Глава 19
На этот раз, двигались мы достаточно быстро. Недочётов в маскировке не заметил даже Якут. Остановились на дороге только один раз и то потому, что нас задержал комиссар 681-го артполка Шапиро. Ося занимался своим делом — повышал идеологический настрой вверенных ему бойцов. Минут десять я беседовал со своим другом, потом мы обнялись и разъехались по разным направлениям. Обстановка была тяжёлая, и даже простой дружеской беседе мы не могли отдать много времени.
В расположение мехгруппы прибыли только в 19:15. Задержка была вызвана тем, что нам несколько раз пришлось прятаться в кюветах от пролетающих мимо немецких самолётов. Активность люфтваффе возросла, а наших истребителей не было видно. Наверное, потери в 9-й сад настолько значительные, что они вынуждены прикрывать только наиболее важные объекты.
После прибытия в мехгруппу, я опять собрал совещание командиров. Там поставил новые задачи и приказал подготовиться к длительному рейду по немецким тылам. После того, как командиры разошлись, и мы остались одни с майором Вихревым, он сообщил мне довольно неприятную весть:
— В районе пяти часов вечера с фланга была атакована 30-я танковая дивизия. На этот раз она не смогла удержать Пружаны и сейчас отступает к Сельцам. Так что теперь, комбриг, мы остались один на один с 47-м механизированным корпусом немцев.
— Откуда эта информация, майор?
— К нашей группе вышло несколько танков из разбитой 30-й дивизии. Они из разных подразделений, но все прибились к батальону капитана Лысенко. Вот он и сообщил нам все эти сведения.
— Так…! Сколько в наличие танков в его группе, есть ли пехота?
— Из Пружан вместе с пятью Т-34 Лысенко вырвалось ещё два КВ и четыре Т-26. На броне было вывезено из Пружан 18 красноармейцев и один младший командир. Он, правда, ранен, хотя и не очень тяжело. Наотрез отказывается эвакуироваться, так же, как и пятеро других раненых красноармейца.
— А воевать-то они смогут?
— Как сказал наш фельдшер, ранения не тяжёлые, если не ходить в атаку, то в обороне стрелять смогут.
— Хорошо, майор! Раненых оставляй при нашем заслоне, остальных зачисляй в мотопехоту. Прибывшие танки тоже теперь будут входить в твою мехгруппу, командиром пускай там остаётся капитан Лысенко. Предупреди его, что пока мы не пробьёмся к нашим в Сурож, он подчиняется командованию бригады. А что ты, майор, не пригласил его на наше совещание?
— Ну, он же не наш, а из 30-й танковой дивизии. К тому же я ещё никому не сообщал, что немцы разбили 30-ю дивизию и взяли Пружаны. Настрой на атаку немецких гадов у людей нужно сохранить. А тут сведения о том, что фашисты разбили наголову целую танковую дивизию… Это может подорвать веру в победу.
— Думаешь? А мне кажется, наоборот, узнав про потерю Пружан, люди будут злее и драться яростнее. К тому же, как говорится, "шила в мешке не утаишь". Наверняка же уже все знают, что наши войска оставили Пружаны. И то, что следующим будет наш передовой заслон, тоже знают. А если нет, то узнают очень быстро. Все, майор, иди, распорядись, чтобы наши техники занялись обслуживанием прибывших танков и пришли ко мне капитана.
По виду вошедшего в палатку капитана можно было сразу понять, что совсем недавно он вышел из большой передряги. Весь запылённый, он пропах потом и порохом, взгляд нервный, речь отрывистая, в ней плохо отслеживалась логическая связь. Заставив его отрапортовать по всей форме, я добился того, чтобы он немного успокоился и начал всё адекватно воспринимать. Теперь он, уже совершенно внятно, рассказал обо всех перипетиях боя за Пружаны и о причинах, которые заставили дивизию сдать город. Их было две. Во-первых, это действия немецкой авиации, а во-вторых, отличные боевые навыки немецкой пехоты. Немцы не кидались врассыпную даже при появлении на поле боя КВ или Т-34. Немецкие артиллеристы из своих 37-мм противотанковых пушек, конечно, не могли пробить брони наших танков, но они быстро обучились и начали стрелять по гусеницам. Обездвижив танк, немецкая пехота затем его просто сжигала, а выбравшихся из горящей машины танкистов — расстреливала.
