Анна Раштон пришла на свое рабочее место в «Ю.С.Авто» рано, несмотря на то что у нее сегодня был день рождения. Она всегда любила приходить на работу заблаговременно, потому что мистер Мэддокс имел привычку приходить еще раньше и успевал просмотреть всю почту к ее приходу. Компания была всей ее жизнью, но она никогда не чувствовала себя такой счастливой, как эти последние шесть лет, которые она работала с мистером Мэддоксом. Пусть о нем говорят что хотят, в служебной столовой — она слышала от официанток, что многие жаловались на его высокомерие, — но работать с мистером Мэддоксом — просто чудо! Кроме того, он обладал волшебным даром общения с официальными представителями профсоюзов и рабочими. «Мэддокс — наш человек» — так называли его на заводе. Он был одним из них. Он, как и они, пришел с улицы, работал на конвейере и испытал на себе убийственную монотонность труда, прошел через те же разочарования — и, проделав весь путь, добрался до самого верха. Пол Лоренс все еще оставался на посту президента, Ноэль был вторым в этой цепочке, и Анна знала — как его личная секретарша, она знала все, что касалось Ноэля, — что другие компании уже засылали своих агентов, чтобы узнать, не хочет ли Ноэль сменить обстановку. Ноэль Мэддокс был блестящим работником, и если бы не его молодость — ему всего только тридцать девять лет, — он мог бы уже стать президентом одной из ведущих автомобильных корпораций.

Букет красных роз ждал ее на письменном столе, и так было каждый день ее рождения последние шесть лет, а рядом лежала маленькая коробочка, завернутая в красивую голубую бумагу и перевязанная серебряной ленточкой. Анна, улыбаясь, убрала свою сумку и причесалась. Взяв в руки цветы, она прочла записку: «Поздравляю с днем рождения — наилучшие пожелания — Ноэль Мэддокс». За все эти годы он никогда не говорил ей ничего личного — ни того, как хорошо выглядит она сегодня в новом костюме, ни того, чтобы она сменила прическу, — но мистер Мэддокс, казалось, всегда знал, когда Анна плохо себя чувствовала, и отсылал домой, требуя, чтобы она не появлялась на работе, пока совсем не поправится. А когда ее мать, единственный оставшийся в живых близкий человек, заболела, Ноэль лично приехал в больницу, чтобы удостовериться, что она под наблюдением докторов. Когда же мать скончалась, он уполномочил ответственного за кадры проследить за организацией похорон и спросил, не хочет ли Анна взять отпуск за свой счет на несколько недель. Однако она предпочла продолжать работать, потому что единственным способом оправиться от такого удара была напряженная работа, но была тронута его заботой и цветами, которые он прислал на похороны.

Анна поставила розы в вазу с водой на письменном столе. Улыбаясь, она отложила маленькую коробочку в сторону, «на потом», и начала сортировать почту мистера Мэддокса. Когда с этим было закончено, Анна сложила газеты — «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост», «Лос-Анджелес Геральд Экзаминер», «Уолл-Стрит Джорнел», а также лондонские «Таймс» и «Файненшенел Таймс» с местными газетами Детройта — и отнесла их вместе с почтой ему в кабинет. Мистер Мэддокс любил быть в курсе последних политических и экономических новостей как в Америке, так и за рубежом.

Его письменный стол розового дерева был пуст, за исключением телефонов и селектора. Анна положила почту в центре стола, а газеты — слева. Она осмотрелась, проверяя, все ли в порядке. Большой лист ватмана был прикреплен к стальной чертежной доске, стоящей под наклоном у окна, и она взглянула на него.

Идея создания этой новой машины принадлежала мистеру Мэддоксу, и он лично работал над ней вместе с молодыми конструкторами компании в течение двух лет, пока, наконец, она не превратилась в то, чего он добивался. Анна помнила, как вела записи на самом первом заседании.

«Она должна стать такой машиной, что, если покупателю двадцать четыре года, он женат и имеет ребенка, а цена — немного больше той, что он может себе позволить, он залезет в долги, но купит ее, — говорил им тогда Мэддокс. — Она должна стать компактной и спортивной, но иметь достаточно места, чтобы два взрослых человека чувствовали себя удобно на заднем сиденье».

