Война на суше близилась к концу. Но основные ударные силы японского флота, избегавшие активных действий в Желтом море, были по-прежнему сильны. Можно было их просто проигнорировать и подписать мир после капитуляции японского контингента в Корее. Но в направлении Владивостока двигалась 2-я Тихоокеанская эскадра вице-адмирала Рождественского.

Великий князь Александр Михайлович, не новичок на море, понимал, что эскадра сильна лишь номинально. После длительного и сложного перехода кораблям требуется ремонт, а экипажам отдых. Потери от столкновения с японским флотом наверняка ослабят русские позиции на переговорах о прекращении огня и мире.

После начала суматошного бегства японских войск из Маньчжурии в Корею князь отправил донесение государю, в котором просил эскадру Рождественского хотя бы на две недели задержаться в нейтральном порту. К концу мая он рассчитывал на освобожденной корейской земле оборудовать новую авиабазу, с которой север Японии окажется в радиусе действия. Император посоветовался с генерал-адмиралом и отклонил ходатайство командующего ВВС.

Утром 13 мая 1905 года великий князь собрал в своей китайской штаб-квартире командиров обоих отрядов «Русских Витязей», отряда «Морских Витязей» и командиров эскадрилий. Тяжелой авиации России предстояло самое суровое испытание за ее короткую историю.

Дом в традиционном стиле, с четырехскатной крышей и причудливо загнутыми ее концами, выглядел как игрушечный и совершенно не подходил по внешнему виду для полевого штаба ВВС. Несмотря на близость театра военных действий и обилие чужеземцев в военной форме, Восточный Китай казался идиллически мирным. Вблизи базы грозных воздушных миноносцев не рисковал показаться ни один транспортный и тем более десантный японский корабль. Шаньдунский полуостров, как острый клык, впился в море, а его острие, так удачно приблизившее русскую базу к оккупированной японцами Корее, приютило самое грозное воздушное оружие в мире.

— Господа, мы ожидаем возвращение разведывательного самолета и радиограммы с флагмана эскадры, — начал совещание князь. — Владимир Семенович, доложите состояние дел, исходя из имеющихся сведений.

Начальник разведки приблизился к большой карте Желтого моря и прилегающих земель, на которой уместилось множество мелких, словно игрушечных корабликов.

— По состоянию на исходе вчерашнего светового дня основные силы адмирала Того, включая эскадренные броненосцы, находятся на базе Мозампо под парами и готовы к выходу в море по первой команде. Вторая Тихоокеанская эскадра войдет в Цусимский пролив, по нашим расчетам, завтра на рассвете, — указка воткнулась в узкое горло между Японией и Кореей. — Здесь наиболее вероятное место атаки японского флота.

— Предполагаемые действия адмирала Рождественского? — спросил Александр Михайлович.

— Кильватерная колонна, движущаяся со скоростью не более девяти узлов. Корабли весьма разные, и они совершили переход из Балтики в тридцать три тысячи километров. Избрана оборонительная тактика прорыва к Владивостоку всеми кораблями, кто уцелеет. Несмотря на преимущество тяжелых линейных броненосцев типа «Бородино», нападение на японскую эскадру не планируется.

Лица авиационных командиров помрачнели. Царь во главе соединения поставил идейного родственника Куропаткина и компании. Но море — не суша. Отступая чуть ли не до российской границы, сухопутные горе-стратеги сохранили большую часть личного состава, спасибо им хоть за это. Японские потери гораздо больше и в наступлении, и во время драпа. Трусливая тактика на море приведет к гибели кораблей и экипажей 2-й Тихоокеанской эскадры.

— Значит, основная надежда на нас, — заключил князь. — Как и в других операциях данной войны.

