Ноэль Мэддокс для своих семи лет был мал ростом, намного меньше, чем его лучший друг Робинсон. Конечно, Люк достаточно взрослый — ему десять. У него была копна рыжих волос и круглые голубые глаза, невинное выражение которых всегда и у всех вызывало улыбку. Люк безнаказанно вытворял все, что хотел. Он мог украсть лишний кусок хлеба, когда был голоден, а однажды, скучая во время посещения приюта городскими властями и высматривая, что плохо лежит, он даже стащил большой кусок торта — с розовой, белой и желтой кремовой прослойкой. Конечно, Люк поделился с ним не ровно пополам, но Ноэль и не рассчитывал на это. Торт был вкуснее всех тортов в мире, отчасти из-за того, что дети в Мэддокском благотворительном приюте не часто ели такое, но в основном, потому, что это именно Люк угостил его.

Ноэль, ожидая Люка, сидел на жесткой деревянной скамейке за дверью кабинета миссис Гренфелл. Его густые, черные волосы были коротко острижены (так старшая надзирательница боролась с постоянной угрозой вшей) и открывали его немного вытянутое, ободранное лицо и торчащие уши. Так или иначе, в лице семилетнего Ноэля не было ничего детского. Его глубоко посаженные серые глаза были почти бесцветны, а губы растрескались от ветра, гулявшего по бесконечным плоским равнинам вокруг приземистых квадратных домов приюта. Худенькое, почти бесплотное тело Ноэля съежилось под линялым голубым комбинезоном, и когда он сидел на скамейке, его ноги болтались над сияющим линолеумом пола. А волосы Люка не были острижены, потому что старшая надзирательница сказала, что у него никогда не было вшей. Она не знала, как ему это удалось, и считала, что его охраняют ангелы! Ноэль тоже так считал.

Ноэль нетерпеливо задвигался на скамейке. Он сидел здесь почти полчаса, и если старшая воспитательница узнает об этом, у него будут неприятности. Но он обещал Люку дождаться его. Люк не сказал, зачем он идет к миссис Гренфелл, но раз его не было так долго, значит, это было что-то важное.

Неожиданно дверь открылась, раздались звуки голосов и высокого, забавного смеха. Но смеялась не миссис Гренфелл. Скользнув со скамейки, Ноэль бегом бросился по коридору, за угол, и с нетерпением уставился на дверь. Он увидел, как Люк выходил, прощаясь с кем-то в комнате. Когда он обернулся и пошел по коридору, Ноэль увидел ослепительную улыбку на его лице.

— Люк, — Ноэль поймал его за руку, когда тот проходил мимо.

— О, привет, Ноэль! — Люк продолжал идти, как будто не помнил, что просил Ноэля подождать.

— Что случилось? — требовательно спросил Ноэль, — у тебя неприятности?

— С чего это? Я не сделал ничего плохого.

Перед тем как пойти к миссис Гренфелл, они вместе старались вспомнить все проделки Люка, а сейчас он вдруг забыл. Ноэль спешил за другом, пытаясь идти с ним в ногу.

— Тогда почему? — спросил он. — И зачем она тебя вызывала?

Люк пожал плечами.

— Просто, я думаю, посетители хотели видеть кого-нибудь из детей.

Ноэль замер. Посетителей было мало, и приходили они очень редко. От случая к случаю заходила пожилая пара, и они могли забрать маленькую девочку, завернутую в розовые одеяла. Но посетители редко хотели взглянуть на подрастающих мальчиков. Они были просто приютскими сиротами. Думая об этом, Ноэль замедлил шаг. Опомнившись, он побежал и догнал Люка, когда тот прыгал по потертым ступенькам.

На заднем дворе на выровненном кусочке земли без травы команда мальчиков в грубых шортах и белых рубашках играла в баскетбол по строгим правилам мистера Нила, который приходил дважды в неделю и по субботам, чтобы заниматься с ними физкультурой и спортом. Ноэль ненавидел физические упражнения. Бег выматывал его, и он знал, что в шортах и рубашке он выглядит костлявым — только локти и колени. У него не было способностей ни к бейсболу, ни к футболу. И вместо того, чтобы давать ему передышку, так как он был самым маленьким, мистер Нил заставлял Ноэля тренироваться все больше и больше, чтобы догнать остальных. И это именно Люк защищал его от яростных подталкиваний мистера Нила к баскетбольной корзине, где проходила жестокая схватка. И это Люк бежал рядом с ним во время кросса по пересеченной местности, и был позади всех, и прибежал среди последних. Без Люка Ноэль бы просто лег и умер после полумили пробега. Он обессиленно упал на обочину каменистой дороги, красные волны прыгали перед закрытыми глазами, сухое горло жгло, и сердце так сильно билось, что Ноэль слышал его удары. Люк заметил это и побежал назад, обнял его за плечи.

