Мы поведали нашим читателям о страшных событиях, развернувшихся на Марсовом поле во второй половине дня 17 июля 1791 года; попытаемся теперь дать читателям представление о зрелище, явившемся взору после драмы, главными действующими лицами которой явились Байи и Лафайет.

Зрелище это поразило воображение молодого человека в форме офицера Национальной гвардии, который вышел с улицы Сент-Оноре, пересек мост Людовика XV и появился на Марсовом поле со стороны Гренельской улицы.

Это зрелище при свете почти полной луны, исчезавшей время от времени за темными облаками, было поистине отвратительно!

Марсово поле походило на поле боя, усеянное мертвыми и ранеными; среди них блуждали, как тени, люди, которым было приказано сбросить мертвые тела в Сену, а раненых перенести в военный госпиталь Гро-Кайу.

Молодой офицер, за которым мы следуем от улицы Сент-Оноре, замер перед тем, как вступить на Марсово поле, и, всплеснув руками, в ужасе прошептал:

— Господи Иисусе! Неужели все обстоит еще хуже, чем мне рассказывали?..

Понаблюдав некоторое время за необычными действиями работавших на Марсовом поле людей, он подошел К двум из них, когда те потащили мертвеца в сторону Сены — Граждане! — обратился он к ним. — Что вы собираетесь делать с этим человеком?

— Иди за нами и сам увидишь, — отвечали те.

Молодой офицер последовал за ними.

Взойдя на деревянный мост, носильщики дружно раскачали мертвеца и на счет «три!» бросили тело в Сену.

Молодой человек закричал от ужаса.

— Что же вы делаете, граждане?! — возмутился он.

— Что видите, милейший, — отвечали те, — расчищаем поле.

— А у вас есть на это приказ?

— Еще бы!

— Кто его отдал?

— Городские власти.

— Ого! — в изумлении воскликнул молодой человек. Помолчав с минуту, они все вместе возвратились на Марсово поле.

— И много трупов вы уже сбросили в Сену?

— То ли пять, то ли шесть, — отвечал один из носильщиков.

— Прошу прощения, гражданин, — продолжал молодой человек, — но для меня очень много значит, как вы ответите на следующий мой вопрос: не видели ли вы среди этих трупов мужчину лет сорока восьми, а росту приблизительно пять футов и пять дюймов, коренастого, могучего, по виду зажиточного крестьянина?

— Знаете, нам их разглядывать некогда; наше дело — определить, мертвые они или только ранены; мертвецов мы бросаем в реку, а живых отправляем в госпиталь Гро-Кайу.

— Понимаете, мой друг не вернулся домой, а мне сказали, что он был здесь,

— поведал молодой человек, — его здесь видели, вот я и подумал, что он мог быть убит или ранен.

— Ну, ежели он был здесь, так, может, и сейчас еще тут, — отозвался один из носильщиков, встряхивая следующего мертвеца, пока другой носильщик разглядывал его при свете фонаря, — раз он домой не вернулся, то уж вряд ли вернется.

Еще раз встряхнув лежавшее у его ног тело, носильщик крикнул:

— Эй! Ты живой или мертвый? Если жив — отзовись!

— Да мертвый он! — заметил его товарищ. — Видишь, пуля пробила грудь.

— Тогда понесли его в реку! — приказал первый. Они приподняли мертвеца и двинулись к деревянному мосту.

— Граждане! — обратился к ним офицер. — Вам же не нужен фонарь, чтобы сбросить этого человека в воду, верно? Будьте любезны, одолжите мне его ненадолго: пока вас не будет, я поищу своего друга.

Носильщики вняли его просьбе, и фонарь перешел в руки молодого человека, который тут же приступил к тщательным поискам; по выражению его лица можно было понять, что он не только называл разыскиваемого другом, но что этот человек был ему по-настоящему дорог.

Человек десять, как и он, с фонарями тоже занялись поисками.

Время от времени в тишине, — казалось, пугающая торжественность зрелища, вид смерти невольно заставляли живых молчать, — звучало чье-нибудь имя.

Порою в ответ на зов раздавались жалоба, стон, крик, однако чаще всего — мертвая тишина!

После некоторого колебания, словно опасаясь испытывать судьбу, молодой человек все-таки решился последовать примеру других и трижды прокричал:

— Господин Бийо!.. Господин Бийо!.. Господин Бийо!.. Однако никто ему не ответил.

