Дэнни Маккей был мертв.

Мертв, мертв, мертв.

Это-то и нравилось Дэнни. Он даже пришел к заключению, что быть мертвым лучше, чем живым.

– Говорю тебе, Бон, – обратился он к своему старому другу Боннеру Первису, который сидел у окна и вглядывался в ночь, опустившуюся над Малибу, – быть мертвым намного выгоднее, чем я ожидал. Представь, я могу совершить любое преступление, какое захочу, и никто в мире не сможет обвинить меня в этом.

Дэнни стоял перед зеркалом, голый по пояс, и внимательно рассматривал себя, поворачиваясь то так, то этак, поочередно напрягая разные мышцы.

Месяцы интенсивных тренировок вернули ему форму, он выглядел теперь даже лучше, чем до смерти.

Черт возьми! Он как бы стал наполовину моложе.

Конечно, это было нелегко вернуть былую силу. Когда он пришел в себя в старом деревянном домишке в Сан-Антонио три года назад, ему сказали, что он пробыл в коме четыре месяца. Что-то вроде мозговой травмы, как ему объяснил Боннер. Что-то случилось после его мнимого самоубийства в камере лос-анджелесской окружной тюрьмы. Дэнни действительно умер или почти умер. Поэтому когда он, в конце концов, пришел в себя и увидел тревожный взгляд Боннера, то вновь ощутил себя узником, только на этот раз узником атрофии мышц и истощенной плоти. Путь к выздоровлению был долгим и трудным. Много раз Дэнни был готов сдаться, особенно когда отказала речь, ослабло зрение и проявились другие опаснейшие последствия мозгового кровоизлияния.

Но Дэнни внезапно получил поддержку. Появилась книга «Разоблаченная бабочка», и как только Дэнни прочел ее, волна лютой решимости наполнила все его ослабевшее тело.

– Знаешь, Бон, – сказал он другу, – этот Куинн парень не дурак. Слушай.

Взяв книгу в обтрепанной обложке, он открыл страницу, которую помнил почти наизусть:

– «Следуя журналистской теории, можно предположить, что Дэнни Маккей и Беверли Хайленд в действительности тайно знали друг друга многие годы, что история их отношений берет истоки с того давнего момента, когда они были либо друзьями, либо деловыми партнерами, а возможно, и любовниками, и нечто в этом общем для них обоих прошлом заставило Беверли Хайленд подготовить столь блестящий план мести ничего не ведающему Маккею».

Дэнни засмеялся и отложил книгу.

– Куинн считает, что я причинил ей вред. Он сущий путаник, вот он кто. – Отойдя от зеркала, он перешел в другую комнату, отодвинул шторку, выглянув в небольшое оконце, посмотрел на соседний дом. Дом стоял темный, машины возле него не было.

– Парень не кажет носу, Боннер, – сказал Дэнни, переходя на лексикон своей юности в Западном Техасе. Так с ним всегда случалось, когда он был в порядке. – Все-таки смешно, как судьба иногда оборачивается, не правда ли? – Взяв темно-синюю шелковую рубашку, валявшуюся на кровати, он начал медленно надевать ее, как бы продлевая удовольствие от прикосновения ткани к коже. Три с половиной года назад был такой момент, когда Дэнни думал, что не сможет больше ничего ощущать.

– Я имею в виду, – продолжил он, застегивая перламутровые пуговицы рубашки, – что готовил свою мнимую смерть, думая, что эта сука погибла, когда машина свалилась с обрыва, а теперь, три года спустя, я обнаруживаю, что ее смерть тоже фальшивая. Я должен был догадаться… Как же я мог не подумать тогда, что и она способна выкинуть такой номер, что нам обоим пришла одна и та же мысль?

Его лицо помрачнело.

– Правда, ее так называемая смерть не повредила ей, а моя чуть действительно не прикончила меня.

Смеясь, он погладил рукой шелк рубашки, которая обошлась в две сотни долларов: Дэнни шил ее на заказ.

