21
Подобно городской окраине, лабиринт становился все пустынней, запущенней. Там, где сейчас проходило войско спасателей, не попадались больше опустевшие лукры, не было видно следов боев и разрушений. Невооруженным глазом заметно было: жизнь и смерть обходили эти места. Невостребованный, преданный забвению лабиринт вырождался.
Наконец последний проход вывел их в никуда. В первый момент у Дьяченко захватило дыхание. Насколько хватало глаз, впереди простерлась неприветливая пустыня. Или то степь, поросшая низкорослой, мягкой, как мох, щетиной, легла под ногами.
Они остановились на получасовой привал. Всем нужен был отдых и пища. Голод утоляли невзрачными на вид, но вполне съедобными, сладкими на вкус корешками. Спасатели душ с рыбьими головами выковыривали удивительную пищу из своих жабр. Заметив, как поначалу растерялся Дьяченко, противясь класть в рот такой корешок, Владомир по обыкновению своему подбодрил человека:
— Ну вот, опять ты дрейфишь, парень. Это же рач. Вкусная вещь, а главное, силы мгновенно восстанавливает. Погляди, как воспряли духом раненые!
— Не могу. Не уговаривай. Когда вижу, как рыбоголовые с довольной миной вырывают из себя эту гадость… Меня блевать тянет.
— Ха-ха-ха, говорю тебе: это не гадость. Другой пищи здесь нет. Почти нет. Если бы не щукони — надо же, ты сравнил их с рыбами! — мы давно бы откинули рога с голоду. Щукони что-то вроде мамок-кормилиц. Они носят рач в специальных бурдюках, устроенных в ушных раковинах. Когда-то племя щукони населяло огненные воды Звена. Они жили дружной семьей, детенышей прятали в ушных раковинах, оберегая от чрезмерного жара.
— Хм, так вот откуда у них привычка носить все в ушах, ухмыльнувшись, заметил Дьяченко.
— Но настал злой час, — выставив вперед рога, будто готовясь к атаке, продолжал Владомир, — пришло время бед и несчастий: демоны выжили щукони из Звена. Долго горемычные скитались по аду в поисках новой родины. Искали, да так и не нашли. Теперь щукони — наши неразлучные спутники, сопровождают нас во всех военных походах. Плохого не скажут и плохим не накормят. Так что, парень, ешь, не ломайся.
Пересилив брезгливость, Валька попробовал один корешок — самый кончик куснул. Ничего, есть можно. Через минуту, захватив жменю рач, он с аппетитом набивал свою молодую утробу.
То ли сила волшебных корений, то ли вид счастливой Амелиски, прикорнувшей у него на плече, пробудил в Дьяченко желание. Он поцеловал сонные губы девушки — те немедленно откликнулись на его призыв, в первый миг послушно подавшись, а затем нахлынув страстным солоноватым поцелуем. Заняться любовью сейчас же!.. Но кругом бескрайняя пустошь, мох вместо брачной постели и, главное, тысячи, тысячи посторонних очей. Эх! Взгрустнув, Дьяченко вспомнил фантастическую ночь, проведенную в заброшенном гроте. Как они тогда занимались любовью! Какой нежной и пылкой была Амелиска!.. Девушка, все так же не открывая глаз, притянула Валькину голову и вновь слилась с ним в поцелуе. Дьяченко почувствовал, как у него темнеет в глазах. Так и есть: свет вокруг быстро мерк… таял в очах Амелиски. Теребя ресницы, просачиваясь между опущенными веками, стараясь раздвинуть их, как упрямый любовник.
Неожиданно девушка поднялась в полный рост, рывком скинула с себя одежды, смело расставила ноги — и свет, словно привороженный, ринулся в ее лоно. Дьяченко с открытым ртом наблюдал чудодейство: Амелиска, точно семя, впускала в чрево свет. Сумерки становились все гуще. Наконец стемнело, как ночью. Вместо звезд во тьме манили блестящие очи красавицы. Отливали серебром ее рога. Амелиска приоткрыла рот, прошептала призывно: «Мы одни…» И тогда птица-желание, больше не в силах сдерживать себя, взмахнула крылами, коснулась чудесной груди Амелиски…
Привал закончился. Возрожденный свет лучистым горном сыграл подъем. Амелиска прощальным взором поцеловала след на примятом мху. Боясь расплескать, Дьяченко еще возился с чашей блаженства. Но это длилось недолго. В другой раз прогремела команда. Перевязав раненых, вновь призвав в союзники отвагу и мужество, отряд спасателей тронулся в путь.
