Глава 2

Наступило короткое молчание. Она встретила его взгляд, тяжело и огорченно вздохнула:

– Это вина твоего дяди Генри. И твоего отца! – Она помолчала, потом сказала печально:

– И моя! Как бы я не старалась, я не могу отрицать этого, Кит! Разумеется, я полагала, что после смерти твоего отца смогу выплатить некоторые из моих долгов и быть совершенно спокойной. Но это было до того, как я ознакомилась с положением дел насчет моей доли. Дорогой мой, ты знаешь, что это сплошной обман? Ну, откуда тебе знать! Но это так! И, более того, – добавила она убежденно, – один из кредиторов на самом деле знал это! Что меня удивляет, так это то, что они вбили себе в голову настойчиво требовать от меня уплаты долгов именно теперь, когда я стала вдовой, и в значительно более неприятном тоне, чем когда отец был жив. Мне это кажется совершенно идиотским, если не сказать жестоким!

Кит недолго жил дома будучи взрослым, однако это открытие не было сюрпризом для него. Насколько он мог припомнить, финансовые трудности бедной мамы всегда вызывали в их доме беспокойство. Это были мучительные эпизоды, которые причиняли леди Денвилл большие страдания, и приводили к холодности в семейных отношениях, отчужденности и даже скрытности.

Граф был человеком честных принципов, однако его нельзя было назвать отзывчивым, ему недоставало живости и гибкости ума. Он был на пятнадцать лет старше жены и принадлежал, как по темпераменту, так и по возрасту, к поколению, привыкшему к соблюдению строгого этикета. Лишь один раз он позволил своим чувствам одержать верх над здравым смыслом, когда поддался очарованию прекрасной леди Амабел Клифф, недавно вырвавшейся из школьной комнаты, чтобы стать притчей во языцех всего света, и сделал ей предложение. Ее отец, граф Бейверсток, был обладателем обедневших имений и многочисленного потомства; он принял предложение с благодарностью. Но те самые качества, которые очаровали Денвилла в девушке, раздражали его в жене, и он решил их искоренить. Его попытки были безуспешны и лишь внушили ей страх навлечь на себя его неудовольствие. Она оставалась тем же самым нежным безответственным созданием, в которое он когда-то без памяти влюбился. Она щедро дарила любовь своем сыновьям-близнецам и делала все возможное, чтобы утаивать от мужа результаты своих опрометчивых поступков.

Близнецы обожали ее. Неспособные обнаружить под непреклонной педантичностью своего отца глубокую, хотя и сдерживаемую, любовь, они в раннем возрасте стали на сторону матери. Она играла с ними, смеялась с ними, горевала с ними, прощала их шалости и помогала им в затруднениях; они не могли видеть ее недостатков и, когда подросли, направили всю энергию на защиту ее от отца.

Мистер Фэнкот поэтому не был ни удивлен, ни потрясен, обнаружив, что его мать обременена долгами. Он просто сказал:

– Неприятности, дорогая? Как обстоят дела?

– Я не знаю. Милый мой, как можно запомнить все, что одалживала год за годом? Это его немного удивило.

– Год за годом? Но, мама, когда ты была вынуждена рассказать моему отцу о тяжелом положении, в которое ты попала, – три года тому назад, не так ли? – он не спрашивал тебя про общую сумму твоих долгов и обещал, что они будут выплачены?

– Да, он действительно так говорил, – ответила она. – А я и не рассказала ему про все. Я сама не знала. Признаться, я бы не рассказала, если бы даже и знала. Я не могу объяснить это тебе, Кит, и если ты хочешь сказать мне, что я поступила очень плохо и малодушно, не делай этого, так как я полностью отдаю себе отчет в этом! Только когда Адлстроп записал все, что я сказала…

– Что? – воскликнул Кит. – Ты говоришь мне, что он присутствовал?

– Да! О да! Твой отец полностью полагался на него, и это именно он, как ты знаешь, управлял всем, так что…

– Недурно со стороны того, кто придавал такое большое значение чувству пристойности! – прервал он, в его глазах отразилось волнение.

– Разрешать управляющему присутствовать на таком объяснении!..

– Признаюсь, мне не хотелось, чтобы он его допустил, но, я полагаю, он обязан был так сделать. На том лишь основании, что наше состояние может выдержать, и…

– Адлстроп – очень хороший человек по-своему, и я не сомневаюсь, он близко к сердцу принимает наши интересы, но он скряга, и отец должен был это знать! Если хоть фартинг был истрачен на что-нибудь неподобающее, он вел себя так, как будто мы все должны будем кончить жизнь в нищете!

