2. ДВА ПУТИ ЗАВОЕВАНИЯ

 

Люди создают культуры, используя податливые языки. Мы изобретаем понятные нам символы и за счет них выстраиваем коммуникационные сети, на много порядков более обширные, чем у животных. Мы завоевали биосферу и опустошили ее так, как никакой другой вид за всю историю жизни. То, что мы свершили, — уникально.

Но наши эмоции не уникальны. Так же как и на наших анатомии и мимике, на них лежит то, что Дарвин называл нестираемой печатью нашего животного происхождения. Мы — эволюционная химера: нашими действиями правит разум, а его контролируют требования животного инстинкта. Именно поэтому мы бездумно разрушаем биосферу, а вместе с ней и надежду на вечное существование нашего вида.

Человечество — великолепное, но хрупкое достижение. Наш вид тем более впечатляет, что представляет собой кульминацию эволюционной эпопеи, протекавшей в смертельно опасных условиях. Большую часть времени популяции наших предков были очень малы. В эволюции млекопитающих популяции такого размера, как правило, были обречены на быстрое вымирание. Все племена предшественников рода Homo, вместе взятые, составляли популяцию размером не более нескольких десятков тысяч особей. На ранних этапах они несколько раз расходились на две или более линий. Средняя продолжительность жизни вида млекопитающих составляла тогда всего полмиллиона лет. В соответствии с этим принципом большая часть линий исчезла с лица Земли. Линия, которой суждено было дать начало современному человечеству, за последние полмиллиона лет подходила вплотную к грани вымирания по крайней мере однажды, а возможно, и чаще. Вся человеческая эпопея легко могла бы закончиться в любом таком «узком месте» — кануть в Лету в мгновение ока по геологическим меркам. Маленькая популяция могла погибнуть в результате сильной засухи, или от новой болезни, подхваченной от животных, или под давлением более конкурентоспособных приматов. Это был бы конец. Эволюция биосферы откатилась бы назад и уже не дала бы нам второй попытки.

Общественные насекомые, ныне доминирующие среди беспозвоночных в наземных экосистемах, возникли в большинстве своем более 100 млн лет назад. По оценкам специалистов, термиты возникли в среднем триасе (220 млн лет назад), муравьи — на границе юрского и мелового периодов (около 150 млн лет назад), а шмели и пчелы — в конце мелового периода (приблизительно 70-80 млн лет назад). Затем, до конца мезозойской эры, видовое разнообразие в этих эволюционных линиях увеличивалось вместе с ростом и распространением цветковых растений. Тем не менее муравьи и термиты заняли свое нынешнее главенствующее положение среди наземных беспозвоночных лишь спустя довольно продолжительное время. Они шли к нему постепенно, по одному новшеству за раз, и достигли современных показателей примерно 65-50 млн лет назад.

Пока муравьи и термиты завоевывали мир, другие наземные беспозвоночные эволюционировали вместе с ними и в результате не только не вымерли, но и пришли к процветанию. Растения и животные выработали эффективные средства защиты от натиска общественных насекомых. Многие стали употреблять муравьев, термитов и пчел в пищу. Даже некоторые растения — росянки, саррацении и другие — «научились» массово ловить и переваривать насекомых, восполняя таким образом нехватку питательных веществ в почве в местах своего обитания. Многие виды растений и животных сформировали с общественными насекомыми тесные симбиотические связи. Среди них немало таких, которые полностью зависят от своих партнеров. Пищевые объекты, опылители, мусорщики, разрыхлители почвы — вот лишь некоторые роли насекомых, важные для других организмов.

В целом темпы эволюции муравьев и термитов были сравнительно низкими, поэтому другие организмы успели приспособиться к ним. В результате эти насекомые не изуродовали остальную часть наземной биосферы, а стали ее жизненно важными элементами. Экосистемы, в которых они доминируют сегодня, не только устойчивы, но и зависят от них.

Какой разительный контраст с представителями одного-единственного вида Homo sapiens, возникшего несколько сотен тысяч лет назад и распространившегося по миру в течение последних шестидесяти тысяч лет. У нас просто не было времени на коэволюцию с другими элементами биосферы. Другие виды не были готовы к нашему натиску, что имело для них печальные последствия.

