10
Со стороны трана донесся низкий гул, корпус китообразного судна заметно задрожал, два-три сильных толчка сотрясли его, лязгнув, двинулись тяжелые, словно мельничьи жернова, колеса, с новой жадностью вгрызаясь в тело пристани. Рыкнув еще раз, тран попятился, покачивая корпусом, как обожравшийся зверь — и наконец грузно плюхнулся в море, разбив вдребезги с дюжину волн.
Дьяченко стало жутко тоскливо, будто он утратил сейчас кусочек души. Впрочем, так оно и было: вместе с нахлынувшей тоской он ощутил с болезненной ясностью, уже в который раз осознал, как сильно привязался к Амелиске. Огляделся, безотчетно пытаясь отыскать взглядом хоть кого-нибудь, кто бы мог развеять его тоску и укрепить дух. Но вместо этого увидел все ту же картину, которую ему пришлось наблюдать с первых минут пребывания в мире отроков. Голый песчаный берег, удивительно резко обрывающийся слева и справа, будто уходящий в небытие. Позади по-прежнему поднимался непроницаемый плотный туман или жертвенный дым, срок которого, казалось, давно уж истек. Вон сиротливая пристань, в центре разрушенная колесами трана. Опрокинутые короба опустошенные посланниками дьявола. Море и небо цвета сырого цемента. Две бездушные стихии вселяли одинаковый ужас, они силились слиться друг с другом, соединиться волнами-тучами, сродниться бушующей плотью. «О боже!» — Валька тоскливо вздохнул. Ни деревца, ни постройки, кроме потерявшей смысл пристани и убогой глиняной крепости. Только сейчас он обратил на это внимание: ведь по сути негде скрыться в такую погоду!
Еще минуту бесцельно потоптавшись на месте, он направился к Братиславу. Валька был уверен, что ментор, скорее всего, единственный, кто знал, чем закончится эта невероятно дикая история. Спустившись с пристани, тот отдавал какие-то указания, отроки заново пересчитывали души, разделяя их на небольшие, по 15–20 созданий, группы. Тесно прижавшись друг к дружке, души едва не слились в пепельно-серые кучи, очень похожие на кусты, укрытые вечерними сумерками. Души мерно покачивались из стороны в сторону, тихонько роптали. Их удивительный ропот, как уже успел заметить Дьяченко, напоминал шелест молодой листвы. Он пробивался даже сквозь невыносимый вой ветра. Послушав, как дружно шелестят души, Валька опять вздохнул: хоть бы какое деревце попалось в округе или ветхий домишко на худой конец!
— Ну и буря! Волны так и рвут пристань. Того и гляди сорвут со свай и унесут в море, — поделился он опасениями. — Неплохо бы укрыться где-нибудь. Есть тут что-нибудь поблизости?
— От бури спастись можно, от своего предназначения — нет, молвил в ответ Братислав. Он неотрывно вглядывался в клокочущее будто от злобы море. Дьяченко проследил за его озабоченным взором: ментор смотрел не на взбешенную воду, а на асфальтовое, спустившееся к самому морю небо. Море и небо, одинаково серые, одинаково враждебные человеку. Что из них было истиной, а что — отражением, суррогатом, фантомом? Иль все есть иллюзия, дьявольская забава, навязанная Валькиному рассудку… может, дьяволом и навязанная. «Нет, не верю, не может повсюду властвовать сатана!»
Чем дольше вглядывался Дьяченко в штормящую даль, не сулившую ему, казалось, ничего, кроме неминуемой гибели, тем сильней крепла в нем уверенность, что то и не небо вовсе, а его, Валькина, дорога. Поменявшаяся вдруг местами с небом дорога, по которой он уже столько прошел и по которой еще Бог знает сколько придется пройти. Асфальтовая дорога жизни — вверху, седое и одряхлевшее небо — внизу… А если небо спустилось, значит, поблизости Бог.
— Мы не сможем долго противостоять стихии, — продолжал настаивать Дьяченко, почувствовав в себе странное упорство и еще не осознанную до конца волю. — Гляньте: вашим людям нелегко. А как зябнут души, словно их бьет смертельный озноб! Без укрытия нам никак не обойтись!
— Совершенно напрасный страх, — Братислав скривил губы в ироничной усмешке, все так же пристально буравя асфальтовую даль. — Излишне бояться чужой судьбы и совсем уж глупо заботиться о тех, кто не назначен тебе ни Богом, ни дьяволом.
