– Мы будем в Сан-Морице двадцать второго, – сказала Дэйзи, склонив элегантно причесанную голову в сторону Катринки и приготовившись выслушать отказ. Ей кажется, что Катринка последнее время ведет себя несколько странно. – Конечно, если ты хочешь приехать раньше, мы будем только рады. Только предупреди Мейерхофов, когда ты будешь.

Мейерхофы – супружеская пара, выполняющая обязанности дворецкого и домоправительницы. Под их началом шестнадцать человек, которые обслуживают многочисленных детей, внуков и просто гостей, приглашенных в шале на Рождество.

Дэйзи всегда была щедра на приглашения и обычно не обижалась, если кто-то не воспользовался ими. Однако что касается Катринки, то в этом году она явно вознамерилась проявить настойчивость.

«Она, конечно, беспокоится обо мне», – подумала Катринка, но все-таки покачала головой.

– Спасибо, Дэйзи, но в этом году никак, – произнесла она. В ее низком голосе улавливался легкий среднеевропейский акцент – не все согласные звучали правильно, а интонация порой казалась странноватой.

Подруги ждали, что она объяснит причину отказа, но пояснений не последовало, и Лючия спросила:

– Ты собираешься в Чехословакию? Катринка там была на прошлое Рождество.

– Вряд ли.

– В Аспен? – с надеждой спросила Александра.

– Я еще не решила, – ответила Катринка, стараясь не встречаться взглядом с подругами. Конечно, неприятно им так отвечать, но что поделаешь.

– А в чем дело? – спросила Жужка.

Она всегда говорит так быстро, будто слова вырываются у нее помимо воли. Жужка в Штатах только шесть лет, и акцент у нее намного сильнее, чем у Катринки. Они с Жужкой дружат еще с университета, и обе были в лыжной команде сборной Чехословакии.

– Ты не поедешь кататься на лыжах?

Катринка покачала головой, и Жужка помрачнела. Если уж она не хочет кататься, значит, ей еще хуже, чем может показаться.

– Не будешь же ты все Рождество сидеть одна в этой огромной квартире, – как всегда решительно заявила Марго, готовая взять ситуацию в свои руки. Она собиралась к Дэйзи в Сан-Мориц.

– Ты себя доведешь, – добавила Александра и пригласила Катринку отпраздновать Ханукки и Рождество в своем поместье в Паундридже, а потом новый год в Аспене.

– Вы зря беспокоитесь, – произнесла Катринка. – У меня все в порядке. Просто отлично.

И как это ни странно, но так оно и есть, хотя все подруги уверены, что улыбка все-таки фальшивая и на сердце у нее явная тревога. Конечно, хорошо бы их успокоить и открыть всю правду. Но это невозможно, по крайней мере в течение еще нескольких дней.

Катринка Грэхем, Жужка Гавличек, Дэйзи Эллиот, Марго Йенсен, Александра Оуджелви и Лючия ди Кампо часто обедают компанией в самых очаровательных, в самых лучших ресторанах того города, в котором оказываются вместе. Это может быть «Ле Сирк», как сегодня, или «Ла Гренуй», или «21», а может быть «Сан-Лоренцо» в Лондоне или «Максим» в Париже. На этих обедах присутствуют их мужья, сегодняшние любовники или просто кавалеры. Подруги не только обедают вместе, но и посещают вместе театр и оперу, ходят на вечеринки, особенно если это модно, даже отдыхают вместе. Они общаются так уже многие годы и поэтому знают друг о друге почти все, а чего не знают, выудят друг у друга за обедом. Поэтому Катринка очень удивилась тому, что они не почувствовали перемены, происшедшей в ней за эти несколько месяцев. Неужели эти женщины, ее давние и близкие подруги, не поняли, что ей наконец-то не надо прикидываться веселой, что она и вправду снова счастлива?

– Смотрите-ка, кто явился, – прошептала Дэйзи.

Дэйзи – старшая среди подруг, ей уже далеко за пятьдесят, но она миниатюрна и изящна. Она старается выглядеть молодой, а недавно ей в этом помог знаменитый лос-анджелесский хирург: подтянул лицо, живот и ягодицы, приподнял грудь как раз так, как надо.

