ГЛАВА XXV
«Бижу» была совершеннейшим воплощением всего изящного и тонкого, что таится в душе судостроителя. Легкая и хрупкая, как яичная скорлупа, обшивки ее в три восьмых дюйма толщиной была плохой защитой от льдин величиной даже в человеческую голову. Несмотря на то, что вода уже была чистой, «Бижу» мешали плавучие льдины, оторвавшиеся от береговой кромки.
Сидя на корме и искусно управляя рулем, Фрона сразу же внушила Корлиссу доверие к себе.
Картина была величественная: черная река катила свои волны между хрустальными берегами; а там, дальше, зеленые леса поднимались к летнему небу, усеянному облаками; и над всем этим знойное солнце дышало жаром, точно раскаленная печь. Величественная картина! Но мысли Корлисса почему-то обратились к его матери и ее обязательному чаепитию, к мягким коврам, чопорным горничным из Новой Англии, канарейкам, поющим на широких окнах, и он задумался над тем, могла ли бы она все это понять. И когда он подумал о девушке, сидевшей позади него, и прислушался к плеску ее опускавшегося и поднимавшегося весла, перед ним прошла вереница женщин, знакомых его матери. Бледные, мерцающие призраки, подумал он, и карикатуры на тех, кто некогда населял землю и будет населять ее впредь.
«Бижу» обогнула крутящуюся льдину и через узкий пролив выскочила в открытое место. Ледяная стена со скрежетом сомкнулась за ними. Томми застонал. — Ловко! — одобрительно сказал Корлисс. — Сумасшедшая женщина! — раздалось ворчание за их спиной. — Что ей стоило немного подождать?
Услышав его слова, Фрона ответила на них вызывающим смехом. Взглянув на нее через плечо, Вэнс был околдован ее улыбкой. Небрежно надетая шапочка соскользнула с головы, и распущенные волосы, сверкающие на солнце, обрамляли ее лицо, как тогда, по дороге от Дайи.
— Мне хочется запеть, но надо беречь силы. «Песню о мече», например, или «Песню о якоре». Или «Первую матросскую песню», — сказал Корлисс. — «Моей была женщина смуглая», — промурлыкал он многозначительно.
Она погрузила весло в воду с другой стороны лодки, чтобы обогнуть небольшую льдину, и, по-видимому, не расслышала.
— Я могла бы так плыть без конца, — сказала она. — И я тоже, — горячо поддержал ее Корлисс. Но она добавила только:
— Вэнс, я очень рада, что мы с вами друзья. — Не я виноват в том, что мы только друзья.
— Вы не гребете, сударь, — заметила она, и он молча склонился над веслами.
«Бижу» плыла под углом в сорок пять градусов к течению. Это помогало ей достигнуть западного берега как раз против точки отправления и отсюда повернуть вверх, в более спокойную часть реки. Им предстояло сделать милю вдоль скалистого берега. И тогда их будет отделять от погибающего сотня ярдов бушующего потока.
— Теперь можно ослабить ход, — предложил Корлисс, когда они попали в водоворот и были отнесены встречным течением к огромной стене берегового льда.
— Кто бы подумал, что сейчас середина мая? — Фрона посмотрела на плывущие льдины. — Вам все это кажется реальным, Вэнс? Он покачал головой.
— Мне тоже нет. Я знаю, что это я, Фрона. нахожусь здесь в рыбачьей лодке и вместе с двумя мужчинами гребу для спасения другого человека. Год по нашему летосчислению тысяча восемьсот девяносто восьмой, место действия Аляска, река Юкон; я вижу воду и плавающие в ней льдины; мои руки устали, мое сердце учащенно бьется, я покрыта испариной, и все же это кажется сном. Подумайте только! Лишь год назад я была в Париже!
Она глубоко вздохнула и посмотрела через реку на противоположный берег, где на фоне темной зелени леса белела палатка Джекоба Уэлза.
— Просто не верится, что на свете существует город, — прибавила она. — Парижа нет.
