С момента нашего появления в Оснаабрюкке, когда я сбил свой первый самолет на Западном фронте, прошло две недели. Кстати, разведывательный самолет британских королевских ВВС мне так и не засчитали. Что я мог сказать, когда майор Киммель пододвинул мне карту и попросил показать на ней место падения британца, он был готов направить туда разведывательную группу для подтверждения факта падения самолета. Подполковник Цигевартен только улыбнулся, когда я, злой как черт, развернулся и вышел из кабинета Киммеля.

За две недели своего командования подполковник Цигевартен внес небольшие изменения в структурную организацию полка и много времени посвятил переучиванию старых пилотов, они должны были овладеть новой методикой ведения боевых действий в воздухе, апробированной и освоенной, а теперь и широко применяемой немецкими летчиками-истребителями на Восточном фронте. К тому же западные границы рейха были оснащены новыми станциями раннего оповещения РЛС воздушных целей, которые обнаруживали цели на гораздо большем расстоянии, чем раньше. Несколько раз дежурные диспетчеры этих РЛС на экранах своих мониторов обнаруживали метки устойчивых воздушных целей, направляющихся к границам рейха. Штаб полка по тревоге поднимал дежурные звенья, операторы РЛС пытались вывести нас на эти цели, но ни одна попытка не увенчалась успехом. Когда наши истребители вылетали по их заявкам, то в указанных операторами местах не обнаруживали вражеских самолетов. Штабные аналитики проанализировали все эти наши попытки и пришли к двум выводам. Либо цели по каким-либо причинам резко изменяли курс следования, либо сказывалась несработанность цепочки: операторы РЛС — штаб — дежурное звено. Если бы спросили мое мнение, то я поддержал бы второй вывод.

Эти первые две недели я не вылезал из кабины истребителя и летал с утра до позднего вечера. Мы много тренировались поодиночке, кроме того, я работал со всеми парами нашей эскадрильи и, в частности, со своим новым ведомым — лейтенантом-стажером по имени Динго, который не сразу и только после долгих раздумий согласился стать ведомым командира своей эскадрильи.

Этот Динго оказался весьма интересным и необычным парнем. Казалось бы, его биография ничем не отличалась от биографий большинства немецких парней его возраста, призванных или добровольно ушедших в армию. Родился и вырос он в семье немецкого рабочего, сталевара одного из заводов Круппа. Мама — юная немецкая фройляйн, которая ничего не знала и ничего не умела. Она, как и многие другие немецкие девочки ее возраста, состояла в союзе немецких девушек и, достигнув определенного возраста, готовилась рожать и воспитывать настоящих немецких парней и девушек. Она участвовала в турпоходах, там девушки разводили большие костры, танцевали вокруг них и пели песни. Особенно популярными у них были ночные бдения под луной и ночевка в стоге сена. Девушки репетировали и ставили театральные постановки и кукольные представления, учились народным танцам и игре на флейте. Конечно, много времени уделялось занятиям спортом и всяческим групповым играм. Если у мальчиков акцент делался на силу и выносливость, то гимнастические упражнения для девушек были призваны формировать у них грацию, гармонию и чувство тела. Спортивные упражнения подбирались с учетом женской анатомии и будущей роли женщин как матерей. В зимнее время девушки занимались рукоделием и поделками.