– Говорю тебе, Бон, когда я увидел, как этот Куинн рассказывает по телевизору, почему считает, что Беверли Хайленд до сих пор жива и что у него есть доказательства… – Дэнни вдел ремень из крокодиловой кожи в брюки – никогда никаких подтяжек он не носил, какими бы модными они ни были. – Ну, ты был со мной, Бон, ты видел, как это взбесило меня. Представить, что она до сих пор жива! Конечно, жива! Когда Куинн сказал об этом, я все обдумал и понял, каким дураком был, хотя не я один считал, что она действительно напилась в этом своем шикарном автомобиле. – Он снова подошел к зеркалу и замолчал, взгляд его стал тяжелым. Он представил, как Беверли праздновала, услышав о его самоубийстве в тюрьме, как хлопали пробки шампанского, пока она наблюдала по телевидению его похороны в Хьюстоне. И без сомнения, эта сукина дочь злорадствовала и, скорее всего, торжествует по сей день. Этому надо положить конец. Как только Дэнни найдет ее.

Он посмотрел на часы – отличные, швейцарского производства, но не сравнить с «Ролексом» за шестнадцать тысяч, которые у него были прежде. Приехав в Южную Калифорнию, он сделал кое-какие покупки, но предстояло еще многое докупить. Одежда создает мужчину, любил говорить Дэнни.

Куинн, выступая по телевидению, говорил, что не так давно снял дом на побережье в Малибу, сразу за поворотом на Сансет, поэтому Дэнни и Боннеру не стоило труда отыскать его дом. Как только они определили, какой из домов принадлежит журналисту, они заняли соседний. Теперь Дэнни ждет, когда Отис объявится в доме. У них должен состояться небольшой разговор.

А когда Дэнни узнает, где находится Беверли Хайленд, он отплатит ей за то, что она ему сделала. Растянув один угол рта, он изобразил улыбку. Дэнни решил, что такая улыбка придает ему больше сексуальности, он убедился, что после долгого пребывания в коме и еще более длительного периода реабилитации, когда сознание его оставалось затемненным и он даже не мог вспомнить, кто он, после всего, через что он прошел за три с половиной года, он все еще не потерял былой привлекательности прежнего Дэнни Маккея.

Естественно, он стал немного старше, в темно-рыжих волосах появилась седина, но томные зеленые глаза и лукаво-сексуальная улыбка все еще несут заряд электричества. Он наблюдал их эффект, когда ходил за покупками в знаменитую «Галерею» в Хьюстоне. Продавщицы сразу в него влюблялись, продавцы выказывали уважение. У Дэнни опять появился раж пообщаться с миллионерами с Ривер-Сакс – людьми, которые когда-то платили кучу денег, чтобы примазаться к нему, и уйти никем не узнанным. Да, сэр, у Дэнни еще не пропала искра Божья, при помощи которой он заставлял вибрировать телевизионные волны, беспрепятственно проникавшие в каждую гостиную верующих, когда он потрясал сердца своей проповедью. «Час добрых вестей». И на гребне этой волны, обрушившейся, как цунами, возникли доллары, миллионы долларов, поступавшие в штаб-квартиру «Добрых вестей», да с такой скоростью, что многочисленный штат не успевал пересчитывать их, паковать и отправлять в банк.

Но не все деньги попадали на счета передачи; Дэнни изменял направление части потока благословенных зелененьких баксов и отправлял их на специальные номерные счета, о которых знали только он и Боннер Первис. Эти-то секретные счета-заначки и спасли его от суда, от перспективы провести остаток жизни за решеткой. Теперь они в его распоряжении.

Итак, у него есть здоровье, состояние, а скоро будет и власть. Раз он мертвый, он – невидим. А духи могут делать все, что хотят.

Мысль об этом перевернула всю его жизнь. Когда-то он хотел добиться избрания президентом Соединенных Штатов, теперь он может завоевать весь мир.

– Весь б… мир, парень, – прошептал он своему отражению в зеркале. И власть его начнется с того, что он сделает с Беверли, когда найдет ее.

