Макэвой крутил настройку автомобильного радио.

18.58. Две минуты до выпуска новостей.

Внешняя полоса на трассе А180, плавный съезд к металлической арфе моста через Хамбер. Поначалу проезжая полторы мили асфальта и стали, которыми Йоркшир, как стежками, пришит к Линкольнширу, он неизменно восхищался, но теперь новизна ощущений осталась в прошлом, уступив место сожалениям по поводу трех фунтов, в которые обходится объезд.

Макэвой почувствовал, как тряхануло машину при переходе шоссе в мост. Ощутил вибрацию яростного ветра, который хлестал вдоль реки так, словно спешил как можно скорее прорваться в глубь страны.

Он сбросил скорость, чтобы прослушать новости до пункта подорожного сбора.

Добрый вечер. В эти минуты бригада пожарных и спасателей Хамберсайда занимается тушением пожара, возникшего в недавно открытом ожоговом отделении Королевской больницы Гулля. Сообщение о пожаре поступило в районе пяти часов вечера, и огонь, по-видимому, успел охватить лишь одну из больничных палат. Как нам сообщили, в палате размещен всего один пациент, его состояние описывается как критическое. К другим новостям. Следователь, ведущая дело об убийстве девушки-подростка на глазах у прихожан церкви Святой Троицы, отказалась подтвердить сведения о произведенном аресте одного из жителей Гулля. Исполняющая обязанности следственного инспектора Патриция Фарао заявила репортерам, что ареста не было и что человек, о котором идет речь, лишь помогает следствию. Она вновь повторила звучавший ранее призыв к свидетелям жестокого нападения связаться с полицией…

– Черт! – Наплевав, что кто-то может заметить, Макэвой вытащил мобильный телефон. Остановил машину на резервной полосе и включил аварийку. Его действия сопровождал хор гудков, которыми водители сообщали ему, что он редкостный мудак.

Хелен Тремберг ответила после третьего гудка.

– Легок на помине. – Шутливости в ее голосе что-то не слышалось.

– Правда?

– Точно. Мы с Беном тут делаем ставки, кому достанется право прикончить тебя первым. Фарао, Колину Рэю или помощнику главного констебля Эверетту.

– Эверетту? С чего бы?

– С нами он не поделился. Ворвался в штаб к вечернему чаю и спросил, куда ты подевался. И был не в духе. Тем более кто-то из экспертов спросил его, кто он вообще такой.

– Господи боже.

– Вот именно. А где ты пропадал?

– Долгая история. Неважно. Я как раз слушал новости Хамберсайда…

– Вот-вот, Колин Рэй облажался по самые помидоры… Ох. Право, сержант, мне не стоило…

– Уж говори.

– Этот мужик, которого они с Шез притащили в участок. Сплошные подозрения и ноль фактов. Знаменитая интуиция Рэя. Уж не знаю, что произошло, когда этого типа завели в комнату для допросов, но оттуда он появился с разбитым носом и заблеванной рубашкой. Естественно, Фарао примчалась со всех ног и устроила ад. Мужик до сих пор в камере, но они, похоже, без понятия, что с ним делать дальше.

Макэвой представил газетные заголовки. Попытался уразуметь, где назревающий скандал стыкуется с тем, что он посреди бела дня бежал с рабочего места, подгоняемый интуицией.

– А пожар? В Королевской больнице?

– Да мы как раз там. Пожарные прибыли сразу, все потушили и проветрили палату. Дым рассеялся, и они тут же вызвали нас.

– Почему нас? То есть почему вас?

– Умышленный поджог, без вариантов. Начальство считает, нет смысла держать целый отдел по особо опасным преступлениям, чтобы бросать всю группу на о дно-единственное дело. Мы с Беном уже собирались по домам, когда главный инспектор распорядился присутствовать лично.

Макэвой состроил страдальческую мину. Машина вздрогнула, когда мимо прогрохотала груженая фура, чихать хотевшая на штормовые предупреждения.

– Ерунда какая-то… Допустим, горело в новом корпусе, но тут и простой констебль справится. Что там за возня? Снять показания с очевидцев да отсмотреть материал с камер слежения…

– Сержант? – В голосе Хелен Тремберг явно слышалось недоумение.

– Мы-то тут при чем? Это ведь обычный пожар.

До нее наконец дошло.

– А что, по радио не говорили? Есть жертва, сэр. Явное убийство. Человек, пострадавший на ночном пожаре в Орчард-парке. Кто-то вломился в его палату и довершил дело.

– Даже не знаю, с чего и начать. – Яростный голос Фарао – словно струя пара, вырывающегося под давлением. – Да за моими детками нужно присматривать меньше, чем за тобой.

