впереди нее по Чэйтер-роуд, должна была быть Мейлин.

Алисон робела окликнуть ее, слова застревали у нее в горле при воспоминании о странном впечатлении, которое на нее производили разговоры с Мейлин. Маленькая бабочка, всю жизнь проведшая в коконе любви, не привыкла, чтобы посторонние обращались с ней так… странно и с каким-то намеком. Если ей и приходилось общаться с незнакомыми людьми, то они отвечали ей с той же приязнью: тепло улыбались, говорили «привет», у них не было такого сурового выражения лица, словно Алисон была опасна.

За всю жизнь Алисон не могла припомнить, чтобы кто-нибудь встречал ее так радушно, как Мейлин в аэропорту, словно она ждала ее вечность, и они были старыми друзьями, наконец-то встретившимися снова.

Но потом, в номере, она поймала на себе встревоженный взгляд Мейлин… и хотя та призналась ей, что у нее проблемы с чертежами, Алисон не могла не почувствовать, что проблема более серьезная и глубоко личная – как если бы Алисон чем-то сильно навредила Мейлин. И опять, когда они случайно столкнулись в тот июльский день у Башни, и только она хотела пригласить Мейлин встретиться – как та резко отсекла ее. Тут тоже было что-то личное.

Постоянно прокручивая в сознании эти сцены, Алисон напоминала себе: Мейлин Гуань занята выдающимся и необычайно сложным проектом. Так что естественно, что при таком напряжении у нее может быстро меняться настроение. Глупо воображать, что такой крошечный вежливый мотылек, совершенно ей посторонний, может вызывать вообще какую-то реакцию, тем более негативную.

«Или позитивную», – подумала Алисон, снова вспомнив тот незабываемый момент в аэропорту. Неужели счастье, которое она прочитала тогда в глазах Мейлин, всего лишь почудилось ей? Неужели ее розовый оптимизм окрасил тогда в розовый цвет всех окружающих? Несколько раз Алисон просыпалась ночью, с нее слетали остатки сна, и ей хотелось немедленно позвонить Мейлин, узнать, может быть, она тоже не спит и у нее есть настроение поболтать с ней.

Алисон всегда подавляла эти желания. Но теперь, в этот гуманный день, она не выдержала и позвала:

– Мейлин!

Она выдохнула это имя еле слышно, но Мейлин услышала. Она остановилась, подождав Алисон, и сестры пошли вместе, впервые с того момента, как у них сорвалась встреча в июле.

С точки зрения Мейлин, в ее сестре-златовласке произошли положительные изменения. Ее волосы отросли и пышно вились во влажном туманном воздухе, веснушчатое лицо слегка загорело, а глаза горели еще ярче.

С точки зрения Алисон, в Мейлин, с одной стороны, что-то изменилось к лучшему, а что-то вызывало тревогу. Туман усеял ее волосы мириадами бриллиантиков, и они стали еще более колдовскими, ее красота потрясала, хотя и была какой-то надломленной. Вокруг глаз виднелись темные круги, и в самих глазах была тревога. Алисон понимала, что Мейлин устала, но это не объясняло тревоги. Джеймс уверил ее, что дела строительства идут отлично.

Поздоровавшись, Алисон спросила:

– Вы уже закончили работать сегодня, Мейлин?

Мейлин кивнула, и алмазы в ее волосах дрогнули.

Пожав плечами, она ответила:

– Но все равно я почти ничего не успеваю сделать. А как вы?

– Я тоже. Впрочем, сегодня я почти не работала. Утром я ходила по магазинам, а днем заезжала к Ив. – Разумеется, Алисон рассчитывала поработать вечером в лаборатории, но теперь это уже не имело значения. Главное теперь – Мейлин. – Кстати, раз уж мы обе сегодня свободны, тогда почему бы нам не поужинать вместе?

Мейлин вдруг нахмурилась, и тогда Алисон тихо добавила:

– Впрочем, у вас, наверное, уже есть другие планы на сегодня…

– Нет, я свободна, – ответила Мейлин.

И добавила, причем, по мнению Алисон, в ее голосе звучал скорее вызов, чем уверенность:

– Я с удовольствием поужинала бы с вами сегодня вечером, Алисон.

Тогда, может быть, устроим что-то не столь формальное? Может быть, мне лучше заказать ужин в мой номер?

– Да, это звучит неплохо.