— А я год тому назад был в Лондоне, — задумчиво сказал Корлисс. — Но с тех пор я стал другим. Лондон? Теперь нет Лондона. Это невозможно. Откуда на свете столько людей? Мир — это то, что нас сейчас окружает, в нем очень мало людей, а то иначе где бы были все эти льды, море и небо. Вот Томми, я знаю, он с любовью вспоминает о месте, которое называет Торонто. Но он ошибается. Оно существует только в его воображении, это — воспоминание о его прежней жизни. Вряд ли, конечно, подозревает он об этом. И к чему ему подозревать? Ведь он не философу и не заботится о…
— Заткнитесь! — злобно прошептал Томми. — Ваша болтовня нас погубит.
На Севере жизнь коротка, и пророчества там сбываются молниеносно. Предостерегающий трепет пронесся по воздуху, и радужная стена над ними покачнулась. Все три весла дружно зачерпнули воду. «Бижу» понеслась вперед. Раздался оглушительный треск, и тысячи тонн льда с грохотом обрушились позади них. Взбаламученная вода пенилась и бурлила. «Бижу», отчаянно барахтаясь, вынырнула из-под нависшей над ней льдины и, зачерпнув бортом воду, стала лавировать между валами.
— Я предупреждал вас, болтливые идиоты! — Сидите смирно и гребите, — резко прервал его Корлисс. — Или вам больше не придется раскрыть рта.
Он покачал головой, глядя на Фрону, и она подмигнула ему в ответ; и они оба, как дети, началу смеяться над приключением, которое сперва казалось катастрофическим, но неожиданно приняло благоприятный оборот.
Робко продвигаясь под сенью нависших льдин, «Бижу» бесшумно миновала последний водоворот. Край скалы грозно выступал из реки — чудовищная масса голого камня, изъеденного и разрушенного столетиями, ненавидящая реку, которая ее подтачивала, ненавидящая дождь, избороздивший ее мрачный лик незаметными морщинами, ненавидящая солнце, не желавшее подарить ей новый зеленый ковер, который помог бы скрыть ее безобразие. Река обрушивала на нее всю свою силу, но, ударившись о зубчатые края. спешила вернуться в прежнее русло. Вокруг скалы каскадами вздымались бушующие волны, а из ее расщелин и источенных водой пещер доносился шум невидимой борьбы. — Ну! Налегайте на весла! Покрепче! Это был последний приказ, который мог отдать Корлисс, ибо в том диком гуле, который несся им навстречу, человеческий голос звучал, как удар крокетного молотка во время землетрясения. «Бижу» метнулась вперед и одним взмахом обогнула водоворот, глубоко погрузившись в воду. Вниз— вверх, вниз— вверх. Весла работали сильно и ритмично. Волны бурлили и увлекали лодку, крутя ее во все стороны; и хрупкая скорлупка дрожала и трепетала, противясь напору волн. Она лихорадочно металась из стороны в сторону, но Фрона сдерживала ее железной рукой. На расстоянии ярда перед ними в скале зияла расщелина. «Вижу» взметнулась и понеслась вперед, но вода, ускользавшая из-под нее, удерживала ее на одном месте. Лодка то удалялась от расщелины, то приближалась к ней; и расщелина как будто издевалась над усилиями гребцов.
Пять минут, из которых каждая казалась вечностью, — и они миновали расщелину. Еще десять минут, и она уже была в ста футах за кормой. Вниз— вверх, вниз— вверх. Небо, земля, река— все слилось перед их глазами. Сознание сосредоточилось на одной тонкой полоске пены, которой разъяренные волны окаймляли зловещую скалу. В этой полоске было все. Она была границей между жизнью и смертью. Их влекло туда.