— Давай, малыш, — сказал он ласково, — первый раз всегда трудно, а ты бежал слишком напряженно, стараясь догнать других. Теперь все будет в порядке. Отнесемся к этому попроще и прибежим, как сможем.

Благодарность и восхищение светились во взгляде Ноэля. Из-за своего возраста Ноэль всегда был одинок. Вместе с ним в приют поступили только девочки, и он был лишен компании сверстников. Остальные мальчики были старше, намного старше, были даже настоящие взрослые юноши, все еще живущие в помещении для детей. Никто не хотел ждать самого маленького, или взять его в команду, или дружить с ним. Своими словами Люк разорвал одиночество, окружавшее Ноэля. И благодарность не знала границ. Он из кожи вон лез, чтобы быть рядом с Люком, он убирал его постель, клал серые фланелевые брюки Люка под свой тонкий матрац, чтобы отгладить на них праздничные складки, чистил ботинки Люка до сияющей черноты перед тем, как идти в часовню. Его преданность другу была полной, и Люк, который несмотря на свои десять лет пользовался уважением старших мальчиков как за свое крупное телосложение, так и за необыкновенные личные качества, относился снисходительно к Ноэлю, называя его в присутствии других мальчиков «малыш», «дружок».

Когда они оставались одни, Люк рассказывал Ноэлю, что он будет иметь, когда вырастет. Никогда не заходила речь о том, кем он станет. Только о том, что он будет иметь. С широко раскрытыми глазами Ноэль слушал о доме с большой теплой кухней, где можно сидеть и есть сколько угодно кексов, запивая холодным молоком из большого стакана; с прекрасными спальнями наверху, с большими мягкими кроватями, не такими узкими, с соломенными матрацами, как в приюте. Лестницы будут устланы толстыми белыми коврами и (это Ноэлю нравилось больше всего) в гараже — большая красная машина, сверкающая, быстроходная и дорогая. В этом месте Люк ухмылялся и слегка подталкивал Ноэля локтем.

— Конечно, — небрежно говорил он, — в этой сказочной машине со мной будет девушка.

Сердце Ноэля сильно билось. Каждый раз он ждал, что Люк скажет — конечно, он, Ноэль, будет рядом с ним, на переднем сиденье этой прекрасной машины. Зачем Люку нужна какая-то глупая девчонка, было загадкой для Ноэля, это не давало ему покоя по ночам, нарушая его спокойствие. Почему Люку нужен не он? Почему глупая девчонка? Это было непостижимо.

Ноэль наблюдал, как Люк пробежал по двору, подпрыгнул до верхней перекладины лестницы, зависнув на какое-то мгновение, затем подтянулся и оказался параллельно с планкой.

Мальчики, наблюдавшие за Люком, восхищенно зашептались, когда он, превосходно контролируя свое мускулистое тело, перелетел, сделав мертвую петлю, через планку, и аккуратно приземлился. Вытирая руки о комбинезон, он пробежал по баскетбольной площадке, уведя мяч из-под носа у ожидающих мальчишек, великолепным ударом забросил его в корзину.

Серые глаза Ноэля восхищенно расширились. Он забыл о посещении Люком кабинета миссис Гренфелл, загадочный женский смех и то, что Люк проигнорировал его вопрос, и забыл о том, что просил подождать его. Ноэль гордился тем, что был другом Люка.

Девочки в Мэддокском приюте держались как можно более обособленно от мальчиков.

Они носили подсиненные бесформенные платья, слишком длинные для лета, и грубые темно-синие, шерстяные, которые кололи их нежные тельца, зимой; девочки учились читать и писать круглыми ровными буквами, учили арифметику для того, чтобы делать покупки и вести хозяйство, учитывая расходы, изучали американскую историю — какому флагу они верны и почему. Правда эти занятия были на втором плане, так как их ожидало другое будущее. Домашнее хозяйство, шитье, кухня.

Агентства по найму домашней прислуги знали, что приютские девочки были хорошими, надежными служанками, кухарками, домоправительницами. Разумеется, они аккуратно выглядели, всегда были скромно одеты, а администрация Мэддокса настаивала на выходных днях для девочек, чтобы они могли посещать часовню. В Мэддоксе были свои правила.

Для многих приютских мальчиков арифметика и английский были терпимы только благодаря присутствию девочек.

Затаив дыхание, они пристально смотрели на них, кидали записочки по узким скамейкам, опасаясь попасться на глаза учителю, а с таким трудом назначенное свидание происходило вечером за курятником.