— Да, конечно, он мертв! — прошептал молодой человек, смахнув рукавом набежавшую слезу. — Бедный господин Бийо!..

В это время два носильщика прошли мимо него, неся мертвеца к Сене.

— Эге! — молвил тот из них, что поддерживал тело под мышки и потому голова мертвеца находилась у него перед самым носом. — Мне кажется, наш повойничек вздохнул!

— Ну, ежели всех выслушивать, — со смехом заметил другой, — так, пожалуй, и мертвых не окажется.

— Граждане! — обратился к ним молодой офицер. — Умоляю вас, позвольте мне осмотреть человека, которого вы несете!

— Да пожалуйста, милейший, — охотно согласились носильщики.

Они усадили покойника на землю, чтобы офицеру легче было осветить его лицо.

Молодой человек поднес фонарь ближе и вскрикнул. Несмотря на ужасную рану, изуродовавшую лицо почти до неузнаваемости, ему почудилось, что это именно тот, кого он разыскивает.

Вот только жив или мертв этот человек? У человека, который был одной ногой в могиле, голова была рассечена ударом сабли; рана, как мы уже сказали, была огромна! С левого полушария кожа слезла чулком и вместе с волосами лоскутом свисала на щеку, обнажив теменную кость; височная артерия была перерублена, отчего все тело раненого или убитого было залито кровью.

С той стороны, где находилась рана, человек был неузнаваем.

Молодой человек дрожащей рукой перенес фонарь на другую сторону.

— Ох, граждане! — вскричал офицер. — Это он!.. Это тот, кого я разыскиваю: господин Бийо!

— Вот черт! — пробормотал один из носильщиков. — Немного не в порядке ваш господин Бийо!

— Вы же сами сказали, что он вздохнул!

— Так мне показалось…

— Ну так сделайте одолжение…

Офицер достал из кармана монету в один экю.

— Чего изволите? — с готовностью спросил носильщик, увидев монету.

— Бегите к реке и принесите в своей шляпе воды.

— С удовольствием!

Носильщик бросился к Сене. Молодой человек встал на его место, чтобы поддержать раненого.

Несколько минут спустя носильщик вернулся.

— Брызните водой ему в лицо! — приказал молодой человек.

Носильщик повиновался: он опустил руку в шляпу и покропил лицо раненого.

— Он вздрогнул! — воскликнул молодой человек, державший умиравшего на руках. — Он не умер!.. О, дорогой господин Бийо, какое счастье, что я пришел!..

— Да, черт побери, это действительно большое счастье! — поддержали его оба носильщика. — Еще несколько шагов, и ваш друг пришел бы в себя в сетях Сен-Клу.

— Брызните еще раз!

Носильщик повторил операцию; раненый вздрогнул и издал вздох.

— Ну, теперь видно, что он точно жив, — заметил другой носильщик.

— Что же нам с ним делать? — спросил первый.

— Помогите мне перенести его на улицу Сент-Оноре, к доктору Жильберу, я вам хорошо заплачу! — предложил молодой человек.

— Нельзя.

— Почему?

— Нам приказали бросать мертвецов в Сену, а раненых переносить в госпиталь Гро-Кайу… Раз он подает признаки жизни и, стало быть, мы не можем сбросить его в воду, мы обязаны снести его в госпиталь.

— Хорошо, давайте отнесем его в госпиталь, и поживее! — согласился молодой человек.

Он оглядев.

— Где находится госпиталь?

— Шагах в трехстах от Военной школы.

— Значит, вон в той стороне?

— Да.

— Придется пройти через все Марсово поле?

— Так точно; из одного конца в другой.

— Боже мой! Неужто у вас нет носилок?

— Может, и найдутся, — отвечал второй носильщик. — Это как с водой: еще одна монета, и…

— Да, правда, — согласился молодой человек, — вам же ничего не досталось… Держите, вот вам еще экю; разыщите мне носилки.

Десять минут спустя нашлись и носилки.

Раненого уложили на матрац; двое носильщиков взялись за ручки, и мрачный кортеж двинулся по направлению к госпиталю Гро-Кайу в сопровождении молодого человека; в одной руке он сжимал фонарь, а другой поддерживал голову раненого.

Жутко было идти ночью по залитой кровью улице, спотыкаясь о неподвижные и холодные тела или о раненых, приподнимавшихся и снова со стоном падавших наземь.

Спустя четверть часа они наконец прибыли в госпиталь Гро-Кайу.