«Почему не сделать ее дешевле?» — задали ему вопрос начальник конструкторского бюро и бухгалтеры-эксперты. Анна знала, что Ноэль абсолютно прав, когда ответил: «Потому что каждый должен иметь что-то, к чему он стремится, нечто такое, что трудно себе позволить. Дай покупателю автомобиль, который можно легко купить, и он будет сравнивать его с десятками других, которые продаются вокруг. А этот автомобиль должен стать компромиссом между спортивной моделью, о которой мечтают с шестнадцатилетнего возраста, и той, на которой можно вывезти всю семью на прогулку».

«Сталлион» стала конечным результатом, и было уже решено, что она сойдет с конвейера в начале следующего года. Анна хотела потратить все свои премии, накопившиеся за пятнадцать лет, на этот автомобиль. Она бы выбрала металлический голубой цвет. Ей всегда нравился голубой.

Вынув небольшую тряпку для пыли, Анна смахнула соринки, оставшиеся незамеченными уборщицами, и пошла взглянуть, не закипает ли кофе. Мистер Мэддокс пил много кофе в течение дня, хотя она и говорила ему, что это вредно. Потом Анна проверила его еженедельник и отметила, что с двенадцати сорока пяти до трех он обедает в «Пойнт-Чартрейн-отеле» с двумя джентльменами из французской автомобильной компании. Утро оставалось свободным для работы в кабинете и телефонных переговоров; намечено три совещания, которые продлятся до шести часов. После этого работа в мастерской с группой новеньких, которых он набрал из конструкторских колледжей. Вероятно, мистер Мэддокс освободится не раньше девяти-десяти часов вечера, затем, она знала, он перекусит гамбургером и отправится домой, в свою фешенебельную квартиру на крыше одного из самых новых и самых высоких зданий Детройта. Анна никогда не была в квартире Ноэля и не знала, проведет ли он эту ночь в одиночестве или нет. Она никогда не совала нос в личную жизнь мистера Мэддокса, хотя и слышала, как сплетничали другие, что, когда Ноэль появлялся на официальных встречах, рядом с ним всегда была какая-нибудь эффектная девушка. Это не удивительно — хотя мистер Мэддокс и не был, что называется, красавчиком, он обладал необычайным обаянием. Можно было даже назвать его привлекательным мужчиной. Но, конечно, все это ее не касалось.

Сев за свой стол, она взяла сверток, аккуратно сняла серебряную ленточку и свернула ее в маленький клубочек, чтобы использовать еще раз. Под оберточной бумагой была маленькая замшевая коробочка традиционного голубого цвета из ювелирного магазина Тиффани, а внутри — браслет из золотых и серебряных нитей, переплетенных между собой. На карточке, которая приложена к коробочке, было написано: «Вы должны знать, как я ценю вас, Анна. Что бы я делал без вас? Мои самые наилучшие пожелания в день вашего рождения и много благодарностей за вашу помощь. Ноэль Мэддокс».

Должно быть, он купил его, когда был в Нью-Йорке на прошлой неделе. И специально пошел к Тиффани, чтобы купить ей подарок! Конечно, это было слишком экстравагантно с его стороны, она ожидала очередной флакон духов — конечно, большой, — но браслет ей очень понравился. Утром Анна почувствовала себя одиноко, сорокалетие — не та дата, которой радуешься, но мистер Мэддокс с его чудесным подарком дал понять, что она все еще нужна. Приятно думать, что тебя ценят. Улыбаясь, Анна надела на руку браслет, любуясь им. Затем, убрав коробочку в ящик стола, она начала отбирать сравнительные данные за последние пять лет по продаже пикапов с двумя ведущими осями.

Войдя, Ноэль помахал ей рукой.

— Доброе утро, Анна, — окликнул он её.

Анна улыбнулась.

— Доброе утро, Мистер Мэддокс. И спасибо за цветы и подарок. Он просто великолепен. Я не заслуживаю его.

— Никогда не надо недооценивать себя, Анна. Вы — самая лучшая секретарша в мире, и это лишь дань уважения и подтверждение того, что я знаю это.

У себя в кабинете Ноэль снял пиджак, сел за стол и Стал быстро просматривать газеты. Сначала «Уолл-Стрит Джорнел», затем американские газеты и, наконец, иностранные. Допив чашку черного кофе, он развернул «Таймс». Он всегда получал большое удовольствие от чтения английских газет с того самого времени, когда впервые оказался там, — четыре года назад. Это было его первое путешествие за границу, и Ноэль оказался там по заданию компании. Он остановился в «Савойе» в маленьком номере с видом на реку, и ему подавали «Таймс» вместе с яичницей с беконом. Теперь он ел яичницу с беконом, только когда приезжал в Англию, но привычка читать «Таймс» осталась. На второй странице Ноэль прочитал: «Восьмилетний сын писателя Гарри Лаунсетона, Вил, получивший удар крикетным мячом шесть недель назад, в настоящее время вышел из комы и поправляется, однако останется в больнице еще на несколько недель. Леди Лаунсетон, более известная как Пич де Курмон, принадлежит к французской автомобильной династии».

