Много лет назад в одной деревне жили да были муж с женой, и жена была так ленива, что ничего работать не хотела; что муж давал ей прясть, того она, бывало, никогда не выпрядет, а что и выпрядет, то не смотает, а так на гребне и оставит.

Если, бывало, начнет ее муж бранить, она в карман за словом не полезет, а тоже кричит на него: «Да как я тебе пряжу смотаю, когда у меня и мотовила-то нет! Прежде в лес сходи да мотовило мне выруби». — «Коли на то пошло, так я же съезжу в лес и дерево на мотовило тебе из лесу вывезу».

Вот жена-то и перепугалась: как вывезет муж из леса дерево на мотовило да мотовило из него сделает, так придется ей всю пряжу смотать и опять прясть начать. Подумала она, подумала, и пришла ей в голову хорошая мысль. Она потихоньку побежала в лес за мужем, и когда он влез на дерево, чтобы выбрать себе сук попригоднее, жена пробралась под то дерево, засела в кустах, так что он ее видеть не мог, и крикнула мужу:

Мотовило вырубишь — умрешь,

А мотать им станешь — пропадешь.

Муж прислушался, отложил топор в сторону и стал обдумывать, что бы это могло значить. «Ну, что за вздор? — проговорил он наконец. — Что там такое? Просто что-то послышалось, чего еще тут пугаться!»

Схватил топор снова и собирался рубить, и опять то же раздалось под деревом:

Мотовило вырубишь — умрешь,

А мотать им станешь — пропадешь.

Он опять приостановился; стал его страх пробирать, и стал он опять об этом странном случае думать.

Однако оправился, в третий раз схватился за топор и снова собирался рубить.

Но и в третий раз послышался тот же голос и громко крикнул:

Мотовило вырубишь — умрешь,

А мотать им станешь — пропадешь.

Тут уж он не вытерпел: прошла у него охота вырубать мотовило; он поспешно слез с дерева и пустился в обратный путь домой.

Жена окольными путями тоже проворно домой бежала, чтобы поспеть раньше мужа.

Когда он вошел в комнату, она прикинулась такой тихоней, словно бы ничего не случилось, и сказала: «Ну, что же, принес ты мне хорошее мотовило?» — «Нет, — сказал он, — вижу, что с метаньем не ладится дело», — и рассказал ей, что с ним в лесу случилось; да с тех пор и оставил ее в покое.

Вскоре после того муж стал опять выражать недовольство из-за беспорядка в деле. «Жена! Да ведь это просто срам: напрядена шерсть и не смотана, и лежит кучей!» — «Знаешь ли что? — сказала она ему. — Так как мы не добрались до мотовила, так ты ступай на чердак, а я останусь внизу, стану тебе шерсть бросать, а ты мне; вот и размотаем ее». — «Ну что ж, пожалуй», — сказал муж.

Размотав шерсть, муж сказал жене: «Теперь надо шерсть выкипятить». Жена опять испугалась, что ей много работы будет, и хоть сказала мужу: «Завтра ранешенько выкипячу», — а у самой на уме другое было.

Рано утром вставши, она развела огонь и поставила рядом котел, но только вместо шерсти положила в котел паклю и стала ее вываривать.

Затем пошла к мужу, который все еще лежал в постели, и сказала: «Мне надо отлучиться, а ты встань да присмотри за шерстью, я ее в котле на огонь поставила. Только смотри, не прозевай: как пропоет петух, а ты не досмотришь, вся шерсть у тебя в паклю превратится».

Муж сейчас поднялся, не мешкая, сошел в кухню и чуть только подошел к котлу, то с ужасом увидел в нем комок пакли. Тут уж он прикусил язычок, подумал, что тут по его вине дело испорчено, и уж потом ни о шерсти, ни о пряже — ни гу-гу!

А ведь плутовата была эта баба, надо правду сказать!