В одном из турпоходов мама Динго встретила своего мужа и отца своего первого ребенка. Она, совершенно случайно забеременев, тут же вышла замуж за этого парня, и через положенное время на белом свете появился Динго. Сам по себе парень был весьма перспективным ребенком, и если бы он родился в семье немецкого аристократа или потомственного военного, то хорошее будущее было бы ему обеспечено. Деньги или титул родителей легко бы проложили ему дорогу, а его природный ум и удача подняли бы его до высот немецкого общества — он был бы знаменитым лоботрясом или популярным на всю страну аристократом. А так с раннего детства Динго пришлось локтями и кулаками прокладывать себе дорогу в жизнь. Он дрался за право жить и существовать в детском саду, в школе, на мероприятиях гитлерюгенда, где на него в конце концов обратили внимание активисты Национал-социалистической рабочей партии (НСДАП). Можно себе представить, как среди прочих мальчишек они обнаружили дикаря, способного и зубы пустить в ход в своей борьбе за право существования — да, это настоящий воин и нацист. Среди активистов НСДАП нашлись думающие люди, которые захотели взнуздать это дикое существо и предложили ему выучиться летать в небе, стать военным летчиком. Следует отметить, если мечта парня и предложение партийных активистов не совпали бы, то Динго в конечном итоге плохо кончил бы свою никому не нужную жизнь, а так в летной школе он расцвел и возмужал. Когда его руки впервые коснулись штурвала планера, то он понял, что жизнь отдаст за то, чтобы летать наравне с птицами. С тех пор он шаг за шагом пробивал себе дорогу в небо, забыв о своих спившихся родителях.

Мне пришлось много повозиться с этим парнем, обучая его новой манере пилотирования истребителя BF109E. Иногда в учебных зонах мы с ним выделывали такие коленца, что люди на земле говорили, что этого на таком истребителе, да и в принципе, невозможно совершить. А летали мы на такой высоте, где уже не было кислорода, чтобы человек мог выжить. Особенно долго с ним пришлось осваивать полеты на сверхнизкой высоте, в метрах пяти-десяти на землей. Мы часами стригли траву на крестьянских покосах, чтобы Динго набрался опыта таких полетов. И что вы думаете? Вскоре Динго предложил мне летать на этой высоте вниз головой! Хорошо, что на Восточном фронте пару раз мне приходилось выполнять этот финт, а то бы пришлось краснеть перед парнем. Одним словом, мой ведомый, лейтенант Динго, ловил все на лету, отлично знал маттехнику и научился великолепно ей пользоваться.

Большую популярность среди летчиков моей эскадрильи получили учебные бои. Парни сходили с ума от восторга, когда у них появлялась возможность подраться в небе. Но они не спешили сцепиться со своими товарищами и посмотреть, кто из них более сильный и ловкий, они прежде всего засели за терминалы всемирной информационной сети и стали изучать биографии известных летчиков и описание проведенных ими воздушных боев. Чтобы достичь большей слетанности одной пары, я разрешил проводить поединки между ведомым и ведущим одной и той же пары. Эти поединки показали напористость и неумение моей молодежи вести затяжные бои, в которых было нужно все планировать и уметь предугадывать маневры противника. Молодежь великолепно строила первую атаку, осуществляла ее, а потом начинался первозданный хаос. Мы снова засели за пособия и терминалы, вскоре все семь пар эскадрильи дрались на равных со всеми, кроме, разумеется, моей пары. Мы с Динго были лучшими из лучших летчиков-истребителей эскадрильи.

Вскоре многие наши коллеги из других эскадрилий стали отказываться от выступления в качестве наших спарринг-партнеров в воздушных боях. По их словам, летчики моей эскадрильи не дрались в таких боях согласно букве устава или джентльменским правилам, а часто совершали маневры, которые в офицерском обществе рассматривались как нечестные, недостойные или просто непозволительные. В свое время аналогичные аргументы проводились некоторыми летчиками первой эскадрильи, которые, разумеется, никогда не воевали на Восточном фронте. Тогда я собрал своих летчиков-истребителей и попросил их подумать о том, что они будут делать, когда перед ними возникнет дилемма следующего порядка. Вражескими истребителями они загнаны в тупик, из которого два выхода: если действовать в соответствии с уставом, то остается принять смерть, а если действовать нестандартно, то имеется шанс вырваться и наказать врага. Потом я этот пример с Фомой неверующим осуществил в воздушном бою… и что вы думаете?.. Да, победа в бою достается потом и кровью, побеждает тот, кто больше знает и умеет эти знания применять на практике, причем действуя нестандартными методами. Одним словом, Динго очень понравилось летать и работать вместе со мной, а мне очень нравилось учить этого парня.

