Ода LVII

Что же сухо в чаше дно?
Наливай мне, мальчик резвый,
Только пьяное вино
Раствори водою трезвой.
Мы не скифы, не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно:
Нет, за чашей я пою
Иль беседую невинно.

* * *

Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила;
К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал.
Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея.
И улыбалась ему, тихие слезы лия.

* * *

Что белеется на горе зеленой?
Снег ли то, али лебеди белы?
Был бы снег – он уже<?> бы растаял,
Были б лебеди – они б улетели.
То не снег и не лебеди белы,
А шатер Аги Асан-аги.
Он лежит в нем, весь люто изранен.
Посетили его сестра и матерь,
Его люба не могла, застыдилась.
Как ему от боли стало легче,
Приказал он своей верной любе:
"Ты [не] ищи меня в моем белом доме,
В белом доме, ни во всем моем роде".
Как [услышала] мужнины речи,
Запечалилась бедная Кадуна.
Она слышит, на двор едут кони;
Побежала Ас<ан>-агиница,
Хочет броситься, бедная, в окошко,
За ней вопят две милые дочки:
"Воротися, милая мать наша,
Приехал не муж Асан-ага,
А приехал брат твой Пинтор<ович><?>."
Воротилась Асан-агиница,
И повисла она брату на шею —
"Братец милый, что за посрамленье!
Меня гонят от пятерых деток."

Отправить