Яркий свет фар машины внезапно скользнул по противоположной стене. Дэнни выглянул в окно. Небольшая голубая машина японской марки появилась на подъездной дорожке соседнего дома. Отис Куинн был дома.

Наконец-то, подумал Дэнни, спеша в другую комнату. И как нарочно, споткнулся обо что-то. Пришлось ухватиться за косяк двери. Посмотрел вниз: он споткнулся о руку, холодную и безжизненную. Они с Боннером убили девушку несколько часов назад, когда ворвались в ее дом. Ничего не поделаешь, им надо было расположиться поближе к Куинну.

Дэнни взял ее на руки, она была голая. Он осторожно положил ее на кровать и устроил поудобнее. Вгляделся в лицо и обнаружил, что она хорошенькая. Какой стыд! Он даже не знает ее имени. Пройдя в другую спальню, взял куртку, натянул ее и сказал:

– Отис дома, Бон. Я отправлюсь нанести дружеский визит.

Боннер не ответил – он тоже был мертв. Дэнни с минуту разглядывал побелевшее лицо друга, его невидящие глаза, глядевшие в ночь. Дэнни и Боннер дружили больше тридцати лет, со времени их бесшабашной молодости в Сан-Антонио, когда они были парой горячих молодых меринов, проповедующих Евангелие под навесом и ублажающих огрубевших фермерских жен. Дэнни давно понимал, что рано или поздно ему придется избавиться от лучшего друга, потому что он слишком много знал. Боннер взял на себя заботу обо всем после его мнимого самоубийства: доставил «тело» Дэнни в Техас, скрывая его самого, нашел какого-то нищего ублюдка, занявшего место Дэнни в гробу, потом ухаживал за Дэнни, как нянька, пока тот не выздоровел. Но Боннер имел доступ к состоянию Дэнни и был единственным, кто знал, что Дэнни жив. Теперь не знает никто. А Дэнни все деньги заберет себе.

Он потушил свет, сказал: «Adios, amigo!» – и вышел.

Отис Куинн потер под ложечкой, ощущая, будто он проглотил тлеющий уголек. Язва опять давала себя знать – с тех пор, как он обнаружил, что женщина, которая по его предположению была Беверли Хайленд, оказалась вовсе не ею.

Войдя в снятый им дом, он зажег все лампы, включил стерео, налил пива и подошел к застекленной двери, открывавшейся на солярий. Стоя у перил, он наблюдал, как волны ударяются о берег. Стояла холодная декабрьская ночь, пляж был пуст. Выпив пива, он взглянул на соседний дом и обнаружил, что там нет света.

Он мало ее знал. Она была одной из тех золотистых красоток, которые не изнуряют себя трудом ради заработка на жизнь, раскатывала на «мерседесе» с откидным верхом и постоянно устраивала у себя буйные вечеринки. Отис при случае обменивался с ней приветствиями, но она не проявляла к нему никакого интереса. За несколько недель его пребывания в этом доме ему несколько раз приходило в голову пойти и рассказать ей, кто он такой. Он не сомневался, что она прочла «Разоблаченную бабочку» или, по крайней мере, видела его по телевидению. Тогда бы она, конечно, заинтересовалась им, он был в этом уверен. Отис никогда не мог понять, почему у него проблемы с женщинами. Он, разумеется, не Мел Джибсон, но и не урод какой-нибудь. Для парня, перешагнувшего за полсотни, он был достаточно строен. Каждый день занимался зарядкой для поддержания формы. У него до сих пор нет лысины, и он отрастил интеллектуальную бороду, которая, как он считал, отлично сочетается с очками в стиле Барри Голдуотера. Почему же его отвергают?

Желудок Отиса заурчал, и громкая отрыжка вырвалась изо рта. Поглаживая живот, он вошел в комнату и решил заставить себя съесть что-нибудь перед тем, как сесть за работу.

