44

В день женитьбы на Лилли Дэн сиял от гордости и любви, даже несмотря на то, что свадьба состоялась не в церкви святого Стефана, как ему бы хотелось, потому что Лилли не была католичкой.

Чтобы не давать повода к сплетням – ведь прошло едва шесть месяцев со смерти Джона, – они решили зарегистрировать свой брак в суде небольшого городка в Новой Англии. Из тех же соображений они приехали туда по отдельности. К радости Дэна, его брату Финну удалось выкроить время в своем сумасшедшем расписании, чтобы быть его шафером.

– Давай не будем говорить об этом Лилли, – условился Финн, узнав об этой новости. – Пусть это будет для нее сюрпризом.

Дэн выглядел просто невыносимо красивым в своей сшитой на заказ серой визитке; красавцем смотрелся и Финн, торжественный и усталый, весь в черном.

– Не слишком ли ты перегружаешь себя работой? – в шутку заметил Дэн. – Работа без отдыха делает человека угрюмым. А когда же мы сможем погулять на твоей свадьбе? Нам с тобой давно пора заняться воспроизведением потомства. Только вообрази себе, как мы, с женами и детьми, будем сидеть вместе за праздничным рождественским столом, а потом играть с ними перед камином так, как это бывало в Большом Доме.

– Не сглазь, Дэн, – холодно проговорил Финн. – Никогда не будет так, как в Арднаварнхе, и ты это знаешь. Сколько бы ни было у нас денег, мы никогда уже не будем такими.

Лилли была в специально заказанном для этого случая платье и жакете ее любимого розово-лилового цвета. На голове у нее была экстравагантная парижская шляпка с розовыми шелковыми цветами, ожерелье в шесть ниток жемчуга из фамильных драгоценностей Адамсов, бриллиантовые, с жемчугом, серьги, а в руке был букет сладко пахнувших роз. По дороге на свадьбу у нее не выходили из головы все подробности ее связи с Финном.

Она понимала, что он соблазнил ее с целью мести и что когда он узнал о ней и о Дэне, то наверняка подумал о том, что она вернется к нему. Однако он ошибся. Дэн вернул ей душевное равновесие; он добрый и бескорыстный, настоящая скала, за которую она может уцепиться в штормовом море своей жизни. Она так устала от нее… С Дэном и со своим сыном, а может быть, и с новыми детьми, она обретет покой и радость. Это была ее сделка с Богом. Она будет хорошей, преданной женой и матерью, и надеялась, что Бог простит ей ее прегрешения, как сказано в молитве, и дарует ей радость и дружбу, если не большую любовь. И что Финн будет держаться от нее в стороне и сохранит их тайну.

И всё же Лилли не могла подавить желания, чтобы известие о ее замужестве ножом вонзилось в сердце Финну потому что именно такое чувство она пережила в тот вечер, когда он выгнал ее из своей квартиры. «Я просто взял то, за что уже давно заплатил», – бросил он ей вдогонку, и она, обернувшись у самой двери, прорычала: «О, нет, неправда! Тебе предстоит заплатить еще много, Финн О'Киффи».

И вот теперь час расплаты пришел.

Поджидая Лилли в послеполуденный час в суде городка в Новой Англии, Дэн думал о том, что она похожа на девочку из волшебной сказки. Еще ребенком она очаровывала своей буйной красотой, пылающими глазами и властностью характера, делавшей всех послушными исполнителями ее желаний. Еще тогда Лилли, как плющ, обвилась вокруг его сердца и сердца его брата; и вот теперь один из них завоевал ее. И, как ни странно, поскольку все, казалось, складывалось не в его пользу, победителем оказался именно он.

Он услышал ее легкие быстрые шаги в холле и устремился к ней навстречу, просияв от восхищения тем, как прекрасно она выглядит.

– Вы нервничаете, Лилли? – с тревогой в голосе спросил Дэн, почувствовав, что ее бьет дрожь.

Она в панике думала о том, что еще есть время.

«Ты можешь уйти. Бежать отсюда. Подумай на этот раз, Лилли, – говорила она себе. – Подумай о том, что делаешь».

– Дэн, – в отчаянии проговорила она, – Я… я думаю…

– О, прибыла прекрасная невеста! – насмешливо заметил Финн.

Увидев его, Лилли остановилась в дверях, глядя на него, как загипнотизированный заяц на лисицу.

– Финн согласился быть моим шафером, – быстро объяснил Дэн, так как он нарушил свое обещание никому не говорить о свадьбе, пока все не будет закончено. – В конце концов, он единственный, кто остался от моей семьи, и я уверен, что вы ничего не будете иметь против Финна.

Дэн радостно посмотрел на них, но Лилли и Финн по-прежнему не отрывали друг от друга пристального взгляда. Взгляд Финна показался Дэну странным. Он взял руку Лилли и весело сказал:

– Это свадьба, а не похороны. Пошли, судья ждет.

– Дэн… – в отчаянии начала Лилли, но в этот момент перехватила взгляд Финна и, увидев на его губах едва заметную довольную улыбку, поняла, почему он здесь. Он думал, что, увидев его, она не сможет переступить через это. Что ж, он ошибся.