Операторы станции РЛС подняли тревогу ранним утром, когда полк еще почивал глубоким сном, а дежурное звено по неизвестной причине замешкалось с вылетом по тревоге. Только одна пара сумасшедших BF109E уже крутилась в воздухе, отрабатывая очередной воздушный бой со своими тенями. Разумеется, командование полка, а именно майор Киммель, лично приказало паре Ругге и Динго прекратить учебное задание, найти и атаковать вражеские истребители Р-47. К слову сказать, Р-47, или по-другому «Тандерболт», был одним из лучших истребителей Североамериканских штатов, на них летали хорошо обученные и подготовленные американские летчики.

Но при встрече с нашей парой этим ребятам сильно не повезло, к тому же они не знали, что встретились с сумасшедшими пилотами-истребителями рейха. Вражескую пару мы атаковали с ходу, на вираже по горизонтали, высота у нас и у американцев была одинаковая. Ребята североамериканцы к этому времени немало повоевали на других фронтах, борта их машин были раскрашены экзотическими иероглифами, парой десятков звездочек, говоривших о том, что эти парни немало япошек утопили в Тихом океане. Но мы — немцы, и это вам не японцы, и пока они соображали, в чем именно таится эта разница, мы сумели подойти к ним на дистанцию в сто метров и открыть огонь на поражение из пушек и пулеметов. Я из обеих пушек палил в район расположения топливных баков ведущего «Тандерболта», а Динго из бортового оружия неожиданно саданул прямо по кабине пилота второго истребителя. Мой противник расцвел в небе гигантской ромашкой, по всей очевидности, его топливные баки были наполнены авиационным бензином до самой горловины. А второй истребитель, после того как огнем Динго было разбито остекление кабины вражеского пилота, внезапно, что называется, споткнулся на ровном месте и начал быстро терять высоту, пока носом не воткнулся в прибрежную гальку Северного моря. Моряки прибрежной батареи, рядом с которой взорвался самолет, долго выпытывали у нас, что это был за взрыв и почему он раздался так рано утром и, между прочим, разбудил их старого контр-адмирала, командующего береговой обороной, который в прошлый вечер остался ночевать на батарее.

Мой и Динго BF109E приземлились на ВПП, а основной состав полка продолжал досматривать утренние сны, возможно, потому что эти сны под утро были наиболее интересными, общая побудка должна была прозвучать еще только через пять минут. Помимо обычного дежурного офицера на КПП взлетной полосы нас встречал диким взором майор Киммель с громадной бутылью французского коньяка в руках.

— Ребята, — сказал он задыхающимся голосом и с каким-то странным прищуром в глазах, — этих американцев вы угробили в течение пятнадцати секунд, подошли к ним и расстреляли их в упор, а эти хваленые и перехваленные парни даже не шелохнулись, не оказали вам сопротивления, а ведь североамериканцы считаются лучшими летчиками-истребителями во всем мире. В Североамериканских Штатах даже маленьких детей, которые только-только встали на ножки и только начинают ходить, сажают за штурвалы самолетов, а в шестнадцать лет подростки бьют мировые рекорды в авиации по скорости, высоте и грузоподъемности самолетов. Таким образом, они вырастают в лучших пилотов в мире, а североамериканская промышленность все производит и производит новые модели самолетов, с характеристиками которых не может сравниться ни один самолет, спроектированный в Старом Свете. Любой гребаный североамериканец может купить себе истребитель, сесть за штурвал и летать на нем, сколько душа пожелает, не беспокоясь о затрачиваемом на этот полет топливе, занимаясь оттачиванием мастерства своего пилотажа. Разумеется, в подобных условиях только больной на голову человек не станет лучшим в мире летчиком-истребителем. Поэтому они одним простым щелчком пальцев сбивают десятки япошек на Тихом океане и дерутся с нашими парнями, оставаясь некоронованными королями небес. А вы, ребята, этих самых королей в одно мгновение свалили на землю, они даже не успели сообразить, что произошло с ними, когда вы прижали их к ногтю! — восклицал в восторге майор Киммель, бесцельно перекладывая бутылку коньяка из руки в руку, словно забыв, что с ней следует делать.

