Глава 13
Информация от дежурного, вдобавок к той, которая была получена в результате допроса диверсанта — придавила меня как пресс. Я целую минуту стоял в растерянности и полной прострации. Но всё-таки не зря я все последние два часа мысленно выстраивал порядок своих действий при самых неблагоприятных стечениях обстоятельств. Поэтому, очнувшись от шока, вызванного словами младшего лейтенанта об отсутствии бронепоезда, а значит и невозможности связаться по рации с нужными штабами, я начал действовать по запасному варианту.
Но прежде всего, объяснил дежурному создавшуюся ситуацию и приказал объявить тревогу:
— Слушай, младшой, ты, давай, готовь две дрезины. На одной твои ребята повезут пленного в Белосток, а на второй отправь людей к бронепоезду. Я сейчас напишу записку Александрову, её нужно обязательно вручить вашему командиру полка. А на словах пускай передадут — из Генштаба Красной армии получена шифрограмма, что немцы нападут на СССР в районе четырёх часов утра. Пускай немедленно связываются со штабами 10-й армии, 9-й сад, 6-го мехкорпуса и дальше по списку, и передают эту информацию. Источником, если будут вопросы, можно называть меня. Кроме этого, пускай передадут вашему капитану, что захвачен немецкий диверсант, который в ходе жёсткого допроса сообщил, что вторжение начнётся в 3-30 утра по приказу "Дортмунд", переданному на 170 радиоволне. И ещё, товарищ младший лейтенант, вам вменяется в обязанность по всем зенитным подразделениям, расположенным на станциях, которые охраняет ваш полк, объявить тревогу. Предупредите делегатов связи, которые будут доставлять это сообщение, что начальник Генштаба генерал армии Жуков приказал вести огонь по нарушителям воздушных границ СССР на уничтожение. Распоряжение вам понятно?
— Так точно, товарищ подполковник! Но у нас здесь только один БА-20 жд! Как же я на нём выполню все приказания?
— Что ты из себя "целку" строишь, лейтенант? Не понятно, что ли, в какое положение мы можем попасть? Генштаб ни хрена не может довести свои распоряжения до штабов соединений, расположенных недалеко от границы. Проводная связь нарушена, радиоэфир засорён немцами. Каким- то чудом Москве удалось связаться с моей бригадой, я как намыленный кидаюсь к вашему бронепоезду, чтобы через его мощную рацию связаться со штабом 10 армии, а у дежурного по станции и по полку НКВД нет свободных дрезин. Ты, что? Немедленно конфискуй имеющиеся на станции паровозы, ручные дрезины и рассылай гонцов по всей железнодорожной линии. Понятно?
— Так точно, товарищ комбриг! Разрешите выполнять!
— Валяй, младший лейтенант! Кстати, не забудь всех отпускников отправить в свои части. Для этого забирай любой автотранспорт, который сможешь найти вблизи станции. Пусть они там тоже поднимают тревогу. И своих делегатов связи предупреди, чтобы они это делали на всех станциях, куда успеют добраться. Старшему наряда, который будет конвоировать диверсанта, поручи, когда он доберётся до Белостока, явиться вместе с пленным в первую очередь в штаб 10 армии. Там он передаст дежурному мою записку, а устно пускай доложит, что 7-й ПТАБР получил шифровку из Генштаба о том, что Германия начнёт боевые действия против СССР в 3-30 двадцать второго июня.
Пока дежурный поднимал тревогу и раздавал распоряжения, я писал записки. Одну — в штаб 10 армии, вторую — командиру 58-го ЖДП капитану Александрову. Заняло это у меня минут пятнадцать. За это время младший лейтенант развил бурную деятельность: сформировал наряд для конвоирования пленного, отправил на двух ручных и одной мотодрезине связных. Старшему на БА-20жд (бронеавтомобиль, приспособленный для движения по рельсам) было поручено — добраться до бронепоезда, не останавливаясь на встречающихся станциях. Предупреждать охрану станций должны были связные на ручной дрезине. Пленного дежурный собирался доставить в Белосток на маневровом паровозе, ему даже не нужно было разводить пары. Паровоз как раз в это время работал на запасных путях станции.