– Да, Ивлин говорит то же самое, – согласилась она. – Возможно, я сказала бы все папе, если бы он не ввел Адлстропа в курс дела – то есть если бы я знала, что это означает. В самом деле, я не хотела ничего от него скрывать! Но несмотря на мои недостатки, я не.., ханжа, Кит, так что я не пытаюсь вводить тебя в заблуждение! Я не думаю, что смогла бы быть откровенной с твоим папой. Ну, ты знаешь, что случалось всякий раз, когда он был кем-либо недоволен, не так ли? Но если бы я знала, что мои несчастные дела лягут на, плечи Ивлина, я должна была собраться с духом и полностью открыться ему.

– Если бы ты знала все это! – продолжил он непреклонно.

– Да, если бы я могла заставить себя отдать мои дела в руки Адлстропа.

– Боже мой, нет! Это должно было оставаться между тобой и моим отцом. Но для тебя нет причины унывать из-за того, что твои дела легли на плечи Ивлина: он всегда интересовался ими, ты знаешь, и для него нет разницы, оплатил ли отец твои долги или оставил сделать это ему.

– Но ты совершенно не прав! – возразила она. – Большая разница. Ивлин не может оплатить их!

– Вздор! – сказал он. – У него не больше понятия об экономии, чем у тебя, однако не пытайся сказать мне, что он ухитрился за год с небольшим промотать наследство! Это было бы слишком!

– Разумеется, нет! Я не имела это в виду. Сколько бы твой отец ни считал его легкомысленным, у него и в голове этого не было. И должна сказать. Кит, я считаю очень несправедливым со стороны папы, что он оставил все в таком неудобном виде, сказав твоему дяде Генри, что сделал так потому, что Ивлин такой же ненадежный, как я! Ведь он никогда не знал о двух самых тяжелых переделках в жизни Ивлина! Один раз ты спас его от ловушки, в которую его завлекла эта гарпия, вонзившая в него свои когти вскоре после того, как вы вернулись из Оксфорда, а я заплатила его картежные долги, когда его затащили в какой-то притон в Пелл-Мелл. Он был тогда слишком зеленым, чтобы понимать, что делает! Я продала мое бриллиантовое колье, и ваш папа ничего об этом не узнал! Так почему же он сказал твоему дяде, что…

– Ты сделала – что? – прервал ее Кит, вздрогнув.

Она безмятежно улыбнулась ему.

– Конечно, я сделала с него копию! Я не такая простофиля, чтобы не подумать об этом! Эта копия выглядела совершенно так же, и почему я должна заботиться о бриллиантах, если один из моих сыновей на мели? , – Однако это фамильная драгоценность!

– Я не понимаю, что такое фамильная драгоценность, – сказала ее светлость спокойно. – Если ты хочешь сказать, что она принадлежит Ивлину, я знаю это, но, скажи мне, какая польза для него от этой вещи, если все, что было нужно бедняжке, доведенному до полного отчаяния, – это деньги для оплаты картежных долгов? Я говорила ему об этом впоследствии и уверяю тебя, он ничуть не был против!

– Надо думать! А как насчет его сына? – спросил Кит.

– Дорогой, ты слишком глуп! Как сможет он возражать, если он ничего не будет знать об этом?

– Были ли у тебя?.. Распорядилась ли ты другими фамильными драгоценностями? – спросил он, глядя на нее с благоговением и даже некоторым невольным изумлением.

– Нет, не думаю. Но ты же знаешь, моя память никуда не годится. В любом случае это неважно, поскольку что сделано, то сделано, и у меня есть более важные вещи, над которыми следует ломать голову, чем кучка паршивых фамильных драгоценностей. Дорогой, умоляю тебя, не будь легкомысленным!

– Я и не думаю быть легкомысленным, – сказал он мягко.

– Ну, так не задавай мне глупых вопросов о наследстве и не говори ерунду, будто для Ивлина заплатить мои долги так же легко, как для вашего папы. Ты должен был прочитать это ненавистное завещание! У бедного Ивлина не больше власти над состоянием папы, чем у тебя! Все оставлено на усмотрение твоего дяди!

Кит слегка нахмурил брови.

– Я помню, что мой отец создал что-то Вроде попечительства, но не думаю, чтобы оно распространялось на доход с имущества. У моего дяди не было ни возможности утаивать этот доход, ни права подвергать сомнению расходы Ивлина. Насколько мне помнится, Ивлину запрещалось без согласия дяди распоряжаться какой-либо частью своего капитала до достижения тридцатилетнего возраста, если только до этого срока дядя не решит, что тот избавился от.., от легкомыслия (не терзай меня, мама!), и тогда попечительство может быть снято и Ивлин станет бесспорным владельцем своего состояния. Я думаю, мой отец не должен был выбирать – тридцать лет в качестве рубежа: двадцать пять было бы намного более разумно. Ивлин был, конечно, оскорблен – кто бы остался равнодушным? – но, в конце концов, для него это было безразлично. Ты сказала, что он не намеревался проматывать свой капитал. Ты знаешь, мама, доход очень значителен!