— Хочешь? — хохотнув, спросил Владомир и ткнул указательным пальцем вверх. Там, в дальней неизведанной части свода, обгоняя друг друга, мчались тысячи огненных бликов. Дьяченко невольно вздрогнул.
— Ха-ха-ха, ты не понял. Я и не думал отправлять тебя на небо. Вот что я имел в виду!
С этими словами здоровяк-отрок, точно пушинку, подкинув Дьяченко, посадил себе на закорки. Тотчас Валька увидел впереди такое, от чего у него захватило дух. Он безотчетно вцепился в рога Владомира и затряс с неистовой силой.
— Ну-ну, парень, потише. Ты обломаешь мне рога. А безрогий отрок намного ужасней рогатого человека, поверь мне…
Дьяченко не слышал веселого трепа Владомира. Вцепившись взглядом в горизонт, он теперь боялся отвести от него взгляд, боялся упустить малейшую подробность. Ведь впереди… Впереди, куда хватало глаз, простиралась золотая долина. Подвижная, неугомонная, клокочущая, как расплавленный металл. Веющая в лицо вместо свежести печным жаром. Пышущая огнем, манящая огнем. Никогда еще, казалось человеку, он не видел огонь таким живым, таким родным. Устало вздохнув, Валька подумал, как долго он искал этой встречи. Встречи с огнем-земляком, огнем-землянином. На ум пришла старая детская клятва: «Мы с тобой одной крови».
Лава звала к себе не только человека. Тысячи, десятки тысяч живых ручейков — Валькин взор мгновенно сбился со счета — стекали к ней. Возбужденно что-то выкрикивая, радостно жестикулируя или, глубоко уйдя в себя, молча переживая в душе утрату или победу, к привольно разлившейся лаве шли и шли спасатели душ. Разноликие, разноязыкие, разноплеменные.
Дьяченко смотрел на все, открыв рот и выпучив очи, точно рыба, угодившая на крючок, — одновременно со страхом и изумлением… Вдруг что-то заставило его оглянуться. Пораженный фантастической картиной золотой лавы, он, казалось, окончательно лишился способности удивляться. Но… но отсутствие лабиринта и в самом деле было странным. Позади — ничего. Не видать даже расплывчатых, съедаемых горизонтом очертаний. А ведь прошли-то пустяк каких-то два или три километра. По абсолютной равнине. «Ну и Бог с ним», вздохнув, Дьяченко вновь обратил взгляд в сторону лавы.
— Звен, — раздался рядом чей-то взволнованный голос.
— Звен! Звен! — волной накатило отовсюду.
— Звен!! — не единожды отозвалось эхо.
— Звен, — произнес снизу голос, скорее, даже два голоса, наложенных один на другой. Прозвучало это так необычно, что Дьяченко, не удержавшись, немедленно глянул туда, откуда донесся двойной голос. Посмотрел и еще крепче вцепился в рога Владомира. Юфилодор продолжал изумлять человека. На каких только фантастических созданий ни насмотрелся Валька, но такое видел впервые. Похожее на бабу, кряжистую, полную, но удивительно шуструю, источающую всем своим большим телом тепло и радушие. С лицом, утыканным глазами, будто родимыми пятнами. Одно из очей, кажется, седьмое, вращалось… Растерявшись, Дьяченко не сумел с первого раза сосчитать, сколько было глаз в самом деле. Око размером со сливу, золотисто-желтое, как ее мякоть, непрерывно вращалось вокруг головы двухголосого существа. Точно спутник вокруг светила вращалось… Вдруг глаз замер и бесцеремонно уставился на Дьяченко. От неожиданности тот вздрогнул, потерял равновесие и едва не свалился с плеч Владомира.
— А-ха-ха! — зазвенел близко знакомый беззаботный смех. — Ты что, никогда не встречал фэзиров?
Амелиска, незаметно вынырнув из толпы, откровенно потешалась над парнем. Валька же будто воды в рот набрал, продолжая тупо и молча разглядывать странное создание. Ох, и несимпатично оно было Вальке!