Вручив записки младшему лейтенанту, я попрощался с ним за руку и направился к эмке. Пленного Шерхан передал бойцам из железнодорожного полка НКВД ещё минут двадцать назад. После этого я поручил ему найти железные листы, чтобы сделать хоть какую-нибудь защиту от пуль мотора и салона нашей эмки. Прямого боестолкновения я не боялся, мы не салаги, и вполне могли быстро справиться с тремя-четырьмя диверсантами. Гранаты и автоматы у нас имелись, и подготовлены мы были, дай Бог каждому. Но вот просто трусливый обстрел нашей машины из засады мог привести к печальным последствиям. Чтобы как-то застраховаться от этого, я и поручил Наилю найти железные листы и закрепить их по бокам двигателя, а так же два листа положить в салон. Когда тронемся, мы их уже внутри прислоним к дверям.
Добравшись до автомобиля, я внутренне усмехнулся. Вид у эмки был очень нелепый. Куда делась её былая элегантность. Эта гордость советского автопрома сейчас была просто железным ящиком на колёсах. Шерхан, раздобыв в местном депо железные листы с несколькими, уже насверленными отверстиями, большими гвоздями прибил их к обшивке нашей эмки. При этом пробив насквозь тонкий металл корпуса эмки и внутреннюю обшивку, выступающие острые концы гвоздей он просто загнул.
— Дёшево и сердито, — подумал я, — на такой таратайке теперь ездить только по колхозным полям, да и то, местных коров жаль, увидят, доиться не будут.
Заметив меня, Асаенов вылез из салона автомобиля. Похлопав рукой по закреплённому железному листу, он спросил:
— Ну как, товарищ подполковник, получилось? Мы с местными ребятами закрепили эти 8-миллиметровые листы минут за десять. Дольше их сюда тащили, чем устанавливали, они тяжёлые, заразы.
— Нормально получилось, Наиль. Теперь, можно сказать, ты у нас — механик-водитель броневика, а я, соответственно — стрелок. Слушай, парень, не жалко тебе было уродовать свою любимую "ласточку"?
— Жалко, конечно! Но, что делать? Жизнь, она важнее, тем более, нам нужно вовремя успеть предупредить наших.
Неожиданно Шерхан хохотнул и добавил:
— К тому же, я давно мечтаю поездить на "опель-капитане", или, на худой конец, на "роллс-ройсе"!
— Да "роллс-ройс" — это же английский автомобиль!
— Ну, тогда на "ситроене"!
— А это французская машина.
— Да и хрен с ними! Нам татарам всё равно, на каких трофеях ездить, лишь бы там были мягкие сидения и вид богатый. Давно, товарищ подполковник, мы сидим без трофеев, я уж с Финской войны соскучился по буржуйским сигаретам. Германия — страна богатая, и у их офицерья, наверное, много разных интересных штучек есть. Дураки, сами лезут к нам в руки, вот мы их и потрясём немного. У меня родственников много, и каждому нужен подарок. В армии-то только я, а где у нас под Челябой найдёшь ценные вещи. Тряхнём стариной, товарищ командир?
— Тряхнём, тряхнём, Шерхан! Но только нужно сначала разбить немцев, а уже потом собирать трофеи. А вояки они грамотные, покруче чем финны будут. Да и техники у них полно, одни самолёты чего стоят. А это самое страшное — быть под бомбёжкой. Помнишь ту бомбардировку, когда бомба попала в дот лейтенанта Климова? Даже находясь в доте, ребята погибли, а у нас сейчас нет таких укрытий, только земля-матушка. Ладно, заканчиваем чесать языками. Нужно быстрей ехать в штаб 9-й авиадивизии. Ну, ты знаешь, это штаб генерала Черных.
Утвердительно гукнув, старший сержант стал забираться на своё водительское место. Я тоже залез в салон машины и начал пристраивать сбоку металлический лист. Когда мы тронулись, я посмотрел на часы, время было 0-31 ночи. На станции мы пробыли полчаса, и, как я себя убеждал, успели сделать много. По крайней мере, зенитное прикрытие на станциях железной дороги будет готово к появлению вражеских самолётов. Да и отпускники, добравшись до своих частей, поднимут там тревогу.