– Прошу прощения, мэм.

– Будь любезен, прекрати долбить меня своими «мэм», Макэвой. Из-за них я чувствую себя хреновой Джулиет Браво.

Макэвой молчал, позволяя Фарао сыграть с ним в гляделки. Проиграл, конечно.

Они столкнулись в коридоре, у двери оперативного штаба в Куине-Гардене. Система центрального отопления решила загладить ошибки прошлого, сменив тактику. В кабинетах теперь могильный холод, а в коридорах – адское пекло.

– Ты хоть представляешь, что за день у меня выдался?

Макэвой все молчал.

21.41. Двенадцать часов тому назад, стоя на этом самом месте, Фарао дала Макэвою поручение. Оставила приглядывать за делами, пока она будет гоняться за убийцей.

И вот они снова тут. У обоих был день, о котором они предпочли бы забыть; сведений они раздобыли тьму, вот только следствие вперед не продвинули.

Как нашкодивший школьник, Макэвой старался смотреть куда угодно, только не в гневные глаза начальницы. Особый интерес у него вызывала дверь оперативного штаба. Днем кто-то прицепил на нее вывеску «Дворец Фараонши», но затем сорвали, занося в комнату стальной шкаф для папок, и теперь бумажка валялась рядом. У Макэвоя мелькнула мысль, что это, возможно, знак.

– Если я тебя попрошу пересказать все в самых общих чертах, ты будешь послушным мальчиком, правда? Ты ведь не станешь целый час грузить меня всякой ерундой, от которой у меня только голова расколется? – Голос Фарао вдруг зазвучал скорее устало, чем раздраженно.

– Да, мэм.

И он рассказал. О том, почему покинул оперативный штаб. Где побывал. Что удалось узнать. Рассказал все про Фреда Стейна и его влиятельную сестру. Старался говорить покороче и почти не глядя в лицо Фарао. Весь рассказ занял около трех минут и вышел таким бестолковым, что у Макэвоя едва достало сил довести его до конца.

– Это все? – с нескрываемым интересом спросила Фарао.

– Да.

– Любопытно, – задумчиво произнесла Фарао. Лицо у нее уже сделалось нормального оттенка.

– Вы так считаете?

– Пошли.

Фарао развернулась и быстро двинулась по коридору. Толкнула какую-то дверь и придержала, поджидая Макэвоя.

За столом, освещенным лампой для чтения, закинув на него ноги, сидел мужчина лет шестидесяти; в одной руке – хрустальный стакан с виски, в другой – потертая записная книжка.

– Привет, – сказал Макэвой, и слово это прозвучало озадаченно и вяло – в точности как он себя и чувствовал.

– Том разрешил мне пользоваться своим так называемым кабинетом, пока мы не переедем назад на Прайори, – пояснила Фарао, закрывая дверь. И боком протиснулась в свободный угол.

Макэвой стоял в полной растерянности посреди крошечной комнатки немногим больше шкафчика для швабр. На столе у стены помещались монитор, клавиатура, системный блок и груда бумаг, отпечатанных и рукописных; все омывал призрачный свет из-под зеленого абажура, в котором Том Спинк, в белой рубашке без воротника и с совершенно седой головой, походил на инопланетянина.

– Что ж, сынок, – сказал Том, явно обрадовавшийся компании, – добро пожаловать в мою скромную обитель.

– Расскажи Тому то, что сейчас рассказал мне, – велела Фарао.

И Макэвой принялся описывать этому человеку в дедовой рубахе, вязаном жилете и вельветовых брюках все, чем занимался последние дни. Он рассказывал, а в глазах Тома разгорался непонятный огонь. Макэвой никак не мог разгадать смысл взглядов, которые этот старикан метал в Фарао.

– Как это тебе? – спросила Фарао, когда Макэвой замолчал.

– Интересно. – Спинк в задумчивости пососал нижнюю губу. На Макэвоя он больше не смотрел. – Интригующе, в любом случае. В конце концов, работа у нас такая. Понимаю, почему парнишка увлекся.

– Сэр, я…

– Лучше уж «Том», сынок, – глянул на него Спинк. – Ян так на пенсии.

– Том был моим боссом, – объяснила Фарао, догадавшись о замешательстве своего сержанта. – В старые добрые времена. Теперь у него много занятий. Заправляет маленьким пансионатом на берегу. А когда чувствует, что вот-вот может двинуть на небеса, вспоминает и о частном сыске. Еще Том владеет отменным слогом и знает все про самые хитроумные рукопожатия, что подтолкнуло наших шефов назначить его официальным историком полиции Хамберсайда. Это значит, Том к моим услугам везде, где я на него натыкаюсь, а он способен часами расписывать славные деньки, когда полицейская дубинка обрела классическую форму, удобную для анального внедрения.