– Я готова, Дэн, – проговорила она.

Церемония была закончена за несколько минут. Жених надел золотое кольцо на палец невесты и нежно ее поцеловал, а потом с традиционным поцелуем к ней подошел и шафер.

– Поздравляю, госпожа О'Киффи, – шепнул Финн, обнимая Лилли и смело целуя ее в губы. – Ну, невестка! – вскричал Финн, отпуская ее, – поехали на свадебный ленч!

Хотя новобрачная во время ленча, а потом и по пути домой почти не разговаривала, Дэн думал, что день его свадьбы был счастливейшим в его жизни. Он увёз Лилли в свадебное путешествие в Вашингтон и познакомил ее со своими коллегами.

– Этот везун не просчитался, – говорили они друг другу. – Лилли О'Киффи шикарная леди. И к тому же красавица.

Президент и госпожа Кливленд пригласили молодых супругов на обед в Белый дом, и это был единственный раз, когда Лилли почувствовала себя в Вашингтоне как дома.

Вашингтон был небольшим заурядным городом, и Лилли возненавидела отель, в котором они жили. Ей было отвратительно все – еда, вино, обслуживание. Ее донимали комары, наводила тоску окружающая сельская местность. От жары постоянно болела голова, и ей остро не хватало своего ребенка. Дэн был страстным, любящим мужем, но, сколько бы она ни напоминала себе о своей сделке с Богом, каждый раз, когда они занимались любовью, ей хотелось, чтобы это был Финн.

В последний день медового месяца Лилли призналась себе, что совершила ошибку. Она заперлась в ванной комнате и плакала там, пока глаза ее не распухли и не стали красными. Лицо ее покрылось пятнами. Ей никак не удавалось отделаться от ощущения отчаяния. Но, как всегда, было слишком поздно и повернуть время вспять было невозможно. Ей придется соблюдать условия сделки.

Финн приходил в их дом на Бэк-Бэй каждый раз, когда бывал в Бостоне, но всегда после того, как возвращался домой Дэн. Он не ручался за себя, если бы оказался наедине с Лилли, и не хотел задеть чувства брата. Он хотел видеть своего сына.

– Очень славный мальчик, – говорил Дэн, усаживая ребенка себе на плечо. – Похож на Лилли, хотя она говорит, что он пошел в Адамсов и что, наверное, станет ученым.

Счастливый Дэн улыбнулся ребенку.

– Твоей матери не придется заставлять тебя начинать жизненный путь с продажи красных подтяжек, – усмехнулся он.

Лилли бросила на мужа свирепый взгляд. Она начинала уставать от примитивной философии Дэна и от его рассказов о том, как начиналась его карьера. Финн перехватил ее взгляд, которым она как бы приглашала его сказать что-то о ребенке. Но он промолчал. По какой-то непонятной ему самому причине губы его были словно запечатаны, как и у Лилли, хотя он и баловал ребенка, принося ему каждый раз целые охапки игрушек.

– Было бы достаточно одной, – холодно замечала ему Лилли.

Но он только посмеивался в ответ.

– Имею же я право побаловать собственного племянника, разве нет?

– Он вам не племянник, он Лайэм Адамс, – напоминала она ему еще более холодным тоном.

– Ладно, пусть будет двоюродный племянник. Как бы то ни было, он единственный ребенок, которого я знаю, и такой симпатичный… несмотря на эту «двоюродность», я порой нахожу в нем что-то от О'Киффи, – провокационно заметил Финн.

Жизнь с Дэном в Бэк-Бэй очень отличалась от ее семейной жизни с Джоном на Бикон-Хилл. Когда Дэн бывал в Бостоне, дом постоянно был полон – приходили руководители уорда, сенаторы штата, политики всех калибров и всякого рода. То были обходительные, дородные люди, главным образом ирландцы. Гости веселились на берегу, играл оркестр, в воздух взлетали воздушные шарики и фейерверки, устраивались верховые прогулки, благотворительные пикники, а то и соревнования по борьбе.

Когда Дэн уезжал в Вашингтон, в доме воцарялась тишина, и Лилли толком не могла сказать, испытывала ли она облегчение, когда ни Дэна, ни его закадычных друзей здесь уже не было, или же жалела об этом, не зная, чем теперь ей заняться. В отсутствие Дэна Финн не приходил никогда, и она в отчаянии думала о том, что, в конечном счете, сильно просчиталась.

– Так обстояли дела, – говорила я Шэннон и Эдди, – когда в Бостон приехала Сил.

– Я бы сказал, взрывоопасная ситуация, – заметил Эдди, помогая мне подняться с камня, на котором я сидела. Кости мои, как обычно, трещали. Возраст позволял лишь вспоминать о туго закрученных пружинах юности, когда все крутилось как хороший часовой механизм, смазанный тайными маслами, и катилось по рельсам неизведанного пути. Но встав на ноги, я не хуже их поднималась на холм и спускалась по его склону.

