Книга: Лениград - 43
Назад: Где-то на востоке Германии, днем раньше
Дальше: Майор Цветаев Максим Петрович, 56-й гвардейский (бывший 1201-й) самоходно-артиллерийский полк. Польша, южнее г. Ополье

Лондон. 15 января 1944

Наконец Англия могла радоваться. Ощущение близкой победы — как запах весны зимой. Нет, британцы и раньше не сомневались, кто победит в этой войне, но сейчас возникло чувство ее скорого завершения.
С ноября не появлялись над Лондоном даже одиночные немецкие самолеты. И над Каналом люфтваффе резко снизило активность. После разгрома флота гуннов у берегов Португалии и очередных поражений их армии на русском фронте, десант в Англию исключался даже теоретически. А сам Уинни, наш премьер, вместе с американским президентом летал в гости к Сталину, и как было заявлено прессе, переговоры прошли с полным успехом, и были достигнуты все договоренности, как окончательно разбить общего врага.
Были конечно неизбежные трудности. Но голода не было — все лужайки и газоны были превращены в огороды, неужели вы думаете, что их и в самом деле лишь подстригали в течение трехсот лет, за которые добрая старая Англия пережила достаточно бедствий? Были и жертвы — в основном, среди экипажей кораблей и самолетов, в Атлантике продолжались сражения с «волками Деница», продолжавшими брать с конвоев ощутимую дань, но и Роял Нэви хвастался впечатляющим числом потопленных субмарин, так что было мнение, что надолго немцев не хватит. И уже семнадцать немецких городов были превращены ну если не в пыль и пепел, то в руины, и может быть, число убитых так немцев и в самом деле достигла миллиона, как утверждало Би-Би-Си — важно было, что горят их города, а не наши! — и что с того, что число потерянных бомбардировщиков Королевских ВВС превысило две сотни, и ходили слухи, что экипажи сбитых самолетов разозленные гунны в плен не берут — но у Британии много, и кораблей, и самолетов, и храбрых мужчин, готовых отдать жизнь за короля.
Однако же, два почтенных джентльмена, беседующие сейчас у камина в гостиной особняка в викторианском стиле, были в весьма дурном настроении.
— Вам нельзя сегодня больше пить, Уинстон. Русский коньяк конечно, хорош, но надо же знать меру!
— К дьяволу, Бэзил! Вы не хотите знать, что было сегодня в Объединенном Штабе? Жаль, что у вас нет допуска, уж вы бы со своим аналитическим умом наверное увидели бы то, что не желают видеть эти недоумки в больших чинах!
— Насколько я понимаю, обсуждалась будущая высадка на континент?
— Именно так, Бэзил! Русские как всегда удивили мир — все наши военные эксперты ждали, что бои на Висле будут если не как Сомма той войны, то что-то похожее. Теперь те же умники, спорят, когда русские встанут на Одере, к началу февраля, или уже через неделю? А там, я напомню, сорок миль, и Берлин! И если мы не хотим прийти на обед, когда все уже съедено, надо выступить в поход сейчас! Иначе мы рискуем встретить русских солдат уже на том берегу Канала. И что тогда нам останется от Европы?
— Сколько я помню, Уинстон, вы говорили про послевоенную конференцию, на которой лишь и будут определены границы?
— А какие позиции будут у нас на этой конференции, если вся Европа к тому времени будет лежать под русским сапогом? Если хотя бы половина у нас, это совсем другое дело. Но мало нам было, что «кузены» все чаще стали находить со Сталиным общий язык, в ущерб британским интересам, так еще и этот мерзавец де Голль! Это ничтожество, официально дезертир, никакой не «генерал», если бы не я, он так и болтался бы по Лондону с протянутой рукой — или же, максимум, командовал бы полком французского пушечного мяса на нашей службе! Я создал ему эту «свободную Францию», на английские деньги — я закрывал глаза на его диктаторские замашки, как он обращается со своими же людьми — и он еще смеет иметь собственное мнение?! И заикаться о какой-то там «французской» независимой политике? Неблагодарная тварь — еще один Коморовский! С той лишь разницей, что тот был немецким агентом, а этот продался русским. Ничего — я ему этого не забуду!