Катринка оторвала глаза от своего цыпленка. Ее взгляд скользнул мимо зеркальных колонн и французских пасторальных картинок на стене, миновал украшенные маленькими букетами роз и орхидей столы и остановился там, где Бетси Блумингдейл беседовала с Келвином Клайном, а Эд Макмагон снимал пальто. Это их имела в виду Дэйзи.

– Сука, – прошипела Марго.

И тут Катринка тоже увидела ее. Сабрина, мерзкая Сабрина в сопровождении владельца ресторана Сирио Маччони шествовала по залу, иногда останавливаясь, чтобы обменяться приветствиями со знакомыми (у Сабрины нет друзей), чмокнуть в щеку одного, а другому пообещать обязательно пообедать вместе. Завидев шестерых подруг, она изобразила дежурную улыбку и кивнула им, в точности как английская королева на приеме, но не замедлила при этом шага. Все ждали этого момента; воротилы стерли со своих лиц ухмылки, а их матроны сдвинули головы, украшенные пышными налаченными прическами, чтобы пошептаться. Никто уже не помнил, как и почему это началось, но вражда Сабрины и Катринки Грэхем всегда вызывает живой интерес читателей «Кроникл».

– Сердце у нее, как чернослив, – сказала Жужка. – Засохший.

Шествие Сабрины завершилось у стола, где уже расположилась Каролина Эррера, напротив которой – к немалому удивлению собравшихся – Сирио и усадил ее. Судя по всему, именно с ней Сабрина и обедает. Это была странная пара: известный модельер с безупречно уложенными белокурыми волосами, в элегантном клетчатом костюме, сшитом по собственной выкройке, и ведущая колонку газетной светской хроники журналистка, лицо которой обрамляли неопрятные висюльки мышиного цвета, а платье от Оскара де ла Рента, хоть и новое, выглядело так, будто только что извлечено из мусорного ящика. Маленькие глазки делали ее лицо похожим на блин с изюминками, прибавьте к этому отвислый нос да еще кривой рот, полный противных желтых зубов. Все поражались, как ей удалось обрести такую власть. При этом никто не пропускал ее колонок, а когда попадал в такие места, где нельзя достать газеты ван Холлена, то требовал прислать их по факсу.

– Господи, ну и внешность, – брезгливо прошептала Александра, – она мне всегда напоминает пудинги, которые подавали на десерт в Фармингтоне.

Высокую, с роскошными рыжими волосами, прекрасным лицом и стройным телом, Александру, как почти всех красивых женщин, выводили из себя те, кому повезло в этом отношении меньше – как будто уродливая внешность не причуда природы, а нравственный порок.

– Могла бы поднапрячься, – осуждающе произнесла Марго. От природы некрасивая, она тем не менее сумела найти свой стиль и победно убедить всех сомневающихся, что именно такое бледное лицо, с безупречной кожей и глубоко посаженными дымчатыми глазами, такой нос, с горбинкой, полные губы, всегда ярко накрашенные красной помадой, – и все это в обрамлении черных как смоль мелко вьющихся волос делает внешность женщины сверхпривлекательной. Из Скарсдейла она попала в колледж Сары Лоуренс, а оттуда – на должность секретаря в одном женском журнале. Потом она постепенно завоевывала Манхэттен, добившись одной из высших должностей в журнале «Шик». С этого престола она до недавнего времени правила в мире нью-йоркской моды и вкуса: она создавала в них новые течения, была способна создать кому-либо репутацию настоящего модельера или фотомодели и разрушить чей-либо уже сложившийся имидж, могла быть верным другом или смертельным врагом. Чуть ли не с первой их встречи она стала одной из лучших подруг Катринки.

– Вот чем плох этот ресторан, – сказала Александра. – Не знаешь, с кем встретишься.

– Вот уж не скажи, – возразила Дэйзи, которая никого и ничего не боялась.

Дэйзи – аристократка с головы до пят, начиная с прически от Кеннета до туфель от Маноло Блахника. Предки Дэйзи были первыми колонистами. И если она не самая богатая из подруг, зато ее положение в обществе почти недосягаемо: ведь деньги ее сделаны давным-давно и, стало быть, поскольку время стирает память о прошлых грехах, самые чистые. Ее предки – янки заработали их торговлей в 90-х годах, как-никак позапрошлого века, а не алчным корпоративным грабежом в 1980-х годах.