Внезапно седьмой глаз вновь пустился в нескончаемый бег вокруг многоокой головы, и Дьяченко сразу стало ощутимо легче.
— Звен, — повторило необыкновенное существо. — Мы вышли к Звену. Долгий, как плач моих предков, поход окончен.
— Но остался еще псирак! — вспыхнул Владомир. Неизвестно, что вызвало недовольство отрока, только тот вдруг, грубо стащив человека с плеч, чуть ли не кинул на землю.
— Вот, черт! Ты, чудо рогатое, чтоб тебе! — выругался Дьяченко, потирая ушибленную ногу. Ему сегодня явно не везло — то его на руках носят, то швыряют оземь. Ни здоровяк-отрок, ни странный фэзир никак не отреагировали на Валькину реплику. Лишь Амелиска, искренне посочувствовав ему, протянула другу руку. Глянула с укоризной на своего могучего соплеменника.
— Ты совершенно прав, Владомир, — фэзир моргнул в знак согласия седьмым оком. — Остался псирак. Последний и самый сложный этап.
— Но мы с честью преодолеем его! Да, приятель? — Владомир с обычным добродушием хлопнул Дьяченко по плечу. Куда только подевалась минутная вспыльчивость отрока!
— Блин, то ты меня на рогах… тьфу, на плечах носишь, то на землю кидаешь, то опять как ни в чем не бывало трепешься. Что вы за порода такая отроки? — проворчал обиженно Валька.
— Ладно, не ной. Ты же человек, да еще воин. Не такое приходится терпеть… Ну извини, если сделал больно. Со мною всегда так. Стоит только заговорить о псираке, как я мгновенно завожусь.
— Да что же это, черт подери, за чушь такая, из-за которой мне чуть шею не сломали?! Амелиска, хоть ты объясни!
— Спокойно, Вал, спокойно, — привстав на цыпочки, девушка нежно поцеловала Дьяченко в лоб. — Я сожалею, что Владомир сделал тебе больно. Поверь мне, он не хотел этого. Ведь псирак и в самом деле не просто… Но прежде позволь мне познакомить вас. Вал, это Освенца, наш фэзира-оракул. Освенца, это Вал. Он человек.
— Постой. Ты сказала: фэзир… ра. Это что же значит… Освенца женщина?
— А почему это тебя так удивляет? — улыбнулась Амелиска. В ответ Дьяченко смутился: — Да так. Честно говоря, я уловил небольшое сходство. Освенца похожа на мою покойную бабу Катю.
Услышав признание человека, Освенца минут на десять развеселилась, смеялась, как и говорила, в два голоса. Двухголосый смех одновременно завораживал и пугал.
— Человек подкупает своим простодушием! Неужели для Бога так важна эта податливость и способность к легкой вере?
Занятый собственными мыслями, Дьяченко не понял, что хотела сказать фэзира-оракул.
— Амелиска, ты так и не объяснила смысл этого… как его… псирака. Что в нем такого страшного, что Владомир потерял над собой контроль?
Здоровяк-отрок подозрительно уставился на человека: не издевается ли тот. Но Дьяченко было не до смеха.
— Страшного? С чего ты взял? — фыркнула девушка. — Напротив, псирак — это… Попробую объяснить с помощью привычных тебе понятий. Псирак соответствует высшей ступени духовного роста. Это своего рода испытание, которое предстоит пройти всем душам. Свободным душам. Ну а мы здесь как раз для того, чтобы подготовить их к прохождению через псирак. Да, Вал, ради этого мы добровольно спустились в ад. Все до одного, и ты в том числе, — Амелиска по очереди коснулась рукой Владомира, Освенцы и Дьяченко, — и те тоже, и те, девушка кивнула, взглядом и жестом показывая далеко-далеко вперед. Дьяченко проследил за ее взглядом и не увидел конца и краю армии спасателей душ. Присвистнул с невольным восхищением:
— Да вас тут сотни тысяч! Когда вы сражались в лабиринте, мне казалось, вас гораздо меньше.
— Хм, а ты не думал о том, что такой лабиринт… не один? — в два голоса воскликнула Освенца. — Представь, таких лабиринтов бесчисленное множество и в каждом из них своя армия спасателей. Отроки, фэзиры, клемены, парсизоты, мартироры, грулы, арки — Боже, всех не упомнишь! — бьются отчаянно за души таких, как ты.