— Ну, Уинстон, цинично рассуждая, он поступил по правилу, «у меня нет друзей, а есть лишь интересы»?
— А вы можете представить мир, где этому правилу следуют все? Дикий Запад, где все решают кольт и кулак — лес, населенный одними волками. Которые затем вымрут от голода, поскольку некого будет съесть. Нет, в лесу должны быть кролики, как кормовая база. Причем в большем количестве, чем волки — считая, что каждому из волков надо обедать каждый день. И чрезмерное убийство кроликов должно караться, поскольку лишает обеда других волков. Вот зачем в обществе нужны нормы поведения, к коим относится и требование честной игры. Для большинства — волков не должно быть слишком много. Вы еще не поняли, Бэзил? Если кто-то поступает со мной непорядочно, то это значит, что он считает себя волком, а меня кроликом! Хотя вчера еще был им сам, и позволял мне себя кушать, как я того хочу!
— Занимательная теория. Но меня больше интересует, что Сталин пообещал французам?
— Возвращение в клуб Держав, что еще! Как после той войны, мы поддержали побежденную Германию, как противовес французам на континенте. Теперь же русские осмелились выбрать Францию как противовес нам. Что означает, Германию они уже считают своей добычей. И они реально могут все это получить, если мы не успеем! Но черт побери, для того нам надо встретить их если не на Эльбе то на Рейне!
— Я так понимаю, что военные ваше предложение не поддержали?
— Проклятое «погодное окно», в которое, по утверждению авторитетнейших экспертов Адмиралтейства, только и возможна высадка на французский берег. Не раньше мая — июня. Сильно подозреваю, что русские уже будут на Рейне. И неизвестно, кто тогда раньше войдет в Париж.
— Простите, Уинстон, а как же высадка в Норвегии в сороковом? И мы, и гунны — да и русские, я слышал, успешно высаживали десанты зимой!
— Бэзил, вы все же не моряк и не понимаете. Мало высадить на вражеский берег войска, их надо снабжать, тысячи и десятки тысяч тонн ежесуточно! А это выгрузить на необорудованный берег трудно, если только вообще возможно. Нужен захваченный порт, или соединение десанта с наступающими вдоль берега силами. Или очень хорошая погода, позволяющая транспортам подходить к импровизированным причалам. Но никак не зимние шторма! В Норвегии и немцы, и мы, высаживались прямо в портах. Сейчас же — генералы и адмиралы слишком хорошо помнят Нарвик. Вам напомнить, как впечатляюще, на бумаге, выглядело соотношение сил до начала, и чем все завершилось?
— Сколько помню, был план, что нам откроют дверь восставшие французы.
— Да, и вот за этим мне был нужен де Голль! Прежде у него не было выбора, он мог вернуться во Францию только так. Но после русских обещаний, он прямо заявил мне, что не хочет, чтобы его люди были английским расходным материалом! «Что будет, если мы восстанем, а вы не придете — еще одна Варшава?».
— У нас во Франции есть люди от УСО, де Голлю не подчиняющиеся.
— Есть разница, разведка и даже диверсии, малыми группами, избегающими открытого боя — и массовое восстание. Директор УСО клянется мне, что задача осуществима — но не прямо сейчас, нужна подготовка. А времени нет! Начинать надо, пока у гуннов связаны руки русским наступлением. Когда же русские встанут на Одере — как до того на Днепре и Висле, всегда была оперативная передышка в несколько месяцев — десантироваться во Франции будет, по мнению Объединенного Штаба, слишком опасно. Немецкая армия остается сильным противником на суше. Не говоря уже о том, что время сейчас играет против нас.