Поначалу процесс видообразования в популяциях наших непосредственных предков, разбросанных по всему Старому Свету, был экологически безопасным. В большинстве случаев он приводил к вымиранию и, следовательно, к филогенетическим тупикам — засохшим веткам древа жизни. Любой зоолог скажет вам, что в этом географическом паттерне нет ничего необычного. На Малых Зондских островах, лежащих к востоку от Явы, жили странные миниатюрные «хоббиты» — Homo floresiensis. Мозг у них был не больше, чем у шимпанзе, и тем не менее они изготавливали каменные орудия труда. Кроме этого мы не знаем об их жизни почти ничего. В Европе и восточном Средиземноморье обитали неандертальцы (Homo neanderthalensis), сестринский вид нашего Homo sapiens. Они были всеядны, как и наши предки, обладали массивными костями и более крупным, чем у современных Homo sapiens, мозгом. Неандертальцы использовали грубые, но тем не менее специализированные каменные орудия труда. Большинство их популяций хорошо приспособилось к суровому климату «мамонтовых степей» — холодных травянистых равнин, окаймлявших континентальный ледник. Они могли бы со временем стать еще одним продвинутым видом человека, но вымерли, фактически не изменившись за время своего существования. Наконец, последним экспонатом североазиатского «человеческого бестиария» является денисовский человек, на момент написания книги известный лишь по нескольким фрагментам костей.

Ни один из этих видов — давайте великодушно назовем их «другими видами человека» — не сохранился. Голова идет кругом при мысли о том, какие моральные и религиозные дебаты бушевали бы по их поводу, если бы им удалось дожить до наших дней. Гражданские права неандертальцам? Спецшколы для хоббитов? Спасение души и Царство Небесное для всех? Хотя прямые доказательства отсутствуют, нет никаких сомнений в причинах вымирания неандертальцев, которое произошло, судя по обнаруженным в районе Гибралтара останкам, не позже тридцати тысяч лет назад. Неандертальцев и все остальные виды, возникшие в ходе адаптивной радиации рода Homo, вытеснили наши предки — конкуренцией за пищу и жизненное пространство, прямым истреблением или и тем и другим. Архаическим линиям Homo sapiens, в эру неандертальцев хозяйничавшим в Африке, позже было суждено распространиться за пределы этого континента. Они заселили Старый Свет вплоть до Австралии, а затем достигли Нового Света и удаленных островов Океании. В процессе расселения все другие человеческие виды, попадавшиеся им на пути, были уничтожены и стерты с лица Земли.

Всего десять тысяч лет назад возникло земледелие, причем появилось оно примерно в восьми разных местах Нового и Старого Света совершенно независимо друг от друга. Его развитие резко увеличило количество доступной человеку пищи и соответственно плотность населения Земли. Этот решительный шаг привел к экспоненциальному росту популяции и в то же время превратил большую часть природного ландшафта окружающей среды в до крайности упрощенные экосистемы. Там, где люди заселяли неосвоенные места и поднимали целину, биоразнообразие «откатывалось» на полмиллиарда лет назад, делаясь все более бедным. Остальная часть живого мира не успевала подстраиваться под потребности беспощадного завоевателя, взявшегося невесть откуда, и начала рушиться под его натиском.

Согласно строгому формальному определению, применяемому к животным, Homo sapiens — «эусоциальный» вид. Термин подразумевает, что представители вида живут группами, состоящими из нескольких поколений, и члены группы действуют альтруистично по отношению друг к другу в соответствии с регулярным разделением труда. В этом смысле люди вполне сравнимы с муравьями, термитами и другими эусоциальными насекомыми. Но я должен тут же оговориться: между людьми и насекомыми существуют принципиальные различия, даже если отвлечься от нашей уникальной культуры, владения языком и высокого интеллекта. Прежде всего людей отличает то, что все нормальные члены человеческого общества способны к размножению и большинство из них конкурируют друг с другом за возможность реализовать эту способность. Кроме того, люди могут образовывать очень гибкие союзы, не только в пределах семьи, но и между разными семьями, полами, классами и племенами. Эти союзы основаны на сотрудничестве особей или групп, которые знакомы между собой и могут наделять конкретного человека имуществом или положением в группе на основании его личных качеств.