— Тогда какого черта вы позволили тем мерзким крысам увести вашу дочь?! — взорвался Дьяченко. Его начала раздражать спесивая мудрость оленеголового предводителя. — Если не вы, то кто же тогда смог бы защитить ваше чадо?!
Братислав мельком, уголком глаз смерил человека.
— Не суди о чужих дарах и потерях лишь по своим, человеческим, меркам. Свет не одна лишь жизнь, а ночь не только смерть. И для каждого из нас есть нечто в этой беспокойной вселенной, чья цена выше нашей собственной жизни, а бывает, и дороже жизни тех, кого мы любим больше себя.
Поучение ментора внезапно было прервано пронзительным криком. Кричал один из отроков. Он одновременно пытался привлечь внимание своего господина и показывал рукой на небо. Дьяченко глянул в том направлении и без труда обнаружил светлую точку — некое знамение, вдруг возникшее на его пути. Валька поклясться мог, что еще минуту назад там и в помине не было ничего похожего!
При виде загадочной точки Братислав с облегчением вздохнул. Затем зычным голосом отдал приказание: — Кировол, Махро, Амеррат, Пихо, готовьте души дионисов к посадке! Через минуту райбусы будут здесь!
— Души дионисов? — не сразу поняв, о ком идет речь, повторил Дьяченко и посмотрел вопросительно на Братислава. Однако тот явно не собирался ничего ему объяснять. «Ладно, посмотрим, как будут дальше развиваться события. Рано или поздно все станет ясно», — Валька решил не дергаться раньше времени и вновь уставился на светлую точку. Теперь это была уже не точка, а, скорее, белое яблоко. Да, необычный небесный объект быстро увеличивался в размерах, его очертания становились все четче, все фантастичней, поражая Валькино воображение. Вот неопознанный объект приобрел форму летающей тарелки. Дьяченко тут же захотелось крикнуть: «Быть такого не может!» — но он сдержался. Однако в самом деле: летающая тарелка над их головами — неужели такое возможно в мире, и без того совершенно непостижимом для нормального человеческого разума?
Еще через несколько секунд летающая тарелка стала похожа… на шляпу — на любимую Валькину фетровую шляпу. «Шиза косит наши ряды!» — обалдел Дьяченко. Но это было еще не все. Когда неизвестный летательный аппарат завис в 15 метрах от узкой полоски земли, он больше всего походил на прозрачную коробку из-под бисквитно-орехового торта «Визит». С той лишь существенной разницей, что у настоящей коробки не было таких широких, опоясывающих по кругу бортов. «Ага, это и есть, наверное, райбус», — помня слова Братислава, сообразил Дьяченко. Запрокинув голову, он еще пристальней вгляделся в очертания чудо-аппарата, но как ни напрягал зрение, так ничего и не смог разглядеть, что скрывалось за прозрачными стенками райбуса.
Небывалое волнение охватило Вальку, будто по его душу прибыли из немыслимых далей. Боясь сделать неверный шаг, он в то же время торопил события. В глубине души робко молил Бога хотя бы о малом прощении.
Райбус основательно, подобно грузовому вертолету, завис над песчаной косой. Снизу на его несколько выпуклом днище отворились девять симметрично расположенных люков. Из них показались громадные золотые цилиндры, они стремительно опускались — еще не достигнув земли, они начали излучать яркое ровное свечение. Для Дьяченко было очевидным, что перед ним не опоры летательного аппарата, а девять потрясающих столбов света.
И в этот момент его отвлек шум — бархатистый и чистый, как духовная музыка. То пепельные существа зашелестели громче, видимо, таким образом выражая свои чувства. «Какое странное имя дал им ментор, — Дьяченко покачал задумчиво головой. — Души дионисов, надо же!»
Души группами подводили к светящимся столбам, и пепельные одна за другой проникали внутрь. Оказавшись в круге света, души вновь сбивались в кучки. Дьяченко увидел: когда их собралось довольно большое количество, когда душам стало тесно в пределах золотого круга, точно след гигантского прожектора, застывшего на земле, невидимая сила внезапно подняла их к райбусу и скрыла из глаз. «Ух ты, да это ж лифт!» — Валька проводил души восхищенным взглядом. Он радовался тому, что те беспрепятственно попадают на борт летательного аппарата.
— Далеко им лететь? — улыбаясь, он кивнул в сторону еще не поднятых лифтами душ.
— Их ждет Амурай — царство света и счастья! Бог встретит их, произнес Братислав. Вид его был по-прежнему задумчив и строг.
— А вы? Вы последуете за ними?
— Никогда, — ментор покачал головой, — никогда отроки не следовали за душами дионисов. Дочь моя говорила тебе: мы перевозчики. Мы призваны освобождать души из плена и помогать им добраться до лучезарного Амурая.