— Уинстон, вы говорили мне про возможную высадку в некоем французском порту, не буду называть место, еще два месяца назад. И все это время не велась подготовка? Не верю!
— Велась, и с таким тщанием, что… Разведка утверждает, что у немцев там всего одна тяжелая батарея, и та еще то ли не готова вовсе, то ли пока в строю лишь одно орудие. После чего кто-то вспомнил, что и перед Нарвиком столь же авторитетно нас заверяли, что у немцев нет там ничего мощнее пушек прошлой войны — и если такая же шестнадцатидюймовая батарея обнаружена разведкой на Джерси, то в том районе побережья она еще более вероятна. Есть разночтения и в прочей информации по немецкой обороне на интересующем нас участке — мины, инженерные сооружения, численность войск. Короче, чины Адмиралтейства и армии единогласно заявили, что не сдвинутся с места, пока не будет установлено абсолютно точно, с чем мы можем там столкнуться, и что французы обязательно восстанут — «мы не намерены опять расшибать лоб о запертую дверь, если ее нам откроют, тогда другое дело».
— С военной точки зрения, они правы. Один древнекитайский полководец говорил, что вести сражение, руководствуясь политическими мотивами, а не военной целесообразностью, это верный путь к своему разгрому.
— А ваш китаец не считал войну всего лишь инструментом политики? И не понимал, что выигранный бой при политическом проигрыше, это поражение?
— Тогда, Уинстон, могу предложить высаживать войска на берег, бросив затею с портом и батареями. Выберите участок, где оборона заведомо слаба. И если немцы поспешат капитулировать, а французы восстать, то наши парни не потратят даже тот боекомплект, что будет у них с собой.
— Бэзил, вы смеетесь? Именно это мне сказал Монтгомери — «вы конечно можете приказать, и мы высадимся. Оказавшись в положении гимнаста без страховки под куполом цирка — если партнер не толкнет трапецию ему навстречу. Если немцы откажутся сдаться, то будет второй Дюнкерк, или Дьепп». Причем в значительной мере он прав. Поскольку последние неудачи сильно подорвали наш военный авторитет. Можно представить, как выглядит ситуация из Берлина, если даже американские газеты печатают такое?
Карикатура на газетном листе. Сильно ободранный волк пытается вырваться из лап очень большого и злого медведя. Позади волка из норы испугано выглядывает кролик и спрашивает, «может быть, капитулируешь передо мной»?
— «Кузены» не понимают, что смеются и над собой тоже?
— А знаете, Бэзил, что мне ответил Эйзенхауэр? Американские войска пойдут исключительно вторым эшелоном, развития успеха! То есть, если окажется, что гунны отступают и сдаются, янки охотно присоединяются нас поддержать. А если мы попадем там в кровавую баню, они не двинутся с места! Кроме того, они придают чрезмерное значение информации, что ветеранские дивизии Роммеля еще не покинули Францию по пути на Восточный фронт. Повторения португальского побоища боятся, трусы! Ах, да, есть еще бомбардировки, и господство на море в Атлантике — вот только решению нашей задачи это не поможет ничуть!
— А если и впрямь попробовать договориться с кем-то из германской верхушки? И высадиться прямо в Бремерсхавене или Гамбурге, по приглашению хозяев?
— При живом Гитлере? Который отлично понимает, что труп, при любом раскладе, и будет держаться за свой трон до конца? А устроить еще один заговор, всего через одиннадцать месяцев после провала предыдущего, и весьма масштабных чисток? Все сколько-нибудь значимые фигуры в германском генералитете, кто могли бы нам помочь, или попали под топор, или сидят тихо, как мыши, боясь привлечь внимание! Зато резко возросла роль СС, а среди этой публики у нас нет никакого влияния. Есть смутная информация, что и там что-то затевают, но ситуация остается вне нашего контроля. Да и русский медведь встанет на дыбы, если мы завтра заключим сепаратный мир, допустим, с Генрихом Гиммлером, преемником убитого фюрера. И «кузены» скорее всего поддержат русских — с нашей стороны, это будет слишком уж вопиющее нарушение договора.
