Зачем от раннего рассвета
До поздней ночи я пою
Безумной птицей, о Ниэта!
Красу жестокую твою?
Чужда, чужда ты сожаленья:
Звезда взойдет, звезда зайдет;
Сурова ты, а мне забвенья
Бессильный лотос не дает.
Люблю, любя в могилу сниду;
Несокрушима цепь моя:
Я видел диво-Зораиду
И не забыл Ниэты я.
Чей это голос? Вседержитель!
Она ль его не узнает!
Певец, души ее пленитель,
Другую пламенно поет!
И вот что боги ей судили!
Уж ей колена изменили,
Уж меркнет свет в ее очах,
Без чувств упала бы во прах;
Но нашей деве в то мгновенье
Предстало чудное виденье.
Глядит: в одежде шутовской
Бредет к ней старец гробовой.
Паяс торжественный и дикий,
Белобородый, желтоликий,
В какой-то острой шапке он,
Пестреет множеством каракул
На нем широкий балахон:
То был почтенный наш оракул.
К царевне трепетной моей
Подходит он; на темя ей
Приветно руку налагает,
Глядит с улыбкою в лицо,
И ободрительно вещает:
«Прими чудесное кольцо:
Ты им, о дева! уничтожишь
Хитросплетенный узел твой;
Кому на перст его возложишь,
С тем поменяешься звездой.
Иди, и мудрость Озирида
Наставит свыше мысль твою.
Я даром сим, о Зораида,
Тебе за веру воздаю».
Возвращена в свои чертоги,
Душою, полная тревоги,
Царевна думает: «Во сне
Все это чудилося мне?
Но нет, не сновиденье это!
Кольцо на палец мой надето
Почтенным старцем: вот оно.
Какую ж пользу в нем найду я?
Он говорил, его даруя,
Так бестолково, так темно».
Опять царевна унывает,
Недоумения полна;
Но вот невольниц призывает
И отыскать повелевает
Свою соперницу она.
По повелению другому,
Как будто к празднику большому
Ее чертоги убраны;
Везде легли ковры богаты
И дорогие ароматы
Во всех кадилах возжены,
Все водометы пущены;
Блистают редкими цветами
Ряды узорчатых кошниц,
И полон воздух голосами
Дальноземельных, чудных птиц;
Всё негой сладостною дышит,
Всё дивной роскошию пышет.
На троне, радостным венцом,
Порфирой светлою блистая,
Сидит царевна молодая,
Окружена своим двором.
Вотще прилежно наблюдает
Ее глаза смущенный двор,
И угадать по ним желает,
Что знаменует сей позор:
Она в безмолвии глубоком,
Как сном объятая, сидит
И неподвижным, мутным оком
На двери дальние глядит.
Придворные безмолвны тоже.
Дверь отворилась: «Вот она!»
Лицем бледнее полотна,
Царевна вскрикнула. Кого-же
Узрела, скорбная душой,
В толпе невольниц пред собой?
Кого? – пастушку молодую,
Собой довольно недурную,
Но очень смуглую лицом,
Глазами бойкую и злую,
С нахмуренным, упрямым лбом.
Царевна смотрит и мечтает:
«Она и мне предпочтена!»
Но вот придворных высылает
И остается с ней одна.
Царевна первого привета
Искала долго, наконец,
Печально молвила: «Ниэта!
Ты видишь: пышен мой дворец,
В жемчуг и злато я одета,
На мне порфира и венец;
Я красотою диво света,
Очарование сердец!
Я всею славою земною
Наделена моей звездою:
Чего желать могла бы я?
И что ж, Ниэта, в скорби чудной,
Милее мне твой жребий скудной,
Милее мне звезда твоя.
Ниэта, хочешь ли, с тобою
Я поменяюся звездою?»
Мудрен царевнин был привет,
Но не застенчива природно:
«Как вашей милости угодно»,
Ниэта молвила в ответ.
Тогда на палец ей надела
Царевна дивное кольцо.
Закрыть смущенное лицо
Руками, бедная, хотела;
Но что же? в миг волшебный сей
Моя царевна оживилась
Душой Ниэтиной; а в ней
Душа царевны очутилась.
И быстрым чудом бытие
Переменив, лице свое
Закрыла дурочка степная,
Царевна же, наоборот
Спустила руки на живот,
Рот удивленный разевая.
Где Зораида, где она?
Осталась тень ее одна.
Когда ж лице свое явила
Ниэта, руки опустя,
(О как обеих их шутя
Одна минута изменила!),
Блистало дивной красотой
Лице пастушки молодой:
Во взорах чувство выражалось,
Горела нежная мечта,
Для слова милого, казалось,
Сейчас откроются уста,
Ниэта та же, да не та.
Так из-за туч луна выходит,
Вдруг озаряя небеса:
Так зелень свежую наводит
На рощи пыльные роса.
С главой поникшею Ниэта,
С невольным пламенем лица,
Тихонько вышла из дворца
И о судьбе ее до света
Не доходил уж слух потом.
Так что ж? о счастии прямом
Проведать людям неудобно;
Мы знаем, свойственно ему
Любить хранительную тьму,
И драгоценное подобно
В том драгоценному всему.
Где искрометные рубины,
Где перлы светлые нашли?
В глубоких пропастях земли,
На темном дне морской пучины.
А что с царевною моей?
Она с плотнейшим из князей
Великолепно обвенчалась.
Он с нею ладно жил, хотя
В иное время, не шутя,
Его супруга завиралась,
И даже под сердитый час,
Она, возвыся бойкой глас,
Совсем ругательски ругалась:
Он не роптал на то ничуть,
Любил житье-бытье простое,
И сам, где надо, завернуть
Не забывал словцо лихое.
По-своему до поздних дней
Душою в душу жил он с ней.
Что я прибавлю, друг мой нежной?
Жизнь непогодою мятежной,
Ты знаешь, встретила меня;
За бедством бедство подымалось;
Век над главой моей, казалось,
Не взыдет радостного дня.
Порой смирял я песнопеньем
Порыв болезненных страстей;
Но мне тяжелым вдохновеньем
Была печаль души моей.
Явилась ты, мой друг бесценный,
И прояснилась жизнь моя:
Веселой музой вдохновенный,
Веселый вздор болтаю я.
Прими мой труд непринужденный!
Счастливым светом озаренный
Души, свободной от забот,
Он твой достаток справедливой:
Он первый плод мечты игривой,
Он новой жизни первый плод.