Намазав дижонской горчицей три ломтика ржаного хлеба, в то время как копченое мясо разогревалось в микроволновой печи, он думал об огромном шансе, который предоставила ему «Разоблаченная бабочка». Конечно, большая часть того, что он написал, – дерьмо, но это – то, чего хотят люди. «Бабочку» просто пожирают. После стольких лет размазывания г… для дешевых газетенок Отис наконец дождался своего часа. И он намеревался продлить его, разыскав Беверли Хайленд.

Печь загудела, он положил дымящийся кусочек мяса на ломтик хлеба, сверху еще ломтик хлеба, потом опять мясо и еще хлеб. Потом подошел к письменному столу, положил сандвич рядом с пишущей машинкой, достал диктофон и начал работу.

«После изучения биографических данных и окружения моего главного кандидата…» Он крутанул кресло и взял с заваленного бумагами журнального столика фото из газеты. Под фото стояло: «Это Беверли Хайленд?» Отис продолжал диктовать: «Я пришел к выводу, что эта женщина совсем не Беверли Хайленд. Ее даже не было в Лос-Анджелесе в то время, когда Беверли Хайленд вела кампанию по организации мести Дэнни Маккею».

Отис остановился, откусил большой кусок сандвича, тщательно прожевал, проглотил и продолжил: «Но, к счастью, эта женщина не была моей единственной картой. После тщательной проверки других кандидатур, по различным причинам отбросив их, я остановился на одном имени и теперь уверен, что Беверли Хайленд – это Беверли Берджесс, владелица курорта «Стар» в Палм Спрингсе. Я провел обследования вокруг Палм-Спрингса и долины Коачелла и выяснил, что эта мисс Берджесс появилась ниоткуда два с половиной года назад с деньгами, достаточными для того, чтобы приобрести пустующую обитель Марион Стар в седловине Маунт-Сант-Джесинто. Я собираюсь поближе присмотреться к мисс Берджесс. Для этого заказал номер в «Стар» на конец недели…»

Зазвонил звонок у двери. Отис отложил диктофон, вытер рот рукавом и пошел к двери.

Посмотрев в «глазок», он почти ничего не увидел, кроме силуэта мужчины на фоне забитого машинами шоссе Пасифик Коаст.

– Да? Что вы хотите? – спросил Куинн, не открывая двери.

– Мистер Отис Куинн? Мне надо поговорить с вами. Это очень важно.

Отис с минуту размышлял. У него полно работы – он должен собрать воедино досье на Беверли Берджесс и наметить план действий по ее разоблачению. Но Отис был свободным журналистом без постоянного контракта и обычно получал сведения для своих материалов в «Глоб» и «Нэшнл инквайрер» от источников, которые являлись в неподходящее время, неожиданно и зачастую анонимно.

– О'кей, – сказал он и открыл дверь.

– Привет, – произнес посетитель с улыбкой.

Отис нахмурился, стараясь что-то вспомнить. Лицо мужчины было ему смутно знакомо.

– Надеюсь, не потревожил вас, – сказал Дэнни с приятным акцентом вежливого техасца-джентльмена.

Внезапно вспомнив, кто этот мужчина, Отис сказал:

– Бог мой! – и сделал шаг назад. Дэнни ухмыльнулся.

– Закрой, – сказал он и протянул руку. – Дэнни Маккей.

Но Отис не ответил на рукопожатие. Он стоял, как столб.

– Не возражаете, если я войду? – спросил Дэнни. – Если я пришел в неудобное для вас время, мистер Куинн, вы только скажите. Я представляю, какой вы занятой человек.

Дэнни смотрел на него выжидательно, но Отис продолжал стоять как вкопанный, его нижняя челюсть отвисла. Поэтому Дэнни прошел в дом, закрыл за собой дверь и направился в гостиную.

– Прекрасное здесь у вас место, мистер Куинн, – сказал он. – Вид на океан. Я всегда говорил, а вам, вероятно, об этом рассказывали, Бог сотворил в первую очередь океаны, потому что они величавы и просты, как он сам.

Он повернулся к ошеломленному Отису и улыбнулся.