— Перспективы французского восстания? Которое, как я понимаю, Уинстон, является ключевым элементом.
— С одной стороны, мы категорически не готовы. Особенно в плане вооружения и организации повстанческих батальонов и рот, а не мелких диверсионных групп. С другой — обстановка накалена настолько, что все может вот-вот вспыхнуть само. Гуннские зверства в южной Франции делают патриотами даже тех, кто прежде был лоялен к немцам. Дошло до того, что население массово бежит на север, где соблюдалась хотя бы видимость законности — там основная масса промышленности, работающей на военную машину Рейха, и немцы не заинтересованы дезорганизовывать жизнь и там. Однако же теперь и в северной Франции германская политика сводится к тому — все должны работать на войну, никаких праздношатающихся и незанятых, таких мобилизуют в «трудовые батальоны», держат на казарменном положении, фактически как заключенных, вдали от дома и семей, и могут послать эти «батальоны» туда, где требуется рабочая сила — даже на заводы в самой Германии, или строить укрепления на Одере или Атлантическом побережье. Пока этом охвачено далеко не все население — но боюсь, что еще два-три месяца, и некого будет поднимать на восстание, все нелояльные окажутся за колючкой. А этот проклятый де Голль посмел устраниться, сделав главную ставку не на французское Сопротивление, а на формируемую на русской территории армию! Рассматривая свои структуры во Франции исключительно как силы разведки и диверсий, при будущем вторжении! И людей для своей «армии» он всерьез намерен набирать на нашей территории!
— Могу предположить, сколько среди этих людей наших агентов — будучи хорошо знаком с джентльменами из УСО и МИ-6. И также предполагаю, что эти джентльмены, с вашей подачи, рассматривали и самый радикальный вариант? Как говорят русские — нет человека, нет проблемы.
— Вот только сделать это на территории СССР трудновато. И у этого мерзавца хватает ума не возвращаться в Англию, а посылать свои указания через эмиссаров.
— Ну тогда, Уинстон, могу предложить, если не пускают в дверь, войти через окно. В Берлине могут наплевать на наш ультиматум, но не в Риме и не в Анкаре. Пусть периферийная стратеги послужит нам еще раз. Причем тут мы однозначно можем рассчитывать на помощь и поддержку «кузенов», поскольку прервем очень нежелательную и для них связь Японии с Еврорейхом.
— Потребуется много времени на переброску вокруг Африки значительного числа наших войск.
— А они и не нужны там, чтобы начать. При переходе турок и итальянцев на нашу сторону, логично потребовать от них первого взноса, разоружения германских частей на подконтрольной территории — весь Ближний Восток, Египет, Ливия. Флот Еврорейха зализывает раны, а Роммель вряд ли появится в Африке в третий раз, особенно если попадет в лапы русского медведя. И конечно, мы не должны брать на себя по отношению к туркам и итальянцам никаких обязательств.
— Заманчиво. Всю грязную и кровавую работу за нас делают другие, а мы появляемся на сцене, чтобы лишь вступить во владение нашей собственностью. Египет, Ливия, Алжир, Тунис, Марокко — и Мальта, Сицилия, Италия. И юг Франции — жаль, что не успеем на Балканы. Хотя может быть, гунны продержатся в Греции до нашего прихода?
— Но, Уинстон, надо действовать быстро. Пока русский каток давит Европу с востока, мы должны успеть войти с юга. И конечно же, быть наготове на севере — чтобы, когда рейх начнет рушиться, быстро войти и взять под контроль Францию, Бельгию, Голландию. Действия на юге ни в коей мере не отменяют операции по высадке в Па-де-Кале, или Нормандии. Считаю, что у нас достаточно для этого сил — и мы можем рассчитывать на «кузенов».