На моё сообщение о том, что в силу сложившийся обстановки вышедшие из боя остатки 30-й танковой дивизии теперь будут подчиняться командованию 7-го ПТАБРа, капитан сразу же согласился. Наблюдая при этом за выражением лица Лысенко, я понял, что получив это распоряжение, он испытал огромное облегчение. Конечно, теперь вся ответственность за действия танкистов ложилась на плечи командования бригады.
Наконец, отправив капитана заниматься техническими вопросами вхождения его команды в 7-й ПТАБР, я остался один в палатке. Проанализировав всю полученную от Лысенко информацию, я пришёл к однозначному выводу — нельзя все ставки делать исходя из того, что наши КВ неуязвимы для противотанковой артиллерии вермахта. Несмотря на то, что появление на поле боя наших танков КВ и Т-34 явилось полной неожиданностью для гитлеровцев, они не запаниковали, и очень быстро научились бороться с этими грозными машинами. Да, всё-таки солдаты у немцев были отлично подготовлены, и их части были весьма боеспособными. Малейшая ошибка моих ребят, чуть зазеваемся, тут же растопчут и порвут в клочья. Но эта переоценка сил бригады ни на йоту не изменила моего плана по проведению рейда по тылам гитлеровцев. Было только одно изменение — чёткое решение избегать прямого боестолкновения с немцами в больших населённых пунктах. И ещё, теперь я окончательно решил лично принять участие в этом рейде.
Первоначально я хотел обосноваться на НП 681-го полка, и уже оттуда дирижировать действиями подразделений бригады и артполков РГК. Теперь же решил, что и Осипов с этим прекрасно справится. Тем более, по сути своей это была артиллерийская операция, и он как истинный профессионал лучше меня разберётся, куда нужно в первую очередь добавить огонька. А для меня этот рейд именно то, к чему я больше всего подготовлен, как участием в Финской войне, так и всей своей предыдущей жизнью. В Эскадроне нас прежде всего учили — твоя группа всегда действует автономно и надеяться на помощь нельзя. Никаких соседей нет, вокруг одни только враги.
К тому же, какая в принципе разница, возвращаться в штаб бригады через Слоним или огибать Беловежскую пущу через немецкий тыл. Во втором случае путь, конечно, намного длиннее, но зато вряд ли там нас накроют немецкие бомбардировщики. Опять же, в немецком тылу мы будем охотниками, а они — дичь. Если всё будем делать стремительно, пройдём через немецкие порядки к Сурожу как горячий нож сквозь масло. Лишь бы топлива хватило, и не отказала техника. Но здесь было вроде бы всё в порядке. Баки у танков полные, имеется ещё полный дизтоплива заправщик, а так же одна полуторка забита полными бочками с бензином. Что касается моторесурса танков, то у наших КВ он превышал 70 часов, а у танков Лысенко был не менее 30 часов. Так что, хватит и на три таких рейда. Предстоит пройти по тылам противника почти триста километров, но — где наша не пропадала! В конце концов, эти гады не ожидают такой наглости, тем более, мы будем трясти части второй линии, а это всё-таки вам не дивизии первого эшелона. Вот там, конечно, наш фокус бы не прошёл, всё-таки, в передовых частях вояки очень серьёзные и стойкие. Их на "фу-фу" не возьмёшь, сами на ходу подмётки срежут.
Как бы в подтверждение крутости передовых частей вермахта, у нашего узла обороны, перекрывающего эту просёлочную дорогу, началась перестрелка.
— Ну вот, стоило только вспомнить про нечисть, а она уже тут, — подумал я, — наверное, немцы сейчас и наш заслон, перекрывающий шоссе, штурмуют. Да, наверное, подобрались и к узлу обороны на соседней просёлочной дороге.
Из всех этих трёх заслонов, самый сильный перекрывал именно эту дорогу. К тому же позади него стояли наши танки. Вызвано было это тем, что эта дорога была стержнем всей задуманной операции. Она проходила посередине коридора от Пружан до Слонима. Именно вдоль неё располагались все наши гаубичные батареи. Со своих позиций они могли вести огонь как по шоссе, так и по другому просёлку. Немцев на эту дорогу пропускать было ни в коем случае нельзя, здесь нужно было стоять насмерть. По другим же дорогам, да ради Бога, тут я только приветствовал бы немецкие потуги. Пускай идут до наших следующих узлов обороны, мы только этого и ждём. Можно сказать, не спим, ожидаючи гостей.