Фрона все еще сдерживала яичную скорлупку железной рукой. Они сохраняли то, что приобрели, и продолжали бороться, отвоевывая каждый дюйм. Вниз — вверх. Все сошло бы хорошо, если бы не страх, закравшийся в душу Томми. Обломок льдины, втянутый течением вниз, весь в пене всплыл под его веслом и, показав зубчатые края, снова опустился в глубину. Это зрелище вызвало у Томми представление о нем самом, с прилипшими волосами и руками, судорожно хватающими пустоту; ему казалось, что он уходит все глубже и глубже в воду ногами вперед. Широко открытыми глазами уставился он на предвестника гибели, и его поднятое весло застыло в воздухе. Еще минута— и расщелина глянула им прямо в лицо. Они очутились под скалой, медленно погружаясь в водоворот.
Фрона лежала с откинутой головой и всхлипывала, глядя на солнце. Корлисс с сильно бьющимся сердцем растянулся в лодке, а на корме шотландец, еле переводя дух и совершенно обессилев, опустил голову на колени. «Бижу» мягко потерлась о льдины и остановилась. Радужная стена висела над ними, как сказочная громада; солнце, отражаясь в бесчисленных гранях, разукрасило ее роскошными драгоценными камнями. Серебристые струи стекали по ее хрустальным уступам, а светлая глубина, казалось, сбрасывала один покров за Другим, открывая тайны жизни, смерти и человеческих стремлений, — бледно-лазурные видения, похожие на сон, сулившие здесь, в холодной глубине, вечный покой и вечный отдых.
Самая верхняя башня высотой в двадцать футов, изящная и в то же время массивная, тихо покачивалась над их головами: казалось, то колышется пшеница при легком летнем ветерке. Корлисс смотрел на нее, ничего не замечая. Ему хотелось только одного: лежать здесь, на границе тайны, лежать здесь и жадно глотать воздух — больше ничего. Дервиш, который вертится на одном каблуке, пока все окружающее не сливается перед его глазами, может схватить сущность вселенной и познать невидимое божество. И точно так же человек, который работает веслом, гребет и гребет, может отрешиться от всего земного и подняться над временем и пространством. Так было с Корлиссом.
Но постепенно его кровь перестала бешено пульсировать, воздух утратил сладость нектара, и к нему вернулось сознание действительности и грозящей опасности.
— Мы должны выбраться отсюда, — сказал он хриплым, точно с перепоя, голосом. Он сам испугался этого хриплого голоса, но быстро поднял дрожащее весло и оттолкнулся от льдины.
— Да, давайте пробиваться во что бы то ни стало. — произнесла Фрона чуть слышно; казалось, ее голос звучал издали.
Томми поднял голову и оглянулся. — Я думаю, надо бросить это дело. — Налегайте! — Попытаться еще раз? — Налегайте! — повторил Корлисс. — Пока у вас не разорвется сердце, Томми, — добавила Фрона.
Они еще раз вступили в борьбу с течением, продвигаясь вдоль узкой полосы пены. Весь мир исчез, кроме этой полоски, бушующих волн и зияющей расщелины. Но они мало-помалу оставили ее позади, устремляясь к широкому изгибу реки впереди; только скала, беспощадная и враждебная, у подножия которой ревели злые волны, преграждала им путь. «Бижу» поднялась на гребень, рванулась вперед, покачнулась, но встречное течение отнесло ее на прежнее место. Вниз — вверх, вниз — вверх. Казалось, не будет конца усилиям и мукам, и даже полоска пены постепенно растаяла и исчезла, и борьба потеряла смысл. Их души растворились в ритме гребли; непрерывно поднимая и опуская весла, они как бы превратились в огромные маятники. Впереди них и за ними мерцала вечность, и между одной вечностью и другой они непрерывно, широкими движениями поднимали и опускали весла. Они уже больше не были людьми, а лишь воплощенным ритмом. Они плыли по течению, пока их весла не коснулись зловещей скалы, но они не заметили этого, несясь вперед, невредимые по прихоти судьбы, через зубчатый лед. Они не чувствовали ни ударов весел по волнам, ни ветерка, освежающего их лица…
«Вижу» сделала поворот, и их весла, механически взметнувшиеся в лучах солнца, удержали ее под прямым углом к реке. Когда к ним вернулось чувство времени и действительности и Остров Распутья вновь замаячил перед их глазами, точно берег нового мира, они начали грести длинными свободными ударами, чтобы отдышаться и восстановить силы.