– Я спрашивал у вас, могу ли я с вами переговорить, – сказал он, произнося фразу на техасский манер – повышая интонацию к концу, будто задавая вопрос. Дэнни знал, что подобная манера обычно внушала людям доверие к нему. С провинциалом они чувствовали себя проще.

Куинн пытался заговорить, закашлялся, самообладание вернулось к нему, и он сказал:

– Бог мой, вы действительно Дэнни Маккей! И вы живы!

Дэнни приложил руку к голове и улыбнулся:

– Когда я в последний раз смотрелся в зеркало, то был жив.

– О, мой Бог…

– Вас послушать, так можно подумать, что вы религиозный человек, мистер Куинн, – сказал Дэнни с ухмылкой.

– О! – сказал Отис. – Простите. Бог мой, я имею в виду, входите. Хотя нет, вы уж здесь. Садитесь, пожалуйста, мистер Маккей… Преподобный Маккей… Дэнни…

Дэнни засмеялся и медленно обошел комнату, рассматривая разбросанные книги, письма, газетные вырезки, пустые пакеты из-под чипсов, пока его взгляд не упал на газетную фотографию. Это был снимок женщины, а внизу красными чернилами кто-то подписал: «Это Беверли Хайленд?» Он повернулся и улыбнулся Куинну, который поглаживал живот.

– Наверное, я привел вас в шок, мистер Куинн. Вы считали, что я мертв, не так ли?

– Да, – проговорил Отис, приходя в себя, – все считали, что вы… думали, что вы… думают, что вы мертвы!

Вы действительно потрясли меня, мистер Маккей. Минуту назад я думал, что смотрю на привидение!

– Да, в какой-то степени, мой друг, я вас понимаю. Но это длинная история, и у меня нет времени сейчас все объяснять. Однако буду рад рассказать вам ее в другой раз.

Глаза Отиса расширились, и Дэнни представил, как винтики и колесики завертелись в голове Отиса. Дэнни Маккей жив! Эксклюзивное интервью! Материал по высшей расценке! Может стоить тысячи. Сотни тысяч!

– Я прочел вашу книгу, – сказал Дэнни. – Очень интересно. Вы знаете, я никогда не видел тех комнат над магазином мужской одежды. Это правда, что пишут об этом газеты?

– О, да, – ответил Отис, внезапно занервничав. – Мне очень повезло, что я встретил девушку, которая работала там. Я ее напоил, и она рассказала об особых комнатах. Затем я попросил моего друга, работающего в департаменте полиции Лос-Анджелеса, дать разрешение осмотреть там все.

– И что вы там нашли?

– Ничего существенного на самом деле. Пришлось воспользоваться воображением.

– Но это был бордель?

– О, да, в этом не приходится сомневаться.

– Но я не мог поверить, что человек вроде вас… То есть я хочу сказать, что вы никакого отношения, разумеется, к этому не имели, мистер Маккей.

Отис освободил один из стульев для посетителя.

– Могу ли я предложить вам что-нибудь, преподобный? Пиво? Кофе? – «Иисус, – подумал Отис, чувствуя, как ржаной хлеб с мясом превратился в его желудке в горящую свечу. – Дэнни Маккей! Здесь! Разговаривает со мной… О Иисус…»

– Отис, вы похожи на человека, которому я могу доверять, – сказал Дэнни, игнорируя приглашение сесть. – Человека, на которого я могу положиться.

– О, вы можете, мистер Маккей, можете.

– Хорошо, Отис. Могу я вас называть Отис? Я видел вас по телевидению пару недель назад и не мог поверить вашим словам о том, будто мисс Хайленд жива. Это правда? У вас действительно есть доказательства?

Отис почувствовал, как пот тонкой струйкой побежал между лопаток.