– Я ни за что не перестану сюда ходить. Не могу отказаться от этого хлеба, – сказала Марго, которая только что покончила с булочкой и теперь с выражением почти экстаза на лице впилась зубами в буханочку черного хлеба, избыточно намазанную маслом.

– Марго, масло! – воскликнула в ужасе Александра. – И как Марго сохраняет свой шестой размер при таком аппетите?

– Мой единственный порок, – подчеркнула Марго. – Во всяком случае, в том, что касается еды.

– А я все ем, – сказала Жужка. Самая крупная из подруг и все же носившая только восьмой размер. Жужка высокого роста, у нее грива золотых волос, большие карие глаза, чистая кожа, на лице тончайший слой грима. Она обладала природной красотой, у нее внешность спортсменки, полной здоровья, хотя последний раз она занималась серьезно спортом лет двадцать назад.

– Я тоже раньше все ела без разбора, а теперь боюсь, – вступила Лючия. Ее большие каштановые глаза вожделенно взирают на хлеб. Несколько лет назад она поправилась сразу на два размера и потратила столько сил, чтобы вернуть своей фигуре стройность, что теперь не поддается ни на какие уговоры. Впрочем, у нее нет повода волноваться. Правда, прошло уже несколько месяцев, как она закончила последний проект яхты, а если учесть состояние экономики на декабрь 1991 года, то потрясений ожидать не следует. Сбережения и семейные деньги обеспечат ей безбедную жизнь, пока какой-нибудь миллиардер не захочет ради нее швырнуть деньгами. Сегодня у Лючии есть прекрасный дом, прекрасная дочь, красивый возлюбленный. Правда, последнее, быть может, и есть повод для беспокойства, учитывая то, что Лючия почему-то всегда привлекает мужчин, чья внешность – их единственное достоинство.

Дэйзи почти не обращала внимания на еду, рассеянно перемешивая по лиможской тарелке куриный салат.

– Не понимаю, почему Марк ван Холлен ее держит, – наконец произнесла она.

– Она обеспечивает успех его газете, – заметила Катринка, которой за последние годы больше всех доставалось от едкого пера Сабрины.

– Я не спорю, иногда бывает интересно читать, – нехотя согласилась Дэйзи. – Но куда подевались хороший вкус и журналистская этика?

– Они не столь важны, как прибыль, – улыбнулась Катринка. Именно благодаря своим журналистам, одним из которых была Сабрина, «Кроникл», скорее всего, переживет экономический спад, в отличие от некоторых других бульварных газет Нью-Йорка.

– Как можно защищать Марка или ее после сегодняшней статьи? – возмутилась Александра, поймав в поддержку своих слов выразительные взгляды Дэйзи и Марго. В статье было несколько строчек о Натали Бувье. Еще недавно она была бы седьмой за этим столом, сегодня же никто из присутствующих не разговаривал с ней – во всяком случае, без крайней на то нужды.

– Дерьмо, – процедила Жужка, имея в виду то ли статью, то ли Натали.

Сама по себе статья эта была ничем не примечательна и касалась лишь потрясающего, невзирая на спад, успеха бутиков Натали на Западном побережье. Яд статьи – в завуалированном обвинении Катринки, которая будто бы использовала свое влияние, чтобы отговорить крупного французского торговца недвижимостью Жан-Клода Жиллета от покупки магазинов Натали, лишив ее тем самым миллионных прибылей.

– Ты разве не читала ее? – настойчиво допытывалась Александра.

Катринка кивнула:

– Сегодня к восьми утра пришло пять факсов. «Друзья» постарались.

Впрочем, Катринка не считала этих людей особенно злыми. Обычно любители сплетен, которые не могут удержаться, чтобы не распространять их, забывая о возможных последствиях.

Особых последствий, правда, на этот раз не было. За многие годы кожа Катринки сделалась менее чувствительной к уколам Сабрины. Теперь если Сабрина и жалила, то уже не до крови. Конечно, неприятно, что кто-то посчитает Катринку мелочной, мстительной и жадной, готовой поставить ножку подруге.