Более того, дядя сказал ему, что готов согласиться на продажу некоторых ценных бумаг, чтобы оплатить его долги, какими бы большими они ни оказались, так как он считал несправедливым, что доход может быть сведен до мелкого денежного пособия, до уплаты долгов.

– Да, – согласилась она, – он действительно так сказал, и это сильно удивило меня, так как в общем он очень скрытен.

– Нет, мама, он не то чтобы скрытен, он, не склонен к чрезмерной откровенности. Но дело в том, что он не желал, чтобы Ивлин получил наследство, обремененное долгами, и если бы ты сказала ему о затруднительном положении, в которое ты попала, я убежден, он покрыл бы твои долги вместе с остальными.

Она бросила на него изумленно-недоверчивый взгляд.

– Генри? Ты с ума сошел. Кит! Когда я думаю о том, как он осуждает меня и обзывает Ивлина повесой, – а его долги ничто по сравнению с моими… О, нет, нет! Лучше умереть, чем отдаться на его милость! Он навязывал мне самые оскорбительные условия: жить остаток моих дней в этом ужасном Дауер-Хауз в Рейвенхерсте! Или еще хуже!

Несколько минут он хранил молчание. Зная, что Генри, лорд Брамби, считал свою очаровательную невестку неисправимой мотовкой. Кит понимал, что в ее словах есть доля истины. Он помрачнел и резко сказал:

– Какого черта Ивлин не сказал ему? Ему было гораздо легче договориться с дядей, чем тебе!

– Ты так думаешь? – сказала она с сомнением. – Но он не знал точно, как обстоят мои дела, потому что я никогда не говорила ему об этом. Ну, как я могла предположить, что почти каждый, кому я задолжала, начнет внезапно требовать уплаты долга, а некоторые из них самым грубым способом? Я не должна была надоедать Ивлину своими трудностями, когда он и сам попал в беду с Генри.

Я надеюсь, ты меня лучше знаешь, чтобы думать, что я могу быть такой эгоисткой! Улыбка тронула его губы.

– Так, мама! Я хочу, чтобы ты рассказала мне, как думаешь устраивать свои дела.

– Ну, я не думала, что мне следует это сделать, – объяснила она. – Я хочу сказать, я никогда этим не занималась, только время от времени, понемногу, когда меня очень уж просили, так что можешь себе представить, как я была потрясена, когда мистер Чайлд категорически отказал – хотя и в очень вежливой форме – одолжить мне три тысячи фунтов стерлингов, которые помогли бы мне в тот момент выкрутиться. И даже не разрешил превысить кредит в банке ни на одну гинею – как будто бы я не платила проценты!

Мистер Фэнкот, сильно озадаченный, прервал ее:

– Но почему ты упомянула о Чайлде, мама? Мой отец никогда не вел с ним банковских дел!

– О, разумеется, нет, но это делал мой отец. А теперь, когда твой дедушка умер, дядя Бейверсток имеет с ним дела. Я знакома с мистером Чайлдом целую вечность – он очень достойный человек, Кит, и всегда был очень добр ко мне! – и вот поэтому открыла счет в его банке!

Мистер Фэнкот попытался разузнать более подробно о характере счета его матери в банке Чайлда. Как он понял из ее объяснений, счет в банке возник благодаря значительной ссуде, выданной матери одураченным мистером Чайлдом. Он слушал ее со все возрастающим смятением, и что-то в выражении его лица заставило ее прервать рассказ. Положив ладонь на его руку, она сказала умоляюще:

– Наверное, ты должен знать, как это происходит, когда кто-то оказывается – как это Ивлин называет?.. – за бортом! Я полагаю, что это похоже на петушиный бой: он так же отвратителен и вульгарен! Кит, у тебя не было долгов?

Он покачал головой.

– Нет, боюсь, что нет!

– Ни одного? – воскликнула она.

– Да, ни одного, который я не мог бы выплатить! Я могу одалживать по пустякам здесь и там, но.., о, не смотри на меня так! Уверяю тебя, я не слабоумен!

– Как ты можешь быть столь глуп? Это выглядит так необычно… Но я думаю, у тебя просто не было возможности влезть в долги, пока ты жил за границей, – сказала она снисходительно.

Он вздохнул и пробормотал:

– Т-точно, мама! – и неудержимо расхохотался, уронив голову на руки и вцепившись в свои каштановые локоны.

Она ничуть не была обижена, но, посмеиваясь в ответ, сказала:

– Теперь ты снова стал самим собой! Ты знаешь, на секунду – только на секунду – ты был похож на своего отца. Ты не можешь представить себе чувство, которое мной овладевает!

Он поднял голову.

– Неужели? Разве это плохо? Постараюсь не повторять этого. Но скажи мне: когда Чайлд не дал тебе кредита, ты сказала об этом Ивлину?

– Нет, хотя, думаю, что я, может быть, должна была это сделать. Но как-то ночью мне пришло в голову обратиться к Эджбастону за ссудой. Не странно ли, дорогой, как часто трудные вопросы решаются именно ночью?

