Если вы намерены выбрать себе один из лучших университетов в мире из «Лиги плюща», то приезжайте в Принстон в апреле или в мае. Потому что все остальные сведения о Принстонском университете: его рейтинге, стоимости обучения, профессорском составе и удобном расположении – час до Филадельфии, час двадцать до Нью-Йорка и всего три часа до Вашингтона, – вы можете найти в Интернете. А вот увидеть старинный университетский городок, утопающий в буйном цветении розового кизила, – это нужно видеть своими глазами! Говорят, что когда советский президент Горбачев первый раз приехал в Сан-Франциско, он сказал, что с жителей этого города нужно брать налог за прекрасный воздух. Наверное, в стоимость обучения в Принстонском университете – от 47 000 до 57 000 долларов за год – половину составляет налог за цветущий в апреле кизил…

Но Валенсия выбрала Принстон не за его красоту. А если честно, не она его выбирала. Те, кто ее сюда направил, вряд ли учитывали прекрасное апрельское цветение местных деревьев. Их интересовали сливки американских ученых мозгов, собранные в Принстоне и его окрестностях, как мед в улье. Поселить своего резидента в этот улей, дать ей обжиться тут и не спеша, небольшими порциями отсасывать этот мед…

Да, к июню месяцу, с которого началось наше повествование, пышный розовый кизил уже отцвел. Но Валенсию это не огорчало. На следующее после ночлега у Марка Меланжера утро она легкой походкой покорительницы мира уверенно шла по залитой солнцем центральной Нассау-стрит. Здесь снимались знаменитые фильмы «Явление», «Трансформеры: месть павших», «Через Вселенную», «Игры разума» и здесь же Мег Райн и Тим Роббинс целовались в фильме «Коэффициент интеллекта».

А теперь героиней блокбастера Валенсия чувствовала сама себя. Да, всё получается, всё ей дается легко, даже покорение будущих Нобелевских лауреатов и экспроприация их новейших открытий – просто piece of cake, проще простого! Буквально через несколько минут она в обмен на свой маленький жесткий диск получит десять тысяч долларов и новый заказ. Конечно, все четыре терабайта Марка можно было отправить заказчику через «облако», но ведь обратно через «облако» наличные не получишь.

И пусть ее добыча стоит куда больше десяти «гранов», но истинную цену этой добычи знает только один человек, который из Парижского модельного агентства «Camilla» отправит эти терабайты в Москву. При этом полный гонорар Валенсии составляет двадцать тысяч баксов, но десять из них пойдет на погашение ее долга перед хозяином «Камиллы». А для Валенсии и десять тысяч – огромные деньги! И потому – лобок вперед, как Высший Орден Женского Могущества, и пусть встречный ветерок парусит роскошные распущенные волосы и тонкую маечку на высокой груди. За развернутыми плечами модный кожаный рюкзачок с книгами и небольшим, но бесценным жестким диском, сильные загорелые ноги в небрежно укороченных шортиках и нарочито дешевых спортивных тапочках уверенно попирают землю. Слева зеленое поле кампуса со знаменитой Кливлендской башней магистерского колледжа и будущие студенты на траве в тени развесистых лип и кизила, а справа череда маленьких магазинчиков с уличными стендами – книги, сувениры, спортивная обувь. И возле стенда спортивной обуви стоит – кто бы вы думали? – профессор Синди Кролл – крупная, рыжая, тридцатишестилетняя еврейка, заведующая кафедрой социологии экономического факультета Принстонского университета. На ее груди в рюкзачке-«кенгуру» висит пятимесячный малыш лицом вперед и, как настоящий индиго-экстраверт, вдумчивыми глазами регистрирует все вокруг. Если учесть, что это ее четвертый ребенок, то понятно, что профессор Кролл тоже не признает презервативы и не принимает противозачаточные.