— Третья попытка была бы бесполезной, — сказал Корлисс глухим, прерывистым шепотом. И Фрона ответила:
— Да, у нас, наверно, был бы разрыв сердца. Жизнь, приветливый костер в лагере, мирный отдых, полуденная тень — все это представилось воображению Томми, когда лодка стала приближаться к берегу. И прежде всего он вспомнил благословенный Торонто, его дома, которые никогда не качаются, и людные улицы. Каждый раз, когда его голова наклонялась вперед и он делал взмах веслом, улицы расширялись, словно он смотрел на них в телескоп, постепенно наводя на фокус. И каждый раз, когда весло было в воде и его голова поднималась, остров вырастал все больше. Его голова опускалась, и перед ним возникали улицы. Он поднимал голову, и Джекоб Уэлз и еще двое мужчин стояли на берегу в нескольких ярдах от него.
— Что я вам говорил? — крикнул им Томми с торжеством.
Но Фрона неожиданным толчком направила лодку параллельно берегу, и он вдруг с изумлением взглянул вверх по течению. Остановив весло на полпути, он бросил его на дно лодки.
— Поднимите весло! — резко и безжалостно приказал Корлисс.
— И не подумаю! — Томми возмущенно посмотрел на своего мучителя и заскрипел зубами от гнева и разочарования.
Лодка плыла по течению, и Фрона только сохраняла направление. Корлисс на коленях подполз к Макферсону.
— Я не хочу прибегать к насилию. Томми, — сказал он тихим от напряжения голосом. — Поднимите весло… Ну, по-хорошему! — Нет!
— Тогда я убью вас, — продолжал Корлисс тем же спокойным, бесстрастным тоном, вынимая из ножен охотничий нож.
— А если я не послушаюсь? — упрямо спросил шотландец, но все же отодвинулся в сторону.
Корлисс осторожно притронулся к нему ножом, лезвие коснулось спины Томми прямо против сердца, медленно прошло сквозь рубашку и вонзилось в кожу. Но оно не остановилось и все так же, не ускоряя движения, медленно продолжало свой путь. Томми, вздрогнув, оглянулся назад.
— Эй, вы! Уберите нож! — закричал он. — Я буду грести.
Фрона страшно побледнела, но в глазах ее не было ни капли жалости, и она одобрительно кивнула головой.
— Мы попытаемся пройти с другой стороны и начнем повыше! — крикнула она отцу. — Что? Я не слышу! Томми? У него слабое сердце? Ничего серьезного. — Она приветствовала его взмахом весла. — Мы слетаем в минуту, папочка. В одну минуту.
Река Стюарт была совершенно свободна от льда. и они проплыли по ней четверть мили, прежде чем достигли ее устья и повернули дальше по Юкону. Но, когда они приблизились к человеку на противоположном берегу, то наткнулись на новое препятствие. Милей выше размытый остров отчаянно цеплялся за дно реки. Он заканчивался песчаной косой, которая, перерезая реку, упиралась в непроходимые скалы. Сотни тысяч тонн льда громоздились здесь, ослепительно сверкая на солнце.
— Вот тут мы и переправимся волоком, — сказал Корлисс, когда Фрона повернула лодку прочь от берега.
«Бижу» через узкий пролив пронеслась к песчаной косе и оказалась в маленьком ущелье, где стены были менее круты. Они причалили к ледяному выступу, который без всякой опоры возвышался на добрых тридцать футов над водой. Их очень интересовало, как глубоко он уходит вниз. Они вскарабкались на его вершину, таща за собой лодку, и оглянулись вокруг. Льдины громоздились друг на друга в хаотическом беспорядке. Колоссальные глыбы служили пьедесталом белым махинам, которые горели и сверкали на солнце, как чудовищные алмазы.