— Кстати, про сон, — подумал я и решил всех участников предстоящего рейда отправить отдыхать. Ничего страшного, немцы сейчас немного подёргаются до темноты, а потом успокоятся. Всё самое главное будет происходить завтра, вот с первыми лучами солнца и будем готовы к любым неожиданностям и пакостям.
Только я вышел из палатки, как тут же пришлось бежать к ближайшей щели. Казалось, прямо над головой повисли немецкие самолёты. Уже находясь в узкой траншее, я начал немного соображать: "Ведь не на мою же многострадальную голову собирались пикировать Ю-87, они приготовились бомбардировать позиции нашего заслона, находящиеся в метрах семистах от расположения мехгруппы." С первым воем пикировщика я посмотрел на часы — было 20:27, до наступления темноты оставалось часа два.
— У этих же гадов для штурма наших позиций до темноты осталось совсем мало времени, — подумал я, — неужели они продолжат атаковать и ночью? Вот же, суки, все мои планы на отдых личного состава нарушили!
Немецкие самолёты продолжали своё чёрное дело, а с передовых позиций начали доноситься звуки перестрелки. Да такие, что перекрыли резвый лай наших двух 37-мм зениток и очереди трёх пулемётов ДШК. У двух других заслонов из средств ПВО было только по одной пушке и пулемёту ДШК. Средства ПВО мехгруппы молчали, подчиняясь моему строжайшему приказу — сидеть тихо как мыши, если авиаудар не будет наноситься непосредственно на замаскированные позиции. Такой же приказ получили и все подразделения, располагающиеся в засаде вдоль дороги.
Услышав звуки ожесточённой перестрелки, я бросился на НП. С него хорошо просматривалась вся наша оборона, и была связь. Ввалившись в окоп НП, первым делом отстранив наблюдателя, я занял место у стереотрубы. Оглядев место боя, я сделал для себя неутешительные выводы. Немцы здорово теснили моих ребят. Ими была уже захвачена первая линия обороны, и теперь они подбирались ко второй. Хотя четыре танка немцев дымились, но восемь других, включая пять T-IV маневрировали, пытаясь прощупать проход в минном поле, чтобы кинуться к нашим основным узлам обороны. Из всех орудий заслона работали только одна сорокапятка, две зенитные 37-мм пушки и миномёты. Остальные орудия были уничтожены авиаударом, огнём немецкой артиллерии и танков.
Да…! Такого напора немцев я не ожидал. Думал, мы спокойно посидим тут до того момента, когда начнут работать гаубицы, а потом как чёрт из табакерки выскочим и накостыляем этим гадам по самое не могу. Чувствуется, не просто так эти вояки нагнули пол Европы, умеют, сволочи, воевать! Вот-вот прорвутся и обнаружат все наши танки. Что же делать? Допустить прорыва выставленного заслона ни в коем случае нельзя. Раскрывать, что здесь такое огромное скопление танков тоже нежелательно. А если провести контрудар только теми танками, которые к нам прорвались из Пружан? Немцы — народ дотошный и вполне могли проследить, что танки, отошедшие от Пружан, отступают по этой дороге. Тогда для них не будет очень удивительным, если они прямо сейчас здесь и нарисуются.
Думать долго времени уже не было и я, не связываясь с командиром заслона, вызвал капитана Лысенко и приказал всеми танками Т-34 и Т-26 контратаковать наступающих немцев. Танки КВ решил пока не вводить в бой, у них оставался самый маленький моторесурс. В течение получаса, пока мы с майором Вихревым наблюдали за развитием боя, немцы очень профессионально прогрызали нашу оборону. Немецкие сапёры, несмотря на ведущийся по ним огонь, разминировали полосу для наступления танков. Потом эти боевые машины раздавили одну зенитную пушку и последнюю сорокапятку. Казалось, уже ничто их не остановит от прорыва нашего заслона. Но в самый кульминационный момент появились наши танки. Стреляя на ходу, они поразили сразу три немецких танка. Но остальные, особо не дёргаясь и не паникуя, начали спокойно отползать под защиту своей артиллерии. Они как будто знали, что должны появиться наши танки и выполняли давно задуманный манёвр.
— Чёрт! Эти гады заманивают Лысенко в ловушку, — сообразил я, — срочно нужно тормознуть капитана.
