Из подворотни вышли трое мужчин. Один из них держал на плече включенную видеокамеру. Тот, что обладал фонарем, осветил охранников фирмы ООО «Девять миллиметров» и остановился от них на расстоянии одного ленивого удара. Он напоминал очеловеченный гриб из иллюстраций к сказкам или мультфильмов, а лицом, особенно темными овалами вокруг глаз, смахивал на енота.

— Молодые люди, вы случайно не телохранители из фирмы «Девятый пароль»? — Грибоподобный человек сощурил глаза и пробежался по бейджам, закрепленным на камуфляже охранников. — Надеюсь, что вы вооружены? Здесь без оружия вообще нечего делать! Мы, собственно говоря, так и просили: прислать вооруженных людей.

— Мы иф чафтного охранного предприятия «Девятый калибр», — необычно низким голосом, предназначенным для ответственного общения, поправил Рашид. — У наф имеютфя рафрешенные к применению фпецфредфтва. А вы кто?

— Я — начальник службы безопасности завода, Брюкин Илья Титанович. А вот это, — он указал фонарем на человека с видеокамерой, — начальник отдела по связям с общественностью Вовиков Гурман Петрович. А это, — Брюкин направил фонарь на зажмурившегося от слепящего луча мужчину, похожего на агента западной спецслужбы из советских кинофильмов шестидесятых годов, — начальник охраны завода Тунгусский Всеволод Акакиевич. Сейчас подтянутся еще два ваших человека — мы их вызвали. А, вот они!

Собравшиеся обернулись. Навстречу им, расцвеченные пунцовыми всполохами вечного огня, качаясь и спотыкаясь, приближались Дмитрий и Андрей.

— Они что, перед стрельбой тренируются? — Геродот небрежно провел пальцем по шее, обозначая коллегам причину очевидного состояния Таранова и Валежникова. — До чего все-таки классно, ребята, когда в команде есть подлинные профессионалы!

— Этот метод называется качанием маятника. — Марк всегда старался внести в любую ситуацию предельную ясность. — Нас этому обучали перед заброской в «горячие точки»…

Про «горячие точки» Клептонян мог рассказывать часами. Впрочем, так же как и про взаимоотношения лиц, заключенных под стражу, о которых, по его словам, он знал не понаслышке. Немалую часть жизни Сэнсэя заняло скитание по дальнему зарубежью. А еще звучали эпопеи про контузии, перелом позвоночника, огнестрельное ранение в область сердца и многое другое, способное украсить добрый десяток героических человеческих судеб.

Когда Марка называли экспертом по понятиям, на которых якобы зиждется криминальный мир, и привлекали к очередному анализу ситуации, Клептонян выдерживал паузу и, глядя на друзей как на детей или малоразвитых людей, величественно соглашался.

Первым, кто отметил у Марка особые знания в области фени и разборок, был Геродот. Он с абсолютно серьезным и наивным лицом постигал взглядом многозначительное лицо Сэнсэя и задавал вопрос о том, какую, например, смысловую нагрузку на блатном языке несет выражение «голый вассер»?

Клептонян никогда не отвечал сразу. Вначале он запрокидывал назад явно тяжелую для его тонкой и удивительно беззащитной шеи голову, с нарочитой хитрецой закатывал заметно раскосые глаза вверх и в сторону и тихонько хихикал, словно совершал для себя определенную отметку.

— Видите ли, уважаемый, — мягко обращался к слушателю Марк, — история происхождения этого выражения относится к эпохе Второй мировой войны. Во всяком случае, я дерзну позволить себе такое суждение по затронутой вами теме. — Клептонян успевал скептически пожевать губами, определенно крупными даже для габаритов его головы. Это означало все то же покровительственное наставничество по отношению к незрелым в вопросах сленга коллегам. — Именно тогда наши зеки столкнулись с немцами, причем при самых разных раскладах. Кто-то оказался в плену. Тогда ведь как было? Если тебя взяли в плен к немцам, а ты, скажем, устроил удачный побег, то все равно, практически автоматом, попадал в советскую зону. А сколько в те времена сажали за любую ерунду, даже за те же контакты с немцами? Таким образом люди подтягивали в зону разные немецкие словечки. «Вассер» по-немецки что означает? Вода. А чем кормили в плену и в тюряге? В основном водой. Вот и составляется новое выражение: «голый вассер», что в переводе на русский означает — голая вода, то есть пустая вода, — ничего, кроме воды. Это ведь понятно?