Ноэль задумчиво смотрел на скупые строки маленького сообщения. Ему трудно представить Пич матерью, но это написано черным по белому, и она едва не потеряла сына. Конечно, он видел лицо Пич повсюду — казалось, она была на каждом рекламном щите по всем дорогам Америки! Де Курмоны старались вырваться на американский рынок, но, несмотря на всю рекламу и известность, Ноэль не был уверен, что их новый автомобиль конкурентоспособен.

Подойдя к книжному шкафу, он вынул последний номер журнала по автоделу перелистал страницы, пока не нашел рекламу «курмона». Лицо Пич улыбалось ему из-за руля маленького голубого автомобиля «флер» с откидным верхом. Дверца автомобиля была открыта, видны были ее длинные ноги, удобно расположившиеся в салоне, подчеркивая, что в машине достаточно места даже для высокого человека. Ноэль не встречал ее с того самого приема в Бостоне десять лет назад. Но он не забыл Пич.

Обеденный зал «Пойнт-Чартрейн» был переполнен, но столик Ноэля держали свободным, хотя на этот раз он засиделся в баре. В «Пойнт-Чартрейн» мистера Мэддокса знали все. Перед ним распахивали двери, прежде чем он к ним подходил, а швейцары, так же, как и бармены с официантами, называли его по имени. Обед с французской группой управляющих был скучен, как он и предполагал, пока один из них не рассказал кое-что, заинтересовавшее Ноэля.

— Мы могли бы использовать прогрессивных людей, таких, как вы, в нашей европейской промышленности. Нам также нужен «сталлион», а автомашины вроде «курмон-флер» не отвечают нашим запросам.

— Именно об этом я думал сегодня утром, — заметил Ноэль.

— У де Курмонов неприятности, — добавил один из французов. — «Флер» продается, но недостаточно, чтобы оправдать высокие производственные затраты. Эта машина — большая ошибка, и даже реклама Пич де Курмон не может спасти ее. Этой компании грозят финансовые трудности.

— Большие? — заинтересованно переспросил Ноэль. Его собеседник кивнул.

— Так, во всяком случае, говорят. Джим Джемисон — очень большой бизнесмен, один из лучших. Но он никогда не был настоящим «автомобильным человеком». Он вынужден доверять мнению своей команды управления, а на этот раз они крупно его подвели.

По дороге домой поздно вечером Ноэль вспоминал эту беседу и продолжал думать об услышанном, поднимаясь на личном лифте в квартиру.

После того как он проработал два года вице-президентом у Пола Лоренса, Ноэль решил, что пора поменять жилье. Он объездил Блумфилд-Хиллз с агентом по продаже недвижимости, разглядывая красивые дома и думая, что, собственно, он будет делать один в комнатах, где можно устраивать по три приема одновременно, в огромной кухне, пяти спальнях и четырех ванных комнатах? «Забудьте о домах, — сказал он агенту. — Я холостяк. Что мне нужно, так это большая квартира». Через неделю агент нашел ему отличную квартиру, и Ноэль встретился с декоратором, которого рекомендовала жена Пола и который помогал им переделывать их дом. Окна со скользящими стеклами, окружавшие гостиную, вели на террасу, откуда открывался прекрасный вид через весь город на парковую зону пригорода и дальше. Его единственной подсказкой декоратору была просьба сделать все просто и не использовать черный цвет. Декоратор создал атмосферу покоя, в естественных тонах — кремовом, песочном и сером, добавив кое-где теплых оттенков в виде стула золотисто-желтой обивки или ярко-зеленого ковра. Количество мебели было сведено до минимума, что внесло ощущение пространства, а у окна и около ультрасовременного камина устроены небольшие гостиные. Единственными предметами, которые Ноэль сохранил от бывшей квартиры, были изголовье с ангелами для приюта, пепельница «Рикар» и две дешевые репродукции Кандинского и Мондриана. Только теперь они висели напротив подлинных картин. Кроме Мондриана и других художников, на которых Ноэль тратил свои годовые премии, спальню украшал небольшой пейзаж Моне, а картину Мари Лорансен с изображением цветов он поместил рядом с обеденным столом. Он приобрел также выразительные картины современных абстракционистов и необузданного Роя Лихтенштейна и, кроме того, пару скульптур неизвестных авторов, которые ему особенно понравились. Ноэль присмотрел морской пейзаж Бретани Сера, но цена на аукционе взлетела слишком высоко, и вместо картины он купил маленький домик на берегу озера.