— И что, в каждом лабиринте свой дьявол? — Валька с недоверчивым видом слушал оракула.
— С какой стати? — наморщила лоб Амелиска. — Ах, да! Как я догадываюсь, ты даже допустить не можешь, что Юфилодором способен управлять еще кто-нибудь, помимо Виораха.
— Нет, дьявол один, — покрутила головой фэзира-оракул. — И то, что именно ты увидел его и был удостоен чести беседовать с ним… Не знаю, каким твоим грехам или благодеяниям обязан ты встрече с дьяволом.
— Ты сам-то знаешь, приятель? — Владомир по привычке хлопнул Дьяченко. Удар, правда, пришелся не по плечу, а выше — по затылку.
— Ну ты, громила! Осторожней! — огрызнулся Валька. В ответ все дружно рассмеялись.
— Так за что тебя выбрал Виорах? — повторила Освенца.
— А черт его знает! — Дьяченко почесал гудящий затылок — от души заехал по нему здоровяк-отрок. — Грехи, добродетели… Фигня все это. Нет во мне ничего такого, за что меня должен был бы выбрать дьявол. Или Бог. Разве что… но это вряд ли.
— Нет уж, договаривай. А то опять схлопочешь! — с нарочитой угрозой надвинулся на Дьяченко Владомир.
— Что ты лезешь?! Этой вещи у меня все равно больше нет!.. Я отдал ее Виораху, а он приказал сотворить из нее нового бога. Теперь этот бог громит Юфилодор.
— Так скажи, человек, не таи, что же это за страшная вещь, с которой не справился даже дьявол?! — голос оракула звучал как один.
— Оззо. Сувенир для бога.
Спутники Дьяченко не нашлись, что сказать. Наступила тишина. Вернее, все вокруг, казалось, осталось прежним: восторженные, ликующие возгласы продолжали взлетать, вместе с теплым дыханием устремляясь к своду, спасатели душ шумно, взахлеб делились друг с другом счастьем и радостью, неожиданно обретенными в аду. И только Амелиска, Освенца и Владомир настороженно молчали, озабоченные той правдой, которую, сам того не желая, выдал сейчас человек. Дьяченко переводил с одного на другого непонимающий взгляд.
— Чего я такого сказал, ребята? И вообще… — Валька остановил взор на девушке. — Ты когда-нибудь расскажешь, что такое ваш псирак?
Девушка переглянулась с оракулом.
— Хорошо, я скажу, — кивнула Освенца. — Высшая точка в битве за души. Мы ждем наступления псирака, как милости Господа. Когда все души освобождены, остается последний шаг — вернуть их в миры живых. Среди этих миров есть и ваш, мир людей. Не самый, конечно, гармоничный и упорядоченный. Но Господь отметил его особым знаком, особой любовью. Мы обязаны с этим считаться. Бог любит души, живущие в мире людей.
— И поэтому все мы здесь, — добавила Амелиска. — И души, которые отныне свободны, тоже здесь. Видишь их?
Девушка указала рукой на розово-сиреневую дымку, нежно стлавшуюся вдоль берега огненной реки. Валька зажмурил и тут же открыл глаза: еще четверть часа назад этой дымки и в помине не было. Невольно засмотрелся на чудесную картину. Освобожденные души сменили мрачноватую пепельную окраску на более светлую и прозрачную. Впереди будто сиреневая аллея зацвела!
— Боже, они же сгорят сейчас! — в безотчетном порыве воскликнул Дьяченко. — Там жара, наверное, покруче, чем в литейном цеху.
Седьмой глаз Освенцы замер, внезапно прекратив свой нервный бег. Наверное, впервые он засветился неподдельным интересом к человеку.
— Так надо. В этом как раз и заключается механизм псирака. Скоро ты увидишь, как происходит возвращение душ, но сейчас… Меня очень, повторяю, очень беспокоит твой рассказ про Оззо. Я пока не знаю, какой вред он может нанести нам, но чувствую: новый демон еще проявит себя. Поэтому нужно спешить.
— Нужно спешить! — подхватили в два голоса девушка и мужчина отроки.