– Сворачивайте вон на ту тропинку! – крикнула я, как мне показалось, голосом, похожим на зазывный клич Дэна О'Киффи, когда он продавал свои злосчастные красные подтяжки. – Я сейчас вам кое-что покажу.

Они карабкались за мной по склону холма к тому месту, где из трещины между обнаженными плитами обрыва вырывалась струя небольшого родника. За нею виднелась пещера, достаточно высокая, чтобы можно было стоять в ней во весь рост. Я вошла в нее, сметя преграждавшую путь паутину, и пригласила их следовать за мной.

Мы стояли в пещере, и падавшая перед нашими глазами хрустальная струя воды переливалась в лучах солнца разными цветами.

– Сил с Лилли в детстве часто приходили сюда, – объяснила я. – Мамми говорила мне, что это было их тайное убежище. Они строили планы убежать из дому и жить здесь и даже приносили сюда про запас еду, но, разумеется, когда возвращались в пещеру вновь, от еды ничего не оставалось. Лилли говорила Сил, что ее съедают гномы, хотя прекрасно знала, что то были всего лишь мыши. Но для Лилли любая волшебная сказка была интереснее реальной действительности. Я даже подозреваю, что именно это было причиной некоторых ее неприятностей. Она все вещи видела такими, какими ей хотелось их видеть.

– Сегодня вечером, – сказала я, когда мы вышли на дорогу к красному «фиату» Шэннон, – я расскажу вам о том, что, в конце концов, произошло со всеми нашими героями.

Я знала, с каким интересом ожидали они конца рассказа, и, не спеша наслаждаясь ванной, чувствовала щемящую грусть, потому что для мамми эта часть истории была самой тяжелой.

Я почти никогда не одевалась в черное, считая, что оно совсем не идет к старческой коже и делает меня похожей на всех этих болезненно-желтых вдов под черными вуалетками. Однако сегодня, подумав, что этого требует сама тема, я надела черное платье. Разумеется, кружевное, от раннего Валентине с узкой талией и с кокетливой юбкой колоколом поверх розового атласа. Слишком торжественное для домашнего обеда, но мне захотелось его надеть. Я почистила от пыли и надела бриллианты, чуть тронула губы помадой, надушилась и почувствовала себя готовой закончить свой рассказ.

Роскошные пассажирские лайнеры называли «океанскими гончими», потому что они пересекали океан за семь дней. Сил кокетничала и танцевала на протяжении всего пути, чувствуя себя, как в доброе старое время. Когда лайнер наконец пришвартовался к пирсу, она в волнении перевесилась через перила фальшборта, выискивая глазами сестру в бурлившей внизу толпе. И она увидела ее – высокую, элегантную женщину в коротком меховом жакете и шляпке, вслед которой поворачивались все головы, когда она подходила к судну. Люди расступались, чтобы дать ей пройти, останавливались, чтобы на нее посмотреть, задаваясь вопросом, кто она такая, потому что она несомненно выглядела как «кто-то». Сил рассмеялась. Ничего не изменилось. Лилли оставалась все той же прекрасной, аристократичной Лилли. Люди, как и прежде, расступались перед нею, останавливались, чтобы на нее посмотреть, и – не сомневалась Сил – были готовы удовлетворить любую ее прихоть.

– Лилли! – крикнула она, неистово размахивая руками. Взгляды их встретились, и лицо Лилли осветилось счастьем и облегчением.

– Слава Богу, наконец-то ты здесь. Я сейчас поднимусь на борт.

Они бросились в объятия друг другу, не обращая внимания на любопытные взгляды высаживавшихся пассажиров. Единственное, что их в этот момент занимало, это то, что они снова были вместе.

Лилли на шаг отступила от Сил, не выпуская ее из своих вытянутых рук, и смотрела на нее со слезами на глазах.

– О, Сил, ты прекрасно выглядишь.

Она оглядела красновато-коричневый парижский костюм Сил и едва удерживавшуюся на ее голове маленькую шляпку с красновато-коричневыми перьями и удивленно добавила:

– И все так модно!

– А ты, наверное, самая красивая женщина в Нью-Йорке. Ничего не изменилось.

– О, как мне тебя не хватало, – проговорила Лилли, и они снова крепко обнялись. – Обещай мне, что останешься здесь навсегда.

Они последовали за целой горой багажа Сил на пирс и через несколько минут уже ехали к отелю «Пятая авеню». В машине сестры держались за руки, как дети, и Сил, не умолкая, рассказывала об Арднаварнхе. Лилли с надеждой в голосе говорила:

– Я думала, что навсегда изгнана из Арднаварнхи, но, возможно, мне как-нибудь удастся снова приехать домой.

– Наш дом теперь уже не такой, как прежде, – грустно сказала Сил. – Одинокий, пустой, в нем никого нет. Но хуже всего то, что в нем не было тебя.

Вспоминая последние годы, она заплакала, и, стараясь ее утешить, Лилли обняла сестру за плечи.