На середине пути нас обстреляли. Но, слава Богу, дорога не была перегорожена, а так как мы двигались с большой скоростью, граната, брошенная диверсантами, взорвалась позади нас. Они стреляли вслед машине, но железные листы, закреплённые позади сидений, защитили наши спины. Я не сделал ни одного выстрела в ответ. Времени, чтобы надрать задницы этим шавкам, совершенно не было. Цейтнот был полный, каждая минута на счету. Шерхан это тоже понимал, поэтому при первых выстрелах он сжался, выставив голову так, чтобы только видеть дорогу, и прибавил газу.
В итоге мы добрались до штаба 9 авиадивизии даже быстрее, чем, если бы ехали днём, в спокойной обстановке. И это притом, что на КПП нас мариновали минут семь перед тем, как пропустить за охраняемый периметр. Конечно, вид у нашей эмки был своеобразный и вызвал сначала у охраны подозрение, но потом, когда я переговорил со знающим меня лейтенантом, оно сменилось на улыбки красноармейцев, скрываемые с большим трудом. Когда прибыли на место, я перед выходом из машины посмотрел на часы, было 1-11, по крайней мере, какое-то время до поднятия по тревоге авиационных полков 9-й сад ещё оставалось.
Пройдя в помещение штаба, я с облегчением перевёл дух. Командир 9-й авиадивизии генерал-майор Черных находился здесь. И в штабе присутствовал не только он. Всё руководство дивизии собралось в кабинете Черных. Адъютант генерала, знающий о наших особых отношениях с комдивом, доложил мне:
— Товарищ подполковник, всё командование дивизии находится на совещании. Генерал собрал командиров из-за крайне тревожной обстановки. Сведения, поступающие из различных источников, носят угрожающий характер. К тому же, настораживает, что немецкие радиостанции минут пять назад прекратили засорять радиоэфир помехами, имитирующими атмосферные явления, и начали транслировать бравурные марши. Командиры сидят уже час и ждут распоряжений из округа. Связь очень неустойчивая, но минут двадцать назад получена шифрограмма от Павлова. Расшифровали текст не полностью, но основной смысл ясен — не поддаваться провокациям немецкой авиации.
Я прервал речь старшего лейтенанта, заявив:
— Всё ясно, Сергей! Я как раз и приехал по этому поводу. Моим радистам повезло больше, к нам поступила шифровка из самой Москвы. В ней приказано поднять бригаду по боевой тревоге, а также указано время, когда Германия нападёт на СССР. И это не будет провокацией, это начало полномасштабной войны. Мы тоже пытались связаться с округом и штабом 10-й армии, но ничего не вышло. Проводная связь отсутствует, а радиоэфир засорён помехами. Вот и пришлось мне, как обычному связному прорываться к вам, чтобы предупредить о надвигающейся войне. Кому-то другому ваш генерал вряд ли бы поверил, а я надеюсь всё-таки убедить Петровича, что это никакая не деза, а истинный приказ Генерального штаба. Так что, давай, иди и доложи о моём появлении!
Я только и успел немного привести себя в порядок, когда старший лейтенант пригласил меня пройти в кабинет Черных. В большой комнате находилось человек десять. Практически всех я знал, поэтому представляться не пришлось. Поздоровавшись за руку с генерал-майором, комиссаром дивизии и начальником штаба, остальным просто кивнул головой, я сразу же приступил к своей небольшой речи. После информации о приказе Генштаба народ молчал, переваривая мои слова, но когда я рассказал о сведениях, полученных от пленного диверсанта, посыпались вопросы. Пришлось почти дословно цитировать слова, допрошенного обер-лейтенанта. Минуты две после моих слов собравшиеся командиры обсуждали услышанную информацию, пока генерал Черных не предложил всем выйти из кабинета и дать ему возможность лично переговорить с командиром противотанковой бригады.
Когда мы остались с Черных одни в кабинете, он выбрался из-за своего стола, подошёл ко мне и протянул раскрытую пачку "Казбека". Взяв папироску, я начал её разминать, а генерал, усевшись напротив, глядя прямо мне в глаза, спросил:
— Ты понимаешь, Черкасов, что может быть, если мы нарушим предписания округа?
