Похоже, что народ, проживающий вокруг Таврического сада, уже немного привык к прилетающим и улетающим тут вертолетам. Во всяком случае, сверхъестественным явлением они здесь быть перестали. Прохожие на улице посматривали на нас с любопытством, но уже без первобытного «ужОса» в глазах. Согласно распоряжению ВРК, не подпуская зевак к плацу, периметр Таврического сада оцепили солдаты Волынского полка, казармы которых были отсюда в двух шагах.

Вот, наконец, с севера раздалось далекое жужжание «вертушки». Через несколько минут винтокрылая машина появилась в небе, и зависла над площадкой. В воздух взлетели опавшие листья, мусор и опилки. Непонятно откуда берется вся эта дрянь, ибо вертолеты тут летают регулярно и весь мусор уже давно должно было разметать во все стороны. А он тут, как тут.

Вертолет коснулся колесами земли, и из него навстречу нам вылезли три человека. Двоих из них я уже видел сутки назад на этом самом месте. Это были Феликс Эдмундович Дзержинский и генерал Бонч-Бруевич, брат знаменитого большевика и детского писателя про Ленина. В тот раз мы прилетели, а они улетали. Теперь было наоборот. Кроме того с ними был третий, высокий, худой в черной морской форме и погонами контр-адмирала.

— Ну товарищ Эйно, — сказал я, когда бортмеханик приглашающее замахал рукой, — вперед за орденами, и не робеть!

Придерживая руками головные уборы, мы направились к машине. Ураганный ветер от лопастей. Сдвинутая в бок и назад квадратная дверь на левом борту вертолета. Выглядывающий оттуда весельчак, надрывая глотку кричит — Кто тут такси на Дубровку заказывал? Давай быстрей!

— К-какое такси? — не поняв, оглянулся Эйно.

— Пароль это, черт побери? — крикнул я, и протолкнул вперед в сторону дверного проема растерянного и немного испуганного товарища Рахья. Потом с клацаньем и лязгом внутрь привычно проследовали мои парни, вооруженные до зубов. Ну, а я уже, как и положено командиру, залез в вертолет последним. Товарищ Тамбовцев, он же Дед, который провожал нас до самого вертолета, по-отечески помахал нам ручкой. Бортмеханик-юморист закрыл дверь, турбины взревели на стартовом режиме, и винтокрылая машина стремительно рванулась в небеса…

Кроме нас в салоне находился еще один подполковник, в смысле наш подполковник, а не местный. Надвинув фуражку на глаза, он дремал, вытянув ноги поперек салона. Я даже как то не обратил на него внимания. Если человек летит с нами на «Североморск», значит это ему надо по долгу службы. Долетели мы нормально. По дороге Эйно Рахья быстро отошел от робости, и жадно глазел в иллюминатор квадратными глазами, что-то бормоча себе под нос. Впечатление, конечно, было ого-го-го, сам себя помню ощущения первого полета. В грохоте турбин и свисте лопастей трудно было расслышать и нормальную человеческую речь, но мне показалось, что он читает молитву. Ну, а мои парни, которые налетали на «вертушках» не одну сотню часов, в полете откровенно прикемарили, как и тот незнакомый офицер.

Около девяти часов утра наша машина приземлилась на вертолетную площадку БПК. Бортмеханик-шутник, продолжая прикалываться, прокричал, — Граждане, конечная, состав идет в парк!

И все мы, включая подполковника, покинули салон вертолета. Доложив командиру корабля о нашем прибытии, я с его разрешения отправился в радиорубку, откуда сообщил товарищу Тамбовцеву, что первый этап нашего путешествия прошел успешно.

Когда мы прилетели, «Североморск» уже стоял на якоре в Выборгском заливе, примерно в миле от Торгового порта. Я видел такую знакомую мне до боли картину: башню святого Олафа — самую высокую башню Выборгского замка. Хорошо можно было разглядеть причалы и краны торгового порта. Вот мы и оказались у цели нашего путешествия.

Команда БПК быстро спустила на воду быстроходный моторный катер. Лейтенант Синицин, взводный местных морпехов, быстро осмотрел нас и сказал — ну, парни, ни пуха, вам, ни пера!

— К черту, товарищ лейтенант, — бодро ответил я, сам внутренне приготовившись к встрече со своим родным городом, каким он был за восемьдесят лет до моего рождения…