Ноэль не понимал, что происходило в курятнике, хотя смутно подозревал, что это не могло соответствовать правилам приюта. Когда его послали собирать яйца, он неожиданно споткнулся о пару — они страстно обнимались. Девочка отвернулась, чтобы Ноэль не видел ее лица, а мальчик, четырнадцатилетний Мэт Браун, посмотрел на него и велел смыться. Но прежде чем уйти, он заметил, что платье девочки было расстегнуто на талии. Ноэль чувствовал и неловкость, и странное возбуждение, но он решительно направился собирать яйца, громко насвистывая, чтобы скрыть неожиданную нервозность, и разогнал кур. Позже он рассказал об этом Люку и тот рассмеялся.

— Счастливчик Мэт, — это все, что он сказал, и в ответ на вопросительный взгляд Ноэля добавил: — Ты еще не совсем взрослый, когда-нибудь поймешь, в чем дело.

Иногда Ноэль с восхищением думал, что Люку по крайней мере уже двенадцать лет.

Это случилось спустя две недели после загадочного посещения Люком кабинета миссис Гренфелл. Люка забрали с урока. На него смотрели с завистью, так как он пропускал математику, и в то же время сочувственно, потому что никто не знал, зачем его вызвали.

Через час Люк вернулся, раскрасневшийся и улыбающийся. Старшие мальчики столпились вокруг, задавая вопросы, смеясь и громко разговаривая. Ноэль был за пределом этого волшебного круга, улавливая лишь обрывки возбужденного разговора. «Что они из себя представляют? Они богаты? Где они живут? Какая машина? Где? Когда? Когда ты уезжаешь?..» Прислонившись к стене, с побелевшим лицом, Ноэль ждал. Его руки были засунуты глубоко в карманы, он кусал дрожавшие губы, ощущая соленый вкус крови во рту.

— Не только это. — Голос Люка звонко доносился из круга мальчиков. — Они сказали, что было бы несправедливо разлучать меня с друзьями. Они решили, что хотят готовую семью. — Он замолчал, чтобы придать значительность тому, что собирался сказать. — И я возьму с собой, кого захочу.

Ноэль перестал дышать. Он ждал, слыша, как кровь стучит в висках.

— Ты! Да? — Кто-то недоверчиво кашлянул.

— Ну, конечно, они должны одобрить, я имею в виду, что он должен понравиться им… Но я могу сказать, кто…

Ноэль глубоко вздохнул, подошел к возбужденному кружку. Встав на цыпочки, он смог увидеть лицо Люка.

— Когда? — спросил он. — Когда, Люк?

Их глаза встретились.

— В субботу, — ответил Люк, показав поднятый большой палец Ноэлю в знак того, что все в порядке.

Ноэль медленно шел от компании ребят по длинному коридору, покрытому линолеумом, прошел столовую с рядами коричневых деревянных стульев и непокрытыми столами. Казенно пахло лаком, резкие запахи дезинфицирующих средств перемешивались с запахом овощей и постоянно присутствующим запахом подливки. Он вошел в зал, куда было запрещено входить. Резко распахнув дверь, посмотрел вниз на потертые ступеньки, на усыпанную гравием дорожку для автомобилей и большие ворота, за которыми была свобода.

В Мэддокском приюте был свой порядок присвоения имен детям. В случае, если от детей отказывались, им давали простые, самые распространенные фамилии — Смит, Джонс, Браун, Робинсон. Имена обычно давались в честь апостолов или святых — Мэтью, Марк, Люк, Пол, Питер… или Сесилия, Мэри, Джоан — для девочек. Но подброшенным младенцам всегда давали фамилию Мэддокс, в честь названия приюта. Миссис Гренфелл говорила детям, что это — большая привилегия — быть названным в честь приюта с такой прекрасной репутацией. Ноэль был одним из двенадцати приютских Мэддоксов, хотя знал, что сотни других Мэддоксов до него покинули приют и теперь свободно жили за его стенами.

— Куда бы вы ни поехали, — гордо говорила миссис Гренфелл, — все будут знать, что вы были воспитанниками Мэддокса.

— Как фамилия семьи? — спросил Ноэль вечером, когда чистил ботинки Люку, плюя на кожу и энергично натирая их.

— Мэлоун, — усмехнулся Люк. — Ирландцы. Вот почему им понравился я — рыжие волосы и все прочее.

— Мэлоун. — Ноэль смаковал имя. Оно звучало солидно. Настоящее имя, которое переходило от отца к сыну. И он снова принялся начищать ботинки, пока в сияющей коже не увидел свое отражение.

— Что будет в субботу? — спросил Ноэль, отложив щетки.

— Они приезжают в четыре часа. На кофе и торт. Мы все вместе встретимся, чтобы узнать друг друга лучше. Потом мы уедем. Конечно, если им не понравится тот, кого я выберу, то ничего хорошего, тогда им придется уехать одним. Но, я думаю, все будет в порядке. — Он опять усмехнулся.