Я тоже, глядя прямо в его уставшие, раскрасневшиеся глаза, ответил:
— А ты, Петрович, представляешь последствия невыполнения приказа Генштаба? В Москве собрана вся разведывательная информация, и им видней, что нужно делать. К тому же, ты и сам видишь, что творится вокруг! В общем, как хочешь, я свою миссию выполнил, теперь нужно ещё предупредить штаб 10-й армии и, наконец, можно заняться своей бригадой. Кстати, её я уже поднял по боевой тревоге и подразделения начали выполнять мероприятия по плану прикрытия.
— М-да, Юра, озадачил ты меня!
Он сунул папиросу в рот и зажёг спичку, я тоже закурил свою казбечину. Так мы, молча, сидели и курили минуты три. Потом Черных, что-то решив в своей генеральской голове, потушил бычок о спичечную коробку, встал, подошёл к своему письменному столу и нажал звонок вызова адъютанта. Вошедшему старлею он приказал:
— Старший лейтенант, немедленно идите в радиоузел, связывайтесь с авиационными полками и объявляйте боевую тревогу. В 3-30 все истребительные полки должны быть в воздухе. Вторгнувшиеся в воздушное пространство СССР немецкие самолёты, немедленно сбивать. Зенитным подразделениям на аэродромах открывать огонь на поражение по любому неопознанному самолёту.
Адъютант дёрнулся было к выходу, но приостановился, когда генерал добавил:
— Да, Сергей, пригласи всех собравшихся командиров вернуться обратно в мой кабинет.
Через две минуты большая комната опять была полна народу. Лица командиров были задумчивые, серьёзные и несколько растерянные. Наверное, в коридоре они обсудили мою информацию и поняли её важность, в том числе и для своей собственной судьбы.
Черных дождался, пока все рассядутся и только потом объявил свой приказ. Люди уже были готовы к такому развитию ситуации, поэтому вопросов было минимальное количество. И все они касались конкретных дел. Окончательно поняв, что авиадивизия действительно становится на военные рельсы, и в 3-30 все исправные истребители будут подняты в воздух, я поднялся и начал прощаться. При этом предупредил присутствующих, что на дорогах сейчас организованы засады диверсантов. А так как на совещании присутствовало пять командиров авиационных полков, чьи подразделения располагались на других аэродромах, посоветовал им добираться до своих частей в сопровождении броневиков. И будет лучше, если присутствующих здесь командиров полков доставят до их аэродромов по воздуху. Попросил и мне выделить два броневика для сопровождения в Белосток до штаба 10 армии. Оказалось, что в распоряжении штаба авиадивизии сейчас имелось только три лёгких бронеавтомобиля. Один из них мне всё-таки дали. Ещё я договорился, что радиостанции дивизии будут пытаться связаться со штабами 10-й армии и 6-го мехкорпуса. Если же связь в ближайшее время не установится, то связные самолёты, которые будут доставлять командиров до их авиаполков, выкинут вымпелы в расположениях штабов самых крупных воинских соединений, в том числе будут предупреждены и 10-я армия и 6-й мехкорпус. Напоследок я попросил Черных обеспечить воздушное прикрытие передислоцируемым гаубичным полкам РГК. Согласие на это мною было получено.
И так, вполне удовлетворённый настроем авиаторов и обещаниями Черных, я вышел из кабинета генерала. Посмотрел на часы, время было 1 час 40 минут. О своих дальнейших действиях думал я не долго. За бригаду душа моя была спокойна. Пителина я предупредил, все подчинённые знали, что им делать в случае начала войны. Даже в том случае, если наземные силы немцев начнут свои действия после очень короткой артподготовки, добираться до ближайших позиций моей бригады им придётся не менее пяти часов. И то, если они с ходу преодолеют приграничную полосу обороны. В полосе 10-й армии они быстро смогут прорвать оборону только в стыке между двумя УРами (66-м и 64-м), а со стороны 4-й армии, там, где заканчивался 62-й Брестский УР. Исходя из рельефа местности, танки вермахта всё равно пойдут вдоль реки Нарев, а там, у мостов и возможных мест переправы, силами мехгруппы Сомова были организованны танковые засады. Ориентировочно я предполагал, что немцы появятся у позиций Сомова не ранее, чем в 10–11 часов дня. А если я сейчас всё-таки направлюсь в Белосток, то минут за двадцать до начала бомбардировок успею предупредить штаб 10 армии, а оттуда до Заблудова, где располагался штаб Сомова, на машине ехать минут тридцать.