– Д-да, я как будто имею доказательства, то есть я думаю, что нашел ее. Я имею в виду, да… – «Боже», подумал он снова, пытаясь выдержать магнетический взгляд Дэнни. Отис прежде никогда не встречался с преподобным лично, но слышал о сверхъестественной силе внушения, которой он обладал, одним взглядом заставляя людей подчиняться. Отис воображал. Одно дело морочить публику, но с Дэнни – совсем другое, с ним надобно быть откровеннее. – Нет, фактических доказательств у меня нет, но интуиция подсказывает…

Дэнни улыбнулся.

– Интуиция газетчика? Вроде той, за которую Вудвард и Бернштейн получили Пулитцеровскую премию?

В глазах Тиса мелькнуло удовлетворение. Ему нравилось, что Дэнни Маккей говорит с ним вполне уважительно.

– Да, – сказал он быстро, чувствуя, что самообладание окончательно вернулось к нему. – Почти такая же. Понимаешь, парень, э, понимаете, ваше преподобие, не так уж легко быть хорошим журналистом. Сегодня столько жалких писак развелось. Интуиция мне подсказала, что Беверли Хайленд жива, я начал расследовать кое-что. Вышел на несколько следов, проверил каждый и вроде бы нашел то, что надо.

Дэнни потянулся и взял фото из газеты. Внимательно изучил его, потом сказал:

– Это и есть Беверли Хайленд?

Отис посмотрел на снимок. Нет, это не Беверли, это – другая, он недавно установил ее личность.

– Дайте мне объяснить, – начал Отис, – эта женщина такого же возраста, как Беверли, и ведет довольно уединенный образ жизни. Она очень богата и чем-то напоминает Беверли. Зная, что Беверли также была богата и вкладывала деньги во множество предприятий, я подумал, что она приняла новый облик с целью уклониться от налогов. Потом я провел дальнейшие розыски о прошлом этой женщины и…

Он повернулся спиной к Дэнни, чтобы взять досье на Беверли Берджесс – женщину, которая, как он теперь не сомневался, была Хайленд. Он не увидел ножа. Все, что он почувствовал, был внезапный сильный ожог вокруг шеи, будто язва внутри живота взорвалась и выбросила жар в глотку. А затем что-то теплое потекло на воротник.

Он бросил на Дэнни ошеломленный взгляд и тяжело упал на пол. Дэнни переступил через мертвое тело и подошел к письменному столу. Взял остатки сандвича Отиса. Слишком много горчицы, подумал он, откусил и начал жевать; но вообще-то вкусный. Он не мог оторвать глаз от фото, которое держал в руке и под которым Куинн нацарапал «Это, Беверли Хайленд?».

Внезапно ему вспомнилась сцена в номере отеля «Сенчури-Плаза» три с половиной года назад. Крайняя комната была полна людьми, входившими в штат Дэнни по проведению предвыборной кампании, телефон звонил непрерывно. В другой комнате сидел он с Боннером, Беверли и ее телохранитель, и Беверли говорила Дэнни: «Если ты хочешь, чтобы я спасла тебя, Дэнни, ты должен умолять меня на коленях. Я хочу видеть, как ты молишь меня, так же, как я однажды умоляла тебя. Одно мое слово, Дэнни, и ты не только не будешь следующим президентом Соединенных Штатов, но весь мир отвернется от тебя, а остаток жизни ты проведешь в тюрьме».

У него не было выбора. Он опустился на колени, слезы текли по лицу, и начал молить у нее прощения.

А затем она бросила его на растерзание волкам.

Он изучал лицо на фото. Хотя она выглядит иначе, нежели Беверли, – лицо не очень похоже, вместо белокурых волос с французской укладкой – темные, до плеч, но она может быть Беверли. Косметика старит лицо, да она могла сделать и пластическую операцию, как однажды уже делала много лет назад.

Чем дольше Дэнни разглядывал фото, тем больше убеждался, что женщина на нем – Беверли. Он хотел верить этому, ему это было необходимо. Он прочел подпись под фото: Филиппа Робертс. «Филиппа Робертс, – говорилось в подписи, – живет в настоящее время в Перте, Западная Австралия».

Дэнни улыбнулся: итак, он нашел эту суку. Теперь он будет преследовать ее и заставит заплатить за все.