В субботу днем всем детям велели надеть праздничную одежду и хорошо себя вести, знакомясь с мистером и миссис Мэлоун. А потом им объявят, кого выбрал Люк.

На возвышении, в конце маленького зала, стоял стол, украшенный цветами, а шесть деревянных стульев поставили в ряд. Миссис Гренфелл поднялась на возвышение, рассаживая гостей, торопливо подвигая стулья улыбавшимся молодым родителям. Раскрасневшийся, возбужденный Люк сел рядом с миссис Мэлоун, которая похлопала его по руке. Ноэль считал ее красивой. А мистер Мэлоун был высокий, стройный, в прекрасном твидовом костюме. Ноэль увидел кончик трубки, торчащий из верхнего кармана пиджака. Мужчина выглядел спокойным и общительным, так, как должен выглядеть настоящий отец.

— Мы очень счастливы, — начала миссис Гренфелл высоким голосом, чтобы ее лучше слышали, — что мистер и миссис Мэлоун пришли к нам и берут в семью, в дом, двух наших детей. Конечно, — поверх очков она оглядела ряды чистеньких детских лиц, с аккуратно сложенными на коленках руками, — мы будем скучать без них, они — одни из лучших наших детей, и я уверена, что они сделают все, чтобы их новая семья была счастлива.

Мистер Мэлоун неловко поерзал на стуле и встретился взглядом с женой. Миссис Мэлоун слегка приподняла брови, а затем отвернулась. Ноэль ждал, что еще скажет миссис Гренфелл. «И это не важно, если они подумают, что я некрасивый или что-нибудь еще, я докажу им, что умный и быстрый, скоро подрасту, и Люк поможет мне в спорте, так что я их не разочарую». Заблудившись в мечтах, Ноэль не слышал, что еще сказала миссис Гренфелл. Ноэль увидел, как Сесилия Браун, сидевшая через два ряда от него, поднялась и пошла к возвышению. Она поднялась по ступенькам и под аплодисменты подошла к Люку. Двенадцатилетняя Сесилия Браун была самой хорошенькой девочкой в Мэддоксе. С тех пор как ее родители восемь лет назад погибли в автомобильной катастрофе в Сент-Луисе, она жила здесь. Ее тетя, сестра отца, сорок лет наслаждавшаяся одинокой жизнью старой девы, не собиралась брать дочку брата. Она никогда не приезжала, никогда не писала. Сесилия Браун заслужила передышку. Ласковая миссис Мэлоун обняла свою приемную дочь, и Сесилия робко улыбнулась и взяла Люка за руку. Ледяной холод заполнил тело Ноэля, пробираясь к сердцу, замораживая разум.

— Пойдем, — прошипел его сосед, — двигайся. Они хотят, чтобы мы вышли на улицу и попрощались.

Ноэль осторожно пошел вниз, по запретным ступенькам парадной лестницы, тихо встал за толпой ребят. Мистер и миссис Мэлоун сели в яркую, блестящую, красную машину. Сесилия, обняв друзей с нежной улыбкой, уселась в машину на заднее сиденье. Два маленьких новых чемодана были уложены в багажник, и он захлопнулся звонко, со щелчком. Это была очень красивая машина.

— Ноэль! Ноэль! — Люк прокладывая себе дорогу сквозь толпу завистливо смотревших ребятишек. Он схватил Ноэля за руку. — Всего хорошего, малыш. Я напишу. Когда смогу. Я думаю, что теперь буду ужасно занят. — Он повернулся и пошел в сторону Машины, высокий, рыжеволосый, уверенный. — Кстати, — позвал он, — я кое-что оставил для тебя на кровати. Подарок. — Помахав на прощанье рукой, он сел в машину рядом с Сесилией. Ее улыбка, казалось, озарила все вокруг, как заходящее солнце, когда по шуршащему гравию машина уезжала на свободу.

Ноэль лег на кровать, рядом с ним лежал завернутый подарок. Розовая салфетка замаслилась от крема, которым был покрыт торт. Улыбка Сесилии смутно витала в его воображении. И Люк, такой сильный, высокий, свободный, сидящий уверенно рядом с ней. Ноэль не сомневался, что в доме Мэлоунов была большая, теплая кухня, где были молоко и кекс, были мягкие кровати, толстые ковры, блестящая красная машина и красивая девочка рядом с Люком. Люк Робинсон — нет, Люк Мэлоун — был победителем! Ноэль взял кусок торта, смял в кулаке. Потом, с сухими глазами, окаменевший, отчаянно одинокий, пошел в туалет и выкинул прощальный подарок Люка.