— Два, три месяца. Надеюсь, русские еще не начнут наступление на Берлин.
— Есть еще вариант. Войти в Средиземное море не с восток, или не только оттуда — но и с запада. Из той информации, что вы мне дали, следует, что Франко уже проклинает тот день, когда связался с Еврорейхом. И если удастся перетянуть его на нашу сторону, пообещав в будущем простить ему тот урон, что нанес он Британской Империи… Мы сразу получим то, что не удалось в Португалии «кузенам». Впрочем, падение Гибралтара откроет нам и путь в Алжир, Тунис, Ливию, Египет.
— Нет. Франко, это осторожный старый лис, и к тому же боится сейчас открыто рвать с Рейхом. Причем отчасти он прав — если Роммель еще во Франции, то мы рискуем получить еще один Лиссабон, размером с весь Пиренейский полуостров. Или еще один фронт с неясными перспективами. Может Египет и дальше — но там точно нет бронедивизий Пустынного Лиса. А с немногочисленными охранными подразделениями уверен, справятся и турки, имея двадцатикратный перевес.
— Ну и последнее. Что происходит в Африке? Вождь Авеколо, это наша креатура или нет? Если наша — то какой болван додумался дать ему идею «высшей черной расы»? Неужели непонятно, что наведя террор в итальянских тылах, он не остановится и у нас?
— Бэзил, заявляю со всей ответственностью, что мы не имели к этой фигуре ни малейшего отношения! Как нам удалось установить, он был командиром «туземной роты» в итальянской армии, но что-то не поделил с начальством. Теперь он сам по себе, имея под рукой две или три тысячи таких же дезертиров, контролирует территорию размером в половину Голландии, на которой убивает всех белых, говоря, что «Христос сказал, что мучения это высшая благодать, а какая раса больше страдала, чем черная?». Поскольку сначала он бесчинствовал в итальянской зоне, то пользовался некоей нашей благосклонностью — но не более того. Как только у нас дойдут руки, мы его уничтожим — ну а пока, пусть гуляет, все равно белых людей в его досягаемости, я про мирное население говорю, практически не осталось.
— Что ж, пусть так. Но не запускайте — чувствую, что этот нарыв еще доставит нам кучу проблем. Когда придется возвращать колонии под свою руку.
— Вернем, куда они денутся? Слава господу, русских там рядом нет, и коммунисты еще не завелись, в отличие, например, от французского Индокитая! Ну а бунт рабов, это бунт и есть, беспощадный, но бессмысленный. Ведь усмирение кровожадных дикарей, которые заживо сдирали с пленников кожу, а белым женщинам вспарывали животы, это благое дело, тут и химией можно, как клопов — и никто не заикнется об «угнетении несчастных туземцев», даже если ту территорию после придется заново заселять!
— Вы все же идеалист, мой друг. Пока Британия была Первой Державой — не посмели бы. Ну а ослабевшего, если на то будет кому-то выгода, обвинят даже в истреблении тараканов на собственной кухне. А после заявятся устанавливать свой порядок — вам напомнить, что было на острове Гаити? Это я к тому, что лечение и этого нарыва нельзя откладывать — пока «кузены» заняты с япошками, и им не до Африки, мы должны навести там порядок, пусть даже гробовой. А после вести тех, кто уцелел и осознал пагубность своих заблуждений, к цивилизации и процветанию.
— Принято, Бэзил — но все же это вопрос не сегодняшний. А пока уделим внимание трем направлениям. Турция с Италией, сюда примыкают Индия и Индийский океан. Испания, а вдруг все же получится. И Франция, не отклоняясь от задуманного и быть готовыми немедленно вмешаться.
Из пьесы, играемой французскими кукольными театрами (автор неизвестен). После войны стала основой для многочисленных комиксов.