— Приятное местечко для прогулки, — издевался Томми. — Тем более, что новый затор может образоваться каждую минуту. — Он решительно уселся на снег. — Покорно благодарю, с меня хватит. Фрона и Корлисс карабкались выше, неся лодку. — Персы бичами гнали своих рабов в бой, — заметила она, посмотрев назад. — Я раньше не могла этого понять. Не вернуться ли вам за ним?
Корлисс пинком ноги заставил хнычущего Томми подняться и идти вперед. Лодка весила очень немного, но все же им приходилось трудно на крутых подъемах и поворотах. Солнце палило немилосердно. Глазам было больно от его раскаленных лучей. Они обливались потом и задыхались. — О Вэнс! Знаете ли…
— Что? — Быстрым движением руки он вытер со лба пот.
— Я жалею, что не позавтракала более плотно. Вэнс сочувственно промычал что-то. Они дошли до середины косы, откуда открывался вид на реку, и ясно разглядели за ней незнакомца, который подавал сигналы бедствия. Ниже лежал живописный в своей зелени Остров Распутья. Они обвели глазами широкий изгиб Юкона. Река лениво нежилась под лучами солнца, и трудно было поверить, что в любую минуту она может превратиться в смертоносный поток. Лед у их ног образовал миниатюрное ущелье, пересеченное широкой тенью, падавшей от солнца.
— Идите вперед, Томми, — приказала Фрона. — Мы прошли полпути, и под нами еще вода.
— Вы только и думаете о воде, — огрызнулся он, — а сами ведете человека на смерть.
— Я боюсь, что у вас на душе есть какой-то большой грех, Томми, — сказала Фрона, укоризненно качая головой. — Отчего вы так боитесь смерти? — Она вздохнула и ухватилась за свой конец лодки. — Хотя, я думаю, это естественно. Вы не умеете умирать…
— Я вовсе и не желаю умирать, — яростно перебил ее Томми.
— Но для всех настает время, когда приходится умереть, когда ничего другого не остается. И мы, может быть, переживаем этот момент сейчас.
Томми осторожно скользнул на сверкающий уступ и растянулся во весь рост.
— Все это очень хорошо, — ухмыльнулся он, — но не думаете ли вы, что у меня не хватит здравого смысла судить самому? Я хочу сам решать за себя.
— Но вы не умеете этого делать самостоятельно. Сильные всегда задавали тон таким, как вы. Они указывали им, как и где надо умирать, и бичами гнали их на смерть.
— Вы здорово говорите, — возразил Томми. — Мне даже жаловаться не пристало, так у вас все отлично получается.
— Вы правильно поступаете! — рассмеялся Корлисс когда Томми скрылся, расположившись в глубине ущелья. — Несговорчивая скотина! Он будет спорить даже в день страшного суда.
— Где вы научились грести? — спросила она. — Гимнастика… В колледже, — кратко ответил он. — Но разве это не прекрасно? Смотрите!
Тающий снег образовал пруд на дне ущелья. Наклонившись, Фрона коснулась прохладной воды пылающим ртом. Она легла ничком, показав подошвы разорванных мокасин или, вернее, подошвы ног (так как мокасины и чулки были изорваны в клочья). Они были очень белы и все изранены от хождения по льдинам. Местами на них выступила кровь, а из одного пальца даже текла струей.
— Такие крошечные, красивые, нежные! — язвил Томми. — Никто бы не подумал, что они способны повести сильного человека в ад.
— Судя по вашему ворчанию, вы быстро окажетесь там, — раздраженно ответил Корлисс,
— Сорок миль в час, — отпарировал Томми и отошел, радуясь, что за ним осталось последнее слово.
— Постойте минутку. У вас две рубашки. Дайте мне одну.
На лице шотландца отразилось любопытство. Наконец он сообразил, что от него требуется, покачал головой и пошел дальше. Фрона встала на ноги. — В чем дело? — Ничего. Сидите. — Но в чем же дело?
Корлисс положил ей руки на плечи и заставил ее сесть.