Крикнув радисту, чтобы он немедленно связывался с Лысенко, я прильнул к стереотрубе. Но мой порыв запоздал, Т-34 напоролись на заранее подготовленную артиллерийскую засаду. Стреляло четыре 88-мм орудия. Ранее немцы не вели огонь по нашим укреплениям из этих пушек. Наверняка, эти зенитки были подготовлены именно для того чтобы подловить наши Т-34 и КВ. Они их и подловили, но на наше счастье видимость была очень плохая, дым от горевших немецких танков и пыль, поднятая боевыми машинами, затруднили немецким наводчикам прицеливание. Поэтому сразу они подбили только один Т-34. Остальные танки начали выполнять противоартиллерийский манёвр. В этот момент удалось наладить связь с Лысенко. В наушниках сквозь невообразимый писк и треск еле-еле пробивался голос танкиста. Пришлось громко, до хрипоты орать в микрофон:
— Капитан, немедленно выводи танки из боя!
Судя по всему Лысенко всё-таки расслышал мой приказ, и наши танки начали, отчаянно огрызаясь огнём, медленно пятиться назад. Немцы просто так отпускать их не захотели. Темп стрельбы из 88-мм зениток нарастал, и вот ещё один Т-34 встал и окутался дымом. Уже перед самыми нашими укреплениями загорелся Т-26. Когда оставшиеся танки скрылись за холмом, артиллерийская канонада стихла. Тишину нарушали только звуки выстрелов немецких карабинов да буханье наших самозарядок.
Как будто в подтверждение окончательного завершения этого боя, начало смеркаться.
— Уф…! Кажется, сегодня мы выстояли, — произнёс я вслух, а потом уже про себя подумал, — да…, если немчура будет с таким же пылом каждый раз атаковать наш заслон у моста, то, хрен, получится собрать большое количество вражеской техники вдоль нашей засады. Эти гады всего за пару часов сковырнут оборону у переправы через Зельву. Одна надежда — на топкие берега реки и окопы в полный профиль.
Немного отойдя от прошедшего боя, я поручил связаться со всеми нашими заслонами и со штабом 681-го артполка. Почти сразу установили связь с опорным пунктом на соседней просёлочной дороге. У них тоже произошёл бой, правда, немцы там свирепствовали гораздо меньше. Даже авианалёт проводили всего двумя Юнкерсами. На нас же бросили целых девять пикировщиков. Связь с заслоном у шоссе не устанавливалась. В голову полезли чёрные мысли. И они довольно быстро подтвердились, стоило только установить связь со штабом полка. С полковым НП, расположенном на восточном берегу реки Зельва.
Мой заместитель, так же как и командир полка, находились на НП. Оказывается, немцы уже появились на западном берегу реки. Буквально пятнадцать минут назад мотоциклисты и три бронетранспортёра "Ганомаг" пытались сходу проскочить мост через Зельву, но были остановлены и уничтожены нашими зенитными 37-мм пушками. Потом появились три танка T-IV и ещё три "Ганомага". Когда танки, ведя орудийный огонь, попытались прорваться через мост, пришлось его взорвать. Один T-IV при этом был уничтожен. Теперь немцы вдоль берега проводят разведку боем, пытаясь нащупать наши слабые места. Одновременно они, прикрываясь орудийным и пулемётным огнём, промеряют глубину реки и изучают заболоченность берегов. В этом им не мешают даже наступившие сумерки.
После получения этой информации я задумался. Надо же, получается, что передовое немецкое подразделение сбило наш заслон на шоссе практически сходу. Я в уме провёл хронометраж движения немцев. Поразительно, но чтобы в настоящий момент оказаться у моста, немцы потратили на нейтрализацию столь тщательно нами готовившегося узла обороны не больше сорока пяти минут. Что же это за волки прут в глубину моей страны? Получается, что как солдаты они на голову выше моих ребят. Ну ладно, гады, мы вас азиатской хитростью и коварством возьмём. Всё равно, суки, попадёте под 152-мм гостинцы. А что в вечернее время прорвались к мосту, так это может быть и к лучшему. В тёмное время, хрен, кто из вас разглядит нашу засаду, к тому же, за ночь у моста больше накопится этих монстров, вервольфов проклятых. Даже то, что, пользуясь темнотой, немцы могли взять "языка", меня не пугало. И под пыткой наш красноармеец, или командир ничего не скажет фашистам про засаду. По одной простой причине — никто из обороняющихся на берегу Зельвы просто ничего не знал про организацию засады. Все были убеждены, что именно они являются последним барьером перед рвущимися к Слониму немцами. Правда, некоторым командирам было известно, что отведённые противотанковые дивизионы занимают позиции где-то под Слонимом.