На кремовом диване у огня камина его ожидала красивая девушка. На ходу поцеловав ее светлые волосы, Ноэль бросил пальто на стул и направился в спальню.

Делла Гривз, улыбаясь, потянулась на диване. Он, как всегда, опоздал. Они собирались сегодня вечером поехать на озеро, но что изменится, если они поедут туда утром? Ей нравилось там.

Ноэль вернулся в комнату в темно-синем купальном халате, с волосами, влажными после душа. Он снял с проигрывателя пластинку Флитвуда Мака, которую она слушала, и поставил свой любимый концерт Моцарта. Откинувшись на подушки, он выглядел усталым и до сих пор не произнес ни слова. Это тоже было нормальным. Такому человеку, как Ноэль Мэддокс, есть над чем подумать. Он был поглощен своей работой всегда и везде. Делла могла поклясться, что он не переставал думать о делах, даже занимаясь с ней любовью.

— Как мир моды сегодня? — спросил, наконец, Ноэль.

Делла повела плечами и улыбнулась.

— Как всегда.

У нее был собственный модный магазин в фешенебельном районе Детройта, финансируемый ее состоятельным отцом, и она любила свое дело, но сейчас Делла понимала, что не стоит надоедать Ноэлю рассказами о своих делах.

Они сидели и слушали музыку, пока он не заснул на диване. Она не стала его будить, отправилась спать одна.

Делла привыкла к молчаливости Ноэля, но на этот раз начала волноваться. На следующее утро Ноэль молча расхаживал по квартире. Она приготовила салат и поджарила мясо, которое купила накануне, а Ноэль все молчал и задумчиво смотрел в большие окна. Позавтракали они в молчании. К шести часам вечера Делла готова была расплакаться и решила, что ей лучше спросить, что случилось.

Ноэль не отходил от окна, наблюдая, как солнце садится за горизонтом. Его голова со вчерашнего дня была занята мыслями о положении, создавшемся в компании де Курмонов, и чем больше он думал о компании, тем больше она его интересовала. Это была отличная компания, и в хороших руках могла бы стать прибыльной. Наконец решение было принято. Он подошел к телефону и позвонил Полу Лоренсу домой. Пол обещал переговорить с председателем и дал ему разрешение начать предварительные переговоры с де Курмонами.

Ноэль, не обратив внимания на Деллу, повернулся к окну и вновь уставился на почти почерневшее небо.

— Ноэль? — В глазах Деллы стояли слезы. — Что-нибудь случилось?

Ноэль с удивлением посмотрел на нее. Делла была привлекательной девушкой. И очень милой. Она не единственная, с кем он проводил время, но сейчас он понял, что пренебрег ею. У него всегда хватало девушек, чтобы скрасить одинокие моменты жизни, которые еще оставались в переполненном работой графике. Но беда в том, что они никогда не соответствовали образу Пич де Курмон, маленькой золотистой девочки — символа свободы, или той экзотической молодой девушки в пурпурном платье на приеме. Той синеглазой девушки, пригвоздившей его словами: «Вы — Ноэль Мэддокс из сиротского приюта в Мэддоксе?»

Пройдя на кухню, он открыл холодильник и достал немного льда, а затем налил выпить.

— «Мартини»? — спросил Ноэль и протянул ей бокал и маленький голубой сверток. Потом улыбнулся, и Делла поняла, почему она всегда мирилась с его поведением. Когда Ноэль вот так смотрел на нее, Делла просто не могла обижаться. Она радостно открыла маленькую голубую замшевую коробочку и вынула большие золотые серьги в виде колец.

— Я был в Нью-Йорке на прошлой неделе, — сказал Ноэль, — проходил мимо Тиффани и вспомнил о тебе. Продавец сказал, что они сейчас в моде. Надеюсь, он не ошибся?

— Конечно, не ошибся. И ты тоже. Спасибо тебе. — Делла поцеловала его.

Ноэль заглянул в ее красивое улыбающееся лицо.

— На следующей неделе я еду по делам в Европу, — неожиданно добавил он. — Ты бы хотела поехать со мной?

Существовали тысячи причин, по которым Делла не могла сейчас уехать, но она знала, что ее ничто не остановит.

— С удовольствием, — сказала она с улыбкой.