Геродот и все присутствующие после таких толкований благодарно кивали, несмотря на то что Марк повторял им этот урок отнюдь не в первый раз.

Любимой историей самого Клептоняна о тюремной жизни, благодаря неподтвержденному опыту которой Марк и был отнесен к экспертам фени, были воспоминания о собственном заточении в КПЗ. Сэнсэй обвинялся (опять же со слов увлеченного рассказчика) в групповом разбое, истязаниях, нанесении телесных повреждений и прочих противоправных действиях, наименования и степень тяжести которых озвучивались им каждый раз по-разному.

— Я был пацаном. — Клептонян заявлял об этом с гордостью, подобной, может быть, высокому чувству бывшего военнослужащего, верой и правдой служившего отечеству. — Но теперь я не пацан, хотя, скажу вам откровенно, наша работа охранников ближе к пацанам, чем к ментам.

— Так это не в падлу? — Еремей подстегивал коллегу, переглядываясь с Геродотом. — Пацаны-то в зоне, если что случись, нас правильно поймут?

— Нет, это — не в падлу, и пацаны за такую работу нас не осудят. — Марк начинал манипулировать костяшками пальцев, они издавали хруст. — А перестал я быть пацаном потому, что все это — несерьезно. Уголовный мир, по моему убеждению, давно себя изжил и уже не может существовать по своим когда-то неукоснительно соблюдавшимся законам. Кстати, как это ни странно вам может показаться, в немалой степени благодаря развитию электроники, в частности Интернета. Но об этом — в другой раз. Я работал в серьезной команде, и мы были довольно-таки неплохой крышей для нескольких барыг, а когда меня зацепили, я остался фактически один. С общака для моего освобождения не дали ни копейки, и меня откупала у следствия собственная жена.

— Марик, ну а ты, когда пацаном был, сам-то соответствовал понятиям? — Геродот уже откровенно улыбался и посмеивался, но Клептонян, кажется, не замечал иронии и продолжал разговор на полном серьезе. — Как у вас там обстояло дело с общаком?

— Вы знаете, мы с моим напарником вели себя не совсем корректно. — Теперь уже Марк готовился к смеху и заранее запрокидывал свою коротко стриженную, как и у большинства охранников, голову. — Если сказать вам совершенно откровенно, то мы крысили с общака безбожно, а это в братве — недопустимо. За это, между прочим, даже опускают!

— Так тебя из-за этого, наверное, и слили из команды? — Лицо Уздечкина уже расплылось от смеха, он изображал Сэнсэя с запрокинутой головой, и это заставляло хохотать остальных. — Я, конечно, не спец по понятиям, но неужели за такие подляны теперь не наказывают?

— Ты знаешь, очень даже может быть. — Клептонян выражал своим тоном явное поощрение сметливости Еремея. — Наказывают, и еще как! Я об этом просто не думал…

— Сейчас наша, то есть в основном ваша задача состоит в том, чтобы обеспечить личную безопасность Вадима Ананьевича Сидеромова и Тита Юрьевича Засыпного. К нам поступила оперативная информация, что на них готовится покушение. — Брюкин сопровождал свою речь активной жестикуляцией, и, поскольку в его руке находился включенный фонарик, кому-то могло показаться, что он общается с кем-то посредством определенных световых сигналов. — Сейчас у кабинетов высшего руководства дежурит заводская охрана и служба безопасности. Мы должны докомплектовать эти группы по три единицы от вашей фирмы. Следуйте за нами, мы расставим посты.

Ребята углубились в пещерное подобие подворотни, отметившей в перспективе свою конечность безвольным трепещущим намеком на грядущую освещенность. Прогрохотав по хрустящему щебню зимней версией высоких омоновских ботинок, они вскоре исторглись из мрака в освещенный подковообразный двор. Здесь слева и впереди высился заводской корпус, а справа таранили мазутное небо железобетонные основы недостроенного здания.

— Вы их видите?! Да вот же они! — Брюкин театрально громко шептал, но все его слова неизбежно достигали панельных стен и рикошетили по заговорщицки притихшему двору.