Следующими докладывали зампотехи отрядов. После потерь и пополнений на полуострове осталось сорок восемь исправных «Русских Витязей» и двадцать шесть «Морских Витязей», подготовленных к операции против главных военно-морских сил Японии. В рейд на такое значительное расстояние «Русские Витязи» впервые отправятся с полутонными минами Уайтхеда и значительным перегрузом от дополнительных топливных баков. Вероятно, это будет неприятным сюрпризом для Того, не ожидающего ударов «пятисотками» вдали от китайских берегов. Неприятность в том, что по прибытии в район атаки у русских миноносцев не остается времени на поиск противника и маневрирование. То есть топлива гарантированно хватит лишь при условии, что траектория от базы до японских кораблей и обратно будет прямой, как стрела. Теоретический резерв бензина — не более семи процентов.

— Авантюра, — прокомментировал командир летающих лодок. — Отлично!

Его отряду придется еще труднее. Для дозаправки им придется искать немецкий танкер в неспокойном Желтом море и пытаться закачать топливо на воде, не повредив самолет. Фантастически сложная задача. Хорошо, если хотя бы пяток «Морских Витязей» благополучно вернется в Китай.

Вошел офицер связи.

— Ваше императорское высочество! Радиограмма от адмирала Рождественского.

Князь пробежал глазами расшифрованный текст. Его суровое лицо просветлело.

— Отличная новость, господа. Адмирал отказался от прорыва через Цусимский пролив и повернул на северо-запад, огибая остров Чеджудо. Технически Того может настигнуть его и в Восточно-Китайском, и в Желтом море. Но нам не придется экономить каждый стакан топлива. Вторая хорошая новость в отказе от единого кильватерного построения. Транспорты и наиболее устаревшие и поврежденные суда пойдут западнее. Вот только японцы уже знают об изменении маршрута. С «Князя Суворова» видели «Моран», — командующий поднял глаза на авиаторов. — Значит, операция начнется в ближайшие часы. По прибытии разведчика вам, Владимир Семенович, и штурманам рассчитать наиболее вероятное место и время пересечения кораблей Того с нашей эскадрой. Как и прежде наша задача — вмешаться в самом начале боя. Не топить японцев, а как можно больше вывести из строя, чтобы они не рискнули лезть под главный калибр «Бородино».

Армада «Витязей» начала покидать базу утром 14 мая, когда на небе растворялись последние звезды. Хуже всего, что эскадрильям пришлось лететь практически вслепую. Вечером разведка засекла три вражеских броненосных отряда и несколько групп крейсеров и эсминцев на входе в пролив Чеджу. Проблема в том, что в чернильной тьме тропической ночи ни самолеты не летают, ни броненосцы не воюют. Даже если вектор и скорость японских кораблей определены верно, с учетом их изменения враг может находиться где угодно в пятне размером в сотню морских миль.

Более того, после взлета потеряна связь со своими. Радиостанция столь велика и тяжела, что даже «Витязь» ее не унесет.

Александр Михайлович нарушил старый совет Самохвалова, совпадавший со строгим наказом императора — не летать самому на рискованные задания. К сожалению, командовать воздушным соединением в такой ответственной операции он не мог доверить никому.

Четыре мощных мотора гудели на повышенных тонах, справляясь с перегрузкой. Взлетели вообще едва-едва. Ничего, подумал князь и мысленно провел ладонью по капотам двигателей, как по спине уставших породистых лошадей. Скоро бензин выработается, мина улетит к японой матери, и задышим легче.

Он отстегнул привязной ремень и присмотрелся к работе штурмана. Тот постоянно поглядывал на компас, сверял скорость, что-то быстро считал, шевеля губами, и ставил очередную отметку на карте.

— Сколько до точки встречи с Рождественским, Савелий?

— Час семнадцать, командор, — откликнулся поручик.

— Хорошо.

Александр отправился в хвост и забрался на место стрелка, согнав механика. Поверх пулемета хорошо просматривался строй и такая же линия тяжелых миноносцев слева по борту — второй отряд под командованием полковника графа Левченко. Сравнительно тихоходные гидросамолеты добираются самостоятельно.

Не ожидая сюрпризов от останков японской авиации, на «Витязях» оставили лишь один пулемет для защиты задней полусферы, посадив за них механиков. Каждая сэкономленная сотня килограмм превращена в центнер дополнительного топлива.