– Обратиться в лорду Эджбастону? – воскликнул он.

– Да, и он согласился одолжить мне пять тысяч фунтов стерлингов – под проценты, конечно! Так я снова оказалась при деньгах. О Кит, не хмурься! Ты думаешь было бы лучше, если бы я обратилась к Бонами Рипплу? Я не могла, потому что он в то время уехал в Париж, а дело было срочным!

Сколько Кит себя помнил, этот пожилой и очень богатый денди постоянно находился в их доме и служил объектом для насмешек со стороны Кита и Ивлина, а их отец относился к нему с полным безразличием. Он был одним из многих поклонников леди Денвилл, и, когда она вышла замуж за лорда Денвилла, стал ее самым преданным чичисбеем. Многие считали, что он остался холостяком из-за нее; но так как его фигура больше всего напоминала переспелую грушу, а на лице постоянно было лишь выражение бессмысленного дружелюбия, даже самые заядлые сплетники не могли обнаружить здесь ничего, кроме преданности. Близнецы, приученные к его частым появлениям на Хилл-Стрит, принимали его с тем же самым презрительным терпением, какое они выражали бы разжиревшей комнатной собачке, любимице матери. И хотя при малейшем намеке о неприличии такой преданности сэра Бонами Кит готов был грубо рассмеяться, он и подумать не мог, чтобы его мать обратилась к нему за помощью в решении ее финансовых проблем. Он так и сказал ей:

– Боже мой. Кит, как будто я не делала это много раз! – воскликнула она. – Это самое удобное, так как он настолько богат, что не беспокоится, сколько моих облигаций у него, и никогда не требует процентов! Я убеждена, мысль об уплате долгов никогда не приходила ему в голову. Он, может быть, нелеп и становится с каждым днем все жирнее, но я привыкла многие годы во всем рассчитывать на него… Именно он продал для меня мои бриллианты и затем сделал с них копии. Кроме того… – она вдруг резко остановилась. – О, мне бы не хотелось когда-нибудь упоминать о нем! Я все это вспомнила! Именно поэтому Ивлин уехал из дома!

– Риппл? – спросил он в полном недоумении.

– Нет, лорд Силвердейл, – ответила она.

– Ради Бога, мама!.. – запротестовал он. – О чем ты говоришь? Какое, черт побери, отношение имеет ко всему этому Силвердейл?

– У него моя брошь, – сказала она, внезапно впадая в уныние. – Я поставила ее на кон, когда он не захотел поверить мне на слово, и продолжала играть.

Что-то подсказывало мне, что удача должна вернуться, и это было бы так, если бы Силвердейл не прекратил игру. Не то чтобы я беспокоилась о потере броши, мне всегда она не очень-то нравилась, и я не могу понять, зачем я ее купила. Я предполагаю, что она меня чем-то привлекла, но не припомню чем.

– Не затем ли Ивлин уехал, чтобы выкупить ее? – прервал он. – Где Силвердейл?

– В Брайтоне. Ивлин сказал, что у него нет времени, чтобы выкупить брошь, так что он отправился на перекладных – по крайней мере, он поехал сам в своем фаэтоне с новой упряжкой серых лошадей и сказал, что намеревается заехать сначала в Рейвенхерст, что он, правда, и сделал…

– Минутку, мама! – вмешался Кит, снова нахмурив брови. – Почему Ивлин считал необходимым ехать в Брайтон? Разумеется, он был обязан выкупить твою брошь – Силвердейл ожидал, что он сделает это! – но я полагаю, что письма Силвердейлу с чеком было бы достаточно.

Леди Денвилл подняла на него свои огромные удивленные глаза.

– Да, но ты совершенно не понимаешь, что произошло, дорогой. Удивляюсь, как я могла оказаться такой безмозглой, но когда я поставила ее, то совсем забыла, что это одна из вещей, с которых я делала копию! Со своей стороны, я считаю, что Силвердей получил по заслугам за то, что он такой насмешник и не поверил мне на слово, но Ивлин сказал, что очень важно завладеть этой проклятой вещицей раньше, чем Силвердейл обнаружит, что это подделка.

Мистер Фэнкот громко вздохнул.

– Еще бы он так не сказал!

– Но, Кит! – сказала ее светлость серьезно. – Это самый недальновидный поступок, какой я могла только совершить! Я поставила эту подделку за пятьсот фунтов, однако копия не стоит и ничтожной доли этого! Чертовски расточительно со стороны Ивлина тратить такую сумму на дешевую подделку!

У мистера Фэнкота на секунду мелькнула мысль объяснить своей сумасбродной матери, что она, мягко говоря, не права. Но только на секунду. Он был разумным молодым человеком и почти мгновенно представил, что любая такая попытка будет напрасной тратой слов. И поэтому он всего лишь сказал, как только к нему вернулся дар речи:

– Ну, хорошо, не обращай внимания на это!