Красная Шапочка ведет охотников к домику бабушки. Охотников двое, один высокий и тощий, с козлиной бородкой, другой толстый и низенький, с сигарой в зубах, оба увешаны оружием и имеют очень воинственный вид.
Красная Шапочка: сюда, скорее! Волк там, он бабушку проглотил, и сейчас в ее кровати спит!
Толстый охотник: а ты посмотри, точно ли спит? А вдруг он притворяется, мы войдем, а он на нас нападет?
Красная Шапочка бежит к домику, заглядывает внутрь, возвращается.
Красная Шапочка: — Спит! Скорее, господа охотники! Если Волку брюхо разрезать, бабушка там еще жива!
Тощий охотник (становясь за спиной толстого): вперед, коллега! А я вас поддержу.
Толстый охотник: а отчего это я первым?
Тощий охотник: потому что я выше и могу стрелять издали, через вашу голову. И вообще, это ваша территория, а я просто мимо проходил.
Толстый охотник: а у меня ружье не того калибра. На такого зверя, как Волк, надо что-то покрупнее! Может быть, коллега, одолжите свое?
Тощий охотник: а я тогда с чем останусь? С вашей пукалкой?
Толстый охотник: тогда после продадите мне такой же автоматический «ремингтон-слонобой». Я знаю, что у вас в запасе еще есть. Или тогда убивайте Волка сами!
Тощий охотник: охотно продам. Десять тысяч долларов. Могу в рассрочку, но это выйдет дороже.
Толстый охотник: это грабеж!
Красная Шапочка: господа охотники, да что же вы спорите? Скорее, надо же бабушку спасти!
Толстый охотник: осторожность прежде всего! Волк все же не индийский кролик и не африканская утка! Которых я, бывало, убивал до обеда десятками. А после обеда, еще больше.
Тощий охотник: может быть, не будем рисковать? А сделаем вот так (достает динамитную шашку).
Красная Шапочка: нет! Там же бабушка, у Волка в брюхе!
Тощий охотник: зато лес будет избавлен от опасного зверя. А благое дело требует жертв.
Из домика доносится то ли храп то ли рев. Охотники дрожат.
Толстый охотник: ну бросайте же динамит, коллега!
Тощий охотник: а вдруг Волк успеет выскочить в окно? Эй, девочка, взгляни еще раз, он проснулся, или еще спит?
Красная Шапочка снова бежит к дому, заглядывает, возвращается.
Толстый охотник: Волк спит? Хорошо. Ну, пошли!
Из домика снова рев. Охотники останавливаются.
Толстый охотник: я придумал! Девочка, ты сейчас войди, и осторожно подпили Волку когти и вырви клыки. А когда закончишь, подай нам знак, и не забудь оставить дверь открытой. Тогда мы войдем — и смерть хищнику!
Тощий охотник: вы просто гений стратегии, коллега!
Красная Шапочка скрывается в домике. Охотники ждут. Из домика раздается дикий рев Волка и крик Красной Шапочки.
Толстый охотник: мне кажется, наш план не сработал.
Тощий охотник: отступление в полном порядке и без потерь, это тоже успех. Бежим!
Охотники убегают. Из домика появляется Волк, сплевывает застрявший в зубах кусок красной шапки. У Волка морда с черной челкой и черными усиками.
Волк: кто тут мне спать мешает? Зиг хайль!
(в версии, одобренной германским оккупационным командованием, после на сцене появлялся Медведь, в шапке-буденновке с красной звездой. Разрывал Волка пополам, вытряхивая из его брюха Бабушку и Красную Шапочку, еще живых — и тут же съедал их сам. Как правило, актерами перед публикой не игралось, и в комиксы не входило).
Назад: Где-то на востоке Германии, днем раньше
Дальше: Майор Цветаев Максим Петрович, 56-й гвардейский (бывший 1201-й) самоходно-артиллерийский полк. Польша, южнее г. Ополье