Необходимость такой тонкой оценки означала, что наши предки шли к эусоциальности принципиально иным путем, нежели покорные инстинкту насекомые. Этот путь был отмечен борьбой между отбором, основанным на относительном успехе отдельных особей в пределах групп, и отбором, основанным на относительном успехе групп. Стратегия этой игры складывалась из сложного сочетания тонко рассчитанного альтруизма, сотрудничества, конкуренции, доминирования, взаимного обмена, предательства и обмана.

Чтобы играть в эту игру по человеческим правилам, эволюционирующие популяции должны были и дальше наращивать интеллектуальный потенциал. Жизненно необходимым умением было умение сопереживать, интерпретировать эмоции как друга, так и врага, верно предугадывать их намерения и планировать стратегию индивидуального социального взаимодействия. В результате человеческий мозг стал одновременно высокоинтеллектуальным и высокосоциальным. Его задачей было быстрое выстраивание сценариев личных отношений — как на ближайшее время, так и на долгосрочную перспективу. Он должен был хранить в себе воспоминания о достаточно далеком прошлом, чтобы воспроизводить старые сценарии, и уметь «заглядывать» в будущее, чтобы представлять возможные последствия взаимоотношений. Управление выбором действия взяли на себя миндалевидное тело и другие участки мозга, контролирующие эмоции.

Так и сложилась природа человека, временами эгоистичная, временами самоотверженная, нередко раздираемая этими противоречиями. Каким же путем вышел Homo sapiens в эту точку великого лабиринта эволюции? Ответ на этот вопрос таков: нашу судьбу предопределили две биологические особенности наших предков — большие размеры и ограниченная подвижность.

Еще в мезозое первые млекопитающие были малютками по сравнению с окружавшими их гигантскими динозаврами. Но и тогда, и сейчас по сравнению с насекомыми и большинством других существ, в основном беспозвоночных, они были и остаются великанами. Когда динозавры вымерли и на смену веку рептилий пришел век млекопитающих, тысячи видов млекопитающих заселили широчайший спектр экологических ниш — от летучих мышей, ловящих насекомых в воздухе, до гигантских китов, питающихся планктоном и бороздящих океанские просторы от одного полюса до другого. Самая мелкая летучая мышь не крупнее шмеля, а синий кит, длиной до 25 метров и весом до 120 тонн, — самое большое животное, когда- либо жившее на Земле.

В процессе адаптивной радиации сухопутных млекопитающих лишь немногие виды достигали веса свыше 10 кг, в том числе олени и другие травоядные, а также питавшиеся ими крупные кошачьи и другие хищники. В каждый момент времени на свете обитало, по всей видимости, от пяти до десяти тысяч видов млекопитающих. Среди них были приматы Старого Света, а затем, в позднем эоцене (около 35 млн лет назад), первые узконосые обезьяны (Catarrhini), от которых произошли современные обезьяны Старого Света, человекообразные обезьяны и люди. Приблизительно 30 млн лет назад эволюционные пути предков обезьян Старого Света и современных человекообразных обезьян (и людей) разошлись. Некоторые распространенные виды последних были растительноядными, другие питались добытым на охоте мясом или падалью. Некоторые питались смесью мяса с растительной пищей. От одной из эволюционных ветвей млекопитающих отделилась линия предшественников людей.

По нескольким причинам, и размер был только одной из них, предки людей были принципиально новыми кандидатами на роль эусоциальных животных. Насекомые всегда были закованы в рыцарскую броню своего хитинового скелета. Чтобы расти, им приходится регулярно линять, сбрасывая тесный панцирь и отращивая новые, более просторные доспехи. В то время как у млекопитающих и других позвоночных мышцы крепятся к костям снаружи, мышцы насекомых прикреплены к их хитиновому скелету изнутри. Поэтому насекомые никогда не смогут вырасти до размеров млекопитающих. Самые крупные из них — африканский жук-голиаф размером с кулак и гигантские новозеландские вета, похожие на сверчков насекомые, которые взяли на себя экологическую роль мышей, отсутствующих в местной фауне.