Когда Ивлин уехал?

– Дорогой, как ты можешь быть таким невнимательным? Я сказала тебе! Десять дней тому назад!

– Ну, это поручение не заняло бы десяти дней, если бы Силвердейл был в Брайтоне. Должно быть, Ивлин узнал, куда он уехал, и решил последовать за ним.

Она обрадовалась.

– О, ты думаешь, что дело было так? Меня измучили дурные предчувствия! Однако, если Силвердейл уехал в свое поместье в Йоркшир, то понятно, что Ивлин еще не мог вернуться. – Она остановилась, обдумывая создавшееся положение, и затем покачала головой. – Нет, Ивлин не поехал в Йоркшир. Он провел одну ночь в Рейвенхерсте, что и собирался сделать, по его словам, а затем поехал в Брайтон. Об этом я действительно знаю, так как его грум сопровождал его; однако, нашел ли он там Силвердейла или нет, я не могу сказать, так как, разумеется, Челлоу не знал об этом. Но он вернулся в Рейвенхерст в тот же день и остался там на ночь. Я полагала, он должен был остаться там на несколько дней, так как говорил мне, что у него были там дела. Однако он покинул Рейвенхерст на следующее утро и при весьма странных обстоятельствах!

– Почему странных, мама?

– Он взял с собой только небольшую сумку и отослал Челлоу обратно в Лондон с остальной одеждой, сказав, что она ему не понадобится.

– О! – воскликнул Кит. Его тон был задумчивым, но не удивленным. – Он сказал Челлоу, куда он отправился?

– Нет, но меня беспокоит другое обстоятельство.

– Не стоит беспокоиться, – сказал он с задумчивым блеском в глазах. – А камердинера он также отправил в Лондон? Я полагаю, что Фимбер все еще с ним?

– Да, отправил, и это еще одно, что не дает мне покоя! Он не взял Фимбера в Сассекс: он сказал, что для него нет места в фаэтоне, что, разумеется, верно, хотя это рассердило Фимбера. Я должна признаться, мне бы хотелось, чтобы место для него нашлось, потому что, я знаю, Фимбер никогда бы не допустил, чтобы с ним что-нибудь произошло. Челлоу также очень хорош, но нет – он не такой преданный! Наибольшим утешением для меня было бы знать, что они оба с Ивлином, когда он отправляется в одну из своих поездок.

– Я уверен, что это так, мама, – сказал он серьезно.

– Но это как раз не так! – подчеркнула она. – Никого из них с ним нет. Кит, это не смешно! Я убеждена, что с ним произошел несчастный случай или он попал в неприятное положение! Как ты можешь смеяться?

– Я бы не смеялся, если бы думал, что все так, как ты предполагаешь! А теперь, оставь эти мрачные мысли, мама! Я никогда не думал, что ты такая наивная! Что, по-твоему, может случиться с Ивлином?

– Ты не думаешь, что он встретился с Силвердейлом и поссорился с ним, и уехал один в тот же день, чтобы увидеть его снова?

– Взяв вместо слуги небольшую сумку! Боже мой, нет! Ты сама себе портишь настроение, дорогая! Насколько я знаю Ивлина, он уехал по личному делу и не хотел, чтобы ты знала что-либо об этом! Он понимал, что ты узнала бы, если бы он взял с собой Фимбера или Челлоу. Для тебя это утешение, а ему порой одни хлопоты. Что касается несчастного случая – чепуха! Тебя известили бы, если бы что-нибудь случилось: можешь быть уверена, он не отправился бы к Силвердейлу без своей коробки для визитных карточек!

– Конечно, это правда! – согласилась она. – Мне это в голову не пришло! – У нее мгновенно поднялось настроение, но тут же испортилось вновь. Ее прекрасные глаза затуманились; она сказала:

– В такой момент. Кит! Когда так много зависит от его завтрашнего появления на Маунт-Стрит! О нет, он не мог пуститься в одно из своих приключений!

– Не мог? – сказал Кит. – Удивительно! Я хочу, чтобы ты немного больше рассказала мне о его помолвке, мама. Ты сказала, что у него не было времени рассказать мне об этом, но это не правда, дорогая! Возможно, письмо с рассказом о помолвке не дошло до меня, но он ни разу не упомянул даже ее имени в последнем полученном мной письме, не говоря уж о возможности скорой женитьбы; и это, ты знаешь, так непохоже на него, что, если бы кто-либо, кроме тебя, сообщил мне эту новость, я бы подумал, что это выдумка. Послушай, я знаю лишь одну причину, которая могла бы заставить Ивлина скрывать от меня что-то. – Он остановился, сощурив глаза, как будто пытался разглядеть что-то вдалеке. – Если бы он попал в какое-нибудь затруднительное положение, если бы он был вынужден делать что-то отвратительное…