Начальник службы безопасности сопровождал свою возбужденную речь еще более нервными псевдодирижерскими взлетами рук. С особым чувством, словно это был по крайней мере огнемет, Илья Титанович направлял фонарь в сторону возникшего перед группой строения. Источник света был по-своему мощный, но оказывался абсолютно ничтожным по сравнению с враждебно полыхающими электричеством окнами. Там же, на всех пяти этажах, застекленных от пола до потолка, замерли, словно в стоп-кадре, рослые мужские фигуры. Большинство из них стояли почти вплотную к окнам, и оттого их лица уподобились дымчатой условности облика витринных манекенов.

— Они нанесли мне коварный удар в лицо! — Брюкин выявил лучом свой правый глаз. — Видите, вот сюда!

Глаз у Ильи Титановича действительно выглядел несколько воспаленным, словно его усердно растерли.

— Вас били рукой, кулаком или ребром ладони, прямым движением или наотмашь? — Клептонян артистично запрокинул голову назад и уставился на предъявленную часть лица высившегося перед ним начальника службы безопасности.

— Да хрен его разберет, чем он меня, собака, рубанул! — Брюкин определенно смутился от профессионального внимания нанятого его директором охранника и даже выключил фонарь. — Фактом остается то, что мы имеем теперь дело не с альтернативным или параллельным руководством, как эти насквозь коррумпированные господа сами себя называют, а с бандитской группировкой, не гнушающейся никакими средствами для дальнейшего захвата власти.

— Скорее всего, ему провели по глазу внутренней частью большого пальца, предварительно, кстати, ее послюнив. Есть такой метод. — Для наглядности Сэнсэй даже сунул палец в рот и, увлажненным и оттопыренным от собранного кулака, не спеша провел перед озадаченным лицом начальника службы безопасности. — Я его хорошо понимаю. Это действительно очень неприятно. При сильном надавливании впоследствии может даже ухудшиться зрение.

Марк говорил о Брюкине в третьем лице, будто того здесь и не было или он не слышал разговора. На практике все обстояло иначе: пострадавший покорно ссутулился и с неподдельным вниманием воспринимал заметно скрипучий голос неожиданного эксперта. Клептонян же избрал своим адресатом Рашида, хотя смотрел по своей привычке куда-то вдаль, значительно выше головы подбоченившегося собеседника.

Мясигин всегда с интересом выслушивал истории Марка про смертельные, полусмертельные и совсем не смертельные бои, в которых Клептонян то ли сам принимал какое-то участие, то ли от кого-то слышал про кровопролития и убийства. Главное, от чего цепенел Рашид, была терминология, которой рассказчик нашпиговывал свои похожие на сны сюжеты.

— А это чьи бойцы? — Уздечкин указал в сторону мужских контуров длинным указательным пальцем. — Кто они: менты или бандиты?

— Это члены двух бандитских группировок: так называемые клоповские и суматохинские. Вот они-то наверняка вооружены и не будут с нами церемониться! — В голосе Ильи Титановича угадывалась досада на неравенство сил. Неожиданно в его руках захрустела заводская рация, и он высоким голосом закричал, очевидно призывая всех к тишине: — Стоп-стоп-стоп!

— Говорит… В кабинете директора завода — пожар! Все… срочно… на тушение пожара. — Голос появлялся и исчезал, о значении большинства слов можно было только догадываться. — Повторяю… Местонахождение Засыпного — неизвестно. Говорит… милиции… Рамиз…

— Так это же Рамиз! — с неуместной радостью воскликнул Тунгусский. — А как же Вадим Ананьевич? Ему тоже нужна поддержка!

— Давайте как договорились: разделяемся на две группы и выполняем поставленные задачи, — предложил Вовиков и с пренебрежением махнул в сторону приникших к окнам оккупантов завода: — А с этими потом разберемся!

— У меня нет возражений! — согласился Брюкин и уставился на Клептоняна, который, очевидно, внушил ему наибольшее доверие: — Вы, ребятки, сами поделитесь?

— Это у нас без проблем! — Марк поднял палец кверху, словно собирался к чему-то прислушаться. — Еремей и Геродот, вы против моего присутствия не возражаете?

— Нисколько, — улыбнулся Сидеромов. — Побежали. Рассыпаясь на два больших пятна, мужчины углубились в подворотню, из которой недавно появились заводские «силовики».