— Что же вам суждено до конца дней оставаться в этом унылом месте? — почти с ужасом Дьяченко огляделся. Братислав смерил его снисходительным взглядом.
— Я говорил тебе: не суди обо всем по своим меркам. Здесь, где небо встречается с морем, а жизнь продолжается после смерти, начинается спасение душ дионисов. Не будь этого скудного клочка земли, не будь отроков, вдохновенно выполняющих свое предназначение, не испытать людям чудесного мига перерождения, не пройти спасительного пути от адского моря Юфилодор до божественного Амурая.
Дьяченко изумился тому, как вдруг преобразился Братислав. Он говорил о спасении душ с необыкновенным подъемом и жаром.
— Почему вы называете души людей душами дионисов? — наконец решил узнать Валька.
— Душа, освобожденная от плена, вымененная на жертвоприношения живых соплеменников, — такая душа не может не опьянеть от обрушившейся на нее свободы. Как когда-то плоть, в которой душа обитала, пьянела от виноградного вина.
— Это здорово! Я счастлив, что вижу столько спасенных душ! Мне посчастливилось быть знакомым с их благородными спасателями, — Дьяченко учтиво склонил голову перед предводителем отроков. Затем вновь пылко воскликнул. — Но как же вы?! Что ждет вас потом? Кто, в конце концов, поведет корабль?
Взор Братислава снова стал задумчив, потерял вдохновенную ясность и вовсе потух. Будто в поисках ответа ментор обратил взгляд внутрь себя. Возникло тягостное молчание. Наконец Братислав заговорил глухим, словно простуженным голосом:
— Век отрока недолог. Простившись с последней спасенной душой, мы обязаны покинуть этот берег. Воды Юфилодора зовут нас к себе.
— Вы что, добровольно собираетесь отправиться к дьяволу?! Дьяченко вытаращил на ментора ошарашенный взгляд.
— Мы далеки от губительной мысли воссоединения с Виорахом. Но мы не можем больше оставаться на этой земле. По преданию, там, в неведомой морской дали, неподвластный стихии и гневу дьявола, стоит остров. Не касаются его ни шум ветра, ни удары волн, ни происки извечных врагов отроков — крысоголовых хлопов. На тот остров вскоре отправимся мы. Но и эта земля не останется долго пустой. Ведь все повторяется! Новые души угодят в дьявольские сети Виораха, и Бог пришлет сюда новое племя отроков. С неслыханным рвением и отвагой они примутся спасать души людей.
— Это жестоко! — Дьяченко невольно схватился за лоб рукой. Затем, справившись с сильным волнением, он напомнил. — Но кто в таком случае доставит спасенные души в Амурай?
— Это сделаешь ты.
Услышав такой ответ, Валька мгновенно побледнел, ноги, став ватными, подломились, и он, беспомощно хватая ртом воздух, осел на песок.
— Это сделаешь ты, — как ни в чем не бывало повторил Братислав он был обязан огласить судьбу человека. — Всякий раз Бог выбирает одного из вас, живущих в том мире, — ментор махнул рукой в сторону тумана или дыма, продолжавшего подпирать небо. На лице Братислава мелькнула едва заметная гримаса разочарования. — В этот раз Он выбрал тебя. Не мне, разумеется, судить о Его выборе… Теперь твоя святая миссия — стать верным проводником и вопреки всем козням судьбы доставить спасенные души в Амурай.
— Я готов, — прозвучал ответ — Валька сам не ожидал от себя такого мужественного решения. — Я выполню свой долг, — шепотом поклялся он. Лицо ментора вновь озарилось. В первый момент улыбка вышла такой вымученной, словно он не радовался крепости человеческого духа, а просил пощады. Затем морщины разгладились, страх и недоверие прошли — растворились в робкой улыбке тоска и страх за человека. Зато глаза засветились безграничным счастьем за того, кто совсем скоро попадет в небесное царство Амурай. Улыбаясь, Братислав протянул Вальке руку — рука у предводителя отроков оказалась необыкновенно крепкой, надежной. Он помог человеку подняться.
Поднимаясь с последними душами в золотом лифте, Дьяченко бросил вниз прощальный взор. Наблюдая за тем, как ментор Братислав решительно ведет своих отроков к морю, Дьяченко не испытал к ним ни горечи, ни сострадания. Мысленно Валька уже был далеко в пути — на подлете к вожделенному Амураю. В ту минуту человек не боялся грозного Бога, а привычного дьявола успел позабыть.