– О нет, нет, нет! – закричала леди Денвилл. – Это не отвратительно, и его не заставляли делать это! Он обсуждал все со мной самым обстоятельным образом, говорил, что лучше всего заключить брачный контракт старым способом, без оскорбления чувств с каждой стороны. И должна сказать, Кит, я думаю, он совершенно прав, так как женщины, в которых он влюблялся, никогда не подходили для него – они на самом деле были чрезвычайно неподходящими! Более того, он такой влюбчивый, бедный мальчик, что для него было очень важно договориться о женитьбе на благоразумной и хорошо воспитанной девушке, которая не разобьет его сердца или не станет выяснять отношения каждый раз, когда обнаружит, что у него есть подружка. л – Очень важно!.. – воскликнул он. – Для кого угодно, но не для Ивлина! Самое важное, если она будет достаточно равнодушна и тактична. Она может быть рябой или косоглазой, или…

– Наоборот! Само собой разумеется, она вовсе не внушает Ивлину отвращение; они должны нравиться друг другу.

Он вскочил, воскликнул:

– О Боже мой! Твой брак был такой же! И ты" желаешь этого Ивлину?

Она ответила не сразу, слегка сдавленным голосом:

– Мой брак был не такой, Кит. Твой отец влюбился в меня. Фэнкоты говорили, что его одурманили, но ничто не могло заставить его изменить решение жениться на мне. А мне – да, мне было семнадцать, а он был красив, как принц из волшебной сказки! Однако Фэнкоты были правы: мы плохо подходили друг к другу.

Он сказал изменившимся тоном:

– Я не знал, извини меня, мама! Я не должен был так с тобой говорить. Но ты раньше мне не рассказывала. Какая-то чушь говорить о том, что Ивлин решил жениться, как будто ему тридцать четыре, а не двадцать четыре!.. Вздор!

– Я сказала тебе правду! – заявила она возмущенно, но, прочитав недоверие на его лице, поправилась. – Ну, во всяком случае, частично!

Он не смог удержаться от улыбки.

– Скажи мне всю правду! Чуть раньше ты сказала, что это ошибка моего дяди, а также твоя, – но каким образом вы могли заставить Ивлина заключить брачный контракт? Ивлин не зависел от дяди и ни перед кем не должен был отчитываться. Единственная власть, которой тот обладал, заключалась в праве разрешить или отказать ему истратить некоторую часть его капитала.

– Но это именно то, что ему хотелось сделать! – ответила мать. – По крайней мере, я могу предположить, что для него было бы большим облегчением освободиться от всех хлопот, связанных с моими долгами.

– Твои долги! Но разве мисс Стейвли – богатая наследница, и разве Ивлин совсем сошел с ума и воображает, что он будет иметь право распоряжаться ее имуществом, как ему захочется? Разве это возможно?

– Нет, он и не думает этого делать, даже если бы было возможно. Он предполагает уплатить мои долги из своего собственного состояния. Он говорит – и ты тоже говорил, Кит, – что отец должен был это сделать, и поэтому, если он сам это сделает, то он как бы выполнит долг перед отцом. Кроме того, он говорит, что решительно против того, чтобы ваш дядя узнал об этом. Итак, он поехал, чтобы увидеться с ним, попытаться убедить его снять попечительство – напирая на свой возраст и то, как ему неприятно, когда с ним обращаются как с мальчишкой-школьником. И это правда. Кит!

– Да, я знаю! И что дядя ответил на это?

– Ну, он не очень-то много сказал Ивлину – только то, что ему хотелось бы отделаться от попечительства и он охотно снял бы его, как только Ивлин остепенится. Но после этого он пришел ко мне. Он отзывался об Ивлине с большой добротой, говорил, что у него много прекрасных качеств, что, несмотря на излишнюю беззаботность и беспорядочность, он не позволял себе дурных поступков и не связывался с сомнительными компаниями, что (по словам Генри) становится повальным увлечением среди некоторых молодых людей. Далее он сказал, что был бы счастлив видеть его женатым на девушке с характером, так как уверен, что женитьба помогла бы ему сформироваться и побудила бы его стать более степенным и ответственным – хотя, возможно, и не таким образцовым, как ты!

– Премного обязан ему! Что дернуло его сказать такую чепуху? Но ты задала ему за это? Она засмеялась:

– Нет, я скорее была склонна его обнять за то, что он так хорошо к тебе относится. Кроме того, я знаю, это правда. О, я не думаю, что ты – образец добродетели, но ты не должен выглядеть так…

– Прескверно? – подсказал ей неблагодарный отпрыск.