Александр вернулся на свое место. При кажущейся романтике воздушной службы полеты на миноносце страдают изрядным однообразием. Час или два в сторону цели, три минуты на сближение и получение дырок в крыле, столб огня над кораблем или жесткая горечь промаха. Затем скучный путь домой, когда внизу только волны, вверху облака, а уровень топлива неуклонно валится к нулю. Возможны и более острые ощущения при падении «Витязя» в море, только рассказать о них некому.

А пока главный человек в отряде — Савелий, штурман от Бога. Второй отряд тоже равняется на машину командора. Это звание командующий российскими ВВС придумал себе сам, дабы сократить до минимума обращение к титулованной персоне в боевой обстановке.

Война учит многому. В том числе — ценить минуты покоя, когда тобой сделано все возможное и от тебя больше ничего не зависит. Понимая, что скоро миноносец пойдет в атаку на эскадру, ощетинившуюся десятками зенитных пушек и пулеметов, как Давид на Голиафа, и шансы на благополучное возвращение неизмеримо меньше, чем при охоте на транспорты, князь пытался думать о вещах, которым слишком мало уделял внимания в суете наземной службы. Всплыли лица жены и детей. Независимо от исхода сегодняшней операции и войны в целом им не придется стыдиться мужем и отцом. Хотя они, наверное, предпочтут его живого, а не прославленного.

Потом неожиданно вспомнился Самохвалов. Не нынешний человек-завод, который в далеком тылу обеспечивает поставку «Витязей» всех марок до десятка в месяц и целые составы запчастей, а наперсник, с которым они строили первый рекордный аппарат. И его жестокий упрек после возвращения из Атлантики, слишком справедливый, из-за чего они полгода почти не разговаривали.

Обидно, что правота Петра Андреевича проявлялась и дальше. Ни один из Романовых на ключевых государственных должностях не справлялся так, как это виделось Александру согласно наставлениям, усвоенным в детстве. Наоборот, офицеры из простых дворянских семей, а то и разночинцы, порой поступали так, что правящей семье стоило поучиться. Тот же Самохвалов, купеческий сын, сделал первый самолет впереди всей планеты, его старший брат Василий вывел Россию в центр европейского автомобилестроения. Чем прославился Никки? Разве что Ходынским воцареньем, Кровавым воскресеньем и привычкой закусывать коньяк лимоном. Ах да, при нем будет одержана великая победа над Японией, и никто не задумается, что мы побеждаем вопреки, а не благодаря его руководству.

— Приближаемся, командор, — выдернул его из размышлений штурман.

Князь взял бинокль и протиснулся между пилотами.

— Не увидим корабли Рождественского, прапорщик, пеняй на себя.

— Виноват, командор. Мы вышли в расчетную точку. Через двадцать пять-тридцать минут, в зависимости от высоты, вы прямо по курсу увидите острова вдоль корейского берега.

— Слева, командор! — что-то приметил первый пилот.

— Надо же, востроглазый. Дома тебя и штурмана поощрю, — князь увидел в бинокль дымы. — Плавно влево, чтобы второй отряд понял наш маневр.

Пока радиостанции не станут малого веса, вмещаясь в самолет, единственный способ управления группой — «делай как я». Увидев маневр командирской машины, обе цепочки миноносцев заложили вираж, и пошли в тысяче метров над западной колонной кораблей. Уже без бинокля различались транспорты, вспомогательные суда, эсминцы, устаревшие крейсера и броненосцы.

Наступило самое нервное время полета. В расчетную зону вышли, резерв топлива сжигается, враг не обнаружен. Хоть здесь гораздо ближе до базы по сравнению с Цусимой, через минут сорок придется возвращаться назад.

Правый разворот. Внизу цвет эскадры — тяжелые эскадренные броненосцы и крейсеры. Японцев не видно. Не может же Того щемиться между нашими и берегом — там полно рифов, мелей и скалистых островов. Либо он нагоняет, либо заранее ушел вперед, чтобы развернуться и зажать Рождественского между собой и прибрежными скалами.

