Два «Спитфайера», медленно кувыркаясь в воздухе, падали к земле. В душе я ничего не ощущал, наблюдая за их падением. Пилоты этих истребителей всегда были достойными противниками, с ними было трудно, но очень интересно вести поединки один на один, но современная война давно отодвинула на задворки само понятие «поединок». Когда люди дерутся насмерть, то напрочь забываются понятия чести и достоинства, и сегодняшние поединки в небе больше напоминают уличные драки в подворотнях, когда в дело идут ножи и кастеты. Вот и мы с Динго, внезапно обрушившись с высоты на группу вражеских истребителей, нанесли удар исподтишка, в результате чего два британца покинули эту действительность. А остальные вражеские истребители всем скопом набросились на нас, видимо, торопясь отомстить за смерть своих товарищей.

Но, как говорится, поспешишь — людей насмешишь, так произошло и в нашем случае. В небе создалась огромная куча-мала, в которой невозможно было разобрать, кто свой, а кто чужой. В этот момент моего сердца коснулась холодная рука, я на секунду замер, боясь даже оглянуться назад, настолько это прикосновение было мрачным и тяжелым. Мой истребитель продолжал демонстрировать цирковые кульбиты, тройные сальто, но я уже знал, что не вернусь из этого боя. Где-то рядом болтался этот Р-47 с бортовым номером 109-99-9 US. Мысленный окрик Динго вывел меня из этого непонятного ступора. Я оглянулся и увидел истребитель подполковника, Динго был жив и ожесточенно жестикулировал в кабине своего истребителя, видимо, пытаясь связаться со мной. Я успокоил парня, и мы вместе снова бросились в атаку, в результате которой один «Спитфайер» и один «Тандерболт» распрощались с этим зимним небом.

Арнольд Цигевартен по рации связался со мной и сообщил, что полк, сбив тридцать четыре «Летающих крепости» и потеряв четыре BF109E, выходит из строя и возвращается на авиабазу. Он попросил меня и Динго продержаться еще четыре-пять минут и тоже возвращаться домой.

В эту минуту не мы атаковали противника, а противник атаковал нас со всех сторон, всеми силами пытаясь загнать нас в тупик и пристрелить, как паршивых овец. Настолько противник был зол по отношению к нашей паре, которая на старых истребителях сумела нанести ему такой большой урон. Сейчас мы боролись за сохранение своих жизней, особо далеко не отрываясь друг от друга, стараясь прикрыть спину товарища. Подполковник Динго на своем истребителе выполнял такие фигуры высшего пилотажа, о которых я никогда не слышал, а пилоты противника даже и не пытались повторить.

Закончились пушечные снаряды, в пулеметах остались пули на одну только последнюю очередь, которую я решил сохранить на крайний случай, а сам начал истребителем имитировать атаки, не давая возможности врагу приблизиться к хвостовому оперению истребителя ведомого. Давно уже скрылись из виду «Летающие крепости» и истребители нашего полка, я думаю, что они уже шли на посадку, а бой с этими вражескими истребителями продолжался, конца и края ему не было видно. В этот момент Динго мысленно передал мне, что и у него патронов и снарядов осталось только на одну хорошую очередь, а дальше с противником нечем будет сражаться. Настала пора делать ноги, выкручиваться из этого боя.

Мы с Динго еще не успели мысленно договориться о маневре, которым попытаемся вырваться из окружения, как снова прихватило мое сердце. Да так сильно, что я на мгновение потерял сознание. Во время обморока в голове появилась мама, лицо ее было весьма обеспокоенным, она попыталась что-то мне сказать, затем безнадежно махнула рукой и отвернулась.

Я снова был в сознании, обморок продолжался сотые доли секунды, так что я не заметил перерыва в мысли Динго, которой он советовал мне вырываться из вражеского окружения нашим коронным методом — крутым пике к земле, а затем полетом над землей на уровне высоты травяного покрова. Я попытался успокоить Динго, но только обнаружил, что мое человеческое тело было полностью заблокировано, я не мог двинуть ни рукой, ни ногой или повернуть в сторону голову, работал один только головной мозг. Но глаза получили способность обозревать происходящее со стороны, я внезапно увидел большое сборище вражеских истребителей в виде белых линий и среди них две черных линии. Пушечные и пулеметные трассы со всех сторон тянулись к этим двум черным черточкам, которые начали выполнять маневр «закрученной спирали», выходя из-под обстрела и окружения белых линий. Без особых усилий я догадался, что со стороны вижу отличное компьютерное воспроизведение нашего боя, спиралью мне подсказали, как завершить бой и выйти из окружения вражеских истребителей.