– Отвратительное создание! Все, что я хочу сказать – и твой дядя тоже! – это то, что ты более надежен, чем Ивлин. Ты всегда был такой. Я желаю, чтобы ты перестал шутить: это очень серьезно! – Она посмотрела на него, печально улыбаясь. – Я знаю, я легкомысленна. Кит, но не в том случае, когда это касается моих сыновей, уверяю тебя! Я готова на любую жертву! Правда, я все думаю, надо ли снова изменить эту комнату и сделать ее всю голубой, или розовой, или бледно-желтой, – не имеет значения. Говорят, что зеленый цвет несчастливый, и ты знаешь, мне месяцами удивительно не везло, а это ни в коей мере не было полезно для бедного Ивлина. Я думала, что если бы я только могла выиграть состояние, все его неприятности закончились бы. Все так и было бы, если бы удача хоть когда-нибудь улыбнулась мне? И вот что меня озадачивает: почему-то все говорят о людях, проигравших свое состояние, но никогда не слышно, чтобы кто-то выиграл целое состояние. Это мне кажется очень странным. Куда подевались все проигранные состояния?

– Никоим образом не в твой карман, мама, – это все, что я знаю! Итак, умоляю тебя, не меняй обивку в своей комнате! Я полагаю, это будет стоить еще одного состояния.

– Да, но я не собираюсь жалеть ни одного пенни из него! – сказала она и добавила резко:

– Не понимаю, почему ты затеваешь шум?

– Не волнуйся, мама! Только не жертвуй ничем ради Ивлина! Я убежден, он не будет признателен за эти жертвы!

– Меня это не беспокоит. Это не имеет значения! Я не думаю о состоянии и долгах, когда я говорю тебе, что это серьезный вопрос: по правде говоря, я не понимаю, как мы пришли к разговору о таких тривиальных вещах! Кит, я бы не стала говорить это твоему дяде, но от тебя я не могу скрывать ничего! Ты думаешь, что мной движет корысть, когда я устраиваю эту свадьбу. Но это не так! Желание, чтобы ему было спокойно, в чем же здесь корысть? Ведь Генри говорит, что опека будет ликвидирована, как только он благополучно женится. Он сообщил мне, что никогда не считал, что Денвилл был прав в этом вопросе, но считал для себя долгом чести выполнить его волю. Да, было бы бессмысленным отрицать, что для Ивлина крайне необходимо свободно распоряжаться своим наследством, но это не имело бы значения для меня, если бы я не чувствовала правоту Генри. Правда, я даже не думаю об этом! – Она заколебалась, между бровями появилась складка. – Никто так не понимает Ивлина, как ты. Кит, но ты так долго был за границей, что, я думаю, что ты не знаешь.., ты совсем не в курсе дел… О, мой дорогой, так трудно объяснить это тебе!

Взгляд его стал серьезным и внимательным. Он снова сел около нее и ободряюще пожал ей руку.

– Я знаю. Я не могу объяснить тебе чувство, которое у меня появилось уже давно, будто что-то неладно. Но что это могло быть, я никак не мог понять, и поэтому думаю, что не произошло ничего серьезного.

– О нет! – сказала она быстро. – Но он такой беспокойный и необузданный! Нет, я не правильно выразилась. Он называет это быть всегда готовым к шумному веселью, но иногда мне кажется, что он безумствует от скуки, оттого, что не может найти себе занятия. И когда Генри заговорил о том, что он остепенится, я сразу поняла, что он совершенно прав. Я думаю, если бы он удачно женился и смог бы управлять своими имениями, не говоря уж о детях, – хотя мысль о том, чтобы стать бабушкой, сама по себе неприятна, но, может быть, я решилась бы на это, – он стал бы более спокойным. У него появились бы дела, которые бы его занимали, и ты знаешь, каков он, Кит! – он никогда не сможет быть счастлив, пока не найдет себе каких-нибудь занятий! А в теперешнем положении он не может делать ничего, кроме как проказничать, к чему я отношусь совершенно безразлично, – лишь бы только это забавляло его! Но я не думаю, что это надолго, не так ли. Кит?

– Конечно, нет. То есть, я не знаю, но понимаю, что ты имеешь в виду.

Она с благодарностью сжала его руку.

– Я знаю, ты должен понять! И ты поймешь что, когда Генри заговорил о женитьбе как о чем-то, содействующем взрослению Ивлина, я начала тотчас же раскидывать умом и, естественно, подумала о Кресси.

– Кресси?

– Крессида – мисс Стейвли! Во всех отношениях, это то, о чем можно мечтать. Кит! На первый взгляд, молодая женщина, отнюдь не школьница, полная романтических идей! У нее хорошо уравновешенный ум, как говорит Генри, хотя она, уверяю тебя, не синий чулок. Я не могу сказать, что она красавица, но считаю ее очень хорошенькой. Кроме того, она хорошо сложена и имеет действительно утонченный вкус. Она поразительно подойдет для своего положения, – намного больше, чем когда-то я, – ее поведение идеально и она никогда не даст Ивлину повода стыдиться ее!

– А как же случилось, что такое сокровище осталось не востребованным? – спросил он скептически.