– Зато мы теперь снова вместе, – успокаивая ее, проговорила Лилли. – И теперь мы немного повеселимся. Сегодня мы увидим моего друга, Нэда Шеридана, в его новой пьесе в театре на Бродвее, а после спектакля он приглашает нас пообедать в «Дельмонико».

В тот вечер на Сил было темно-зеленое платье из панбархата с закрытым воротом, утянутое в талии, на нем сверкало созвездие бриллиантов и ожерелье из крупного жемчуга, доставшееся ей от матери. Бриллианты были у нее и в ушах, и в волосах, и на длинной шубе из рыжей лисы. Лилли была, как всегда, очень элегантна в светлом кружевном платье с длинным прямым рукавом, в сапфирах Адамса и в палантине из черно-бурой лисы.

Нэд Шеридан заявил им, что чувствует себя самым счастливым человеком в Нью-Йорке между двумя самыми прекрасными женщинами города, и у Сил голова кружилась от счастья, когда они пили друг за друга шампанское в «Дельмонико». Она шептала Лилли, что Нэд самый красивый из всех мужчин, каких ей только доводилось видеть, и самый очаровательный и что, возможно, Лилли следовало выйти за него замуж.

– Может быть, – заметила Лилли.

И Сил уловила грустную нотку в ее голосе. И подумала о том, что всякому, у кого есть глаза, видно, что Нэд Шеридан по уши влюблен в ее сестру.

Следующим утром они сели в поезд, доставивший их в Бостон. Проезжая через Бикон-Хилл, Лилли показала ей свой прежний, теперь с закрытыми ставнями, дом на Маунт-Вернон-стрит, особняк Финна О'Киффи Джеймса на Луисбург-сквер, и наконец они подъехали к дому Дэниела в Бэк-Бэй.

– Потом все осмотришь – воскликнула Лилли, устремившись вверх по лестнице, – а сейчас скорее к Лайэму.

Мальчик услышал их шаги. Он бросился к матери, и Лилли смеясь, подхватила его на руки, осыпая поцелуями его лицо, волосы, руки – все, где только было место для поцелуя.

Мальчику было почти два года, он был высоким для своего возраста, у него было стройное, тонкое тело, темные волосы и холодные серые глаза. Однако лицо у него было бледное, и он кашлял.

Лилли с тревогой посмотрела на сына.

– Он давно кашляет? – спросила она няню.

– Только со вчерашнего дня, миссис О'Киффи. Разумеется, ничего серьезного. Просто першит в горле. Он ведет себя очень хорошо, спокойно играет в кубики и в другие игрушки.

Лилли приложила ладонь ко лбу мальчика. Он показался ей холодным, может быть, даже слишком холодным.

– О, Сил, – проговорила она, – я так беспокоюсь. Он часто простужается, доктор говорит, что у него слабая грудь…

– Он уже большой мальчик, Лилли – отозвалась та, – и выглядит достаточно здоровым.

Ребенок выглянул из-за материнской юбки, и Сил рассмеялась.

– Я твоя тетя Сил, – сказала она ему, опускаясь на ковер рядом с ним. – Я пришла поиграть о тобой во всякие игры, развлечь тебя.

Она улыбнулась ему, и Лайэм ответил ей улыбкой. У него было худое, доброе и радостное лицо, и Сил нашла его прелестным, но заметила, что он ни капельки не похож на Лилли. Малыш сел рядом с нею на пол, взялся за кубики и сказал:

– Давай поиграем.

– Нет, – твердо возразила Лилли. – Ты должен лечь в постель. Я пошла звонить доктору.

Няня забрала мальчика, а немного погодя в дверь позвонил доктор. Он сказал, что беспокоиться не о чем, у мальчика нет жара и горло чистое.

– Но няня говорит, что он был таким притихшим, – возразила Лилли.

– Возьму на себя смелость сказать, что ему просто хочется играть тихо. Некоторым детям это, знаете ли, нравится, – устало повторил доктор. Он слишком привык к внезапным звонкам приглашавшей его Лилли, порой раздававшимся среди ночи и почти всегда без всяких оснований.

– Ты слишком беспокойная, Лилли, – заметила Сил. – Он выглядит симпатичным, здоровым ребенком.

– О, что ты можешь об этом знать?! – вскричала Лилли. – Я одна за ним смотрю. Я должна быть очень внимательной. Он для меня все, что есть у меня в жизни.

Сил удивленно посмотрела на сестру.

– Но у тебя есть муж, Лилли, – озадаченно заметила она. – И твой прекрасный дом, и твоя жизнь с Дэном.

– Мне просто кажется, что Лайэм это все, что мне осталось… от Джона, – проговорила она. – Я так его люблю, Сил, что не вынесу, если с ним что-нибудь случится.

Дэн обещал быть в тот вечер дома, и Лилли ходила взад и вперед по комнате, как нервная кошка, раздумывая над тем, что Сил может думать об ее муже, похожем на неограненный алмаз. Сил наверху переодевалась к обеду, когда он пришел, с котелком на затылке, как обычно, и в шарфе в горошек, обмотанном вокруг шеи.