– Привет, Валенсия, – сказала профессорша, держа в руках снятый со стенда «Nike» самого большого, тридцать девятого, наверное, размера. – Я получила твой реферат, но еще не читала. – Тут она вынула ребенка из рюкзачка и протянула Валенсии. – Подержи. Я хочу примерить этот «Nike», ноги после родов отекают…

Валенсия осторожно взяла малыша. Он оказался довольно тяжелым, но пах замечательно – парным молоком и еще чем-то удивительно теплым. При этом кроха в упор уставился на Валенсию и с короткого расстояния подробнейшим образом стал рассматривать ее брови, глаза, нос. Валенсия, конечно, тут же улыбнулась ему и сказала: «Привет!», но он лишь перевел свой изучающий взгляд на ее губы.

Между тем профессорша, сбросив с левой ноги свой старый «сникерс», кроссовку, и опершись одной рукой на тумбу уличного стенда, другой натянула на ногу новый «Nike» и счастливо улыбнулась:

– Слава богу! Нашла! – Она забрала малыша у Валенсии и посадила обратно в «кенгуру». – Спасибо! Пойду, заплачу. Про реферат напишу, когда прочту. Пока!

И ушла в магазин в одном старом «сникерсе» и в одном новом.

Проводив ее глазами (вот чем прекрасен Принстон, вы можете прямо на улице встретить не только своего профессора, но и лауреатов Нобелевской премии, или самого Бернанке!), Валенсия двинулась дальше, к Витерспун-стрит. Там, на углу Витерспун и Нассау – кафе «Старбакс», многолюдное, как всегда.

Стремительной походкой второкурсницы Валенсия вошла в кафе. Все столики, конечно, заняты не столько студентами (они почти все уже разъехались по домам), сколько абитуриентами с ноутбуками и картонными кофейными чашками с отогнутыми бумажными ручками. У кассы очередь, но небольшая, все-таки всего-то восемь утра. Валенсия взяла себе кофе американо и маффин с изюмом, отошла от кассы и огляделась. В затененной глубине кафе, почти в полутьме, за крошечным столиком на двоих сидел невысокий рыжеусый парень с ноутбуком и стопкой книг и газет, а на втором свободном стуле демонстративно, мол, стул занят, лежал его рюкзак, весь в маленьких эйфелевых башнях. Поверх этого рюкзака были брошены яркий оранжевый пуловер и джинсовая куртка. А как еще выделиться амбициозному студенту в Принстоне, куда стремятся попасть умники со всего мира?

Валенсия с подносом подошла к французу:

– Пардон, мсье, тут не занято?

Даже не подняв на нее глаза, парень убрал со стула куртку, пуловер и рюкзак и сдвинул на столике свои книги, освободив часть его поверхности. Валенсия поставила на стол свой кофе и бумажную тарелочку с маффином, а из ранца выложила книги по экономике. Затем в поисках авторучки достала и розовую пудреницу, и темные солнечные очки и маленький жесткий диск с четырьмя терабайтами всех научных достижений Марка Меланжера в области создания сверхъёмких нанобатарей, – в общем, вытряхнула на столик весь ранец. В досаде парень демонстративно захлопнул свой «Aсer», сунул его в рюкзак вместе с пуловером, сбросил туда же свои книги и жесткий Валенсиев диск и, прихватив джинсовую куртку, пошел к выходу, оставив на столе картонную кофейную чашку и прочитанные газеты. Валенсия в недоумении посмотрела ему вслед и даже рот открыла, чтобы возмутиться, но француз вдруг обернулся и каким-то жестким указующим взглядом показал ей на оставленные им газеты. И тут же вышел из кафе.

Валенсия изумленно посмотрела на газеты. И – обомлела.

С первых полос «Daily News», «New York Post» и «New York Times» кричали огромные заголовки:

У Валенсии перехватило дыхание. И всё, что еще пару часов назад трепетало внутри нее, пело и победно пульсировало горячей кровью и соками жизни и наслаждения, – всё вплоть до матки вдруг онемело и сжалось холодом страха и рухнуло куда-то в ледяную бездну ужаса и катастрофы.