– Можно подумать, что ты способна на такое, – сказала Дэйзи, будто читая мысли Катринки.

– Если уж на то пошло, вряд ли Жан-Клод прислушается к твоему мнению, если оно касается Натали, – заметила практичная Марго.

– А почему она про это не написала? – спросила Александра. Она имела в виду всем известный роман Катринки с Жан-Клодом, к настоящему времени перешедший в дружбу. – Если уж она такая любительница копаться в грязном белье.

– Надеюсь, у Марка ван Холлена хватило совести, чтобы извиниться.

– Он извинился, – ответила Катринка, – но я сказала ему, что в этом нет необходимости.

Он первый рассказал ей о статье, тем самым подготовив ее к сегодняшним факсам.

– Мне очень жаль, – сказал он, – но я ничего не могу сделать. Я не вмешиваюсь в творчество своих журналистов.

Это было не совсем так. Почему-то имя самого ван Холлена, в какие бы дела он ни ввязывался, крайне редко упоминалось в его собственных газетах. Когда Катринка как-то обратила его внимание на это, ван Холлен стал уверять ее, что это всецело на совести его старших редакторов и что сам он никогда прямо не вмешивается в подготовку номера. Катринка подумала тогда, что у них разные понятия о вмешательстве.

– Но знаешь, – вступила Лючия, – если здраво поразмыслить, то стоит только поползти слуху о том, что у вас роман, и неприятностей не оберешься.

– У кого у вас? – растерялась Катринка.

– Ну, у тебя с Жан-Клодом, – нетерпеливо пояснила Марго.

– А разве нет? – спросила Дэйзи.

– Чушь какая-то, – сказала Катринка, начиная раздражаться. – Абсолютная чушь.

– Да кто тебя осудит? – примирительно заговорила Жужка. – Никто. Ты его достойна.

– Да вы что, и впрямь считаете меня сумасшедшей? – засмеялась Катринка. – Пиратствующий бизнесмен без принципов и морали изменяет и жене, и любовнице. Что я, ненормальная?

– Сама знаешь, о чем я говорю, – заулыбалась Жужка.

– Ну ладно, будет тебе, – начала оправдываться Дэйзи. – Ты какая-то странная последнее время, Катринка, не пойму, что с тобой.

– Я перестала убиваться, вот что, – ответила Катринка. – Вот уж скука так скука.

Подруги засмеялись, а Катринка снова ощутила легкий укол совести. Надо было сказать им правду. Ну да ладно, скажет через несколько дней.

Официант убрал со стола тарелки и вскоре появился с подносом, уставленным десертом: шоколадное суфле под сахарной решеткой, фруктовое печенье, крем-брюле, клубничный торт.

– Лично от шеф-кондитера с наилучшими пожеланиями, – торжественно произнес он, зная, что иначе от десерта все откажутся.

По краю одной тарелки шоколадным кремом было выведено имя Катринки. Катринка понимала, что этот десерт лишний, но в последнее время ей стало очень трудно отказывать себе в еде.

– Ай-ай-ай, – пробормотала она, принимаясь за суфле. – Плохи мои дела, а?

– Смерть, – с чувством произнесла Жужка, во рту которой в этот момент исчезал внушительный кусок клубничного торта.

– Мне больше нельзя, – с сожалением произнесла Марго, созерцая крем-брюле. – Я и так уже переела.

– Сегодня никакого ужина, – добавила Александра, надкусывая яблочное печенье. – Хорошо еще, что Нейла дома нет.

Лючия неохотно отодвинула свою тарелку, подумав, что хорошо бы вывалить в нее содержимое солонки – лучший способ победить соблазн, а Дэйзи заявила:

– Можете обижаться, но я не съем больше ни кусочка.