Дэн искренне любил своего маленького пасынка и уже направлялся в детскую поздороваться с ним, когда на лестнице столкнулся с Сил. Они, улыбаясь, смотрели друг на друга.

– Может ли это видение в действительности быть маленькой Сил Молино? – спросил, он, взяв ее руки в свои громадные лапы.

– Может ли этот светский красавец в действительности быть Дэниелом О'Киффи, сыном Пэдрейга? – ответила она вопросом, а он тем временем заключил ее в свои могучие объятия.

– Думали ли мы, что когда-нибудь вот так обнимем друг друга и расцелуемся? Как шурин с невесткой? – широко улыбаясь, спросил Дэн.

– Я рада, что все именно так и есть, – отвечала она. – Никогда и не ожидала иметь другого шурина за исключением разве что Финна, – добавила она с намеком на свое прежнее интриганство.

– Вот-вот! Разве я и сам не спрашивал себя в день нашей свадьбы, почему ваша красавица сестра выходит замуж за меня, а не за моего брата? Ведь когда мы были детьми, они были закадычными друзьями? Но я очень рад, что ее избранником оказался я, и с гордостью могу вам сказать, невестка, что Лилли сделала меня очень счастливым человеком. И я надеюсь, что не пройдет слишком много времени, как я наполню эту детскую комнату еще несколькими малышами.

Дэн заговорщически подмигнул Лилли.

– А пока хочу украдкой взглянуть на этого, а потом, как велела Лилли, переодеться во что-нибудь более «респектабельное» к обеду в обществе ее сестры.

Сил, смеясь, смотрела, как он с преувеличенной осторожностью на цыпочках направился по коридору к детской, и подумала, какой он приятный человек и как красив собою, и решила, что ее сестра счастлива быть его женой.

Обед прошел очень хорошо. Лилось вино, и, несмотря на испепеляющие взгляды Лилли, Дэн рассказывал свою историю о том, как он начинал. Потом говорил Сил о Вашингтоне, о Белом доме и пообещал в ближайшее время свозить ее туда. Затем разговор перешел к Арднаварнхе, и лицо его погрустнело.

– Разве я не говорил вам, как мне хотелось туда уехать? – обратился он к Лилли. – Когда мы в первый раз приехали в Бостон и жили с Финном в лачуге без окон, я постоянно видел во сне Арднаварнху. Но даже когда мне все это снилось, я понимал, что все это в прошлом, а ужасное настоящее было в бостонских трущобах, и не было ни снов о каком-то будущем, ни надежд на него.

– И вот, оказывается, это говорит лишь о том, как можно ошибаться в своих суждениях! – победоносно добавил Дэн. – И если мы считаем Ирландию страной благословения Божьего, то Америку уж точно избранная Богом страна, потому что я вовсе не единственный ирландский бедняк, добившийся здесь успеха Как я говорю своим избирателям, это страна возможностей, и все, что вам нужно делать, это перестать лениво просиживать задницу и ухватиться за эти возможности.

– Дэн, – ледяным голосом одернула его Лилли.

– Простите меня за слишком земные разговоры, Лилли, – спокойно отозвался он, – но я называю вещи своими именами, и задница всегда остается тем, чем была всегда, – именно задницей.

Сил рассмеялась, увидев скандализованное лицо сестры.

– Мне кажется, Лилли, что я помню твои куда более крепкие словечки, – напомнила она сестре, и та тоже засмеялась, подумав о том, как выглядел бы ее приезд в Арднаварнху с Дэниелом О'Киффи в качестве мужа.

– Вот это я понимаю. Счастливое семейное сборище, – проговорил Финн от двери, и все головы повернулись на звук его голоса.

– Финн О'Киффи!

Сил вскочила на ноги, бросилась к нему и схватила его за руки.

– Да вы ли это? – вопрошала она, оглядывая его с головы до ног.

Перед ней стоял худощавый, темноволосый, безупречный красавец.

– Мы не ждали вас, Финн, – холодно заметила Лилли.

– Дэн сказал мне, что здесь будет Сил. Как мог я упустить возможность повидать свою мучительницу? – улыбнулся он ей. – Только не ждите, чтобы я сплясал для вас, как ученый медведь, маленькая мисс Сил.

Она рассмеялась, и он сел за стол рядом с нею, бросив на Лилли насмешливо-умоляющий взгляд. Дэн разлил вино.

– Я рад тебя здесь видеть, Финн. Теперь мы вместе, все четверо. Семья. И так и должно быть.

Финн отпил кларета и восхищенно посмотрел на Сил.

– Никто не говорил мне, что вы превратились в настоящую красавицу, – сказал он ей.

Сил окинула его скептическим взглядом.

– Довольно льстивых речей, Финн О'Киффи. Ни один находящийся в здравом уме человек никогда не назовет меня красивой. Стало быть, либо вы не в своем уме, либо вы просто ужасный льстец.

– И то, и другое, – твердо заявил он и рассмеялся. – Вы выглядите так прекрасно, – искренне продолжал он, – вы так элегантны и так… так полны жизни с вашей морковной головкой… Вы всегда нравились мне, Сил.