Решено, еду в штаб 10 армии, пускай они ко времени моего появления, скорее всего уже и получат предупреждение из 9-й авиадивизии и 48-го железнодорожного полка НКВД, но, как говорится — кашу маслом не испортишь. Вопрос настолько серьёзен, что тут надо дублировать каждое действие по всем направлениям и лучше по нескольку раз. И, если я успею предупредить штаб 10-й армии даже за несколько минут до начала бомбардировок, это может спасти множество жизней. К тому же, в штабе 10-й армии я смогу окончательно утрясти все вопросы взаимодействия моей бригады с находящимися поблизости, частями армейского подчинения. А то всё ещё возникали различные противоречия между нашими действиями и планами подразделений 10-й армии.
Например, первоначально мы собирались создать один из узлов обороны нашей мехгруппы под городом Сураж, но, оказывается, это место уже облюбовала одна из частей 10-й армии. И мы, оставив вырытые окопы, блиндажи и капониры, перебрались в другое место. Для прикрытия трассы Белосток — Волковыск — Слоним пришлось оборудовать новый узел обороны под городком Заблудов. Самое печальное, что вырытые нами окопы остались не занятыми. Подразделение 10-й армии так и не удосужилось занять этот выгодный во всех отношениях опорный пункт. Об этом мне рассказал Валера Сомов, который был в том районе в пятницу.
Когда я подошёл к эмке, обещанный бронеавтомобиль уже стоял возле неё. Согласовав с командиром этого броневика порядок и скорость движения до Белостока, мы тронулись в путь. Дорога была пустынная, и гнали мы на предельной скорости бронеавтомобиля. Эта гонка продолжалась минут сорок. Но неожиданно нашу эмку повело в правую сторону, и Шерхан вынужден был остановиться. Пробило колесо. Первоначально я хотел оставить Наиля ставить запаску, а самому на броневике ехать дальше в Белосток, но потом передумал. Как говориться — поспешишь, народ рассмешишь. Одиночная машина, даже броневик, могла легко стать объектом для нападения диверсантов. Перегородят чем-нибудь дорогу, и тогда бой с ними займёт гораздо больше времени, чем ожидание, пока Шерхан заменит колесо. А на две машины, тем более наша эмка издали теперь тоже похожа на бронеавтомобиль неизвестной конструкции, небольшая диверсионная группа вряд ли нападёт. Даже, если они перегородят дорогу каким-нибудь грузовиком, то при нашем приближении постараются его убрать. На хрен им нужны приключения на свою задницу?
Замена колеса заняла у нас минут двадцать пять и это притом, что помогал нам в этом деле и экипаж бронеавтомобиля. Я в это время занимался охраной места работ. Как обычно это бывает, в самые напряжённые моменты начали происходить различные казусы. В нашем случае домкрат эмки отказал, пришлось доставать домкрат из бронеавтомобиля, который находился не на штатном месте, а чёрт знает где.
Наконец мой слух, уставший от матерных выражений, обрёл покой — колесо было установлено, и мы двинулись дальше. Перед тем, как садиться в машину, я посмотрел на часы, было без десяти три ночи. Теперь можно было особо и не спешить, до штаба 10-й армии можно было добраться не ранее, чем через сорок минут. Да, подкузьмила мне судьба, никак не получается предупредить штаб 10-й армии до начала бомбардировок. Оставалось надеяться только на то, что ребята из железнодорожного полка, или радисты из авиадивизии окажутся удачливее меня.