— Ваши ноги. Их нельзя оставить в таком виде. Они изранены. Посмотрите! — Он провел рукой по одной из подошв и показал ей окровавленную ладонь. — Отчего вы мне не сказали? — Они меня не очень беспокоили. — Дайте мне одну из ваших юбок, — попросил он. — У меня… — Она запнулась. — У меня всего одна. Он оглянулся вокруг. Томми исчез среди льдин. — Нам надо двигаться дальше, — сказала Фрона, пытаясь встать. Но он удержал ее.
— Ни шагу дальше, пока я не перевяжу вам ноги. Закройте глаза.
Она повиновалась, и когда открыла глаза, то он был обнажен до пояса и перевязывал ей ноги своей рубашкой, разорванной на полосы. — Вы сидели спиной, и я не знал… — Пожалуйста, не извиняйтесь, — перебила она его. — Я сама могла бы сказать вам.
— Я не извиняюсь. Наоборот, я упрекаю вас. Ну, теперь другую. Приподнимите ее.
Близость Фроны сводила Корлисса с ума, и он слегка коснулся губами того маленького пальца, из-за которого барону достался поцелуй.
Она не отшатнулась, но лицо ее вспыхнуло, и она затрепетала, как трепетала всего один раз в жизни.
— Вы пользуетесь вашей собственной добротой, — упрекнула она его.
— Ну, так я вознагражу себя вдвойне. — Не делайте этого, — попросила она. — Почему? На море существует обычай выпивать все вино, когда корабль идет ко дну. И так как мое положение безнадежно, то я имею право… — Но…
— Но что, госпожа Недотрога?
— О, вы ведь знаете, несмотря ни на что, я не заслуживаю этого прозвища! Если бы мне не о ком было вспоминать, то при сложившихся обстоятельствах…
Он затянул последний узел и опустил ее ногу. — Будь он проклят — Сент-Винсент! Идем! — Я на вашем месте поступила бы так же, — засмеялась она, поднимая свой конец лодки. — Но как вы изменились, Вэнс. Вы совсем не гот человек, которого я встретила по дороге от Дайи. Вы тогда, между прочим, не умели ругаться.
— Я не тот, что был. И за это я должен благодарить бога и вас. Но мне кажется, что я честнее вас. Я живу согласно своим убеждениям.
— Сознайтесь, что вы несправедливы. Вы хотите слишком многого в этих условиях… — Только крошечный пальчик.
— Или же вы любите меня только как старший брат? В таком случае вы можете, если действительно желаете…
— Замолчите! — грубо прервал он ее. — Или я сделаю глупость.
— И перецелую все ваши пальцы, — докончила она. Он что-то буркнул, но не удостоил ее ответом. Крутой подъем не давал им возможности разговаривать, пока они не спустились с последнего уступа к реке, где их ждал Макферсон. — Дэл ненавидит Сент-Винсента, — смело сказала Фрона. — За что?
— Да, по-видимому. — Он испытующе посмотрел на нее. — И куда бы Дэл ни отправился, он повсюду таскает с собой старую книгу на русском языке, которую не может прочесть, но почему-то считает, что в ней заключено возмездие Сент-Винсента. И знаете, Фрона, он так твердо верит в это, что почти заражает меня своей верой. Не знаю, вы ли придете ко мне, или я к вам, но…
Она опустила свой конец лодки и рассмеялась. Это задело его, и он сильно покраснел от обиды. — Если я… — начал он.
— Вздор! — сказала она. — Не глупите! И, главное, не напускайте на себя важности — это вам сейчас не к лицу. Волосы у вас всклокочены, сбоку торчит смертоносный нож, сами вы обнажены до пояса, точно пират, готовый к бою. Приходите в ярость, хмурьте брови, ругайтесь, все что угодно, только, пожалуйста, не напускайте на себя важности. Я жалею, что у меня нет с собой фотографического аппарата. Много лет спустя я могла бы сказать: «Это, друзья мои, Корлисс, знаменитый исследователь Севера. Так он выглядел по окончании своего прославленного путешествия по неизведанным местам Аляски».
Он укоризненно ткнул в нее пальцем и строго спросил: — Где ваша юбка?