Успокоив себя этими мыслями, я приказал майору Вихреву, трубить отбой по мехгруппе. Людям требовалось хоть немного отдохнуть перед завтрашним тяжёлым днём, а особенно, побывавшим уже сегодня два раза в бою, ребятам из 30 танковой дивизии. Единственные, кто не был отправлен на отдых, это бойцы взвода из разведывательно-диверсионной роты Курочкина.
Со стоящими прямо перед позициями нашего заслона 88-мм зенитными пушками за сегодняшнюю ночь нужно было обязательно разобраться. Потому что завтра будет уже поздно. И, когда мы начнём танковую атаку, эти орудия станут большой помехой даже для КВ. Ребята Рябы были прекрасно подготовлены именно для таких ночных действий. Задумка была простой — ночью подобраться на позиции немецких артиллеристов и повредить эти орудия. Ну и, естественно, не жалеть гитлеровцев, встретившихся им на пути. Одним словом, постараться уничтожить как можно больше фашистов, при этом самим не вступая в затяжной бой. Этим наскоком я надеялся, кроме вывода из строя самых опасных для нас артиллерийских орудий, лишить немцев сна. Пускай завтра будут как сонные мухи — легче их давить.
Поставив задачу командиру разведывательно-диверсионного взвода, я направился в свою палатку. Нужно было позаботиться и о себе — хоть урывками, понемногу, но поспать. Но как ни пытался, уснуть, не получалось. Я с напряжением вслушивался в ночные звуки. Но вскоре, под начавшиеся отдалённые взрывы гранат и истеричный лай немецких автоматов и карабинов, меня, как ни странно, отпустило, и я погрузился в сон.
Шерхан разбудил меня, как и было приказано, в 3:20. Выйдя из палатки умыться, я различил слабое мерцающее свечение над немецкими позициями. Оттуда же довольно часто раздавались винтовочные выстрелы и пулемётные очереди.
— А, сволочи, засуетились, разворошили мы ваше змеиное гнездо, — подумал я, — вон как ракеты то пуляете, светло, как днём стало!
Брились мы с Шерханом в палатке, на улице было ещё темновато, а светом керосиновой лампы мы могли привлечь вражеские бомбардировщики. Гул пролетающих самолётов легко проникал через брезент палатки. Этим стервятникам не спалось, очень уж хотелось свежей крови русских. Во время бритья я поинтересовался у старшего сержанта, что слышно о ночном рейде нашего взвода. Несколько обиженно, ведь вчера вечером я не разрешил Наилю участвовать в этом налёте, он ответил:
— Да рассказал мне Кирюшкин, как они сходили на охоту. Сначала всё было вроде бы нормально, та группа, где был Якут, незаметно проникла вглубь немецких порядков. Подобравшись к одному из зенитных орудий, они бесшумно сняли часового и привели пушку в непотребный вид. Потом, только начали подползать к палаткам, где ночевали немцы, как началась стрельба. Пришлось применять гранаты и немножко пострелять по выскочившим из палаток немцам. Затем, как и было приказано — до того, как немцы очухались, группа вышла из боя и вернулась в место своего расположения. Кроме группы Якута, так же чисто вышло из этой заварушки ещё одно отделение. Но два других попали на зуб немцам по полной программе. Полчаса пробирались обратно, отбиваясь от наседающих фашистов. Как рассказывали ребята, им попались просто бестии какие-то. В темноте видят, что днём, прыгают по лесу, как черти — ужас одним словом. Еле-еле половине ребят удалось вырваться из этого ада. Пушки они, конечно, не взорвали, умылись кровью, потеряв девять человек вот и весь итог. Комвзвода тоже навеки в том лесу остался. Обидно, товарищ подполковник, если бы вы меня отпустили в этот набег, я бы этих бестий накрошил за милую душу. Чай, они не круче, чем десантники, которых мы недавно прищучили, а финских егерей вспомните?