И всё же, сразу сдаваться я не захотел. В голове возникла идея — доехать до вокзала Белостока и оттуда, по телефону дозвонится до штаба армии. Телефонная связь в городе наверняка осталась, а до вокзала можно было доехать минут на десять быстрее, чем до штаба армии. Приказав командиру бронеавтомобиля рулить к вокзалу, я уселся на своё мягкое сиденье в эмке и постарался заснуть. Пока это было можно, нужно пользоваться любой минуткой, чтобы отдохнуть. Перед нашей остановкой я уже дремал минут тридцать и теперь опять, только мы тронулись, провалился в сон.
В себя я пришёл только, когда мы въехали в город. Изрядная трясучка на брусчатой мостовой, хоть кого привела бы в чувство. Как только проснулся, сразу посмотрел на часы, было 3 часа 27 минуты. Меня прошиб холодный пот, а в голове прозвучало:
— Ну что, Юрка? Финита…, ничего-то у тебя не получилось!
Сердцу стало тяжело и мерзко, а рука потянулась к пачке "Казбека". Только я достал папиросу и начал её разминать, как мы въехали на вокзальную площадь и остановились. Я как сомнамбула выбрался из салона эмки, сунул в рот папироску и закурил. Куда-то бежать и суетится, не имело никакого смысла. Сейчас имело смысл только одно — не спеша, с чувством, толком, с расстановкой, выкурить последнюю в мирной жизни папиросу. Что я и сделал. Шерхан, тоже выбравшийся из кабины, с изумлением посмотрел на меня и подошёл почти вплотную. Почувствовав, что Наиль что-то хочет у меня спросить, я молча протянул ему открытую пачку "Казбека". Он механически взял папиросу, а я зажёг спичку и дал ему прикурить. Так мы стояли и курили, наслаждаясь последними минутами мирной жизни.
Папироса ещё не закончилась, когда я услышал нарастающий гул.
— Чёрт, а вот и стервятники летят, — подумал я. И сразу после этой мысли меня как будто прошило током вольт так на триста. Все мои военные познания куда-то испарились, в дело вступили голые инстинкты. Выбросив бычок, я на последней капле разумности крикнул бойцам из бронеавтомобиля, стоявшим неподалеку:
— Воздух! Всем искать укрытие от бомб!
Потом подтолкнул Шерхана и бросился прочь с привокзальной площади. Старший сержант несколько замешкался, я услышал топот его сапог только минуты через две, после начала своего спурта.
Инстинкт, проанализировавший за доли секунды все пути спасения, вёл меня к определённому месту. А именно, к стоявшим в тупике, нескольким паровозам. Неосознанно пришло решение, что лучшим убежищем в этой ситуации будет служить тендер одного из этих монстров. А что? Железо тендера толстое, к тому же, там можно будет закопаться в уголь — хрен, какой осколок пробьет такую защиту. Только прямое попадание бомбы может поставить точку в жизни спрятавшихся там людей. Но немцы народ практичный, они вряд ли будут бомбить стоявшие в отстойнике паровозы. Наверняка ведь, рассчитывают их захватить и использовать в своих целях.
Бомбёжка ещё не началась, а я уже карабкался на тендер паровоза, где-то рядом пыхтел Шерхан. Только в тендере, закопавшись в уголь, я перевёл дух и начал соображать. Наконец я обратил внимание на Шерхана, и мне сразу же стало стыдно за свои действия. Старший сержант, несмотря на надвигающуюся угрозу, не потерял голову. Когда я побежал, он открыл дверь салона эмки, схватил наши автоматы и только после этого бросился меня догонять. Как он смог с двумя ППШ, без посторонней помощи забраться в тендер паровоза, было для меня загадкой.
Мои внутренние терзания прервал нестерпимый визг, заставивший меня испуганно сжаться. Это передовой Юнкерс вошёл в своё страшное пике, и из него посыпались бомбы. Немцы почему-то само здание вокзала бомбить не стали. Бомбы падали в стороне, где-то на маневровых путях. Несколько небольших бомб упало на привокзальной площади. Всё-таки мы сделали правильно, что успели оттуда вовремя убраться. Когда я понял, что бомбы рвутся в стороне, то осмелел и принял сидячее положение. Так было удобнее наблюдать за этим воздушным налётом.