Из этого следует, что, хотя эусоциальные виды доминируют по численности среди насекомых, они вынуждены довольствоваться маленьким мозгом и инстинктивным поведением. Кроме того — и это исключительно важно — они слишком малы, чтобы разжигать огонь и поддерживать его. Сколько бы геологических эпох ни сменилось на Земле, насекомые не могли бы прийти к эусоциальности человеческим путем.

Тем не менее на извилистой дороге, ведущей к эусоциальности, у насекомых было одно большое преимущество — крылья, которые позволяли им перемещаться по суше на значительно большие расстояния, чем млекопитающим. Разница становится заметна, если посмотреть на соотношение между размером тела и преодолеваемым расстоянием. Группа людей, которые хотят отселиться от соплеменников и образовать новую колонию, может без труда пройти за день десять километров от одной стоянки до другой. Теперь рассмотрим типичный пример среди тысяч видов муравьев: оплодотворенная матка огненного муравья, готовая образовать новую колонию, пролетает такое расстояние за несколько часов. Приземлившись, она обламывает себе крылья, которые, подобно волосам и ногтям человека, состоят из мертвой ткани. Затем она выкапывает в земле ямку и устраивает в ней гнездо, где выводит, используя собственные запасы жировых и мышечных тканей, поколение дочерних рабочих особей. Человек примерно в двести раз длиннее матки огненного муравья. Так что 10-километровый перелет муравья равнозначен марш-броску из Бостона в Вашингтон. Тридцатисекундный полет муравьиной матки на 100 м от родного гнезда до места будущей новой колонии эквивалентен половине марафонской дистанции для человека.

Длина перелета муравьиной матки позволяет этому виду расселяться на значительные относительно размеров тела расстояния. То же самое было бы справедливо и для одиночных ос — предков муравьев, и для одиночных предков термитов.

Разница между предками летающих муравьев, у которых каждый будущий основатель рода покидал колонию в одиночку, и «усидчивыми» предками людей, которые были вынуждены оставаться рядом с себе подобными, поначалу наводит на мысль, что возникновение продвинутых форм общественного поведения у насекомых было менее вероятным, чем у людей. Однако верно как раз обратное. В условиях постоянно меняющейся окружающей среды муравьиная матка, приземлившись, имеет куда больше шансов найти свободное место, чем блуждающее млекопитающее. Более того, для выживания ей нужна гораздо меньшая территория, которая к тому же с меньшей вероятностью будет перекрываться с территориями, уже занятыми представителями того же вида.

У общественных насекомых есть также еще одна особенность: будущей основательнице колонии не нужно сопровождение самца. Самец оплодотворяет ее во время брачного полета, после чего самка хранит полученную сперму в сперматеке (небольшом мешочке внутри брюшка). Она может извлекать из этого запаса по одному сперматозоиду за раз для оплодотворения яиц на протяжении многих лет. Список возглавляют муравьи-листорезы: одна матка за примерно двенадцать лет своего существования может породить 150 миллионов дочек-работниц. В любой момент времени ее окружает от трех до пяти миллионов таких прислужниц, что примерно равно населению Латвии или Норвегии.

Когда млекопитающие, особенно хищные, приступают к строительству гнезда, им приходится защищать гораздо большую территорию, чем насекомым. Куда бы они ни направились, они, скорее всего, столкнутся с конкурентами. Самки млекопитающих не умеют запасать сперму. Чтобы произвести на свет потомство, они должны найти подходящего самца. Если факторы окружающей среды, как благоприятные, так и неблагоприятные, способствуют образованию общественных групп, это должно происходить посредством личных связей и союзов, основанных на интеллекте и памяти.

Подводя итог сравнению двух общественных завоевателей нашей планеты, можно сказать, что кардинальные различия в физиологии и жизненном цикле предков общественных насекомых и наших собственных предков направили их к образованию продвинутых общественных групп по кардинально различным путям. Царица у общественных насекомых производит на свет потомков-роботов, повинующихся инстинкту; предки людей полагались на образование союзов и сотрудничество между отдельными особями. Насекомые эволюционировали в сторону эусоциальности за счет индивидуального отбора в материнской линии, когда от поколения к поколению отбирались царицы, несущие признаки социальности; предки людей продвигались к цели за счет тонкого взаимодействия индивидуального отбора и отбора на уровне групп.

Отправить