— Эх, парень…! Жалко, конечно, ребят, но, видно, судьба у них такая! Хотя, какая судьба, подготовка наша не очень хороша. Кто-нибудь из красноармейцев случайно чем-нибудь брякнул, и всё. А тут, против нас действует часть из первой линии, бойцы в ней уже, чёрт знает, сколько лет воюют, и все навыки боя у них уже заложены в инстинкт. Им уж и думать то особо не надо, всё и так хорошо получается, на автомате. Против таких волков, ночью и в лесу могут эффективно действовать только такие следопыты, как Якут. Да где же их взять? Так что, Наиль, не трави душу нытьём, что тебя ещё нужно было туда послать. Мало мне того, что наш взвод и так сильно пощипали. К тому же неизвестно, что стало с ребятами, стоявшими в заслоне на шоссе. Ладно, придётся с оставшимися 88-мм пушками разбираться другим путём. Хотел я по-тихому, но видно придётся выкладывать на стол все козыри. Знать не зря я ослабил нашу артиллерийскую группировку на четыре гаубицы. Вот как орудия из засады начнут долбить по фашистам на шоссе, то тогда эта батарея и поддержит нашу атаку. Если немцы не поменяли позиции своей артиллерии, то хватит и одного залпа. Если же нет, перепашем все возможные места, где только они могут находиться.
Закончив утренний моцион, я безо всякого удовольствия позавтракал, после чего, быстрым шагом направился на НП. Шерхана я оставил отдыхать. В столь ранний час не хотел я объявлять подъём и другим бойцам моторизованной группы. Пусть хоть сегодня выспятся. Судя по тому зверью, с которым нам предстояло схлестнуться, следующий разок отдохнуть нам выпадет очень нескоро.
В четыре утра я выслушал доклад от дежурившего этой ночью майора Вихрева. О результатах ночной операции я уже знал от Шерхана. Довольно приятной новостью явилось только то, что ночью немцы перебросили с нашего направления довольно значительные силы. Об этом по рации доложила группа разведчиков, отслеживающая перемещение немцев по дороге к нашему узлу обороны. Кроме 24 грузовых Опелей и шести бронетранспортёров, вражеские позиции покинули восемь танков. Все эти силы направились в сторону шоссе.
— Значит, немцы больше не собираются пробиваться на этом направлении, — с облегчением подумал я, — и нам не придётся платить большой кровью за то, чтобы сбить оставленных в заслоне фашистов. Конечно, зачем немцам ломать копья, прогрызая усиленную танками оборону, когда по асфальтовому шоссе они уже через час будут на полпути к Слониму. А заняв его, немцы автоматом окружат группировку русских, собравшуюся на этой просёлочной дороге. Видимо, немецкое командование уверенно, что русские на берегу Зельвы долго не продержатся. Ну-ну, давайте, собирайтесь, гады, в одну кучу, чтобы вас раздавить сразу, а не гоняться за каким-нибудь одним танком по всей Белоруссии.
Злорадство моё было вызвано нескрываемой досадой за не совсем удачную ночную вылазку. Может быть, оно было совершенно и беспочвенно. Вдруг у кого-нибудь из этих опытных вояк взыграет необъяснимое чувство опасности, и он решит проверить, что творится в примыкающих к шоссе островках, заросших густым кустарником и деревцами. А почему нет? Я по себе знал, как этим необъяснимым чувствам нужно доверять. Уже не раз они помогали мне выжить. Если же немцы обнаружат нашу засаду, жить ребятам, участвующим в ней, останется очень недолго. Судя по боевым качествам немецких солдат передовых подразделений, они в течение получаса раздолбают все наши боевые порядки и доберутся до гаубичных батарей. И всё! С таким трудом организованная операция потерпит полное фиаско, а немецкие танки продолжат своё неумолимое движение к Слониму. Захватив этот город, они перережут автомобильную и железную дороги, и 10 армия попадёт в окружение. А это сильнейшее соединение во всей Красной Армии. То есть получиться почти полное повторение сценария моей прошлой реальности — когда Германия победила СССР в этой войне.
Но эта предательская чёрная мысль была быстро изгнана из моей головы, во-первых, природным оптимизмом, а во-вторых, неким рассуждением о том, что любой немецкий ветеран сейчас припишет появившееся чувство тревоги той неизвестности, которая его ожидает впереди. Ведь немцам предстояло под вражеским огнём форсировать реку, а потом нейтрализовать оборону русских вокруг Слонима. Ещё меня успокаивали воспоминания о выживших во время Финской войны тысячах русских бойцов, которые в прошлой реальности погибли. Даже если у нас здесь ничего не удастся, они грудью встанут на пути коричневой заразы. К тому же не только у немцев есть хорошие бойцы, у нас тоже они имеются. Вон, Шерхан, или Якут, да они любого немецкого ветерана стоят. А Ряба — превзойдёт по своим качествам любого немецкого командира роты, а, может быть, даже и батальона. Если бы вдруг так случилось, что итог этого противостояния могли решить по одному представителю от каждой стороны, то я, не колеблясь, доверил бы это Шерхану. И в итоге этого боя не сомневался бы ни секунды, а во время самого поединка и вовсе пошёл бы отсыпаться.