Лейтенант Динго спокойно, с болтающимся между ног парашютом, подошел к майору, забрал у него бутылку коньяку и ударом донышка бутылки о каблук сапожка выбил пробку, и секунд на десять приложился к горлышку. Разумеется, меня ошеломила подобная наглость ведомого, и я быстро ухватил суть: если вовремя не принять меры, то итог этой наглости окажется более чем печальным и для меня, то есть мне не удастся промочить горло этим замечательным напитком с французских виноградников. Пришлось применить силу старшего по званию офицера и напомнить лейтенанту, что рядом с ним находится капитан, который также хочет насладиться солнечным напитком. Я выхватил бутылку из рук Динго и, запрокинув голову, стал пить. Коньяк, и правда, оказался превосходным. Не менее трети бутылки разместилось в моем животе, прежде чем Киммель вспомнил, что имеет звание майора, а я всего лишь капитан. Приказывать передать бутылку он не стал, а просто властной рукой спокойно взял ее из моих рук и тут же опробовал качество французского виноградного напитка.

— Ну и как вам удалось сбить эту североамериканскую пару, Зигфрид? — на малую долю секунды оторвавшись от бутылки, спросил меня Киммель, а затем продолжил вливать в себя великолепный французский коньяк, одновременно навострив уши, чтобы не пропустить самые интересные моменты из моего рассказа.

А мне рассказывать-то было особо нечего: не будешь же говорить своему командиру о том, что с этими североамериканцами мы поступили не совсем по-джентльменски, и когда наш истребитель приближался к ним, то, мерцая, представлялся попеременно BF109E и японским «Зеро». Тут даже смелый и бывалый пилот не сразу сообразит, что же происходит с ним: то ли его атакует враг, то ли ему все это только кажется. Пилотам из Североамериканских Штатов потребовалось несколько секунд, чтобы принять решение, как им поступить в данной ситуации. А мы с Динго оказались шустрыми парнишками, не дали времени североамериканцам спохватиться, разобраться в ситуации и вступить в схватку с нами. Мне потребовалось некоторое время, чтобы продумать, как правильно ответить майору Киммелю на его несколько нетактичный вопрос.

Но в этот момент из-за угла ангара появился инженер-техник Норт. За эти две недели из простого труженика он превратился в настоящего героя трудового фронта и был нарасхват, имя его не сходило с уст начальства и рядовых летчиков полка. Ни один инженер-техник не мог так хорошо перебрать двигатель истребителя, чтобы он превратился в более мощный и практически бесшумный агрегат. Обер-лейтенанта Норта освободили от обязанности инженера-техника по обслуживанию моего истребителя, назначили заместителем капитана Фромма, в обязанности вменили заниматься одной только переборкой двигателей истребителей полка. Сегодня половина истребителей нашего полка имела перебранные его руками двигатели, которые работали действительно надежно и мощно, значительно увеличив сроки их эксплуатации.

Поэтому я, отвечая на только что заданный вопрос майора, головой кивнул в сторону Норта, словно говоря, что эти золотые руки вот этого парня помогли нам с Динго победить североамериканцев. Ведь сегодня мы вылетали на истребителях, двигатели которых были одними из первых перебраны Нортом.

Немного захмелевший майор Киммель (ведь только офицер и настоящий джентльмен может за один присест влить в себя треть бутылки такого благородного и очень крепкого напитка, как коньяк, и при этом удержаться на ногах) по-своему понял мой кивок в сторону Норта. Некоторое время он еще постоял, в упор рассматривая меня каким-то рассеянным взглядом своих карих глаз, еще раз кивнул и чуть заплетающимся шагом отправился в штаб. Лейтенант Динго на лету перехватил мою невысказанную мысль и, бросив парашют на землю, неторопливой рысцой поспешил за майором, чтобы майор, не дай бог, случайно не вступил бы своими начищенными до глянцевого блеска сапогами в грязную лужу. Вскоре мой верный ученик, лейтенант Люфтваффе и ведомый одновременно, един в трех лицах, вернулся обратно с устным подтверждением того, что майор Киммель благополучно дошел до штаба и по дороге не столкнулся с подполковником Цигевартеном, который в полку прослыл настоящим блюстителем трезвости.