– Хорошие были времена, – усмехнулся Том Спинк. – Нашей Нефертити хоть гвозди заколачивай. Никогда не слушала бредни престарелых ухарей вроде меня.

– Нефертити? – вырвалось у Макэвоя.

– Египетская царица, – вздохнул Спинк. – Ну, фараонша. Дошло? Ей-богу, парень, она-то уверяла, что ты из самых сметливых.

– Я знаю, кто…

– Это пока ты сегодня не свалил, – язвительно оборвала его Фарао. – Я тут по-всякому тебя обзывала, мой мальчик. Думала, не за того приняла. Решила, ты и впрямь похож на сволочного интригана, каким тут тебя кое-кто изображает. Лижешь зад помощнику главного констебля, а всю черную работу оставляешь нам. Но похоже, первое впечатление было верным. Помощник бесится похлеще моего.

– Почему?

– Мне звонил один умник из комитета при Управлении. Похоже, кто-то довел его жену до белого каления. Какой-то здоровый шотландец убедил бедняжку в том, что ее брата, скорее всего, убили.

Макэвой едва не завыл.

– Я ни разу не…

– Такова жизнь, солнышко. Привыкай. Приятно знать, что я не растеряла хватку. Пока еще могу узнать прирожденного копа.

– Прирожденного?

– Того, что следует интуиции. Слышит внутри шепоток и плевать хотел на последствия.

Вопреки холоду, царящему в кабинете, лицо Макэвоя вспыхнуло. Не иначе, за похвалой последует и наказание.

– Спасибо.

Спинк и Фарао загоготали.

– А это вовсе не комплимент, дружок. Это чертово проклятие. Оно означает, что следующие тридцать лет ты будешь бесить окружающих. К тому же у тебя есть шанс выше среднего засадить за решетку уйму безвинных. И поймать множество настоящих злодеев.

Макэвой вдруг ощутил слабость в ногах. С самого утра ни крошки во рту. Внутри какая-то странная пустота. Возможно, на лице его что-то отразилось, потому что взгляд Фарао смягчился.

– Эта история со Стейном. Считаешь, это важно?

– Там что-то не стыкуется, – ответил Макэвой. – Честно, не могу объяснить. Знаю, что с Чандлером я зашел в тупик, но мне не верится, чтобы старик мог все это спланировать. То есть просто наложить на себя руки – ладно, покончить с собой он мог, но продумать до мельчайших деталей?

Спинк и Фарао снова обменялись взглядами. Спинк слегка кивнул, будто отвечая на невысказанный вопрос.

– Тогда рой дальше, – сказала Фарао, сунула руку куда-то себе между ног и извлекла бутылку виски. Плеснув в стакан, поднесла к губам. – Доверюсь тебе. Как ты сам говоришь, может, ничего там и нет, а дело Дафны сейчас важнее. Я не стану запрещать тебе следовать интуиции в деле, которое меня просто-напросто не колышет. Хватит с меня и разборок с долбаным Колином Рэем.

Макэвой облегченно вздохнул. Вообще-то, он не просил разрешения и дальше заниматься делом Стейна, но был доволен, что мешать ему не станут.

– Что там вообще произошло, мэм?

Фарао прыснула, но смешку ее недоставало радости.

– Невилл-чертов-расист. – Она сделала второй глоток, скривилась. – Колин как раз воображает себя прирожденным полицейским. Думает, его ведет интуиция. А это не так. Его толкают предрассудки и гонор, упакованные в непрошибаемое самомнение. Если верить Колину и этой его пародии на меня, старый болван Невилл решил разделаться с первым же черным, который попадется под руку, и повесить убийство на какую-то племенную вражду. Самое хреновое, что в этой ахинее есть логика. Невилл не помнит, где находился в момент нападения. На нем длинный список насильственных преступлений. И в армии он отслужил, так что в смысле физподготовки тоже не слабак. Чуть что – лезет в драку, в этом мы уже убедились. Они с Колином устроили кулачный бой прямо в комнате для допросов. Едва не дошло до нового, блин, убийства. В общем, Невилла мы закрыли, пока я не решу, что с ним делать. Уже предъявили обвинение в нападении на полицейского при исполнении, так что официально он убийцей не считается, и то ладно. Вот только когда мне пришлось идти на ковер с докладом о ходе следствия, у меня возникло явственное впечатление, что никто не огорчится, если мы все повесим на Невилла.

Лицо Макэвоя было достаточно красноречиво.

– Знаю, сынок, – сказал Том Спинк. – Все знаю.

Макэвой сглотнул застрявший в горле комок, и тут раздался робкий стук в дверь. С физической точки зрения у двери не было ни единого шанса открыться внутрь, настолько тут было тенсо.

