Некто
Совершенно секретно.
Лето 1995 г.
– Что делаешь сегодня вечером?
– Не знаю. Куда-нибудь пойду, наверное. В паб. Может, в клуб. А что?
– И чем займешься там?
– Что значит – «чем займешься?». Чем обычно. Встречусь с приятелями. Пропущу пару кружечек пива…
– Снимешь девчонок?
– Ну-у, да, наверное. Если повезет.
– А если нет?
– Что – нет?
– Не повезет?
– Всегда есть следующий раз.
Он кивает. Смотрит под ноги. Снова поднимает голову. Жарко. Окна здесь не открываются. Потому что закрыты наглухо. Не пытайся его перехитрить, сказал психиатр. Ничего не выйдет. Лучше всего – играть в открытую.
– Считаешь себя везунчиком, а, Кев?
Я смущен:
– Что ты имеешь в виду?
Он улыбается:
– Да просто подумал так.
Я сглатываю.
– Что?
Молчание. Секунд десять.
– Всегда ведь есть кто-то, правда, Кев? Кто-то, о ком ты думаешь, когда жуешь хот-дог по дороге домой. Кто-то, покинувший тебя. До кого ты никогда «не доберешься», потому что тебе чертовски страшно. Страшно, что, если ты все-таки до нее доберешься, все кончится тем же, чем и каждую пятницу. Руганью. Взаимными унижениями. Оскорблениями. Чувством, что ты последняя сволочь.
Я думаю об этом. Он прав. Придурок. Кусок дерьма. Море лиц плещется у меня в голове, пока я стою посреди какого-то богом забытого танцпола в каком-то богом забытом месте. Что я здесь делаю? С кем я здесь? Ощущение надвигающейся пустоты выдергивает меня назад в реальность. Сколько я отсутствовал? Пять секунд? Десять? Нужно отреагировать. И немедленно.
– И что бы ты сделал на моем месте? – интересуюсь я.
Умильность.
– Кое-что.
Ни малейшего сомнения.
– Кое-что? – повторяю я.
Я напрягаюсь.
– А если ее это не заинтересует?
– Всегда можно вернуться к этому позднее.
– Позднее? Что ты имеешь в виду?
– Думаю, ты знаешь, что я имею в виду.
Молчание. Еще десять секунд. Я и в самом деле знаю, что он имеет в виду, и, пожалуй, пришла пора закругляться. Я выключаю ноутбук и начинаю шарить в «дипломате». В глазок заглядывает медсестра.
– Майк, – говорю я, – мне уже пора. Приятно было с тобой поговорить. Надеюсь, у тебя здесь все хорошо.
Майк поднимается. Жмет мне руку. Мягко приобнимает за плечи.
– Послушай, Кев, я же вижу, что обидел тебя. Но я вовсе не хотел, поверь. Прости. Не скучай сегодня. А если увидишься с нею – ну, ты понимаешь, о ком я, – вспомни обо мне.
Он подмигивает. Я испытываю прилив неожиданной симпатии, и одновременно меня переполняет ненависть к самому себе.
Я говорю:
– Я не обиделся, Майк. Правда, нисколько. Зато многое здесь узнал. Например, понял, насколько мы с тобой разные. Ты и я. Как по-разному устроены. И это помогло. Действительно помогло. И, полагаю, итог ясен: вот почему ты здесь, а я, – показываю на окно, – там.
Я пожимаю плечами, будто извиняясь. Будто где-то в параллельной вселенной все могло быть наоборот.
Молчание.
И тут вдруг я чувствую, как в комнате явственно холодает. По-настоящему. Осязаемо. Я ощутил этот холод на коже. Под кожей.
Он окутывал меня.
О таком мне доводилось читать в книгах. Но испытывать до сего момента – ни разу.
Пять мучительных секунд я стою, уставившись в пол. Чувствую, как очень медленно, словно влекомая каким-то новым видом гравитации, его рука сползает с моих плеч.
– Не позволяй своему мозгу дурачить тебя, Кев. Все эти испытания – иногда они просто мешают. Мы с тобой различаемся только одним. Честностью. Бутылка. Я хочу выпить – иду и прикладываюсь к ней. Ты хочешь выпить, но не можешь себе этого позволить.
Ты боишься, Кев. Боишься всего. Я вижу это в твоих глазах. Боишься последствий. Боишься, как бы не уличили. Боишься, как бы кто чего не подумал. Боишься, как бы с тобой чего не сделали, когда они заявятся к твоему дому и примутся колотить в дверь. Ты боишься меня.
Я хочу сказать – взгляни в себя. Ты прав. Ты там, а я здесь. Но кто из нас свободен, а, Кев? Я имею в виду, действительно свободен? Ты или я? Подумай-ка об этом сегодня вечером. Где настоящая выпивка, а, Кев? Там, в баре, – он показывает на окно. – Или здесь?
Он подходит ко мне и легонько, почти невесомо касается моего левого виска.