Она невольно посмотрела вниз. Вид висевших на ней лохмотьев успокоил ее, но все-таки она зарделась. — Как вам не стыдно!
— Пожалуйста, не напускайте на себя важности! — засмеялся он. — По правде говоря, это вам сейчас не к лицу. Если бы у меня был фотографический аппарат…
— Замолчите! Пойдем дальше, — сказала она. — Томми ждет. Я надеюсь, что солнце сдерет с вас всю кожу, — злорадно шепнула она, когда они, спустив лодку с последнего уступа, сталкивали ее в воду.
Десять минут спустя они взбирались по ледяному откосу, где впервые был замечен сигнал бедствия. Они увидели человека, распростертого на земле. Он лежал так спокойно, что они испугались, не пришла ли помощь слишком поздно. Вдруг он слегка шевельнул головой и застонал. Его грубая одежда была изорвана в клочья, и смуглые израненные ноги торчали из рваных мокасин. В его исхудалом теле не было ни жира, ни мускулов, а кости, казалось, сейчас прорвут туго натянутую кожу. Когда Корлисс пощупал его пульс, он открыл глаза и уставился на него стеклянным взором. Фрона содрогнулась.
— Здорово жутко, — пробормотал Макферсон, поглаживая иссохшую руку больного.
— Идите к лодке, Фрона, — сказал Корлисс. — Мы с Томми понесем его.
Но она сжала губы и заставила их принять ее помощь, чтобы облегчить спуск. И все-таки по дороге к лодке больного так растрясло, что у него появились проблески сознания. Он открыл глаза и хрипло прошептал:
— Джекоб Уэлз… депеша… из большого мира… — Он слабо рванул расстегнутую рубашку, и они увидели, что его исхудалую грудь перерезал ремень, к которому была привязана почтовая сумка.
На обоих концах лодки было много свободного места, но Корлиссу приходилось грести, поддерживая коленями больного. «Вижу» весело отчалила от берега. Теперь они плыли вниз по течению и могли не напрягаться.
Вдруг Фрона заметила, что руки, плечи и спина Вэнса стали ярко-пунцовыми.
— Мое желание исполнилось, — ликовала она и, протянув руку, мягко погладила его обнаженное предплечье. — Придется смазать вашу кожу кольдкремом, когда мы вернемся.
— Продолжайте! — поощрял он ее. — Это страшно приятно.
Она обрызгала его пылающую спину ледяной водой из реки. У него захватило дыхание, и он вздрогнул, Томми оглянулся на них.
— Мы сегодня неплохо потрудились, — благодушно заметил он. — Помочь погибающему — богоугодное дело.
— А кто боялся? — засмеялась Фрона. — Что ж, — задумчиво сказал он, — мне, понятно, было страшновато, но…
Он не окончил фразы и вдруг словно окаменел. Его глаза с ужасом уставились куда-то поверх плеча Фроны. А затем медленно, точно во сне, с торжественностью, точно при обращении к божеству, он прошептал: — Боже милостивый!
Они оглянулись. Ледяная стена скользила по излучине реки, и на их глазах ее правый угол, не успевший обогнуть берег, ударился об него, подбросив вверх целую груду ледяных гор.
— Боже милостивый! Боже милостивый! Попали в ловушку, как крысы. — Томми бессильно уронил весло в воду.
— Гребите! — прошипел ему в ухо Корлисс, и «Бижу» понеслась дальше.
Фрона правила наперерез течению, под прямым углом к Острову Распутья. Но, когда песчаная коса, по которой они волокли лодку, дрогнула под напором миллионов тонн льда, Корлисс тревожно посмотрел на Фрону. Она улыбнулась и покачала головой, замедляя ход.
— Нам с ними не совладать, — прошептала она, оглядываясь на льдины, которые неслись на расстоянии двухсот футов за ними. — Единственное спасение
— плыть впереди них, постепенно ускоряя ход.
Она ревниво сберегала каждый дюйм,, стараясь, чтобы лодка не сбивалась с курса и была все время на одинаковом расстоянии от льдин.