Лилли резко позвонила в колокольчик, чтобы служанка убрала тарелки.

– Если вы слишком заняты, Финн, чтобы съесть свой обед, то я перехожу к десерту, – резко объявила она.

Сил удивленно посмотрела на сестру. В конце концов, с момента прихода Финна не прошло и десяти минут.

– Мы сможем сегодня увидеть маленького Лайэма? – спросил он после обеда, когда все направились в гостиную.

Лилли бросила на него ядовитый взгляд, в ответ на который он лишь мило ей улыбнулся.

– Уже слишком поздно, – ответила Лилли. – Он спит.

– О, полно, Лилли, не можете же вы прятать от человека его собственного племянника, – продолжал уговаривать Финн. – В конце концов, я вижу его не так уж часто.

– Разумеется, ты можешь его увидеть.

Дэн был всегда готов продемонстрировать своего мальчика.

– Почему бы нам не пойти и не взглянуть на него прямо сейчас?

– Он сегодня кашлял. Мне пришлось вызвать доктора, – возразила Лилли, и Сил вопросительно взглянула на сестру. Она прекрасно знала, что доктор не нашел ничего опасного в состоянии Лайэма.

– О, пожалуйста, Лилли, – присоединилась она к Дэну и Финну.

Лилли повела их наверх, и напряженность ее выпрямившейся спины и даже колыхание ее юбки красноречиво говорили о ее негодовании. Лайэм спал.

– Можно ли себе представить что-нибудь более невинное, и прелестное? – прошептала Сил, подумав о том, как должна быть счастлива Лилли. Все у нее было: красивый, богатый, обожавший ее муж, прекрасный дом и сын – всеобщий любимец.

– Малыш действительно выглядит молодцом, – прошептал Дэн, – и он мне очень близок. Глядя на него, можно подумать, что в нем течет кровь О'Киффи.

– Да, ты прав, – согласился Финн.

Щеки Лилли пылали, когда она склонилась над сыном, чтобы укрыть его одеялом до шеи.

– Ему нужно тепло, – заметила она помощнице няни, ожидавшей за дверью. Но голос ее дрожал не от тревоги за сына. Она была зла на Финна, ее злила его власть над нею. И ничего не могла с этим поделать.

Спустившись снова вниз, Финн сказал Сил:

– Я пробуду в Бостоне пару дней. Почему бы мне не показать вам достопримечательности города?

– Я собиралась показать их Сил сама, – запротестовала Лилли, пытаясь не дать ему вторгнуться в ее жизнь. – В конце концов, мы долгие годы не виделись с сестрой.

– Тогда, может быть, вы обе найдете время и пожалуете завтра пополудни ко мне на чашку чая. А уж позднее я один смогу показать вам Нью-Йорк.

– Может быть, – ответила Сил, провожая его взглядом до двери. Выходя, он обернулся и помахал рукой, и Лилли с упавшим сердцем заметила легкую улыбку на лице сестры.

– Итак, все они снова были вместе, только на этот раз равные между собой, – сказала я.

– Так вот, Сил говорила мне, что Финн был самым красивым мужчиной из всех, кого ей доводилось видеть. Высокий и широкоплечий, с гибким сильным телом, прожигающими глазами и узким подбородком. У него были густые черные, слегка вьющиеся волосы, которые он зачесывал назад. Он выглядел на миллион долларов, если не больше, и прекрасно знал, как следует обращаться с девушкой.

«У него явно был опыт», – говорила она, как мне показалось, с некоторой горечью, но это было до того, как я услышала, до чего дошло дело. Да, разумеется, он ухаживал за нею. Постоянно звонил ей по телефону, неожиданно приезжал, присылал цветы, а Лилли только что не рвала на себе волосы от ярости.

– Он такой… такой мужиковатый! – воскликнула Лилли со злобным снобизмом.

– Стало быть, ты жена мужика, раз замужем за его братом, – отпарировала Сил. – И я не вижу причины, почему бы я не могла поехать к нему в Нью-Йорк.

Лилли взлетела вверх по лестнице.

– О, пожалуйста, если считаешь это необходимым, – сердито бросила она. – Но предупреждаю тебя, ты должна смотреть в оба, проводя время с таким мужчиной, как этот. Финн пользуется скверной репутацией среди женщин.

Она обернулась и взглянула на сестру.

– Ты вела затворническую жизнь, Сил, и ничего не знаешь о таких мужчинах, как он. Я просто беспокоюсь о своей сестренке, только и всего.

Беспокоиться ей не следовало. Сил была далека от того, чтобы позволить Финну себя соблазнить, но она в него влюбилась. Да и как могло быть иначе? Он встретил ее в Нью-Йорке и обращался с нею так, как будто она была самым драгоценным существом в мире. Он заполнил ее номер в гостинице розами абрикосового цвета – в тон ее волос, как сказал он Сил. Купил ей украшениям бриллиантовых попугайчиков и пчелок, лошадок и пятнистых догов из оникса. Они рассмешили ее, и Сил говорила, что не знала, куда приколоть такое обилие безделушек, так как грудь ее и без того была увешана материнскими драгоценностями.