Поистине сюрреалистичная картина этого воздушного налёта заставила меня заскрипеть зубами от досады. Машины люфтваффе преспокойно "работали" с малых высот, не совершая никаких противозенитных манёвров, поскольку зенитная артиллерия 4-й Белостокской бригады ПВО, одна из частей которой прикрывала станцию, молчала, выполняя приказ не поддаваться на "провокационные действия".
Неожиданно, откуда-то с маневровых путей, затявкала 37-мм автоматическая зенитная пушка. Героический расчёт этого зенитного орудия не выдержал такого неприкрытого издевательства и открыл огонь. Я от радости чуть не подпрыгнул, в голове раздался восторженный вопль:
— Молодцы, ребята! Мочи уродов!
Как бы услышав мою хвалу зенитчикам, один из Юнкерсов задымился, клюнул носом и с грохотом врезался в землю, метрах в пятистах от нашего убежища. Это послужило своеобразным сигналом для других зенитчиков. Огонь по самолётам начали вести все уцелевшие орудия и пулемёты. Вдруг звук этой канонады заглушило близкое тарахтение автомата. Это Шерхан, не выдержав, начал посылать очередь за очередью из своего ППШ по немецким стервятникам. Только после моего окрика он прекратил это бесполезное занятие.
Дружный огонь наших средств ПВО сотворил чудо. Пять из девяти самолётов, принимавших участие в воздушном налёте на станцию, были сбиты. А когда оставшиеся асы люфтваффе, трусливо и неприцельно побросав оставшиеся бомбы, попытались скрыться, появилась тройка наших МиГов. Они сверху набросились на пикировщиков и в течении трёх минут всех их вогнали в землю. Даже из тендера я слышал крики "ура", раздавшиеся от здания вокзала и из близлежащих кюветов, одним словом, из всех мест, где прятались люди. Но торжество было недолгим. Из-за облаков выскочила четвёрка мессершмиттов, это было воздушное прикрытие бомбардировщиков. Они как бульдоги вцепились в наши истребители и буквально через пять минут этого драматического боя сбили все МиГи. Никто из наших пилотов с парашютом не выпрыгнул. Наверное, не успели, земля была очень близко. Сами немцы тоже получили по зубам. Один из мессершмиттов начал дымится, два других летели как-то неуверенно. Вся четвёрка мессеров попыталась набрать высоту, спасаясь от огня наших зениток. Но легко ушёл за облака только один самолёт. Остальные, в конце концов, стали жертвой наших разъярённых зенитчиков.
Всё стихло, местность вокруг станции начала покрываться дымом от горевших вагонов и деревянных сараев, расположенных метрах в двухстах от нас. Так же несло гарью и от привокзальной площади. Сквозь этот дым я всё-таки разглядел, что горят машины, скопившиеся перед зданием вокзала. В том числе наша эмка и приданный нам бронеавтомобиль.
Всё, я остался безлошадным, теперь нужно думать, как добираться до своей бригады. В досаде я толкнул Шерхана и кивком указал на наш горевший автомобиль. Раздался горестный всхлип и отчаянное бормотание. Не слушая этих причитаний, я начал выбираться на землю. В ходе следующих одного за другим акробатических пируэтов, я успокаивал себя. Мысленно твердил:
— Да всё отлично! Подумаешь, горит железка, делов-то! Все нужные бумаги находятся у тебя в планшетке, сами живы, даже оружие Шерхан вытащил из машины. Что ещё нужно для счастья?
Ехидный внутренний голос вякнул:
— Ниночку! И большую, большую кровать!
Это привело меня в чувство и заставило жёстко одёрнуть дебильный внутренний голос. Надо же, уже после первой бомбардировки начал заговариваться и маразматеть. Если так будет продолжаться, что же меня ждёт после настоящего боя. Так, берём себя в руки, и — вперёд к победе! Нехрен размениваться на всякие там жалкие душевные порывы к своей несчастной судьбе.
Поймав сброшенные Шерханом с тендера автоматы, я дождался Наиля, и мы вместе направились в ту сторону, откуда прозвучали те первые выстрелы зенитки. Мне внутренне, совершенно необходимо было увидеть тех героев-зенитчиков.