В это время в зале обозначилось какое-то движение и наступила тишина, как в театре, когда медленно гаснут огни и поднимается занавес. Все взгляды обратились ко входу. Там, не обращая ни на кого внимания, стоял Адам Грэхем, не спеша освобождаясь от черного кашемирового пальто и беседуя со своим адвокатом Сэмом Ловенталем и щеголеватым владельцем «Ле Сирка» Сирио Маччони. Но вскоре все вернулись к своим разговорам, не забывая при этом поглядывать по сторонам и ожидании, что же будет дальше. Оба Грэхемы, Катринка и Адам, вызывали постоянный интерес для публики, даже такой – равной им по богатству. У Грэхемов было больше, чем деньги, – у них был шик, и, где бы они пи появлялись, они всегда доставляли удовольствие окружающим.

– Прекрасно смотрится, – отметила Дэйзи.

– Сама знаешь поговорку: как действуешь, так и выглядишь, – откликнулась Александра.

– Вот сукин сын, – пробормотала Марго. – Ты знала, что он тут обедает?

Катринка кивнула:

– Секретарша звонила утром.

– Ну и выдержка, – одобрила Марго.

– Что поделаешь? – ответила Катринка. Ее акцент стал заметнее, чем обычно. Это подтверждало, что она не так уж спокойна, как хотела казаться.

Катринка наблюдала, как ее муж направляется к ним через зал. Ростом он выше шести футов, тело у него стройное, хорошо тренированное. Волосы – короткие, что называется, соль с перцем, нос большой, лицо продолговатое и худое, портрет завершали близко посаженные большие карие глаза. Не красавец, но черты его лица кажутся женщинам чрезвычайно привлекательными. Дэйзи права, согласилась Катринка, он и впрямь отлично выглядит. Но при взгляде на него сердце ее уже начинает учащенно биться.

Адам остановился у их стола, поздоровался со всеми и слегка поцеловал Катринку в губы. Сабрина посадила на своего «де ла Рента» еще одно пятно.

– Не знал, что ты здесь, – соврал он без всякого стеснения.

– Ну, конечно же, твоя секретарша все-таки забыла тебе передать, – нежно отозвалась Катринка.

Адам улыбнулся:

– Прямо не знаю, что с ней делать.

– Что вы хотите, такие нагрузки на работе, – произнесла Марго. – Тут никакие мозги не выдержат.

Она извлекла из сумочки позолоченную пудреницу и губную помаду и принялась тщательно красить губы.

Пока Адам несколько секунд разглядывал Марго, он успел подумать о том, сколько удовольствия мог бы доставить ему ее рот и толстый розовый язык, если бы удалось увлечь их хозяйку в маленькую интрижку. Затем он перенес свое внимание на Катринку.

Недавно он вновь начал присматриваться к ней и признал, что Катринка великолепно выглядит. На ней костюм от Диора – Адам купил его в Париже два или три года назад. Глубокий синий цвет костюма удачно оттеняет внешность Катринки – светлые синие глаза, нежную белую кожу, переливающиеся прямые темные волосы. В ушах у нее поблескивают сапфиры и бриллианты, подаренные Адамом в позапрошлом году. А вот брошку на лацкане он не узнает – леопард с рубиновыми глазами, украшенный бриллиантами и сапфирами. У него мелькнула мысль поручить бухгалтеру выяснить, когда и как она покупает украшения. На руках Катринки нет колец. Адам вдруг подумал, что к ней больше всего подходит слово «сияющая».

– Я, пожалуй, пойду, – кивнул он на столик в углу, за которым восседала упитанная фигура адвоката в сером костюме. – А то ведь Сэм дерет с меня деньги даже тогда, когда я плачу за обед.

Улыбка Адама, облегченно подумала Катринка, не заставила, как бывало раньше, чаще биться ее сердце.

– Ты потом дома?

– После четырех, – ответила Катринка.

– Я позвоню тебе, – пообещал Адам. – Надо поговорить.

Катринка, глядя на его удаляющуюся фигуру, подумала, зачем говорить – уже поздно. Она не ожидала, что ее охватит такая жалость.

– Ты чего? – поинтересовался Сэм, когда Адам уселся за стол.

– Ничего, просто поболтали.

– Это ни к чему. Она еще решит, что можно поднять ставку.

– Нет, – ответил Адам. На лице его расцвела самоуверенная улыбка создателя империи. Его всегда поражало, как люди, особенно такие многоопытные, как Сэм, не понимают основы искусства вести переговоры.

– Люди повышают ставку только тогда, когда злятся.