Финн показывал ей город и поразил мрачной, тяжелой роскошью своих офисов и почтительным обхождением с ним каждого, от швейцара и выше, из приветствовавших его служащих. Он свозил ее посмотреть статую Свободы, побывали они и на музыкальном представлении. Он угощал ее винами, кормил обедами в самых шикарных ресторанах и бомбардировал телефонными звонками, едва успев с ней расстаться.

– Я звоню только для того, чтобы сказать, как мне вас не хватает, Сил, – говорил он своим тихим голосом, от которого по ее позвоночнику пробегала дрожь.

– Глупый, – говорила она в трубку, – ведь вы ушли всего полчаса назад.

– Это были самые длинные полчаса в моей жизни, – шептал он, и Сил долго смеялась, повесив трубку телефона.

Финн О'Киффи Джеймс «показывал себя». Сил это понимала, и ей это нравилось. И, несмотря на невысказанные возражения Лилли, она так часто, как могла, ездила в Нью-Йорк, чтобы повидаться с Финном, да и он стал приезжать в Бостон чаще, чем когда-либо.

– Не понимаю, что ты находишь в этом человеке, – возмущалась Лилли.

– А я не понимаю, почему ты так настроена против него. С ним просто весело, Лилли, только и всего, – возражала Сил, боясь нечаянно признаться сестре в том, что влюбилась в Финна.

Он в первый раз поцеловал ее точно через три месяца после того, как они встретились у Лилли.

Поцелуй в честь юбилейной даты – как объяснил ей Финн – показался ей намного более значительным и вызвал у Сил неожиданный трепет, словно тронув током нервные окончания, о существовании которых она не подозревала.

– Боюсь, что я влюбляюсь в вас, – пробормотал он, и Сил опустила голову, впервые застеснявшись и не желая признаваться себе в том, что тоже полюбила его, так как слишком беспокоилась о том, что сказала бы Лилли.

Спустя месяц Финн пригласил сестер на обед в свой дом на Луисбург-сквер. Лилли была готова убить его за то, как он ухаживал за ее сестрой. Она понимала, что Финн делает это ей назло, чтобы показать, какой она была дешевкой и свою власть над нею. Лилли была уверена, что бедняжка Сил находится под обаянием его льстивых речей, поэтому была готова любой ценой оторвать сестру от него. Она говорила себе, что ему скоро наскучит эта игра, и подумывала об обществе более подходящих для Сил мужчин.

В начале той недели, когда должен был состояться этот обед, Лилли слегла с гриппом, доктор запретил ей вставать с постели, и Сил отправилась к Финну одна.

Дворецкий проводил Сил в гостиную, где ее ожидал Финн. Погода была совсем весенней. Все окна были открыты, и приятный ветерок колыхал занавески, принося в комнату из сада аромат цветущей сирени.

– Я пришла первая? – спросила она, не подозревая, что в точности повторила слова, когда-то сказанные ее сестрой, и что Финн снова поставил на своей сцене точно такой же спектакль.

– Вы моя единственная гостья, – сказал он Сил. – Я отменил все другие приглашения, узнав, что Лилли не придет, так как понял, что мы сможем побыть вдвоем. Все в порядке, – заверил он ее, увидев, как беспокойно Сил оглядела комнату, – с нами будут служанки. Не беспокойтесь, я не буду пытаться вас соблазнить.

– Господи, Финн Джеймс, – со смехом сказала Сил, – вы порядочный нахал, если воображаете, что это вам удалось бы.

Финн вынул из кармана футляр с кольцом, и ошеломленная Сил увидела огромный изумруд в окружении бриллиантов. Финн опустился на одно колено и торжественно проговорил:

– Сил, я знаю, что недостоин вас. Вам слишком хорошо известно мое нищенское прошлое, но вы видите, что я поднялся над ним. Мое сердце сжимается от страха при мысли, что вы ответите «нет», но я прошу вас оказать мне честь стать моей женой.

Сил, улыбаясь, смотрела на него, и ее щеки порозовели от удовольствия.

– Наверное, это самая длинная формула предложения о браке, которую кто-либо когда-либо слышал. А это самое большое кольцо.

Она шутливо похлопала его по обоим плечам, как королева, посвящающая в рыцари своего верноподданного, и проговорила:

– Встаньте сэр Финн О'Киффи Джеймс, я только что произвела вас в аристократы, чтобы вы могли просить моей руки как подобает, отбросив всю эту бессмыслицу о былой бедности.

Он обвил ее руками.

– Боже! – взмолился он, вопрошающе подняв глаза к небу. – Почему мы не встретились раньше…

– Раньше – чего? – спросила Сил.

Но Финн лишь пожал плечами.

– Вы не ответили мне.

– Но вы еще не просили меня так, как подобает.

– Сил, вы согласны выйти за меня замуж? – выпалил он.