Эх, если бы было всё так просто! Если бы всё решали личные качества наших бойцов! Мы бы нашли по всей России такое же количество хороших солдат, как и у немцев, а может быть и намного больше. Но где нам взять такую мощную организационную и направляющую машину, как их вермахт? Тут одну бригаду-то еле-еле довёл до управляемости, присущей практически каждой немецкой дивизии. А о таком чётком взаимодействии с авиацией или другими родами войск, как у немцев, даже и мечтать не приходилось. Только личные контакты с командирами профильных частей могли помочь этому взаимодействию. Ну и ещё, конечно, хитрость, использование авторитета верховного командования и так далее. Но не каждый же командир пойдёт на подлог? Это мне всё известно про наше печальное будущее, поэтому по большому счёту и наплевать на карьеру и обеспеченную, почётную старость. А другие-то живут только этой жизнью и понимают, что их может ожидать, если они не будут следовать предписанным инструкциям.
Наконец я прервал уже заметно затянувшееся молчание после доклада Вихрева. Мысли о вещах, не связанных с сегодняшним днём, сразу, как и всегда, куда-то исчезли. Всё заполнила забота о предстоящей операции. Я начал с пристрастием выспрашивать, что ему сообщил по рации Осипов. Майору последний раз удалось связаться с командным пунктом моего заместителя в 3:10. На тот момент немцы под прикрытием артиллерии заваливали болотистый берег Зельвы строительным мусором и брёвнами. И это они делали в нескольких местах, так что совершенно не ясно было, где они проведут форсирование реки. А чтобы плотно перекрыть все направления возможного главного удара, не было ни огневых, ни людских ресурсов.
Отправив Вихрева отдыхать, я остался на НП. Там, буквально висел над радистом, заставляя снова и снова вызывать или НП, где находился Осипов, или штаб 681-го артполка. Наконец, в 7:40 удалось связаться с Осиповым. Связь была препаршивейшая, в наушниках стоял вой и грохот, сквозь этот шум лишь изредка прорывался голос моего заместителя. Шла довольно мощная бомбёжка наших позиций вдоль берега реки Зельва.
Из разговора с Виктором Александровичем я уяснил, что эта уже не первая бомбёжка. Немцы начали боевые действия в четыре часа утра с авианалёта, под его прикрытием попытались форсировать Зельву. Но у них ничего не вышло. Помешали этому даже не наши пушки и средства ПВО, а самолёты 9-й авиадивизии. Всё-таки Черных продолжал выполнять своё обещание, прикрывать с воздуха нашу бригаду. Правда, силы были неравные, с нашей стороны в воздушном бою участвовало только четыре МИГа против шести "Мессеров" и целого роя Ю-87. Хотя все МИГи были сбиты, но и немецких стервятников им удалось хорошо проредить и заставить бомбардировщики сбросить свой смертельный груз мимо наших позиций. Когда немцы, несмотря на неудачную бомбардировку, попытались всё-таки форсировать реку, прилетело пять наших СБ-2. Они, несмотря на то, что бросали бомбы с большой высоты, из-за очень плотного зенитного огня немцев, всё-таки осадили зарвавшихся гитлеровцев. Этому поспособствовал и огонь бригадных пушек.
После того боя немцы успокоились и до 7:30 не предпринимали никаких действий. И только недавно начали свой второй авианалёт. Реку пока форсировать не пытаются. В конце нашего разговора я приказал:
— Как только немцы форсируют Зельву и закрепятся на восточном берегу, немедленно давай команду на начало операции. Если же удастся отбиться от фашистов, то эту команду давать в 10:00. Тем более если наши наблюдатели на шоссе не ошибаются и "коробочка" уже полна.
Затягивать начало операции в надежде, что в зоне обстрела гаубиц соберётся больше немчуры, опасно, можно оказаться и на "бобах". Сам я собирался начать атаку силами мехгруппы тоже в 10:00.