– Действуй, Гектор, – мотнула стаканом Фарао.

Макэвой повернул ручку двери, отодвинулся к стене, постаравшись не замечать, что в зад ему уткнулось затянутое чулком коленом Фарао.

За дверью стояла Хелен Тремберг, явно удивленная этой встречей.

– Сержант?

– Он у нас за вышибалу, – донесся сзади голос Фарао, и Макэвой услышал, как она спрыгнула со стола. Возникла рядом, прижалась теплым телом. От запахов духов и пропитанного парами виски дыхания босса волоски на шее Макэвоя шевельнулись.

– Босс! – сказала Тремберг. – Мы узнали, кем был сгоревший труп из больницы.

– Ну и проворство, – похвалила Фарао.

– Услуга за услугу, босс. Парнишка в лаборатории охотно согласился поторопиться с обработкой пальчиков и ДНК. Еще дожидаемся результатов по зубам, но предварительные выводы имеют смысл.

– Итак?

– Тревор Джефферсон, – доложила Тремберг. – Тридцать пять лет. Последний известный адрес на Холдернесс-роуд. Что-то вроде общаги над букмекерскими конторами.

– И как его занесло в тот дом в Орчард-парке?

– Тут странная история, – сказала Тремберг. – Он раньше жил в Орчард-парке. Жена, двое собственных детишек и приемный сын. Совсем рядом с домом, где его нашли.

У Макэвоя стало тесно в груди. Будто он знал уже, о чем собирается рассказать Тремберг.

– Выходит, он напился вдрызг и позабыл, где живет? Решил, что на дворе до сих пор две тыщи третий? Забрел в первый попавшийся дом, который выглядел обжитым, уснул на диване с бычком во рту и запекся до углей? А потом кто-то прослышал про это, решил поквитаться за старые обиды и довел дело до конца уже в больнице? – Оптимизм Фарао звучал ненатурально.

– Самое странное еще впереди, – сморщила нос Тремберг.

– Продолжай.

– Джефферсон выехал из Орчард-парка, когда его дом сгорел дотла. А с домом – жена и дети. Он единственный выбрался живым. Поджог, видимо. Никого так и не поймали.

Макэвой смотрел в пол, чувствуя на себе взгляд Триш Фарао. Уж не считает ли она, что это он во всем виноват?

– Макэвой? – требовательно спросила она.

– Не знаю, мэм.

Она обернулась к Спинку Тот вскинул руки в показном недоумении, явно радуясь, что так легко может отделаться. Сам он в Гулле только затем, чтобы написать книгу, и вскоре уберется восвояси.

– Стейну придется подождать, – помолчав, сказала Фарао. – Макэвой, поручаю это дело вам с Тремберг. Хочу досконально разобраться в этих пожарах. Мне нужна вся подноготная. Нашей жертвы. Домовладельцев. Хелен, введи Макэвоя в курс дела и отправляйтесь в Орчард-парк.

Тремберг явно не обрадовалась. Решила, наверное, что ее снимают с дела Дафны. Может, так и есть.

– Босс, я и без того по горло в деле Коттон…

– Знаю, Хелен. – Фарао, оттеснив Макэвоя, сжала ее плечо. – Но мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Приглядывай за этим тюфяком, ладно?

Тремберг кивнула. Растянула губы в фальшивой улыбке, адресованной исключительно Фарао. На Макэвоя даже не взглянула. Интересно, всерьез злится на него или просто очень расстроилась?

– Короче, – Фарао глянула на свои элегантные часики, – уже одиннадцатый час. Мои деточки либо лежат по кроватям, либо захватили власть в квартале, а юная Руби провозгласила себя королевой. Делайте ваши ставки.

Второго намека Макэвою не потребовалось. Едва заметно кивнув, он шагнул в коридор, тут же погрузившись в тропическую духоту. Дверь захлопнулась, и из-за нее донесся голос Фарао: «Вот же срань!»

– Кофейня на углу Годдард, – бросила Трем-берг через плечо. – Встречаемся в семь-тридцать. Отправимся по домам, пока хозяева сладко спят.

И она ушла.

Макэвой все стоял у двери. В голове так и бурлило. Интересно, спросил он себя, это бурление – помеха или наоборот?

И тут же все перечеркнула восхитительная мысль, что сегодня у него будет время, чтобы заняться с женой любовью. А потом он расскажет Ройзин, что этим днем ему каким-то чудом удалось добиться чего-то важного. Что он, оказывается, прирожденный полицейский. Что внутренний голос нашептывает: все случившееся как-то связано. И что ее муж – единственный, кто способен нащупать эту связь.