Когда я почувствовал, что тело, руки и ноги полностью подчинены моему разуму, то мысленно связался с Динго и сбросил ему сохраненное изображение маневра и выхода из боя. Парень настолько обрадовался, что захлопал в ладоши и поблагодарил меня за такую замечательную разработку маневра. Но в этот момент его истребитель содрогнулся от пулеметной очереди, прошедшей по центроплану его истребителя. Одна из пуль попала парню в спину, видимо, срикошетила от бронеспинки, и Динго застонал от всепроникающей боли. От страха за жизнь своего друга у меня почернело в глазах, я чуть-чуть не пропустил захода в атаку на истребитель Динго второй вражеской пары. Мы оба устали, бой продолжался более двадцати минут и забрал все наши силы, поэтому реакция замедлилась.

Ситуация складывалась таким образом, что я не успевал построить маневр и отбить атаку второй пары «Тандерболтов». И тогда, чтобы спасти жизнь друга, я рванул свой истребитель наперерез ведущему вражеской пары, прикрыв своим истребителем машину друга. В этот момент пушечная очередь, выпущенная Р-47, прошлась по двигательному отсеку моего BF109E. Далеко в сторону отлетел чехол-жалюзи, из отсека посыпались различные целые и разбитые детали двигателя, и он заглох на полуобороте. Истребитель продолжал движение, но уже по инерции, еще пару минут — и начнется свободное падение к земле. Я неторопливо начал расстегивать привязные ремни и ремни безопасности, чтобы в самое ближайшее время покинуть свою машину. В это же время мысленно советовал Динго возвращаться на авиабазу, успокаивая его тем, что нахожусь в сознании и контролирую свои действия.

Не знаю, какая сила заставила меня бросить взгляд вверх, но именно в этот момент я увидел своего старого врага — истребитель Р-47 «Тандерболт» с бортовым номером 109-99-9 US Army. «Тандерболт» проплывал надо мной и готовился атаковать не меня, а моего друга и ведомого подполковника Динго. Я не могу рассказать, как все у меня получилось, но на истребителе с вдребезги разбитым двигателем мне удалось зайти в хвост этому североамериканцу и всадить в него оставшуюся пулеметную очередь.

Дальше моя память сохранила лишь отдельные эпизоды своей борьбы за жизнь. Мой старенький BF109E падал к земле каким-то странным способом, хвостом к земле. Я пытался глазами на небе отыскать истребитель Динго, но кроме черных пятен ничего на небе не разглядел. Настала пора подумать о своем собственном спасении. Опрокинув истребитель на спину, рванул рычаг аварийного сброса фонаря. Фонарь унесло воздушной струей, и сильный ветер ворвался в кабину. Когда истребитель полностью опрокинулся на спину, то я вывалился из кабины обреченного самолета.

Небо, земля, деревья, вертящиеся «Спитфайеры» и «Тандерболты», собственные сапоги замелькали в безумном калейдоскопе, когда я падал к земле. На грани автоматизма рванул кольцо парашюта, и последовал шелест шелка и строп, а затем хлопок раскрывшегося парашюта. Резкий толчок чуть не вывернул все мои суставы, когда я повис на парашютных стропах. До земли оставалось около пятисот метров. Для немецкого пилота было немыслимым обстреливать спускающегося на парашюте вражеского пилота, ведь это было убийством человека, а не боем солдат. В эпоху современных войн исчезли рыцарские традиции проведения поединков между сильнейшими рыцарями. Я ожидал, как поведут себя мои противники, несколько секунд падения могли бы превратиться в последние секунды моей жизни. Я не смотрел на землю, так как не мог оторвать глаз от вражеских истребителей. Вот один из Р-47 начал пикировать с явным намерением обстрелять меня, североамериканский истребитель с ревом промчался всего в нескольких метрах от купола моего парашюта.