— Я не выдержу этой скорости, — захныкал Томми, но молчание Корлисса и Фроны показалось ему зловещим. и он продолжал грести.
Ближе остальных плыла льдина толщиной в пять или шесть футов и в два акра площадью. Перегнав подруг, она мчалась, рассекая волны, пока с каждой стороны ее не образовалось вытянутое углубление, как при быстром течении в узком канале. Увидев эту льдину, Томми лишился бы чувств, если бы Корлисс между двумя взмахами не ударил его концом весла.
— Нам удастся удержаться впереди, — сказала Фрона, задыхаясь, — но мы должны выиграть время, чтобы причалить. — Улучите момент и поверните «Бижу» носом вперед, — посоветовал Корлисс. — А когда она ударится о берег, прыгайте из нее и бегите.
— Мне придется карабкаться. Хорошо, что у меня короткая юбка.
Оттолкнувшись от утесов левого берега, льдины свернули направо. Огромная глыба, опередившая остальные, направлялась прямо на Остров Распутья.
— Если вы оглянетесь, я размозжу вам веслом голову! — пригрозил Корлисс. — Ох! — застонал Томами.
Корлисс и Фрона оглянулись. Огромная льдина со страшным грохотом ударилась о берег и на протяжении пятидесяти футов совершенно разрушила остров. Несколько сосен испуганно закачались и упали, а над ними выросла колышущаяся ледяная гора. Немного ниже стоял выбежавший вперед Дэл Бишоп, и они едва могли расслышать среди шума его крик: «Гоните! Гоните!» Затем прибрежная кромка льда сморщилась, и он отскочил назад.
— К открытому месту! — прохрипел Корлисс. Фрона открыла рот, но не могла ничего сказать и только понимающе кивнула головой. Они понеслись вдоль радужной стены, лихорадочно отыскивая место, где бы можно было быстро обогнуть ее. Но напрасно объехав вокруг всего Острова Распутья, они лишь слышали, как трещит берег за их спиной.
Пролетая мимо входа в пролив, ведущий к Острову Рубо, они увидели перед собою открытое место среди прибрежного льда. «Бижу» устремилась туда полным ходом и, наполовину высунувшись из воды, врезалась в ледяной уступ. Все трое выскочили из лодки. Фрона и Корлисс попытались вытащить ее на берег. Томми, бежавший впереди, думал только о себе. Ему бы удалось спастись, но он поскользнулся и упал как раз на полпути. Приподнявшись, он снова упал. Корлисс, волочивший лодку за нос, перешагнул через него. Томми быстро ухватился за планшир. Корлисс и Фрона были уже почти без сил. и этот новый груз заставил их остановиться. Корлисс оглянулся и крикнул: «Отпустите лодку!» Но Томми жалобно, словно утопающий, посмотрел на него и вцепился еще крепче. Громыхающие позади льды грозили им гибелью. Корлисс и Фрона делали отчаянные усилия, пытаясь втащить лодку на берег, но добавочный груз заставил их упасть на колени. Больной вдруг приподнялся в лодке и безумно захохотал. «Вот черт!» — воскликнул он.
Остров Рубо дрогнул от первого толчка, и льдины закачались у них под ногами. Фрона схватила весло, ударила шотландца по палым, и как только он разжал руки, Корлисс мгновенно втащил лодку наверх с помощью Фроны, подталкивавшей ее сзади. Радужная стена свернулась, как свиток бумаги, и Томми исчез в се складках, точно пчела в лепестках громадной орхидеи.
Они упали на землю совершенно обессиленные. Чудовищная льдина, оторвавшаяся от остальной массы, качаясь, повисла над ними. Фрона пыталась встать, но не могла и опустилась на колени. Корлиссу пришлось подхватить ее вместе с лодкой. Они снова упали, на этот раз под деревьями. Солнце светило на них сквозь зеленые иглы сосен, малиновки пели где-то высоко, и целая колония кузнечиков стрекотала, радуясь теплу.