– О ней нельзя так сказать! Конечно, ей двадцать, что дает тебе повод предположить, что ей никогда не делали подходящих предложений, но это совсем не так! Ей делали несколько предложений, когда бабушка стала вывозить ее в свет, но она отказала всем, потому что считала своим долгом оставаться с отцом. Она говорила, что не встретила никого, кто бы ей нравился больше Стейвли, но дело заключается в том, что она его единственная дочь и все домашнее хозяйство было на ней с шестнадцати лет. Он души в ней не чаял.

– Что побудило его разлюбить ее?

– О, я полагаю, он все еще безумно любит ее, но боится, что его жизнь испортит их отношения. И ничего удивительного, что, несмотря на преклонный возраст, он связал себя с женщиной, ненамного старше Кресси, и женился на ней! Я никогда не была высокого мнения о его уме – он питал страсть ко мне, ты знаешь, когда я впервые начала выезжать и вела себя как безумная, – но я полагала, что он повзрослел и стал благоразумным! Но дать себя окрутить Албинии Гиллифут!.. Он, должно быть, рехнулся! Она заставляла его все время ходить перед ней на задних лапках, и он очень скоро пожалел о своей глупости. Она ревнива, как кошка, особенно к бедной Кресси.

– О, так вот почему бедная Кресси согласилась принять предложение Ивлина, не правда ли?

– Конечно! На самом деле, это просто подарок судьбы!

– Я надеюсь, она думает так же!

– Нет, однако так думаю я и твой дядя тоже! Когда я упомянула ему имя Кресси, он почти одобрил меня! – Ее глаза заискрились весельем. – Он сказал, что никогда не ожидал найти во мне столько здравого смысла! Он назвал ее безупречной и сказал, что у нее сильный характер!

– А как Ивлин называет ее? – спросил Кит с вежливым интересом в голосе.

– Ивлин сказал мне, что она та самая женщина, которую он имел в виду. Ты не должен думать, что я как-то на него давила, Кит! На самом деле, я просила его не делать ей предложения, если он чувствует, что она ему не нравится; но он заверил меня, что она ему в самом деле нравится. Он не очень хорошо был знаком с ней, хотя она часто посещала меня, и я вывозила ее на балы, так как я ее крестная, а ее мать была моим самым лучшим другом. Но он никогда не уделял ей особого внимания.

– Не в его стиле, да?

– Он уверяет, что они прекрасно могут ладить друг с другом, и я так думаю! Он не хочет чувствовать себя закованным в кандалы, а она не станет особенно волноваться по пустякам из-за его любовных интрижек. Она должна будет привыкнуть к таким вещам. Я могу назвать тебе имена, по крайней мере, трех любовниц Стейвли, и, будь уверен, Кресси была хорошо осведомлена о том, что он является чуть ли не первым сердцеедом города. Кит, я знаю, тебе не нравится это, но я должна сказать, что Ивлин принял решение жениться. Мне не нужно говорить тебе, что нельзя заставить его отказаться от намеченной цели, когда на его лице появляется особое выражение упорства. Я не знаю, что произошло между ним и Кресси, когда он сделал ей предложение, но он сказал после этого, что считает, что ему очень повезло. У него и в мыслях не было отказываться от этого! Послушай, он даже сказал, что предполагает возвратиться из Рейвенхерста вовремя, чтобы навести на себя лоск для встречи со старой леди Стейвли! И если он не вернется завтра, его песня будет спета, поскольку леди Стейвли воспримет это как обиду – и ее трудно за это осуждать! Только подумать, какая это будет наглость с его стороны! Тогда ему придется сделать предложение совсем не такой подходящей девушке, и он будет терпеть ужасные неудобства всю свою дальнейшую жизнь! О Кит, что мне делать? Если с ним ничего не случилось, я боюсь, что у него просто выскочил из головы этот прием на Маунт-Стрит. Ты не можешь отрицать, что он бывает такой забывчивый!

Поскольку он думал в точности так же, мистер Фэнкот не попытался отрицать, а сказал просто сердечным тоном:

– Ну, если он не вернется вовремя, ты должна сообщить Стейвли, что он внезапно заболел.

– Я сама думала об этом, но этого нельзя делать, Кит! Если Ивлин мог послать письмо мне, он мог бы послать его также и на Маунт-Стрит.

– Слишком болен, чтобы писать! – сказал он быстро. – Один из слуг сообщил тебе это!

– Да такой совет можно дать, обладая только куриными мозгами! – воскликнула она. – Если бы это было так, я бы немедленно заложила карету и отправилась в Рейвенхерст, а я и не подумала сделать это! Более того, Кит, если бы я распустила слух об этом, Ивлин приехал бы в Лондон на следующий же день, будь уверен! Живой и здоровый, раздавая приветствия направо и налево и тому подобное.

Он ухмыльнулся.

– Да, вполне вероятно! Это испортило бы все дело!

– О, Кит, не шути! Я схожу с ума! Он обнял ее.

– Нет; нет, не сходи с ума, мама! Если случится самое худшее, я всегда смогу заменить Ивлина, не так ли?