– Да, черт возьми! – воскликнула Сил, и они со смехом упали в объятия друг другу.

Сил продела ленту через кольцо, ознаменовавшее их помолвку, и, повесив его на шею, спрятала под платьем, пока не наберется храбрости сказать Лилли о том, что выходит замуж за Финна.

Через несколько дней ей показалось, что настал удобный момент. Финн был в Нью-Йорке, Дэн в Вашингтоне, и они с Лилли остались одни.

Сил надела кольцо и отправилась с сестрой и Лайэмом на прогулку. Она смотрела, как Лайэм поддавал ногой мяч, а ее сестра пыталась удерживать себя оттого, чтобы не бросаться к нему со всех ног при каждом случайном падении.

– Я не могу выносить, когда он падает, – заметила она. – А Дэн всегда говорит ему: «Поднимайся, старина, нечего плакать. Всего лишь царапина па ноге». Ну а я бегу со всех ног к нему с йодом, бинтами, термометром и поцелуями.

– Материнская любовь, – философски проговорила Сил. – И уж если говорить о любви…

Лилли подозрительно глянула на сестру:

– Так что же о любви?

Сил подняла левую руку. Изумруд сверкнул на солнце, как осколок зеленого льда.

– Финн просит меня выйти за него замуж, – сказала Сил, и глаза ее засияли, как бриллианты на кольце.

Удар пришелся прямо в сердце Лилли. Она отвернулась без единого слова и побежала догонять Лайэма.

Она схватила его в объятия и крепко прижала к себе, борясь с подступившими слезами. «Подонок, о, коварный подонок, – повторяла она про себя. – Как он мог причинить мне эту боль? Как мог зайти так далеко?»

– Лилли, – умоляющим голосом окликнула ее Сил, но та не обратила на нее внимания, все крепче прижимая к себе сына.

– Лилли, я не понимаю. Что тебя так расстроило? Что плохого в том, что я выйду за Финна? В конце концов, вышла же ты замуж за его брата. Я думала, что ты порадуешься за нас.

Лилли резко повернулась к ней: она была слишком уязвлена, чтобы плакать. Если Финн не задумался над тем, какое оружие выбрать против неё, то не задумается и она. В любви и на войне хороши все средства. И она в отчаянии проговорила:

– Ты не можешь выйти замуж за Финна.

Сил удивленно вскинула голову. Лайэм расплакался, но Лилли впервые не обратила на это внимания.

– Но почему же? – спросила Сил. – Назови мне хоть одну стоящую причину.

– Посмотри на него, – замогильным шепотом проговорила Лилли. – Это сын Финна.

Сил посмотрела на сестру, потом на Лайэма. Она поняла, что Лилли сказала правду.

– Да, я вижу, что это так, Лилли, – с горечью в голосе проговорила она, стараясь не дать сердцу прорваться к самому горлу, чтобы не задохнуться. Потом повернулась и быстро пошла через поле обратно к дому.

Сил велела упаковать свои вещи и отправилась к нью-йоркскому поезду в тот же вечер, ни с кем не попрощавшись.

Лилли заперлась в своей комнате, но она и не хотела ее видеть. И даже не думала о том, увидится ли когда-нибудь с сестрой. Следующим утром Сил отплыла в Англию на «Этрурии» – на том же самом лайнере, на котором с такой радостью плыла оттуда всего за несколько месяцев до этого. Через две недели она снова была в Арднаварнхе и стала зализывать свои раны.

Сил, моя дорогая мамми, была по-своему страстной женщиной. Она любила жизнь, любила мужчин и любила любовь. Но она никогда никого не любила так, как Финна. Даже Джека Оллердайса, человека, за которого, в конце концов, вышла замуж и который был моим отцом.

Она любила его. С ним ей было весело, они были настоящими друзьями, любили одно и то же – лошадей и охоту, сельскую жизнь и заграничные путешествия, автомобильные гонки и званые вечера. Но она никогда ни с кем не чувствовала того останавливающего сердце возбуждения, какое вызывал в ней вероломный Финн.

То кольцо она, разумеется, оставила у себя как память. «Чтобы оно напоминало мне о том, какой полной идиоткой я чуть не оказалась», – говорила она.

Я провела рукой по воздуху в свете лампы, изумруд Финна засиял, бриллианты заискрились, и Шэннон с Эдди долго ахали и охали над кольцом.

– Это маленькая частичка истории, – едва дыша, проговорила Шэннон.

А Эдди спросил:

– Финн в самом деле устроил все так, чтобы отомстить Лилли? Или он любил ее?

– Ах, – отвечала я ему в сознании неразгаданной тайны, – к сожалению, мой дорогой мальчик, мы этого никогда не узнаем. Мамми говорила, что она пыталась проанализировать это спустя годы – когда рана зарубцевалась, – и думала, что он, возможно, ее действительно любил. Но, разумеется, повернуть время вспять невозможно, и, может быть, это к лучшему.

Итак, мы никогда не узнаем, любил ли Финн Сил. Я думаю, что любил, но вы сами должны решить для себя, во что верить.