Летим на юг до пятидесяти километров, возвращаемся назад, проходим по курсу нашей эскадры. Если и там никого, идем на базу.

Как бывший моряк командор представил состояние судовых экипажей, увидавших, как грозные миноносцы покачали крыльями, и ушли, а навстречу им или сбоку выходят на дистанцию огня японские плавучие крепости.

— Море чистое.

— Вижу. Снова на север. Штурман, резерв топлива после прохождения вперед двадцать километров после нашего флота?

— Не более девяти процентов, командор, — ответил Савелий после минутных расчетов.

Наверное, это подсчитывают все штурманы. Значит, последний шанс. Того не мог уйти далеко вперед. Или до него не более двадцати — тридцати километров, или самураи вообще отказались от решительной схватки из-за близости осиного гнезда русской авиации.

Снова под крылом остался «Князь Суворов» с флагом Рождественского, а перед миноносцами раскинулась пустая водная гладь.

Пустая? То же сомнение посетило второго пилота.

— Командор, рыбаков не вижу. Ни одного паруса. Как увидели что и сховались.

Сердце сжалось предчувствием, что японцы здесь. Князь до боли всмотрелся в горизонт и воскликнул:

— Господи! Впереди идет бой! Снижаемся до пятисот.

По мере того, как дымы вражеских отрядов становились отчетливее, русские летчики с ужасом осознали, что японцев не просто много — их кошмарно много. Возможно, целая сотня. Гораздо больше, чем доложил разведчик, не осмелившийся подойти к ним поближе.

Александр убедился, что второй отряд тоже пошел на снижение перед атакой, а самолеты начали разрывать дистанцию и выстраиваться попарно, чтобы в момент захода огонь ПВО разделялся на две цели. Приближался момент, когда каждый миноносец сбросит груз, и управление боем практически прекратится. Машина с командором сделает круг, ожидая остальных после пуска мин, и двинется на базу в Шидао.

Японские корабли следовали четырьмя колоннами. Головной броненосный крейсер самой западной группы уходил под воду, четверо пылали с разной степенью повреждений. В сторону моря уходили «Морские Витязи», освободившись от мин. Не менее пяти из гидросамолетов горели на воде.

Не время считать потери, одернул себя князь и указал первому пилоту на третий с запада японский строй. Второй с запада достается Левченко. С четвертым, ближайшим к берегу, пусть Рождественский разбирается сам.

Атака — момент истины для экипажа миноносца. Когда-то в Архангельске князь понял, что в современных условиях самолеты, группой свыше четырех машин атакующие один боевой корабль с пулеметами и орудиями ПВО, имеют шанс возвращения на базу не более пятидесяти процентов. Но на борту миноносца семь человек, а на кораблях сотни и тысячи. «Витязь» несравнимо дешевле, чем эскадренный броненосец или броненосный крейсер, минный удар неизбежно выведет его из строя или затопит. В числе семерых отчаянных — сам, поставивший на карту собственную жизнь.

Моторы взвыли на максимальных оборотах. Огромный самолет выровнялся метрах в тридцати над водой, стремительно приближаясь к головному кораблю под флагом Того, словно пытаясь его таранить.

Когда массивная туша броненосца, испещренная огоньками выстрелов, заслонила, чуть ли не половину горизонта, в воду упала длинная стальная сигара мины Уайтхеда. Пилот рванул штурвал на себя и заложил вираж, проскочив над самыми мачтами броненосца. Кабину заполнил грохот, треск, дым, что-то сильно ударило снизу и встряхнуло корпус. «Витязь» взмыл в высоту, а механик с места заднего стрелка радостно заорал. Столб огня и рваного металла пробил палубу, взлетев над мачтами корабля.

Князь перевел дух. По машине стебанули последние пули, обстрел стих.

— Осмотреться. Механикам доложить о повреждениях. Экипажу доложить о ранениях.

Пилот повел машину по пологой дуге, давая возможность пристроиться другим уцелевшим «Витязям».

— Панкратьев убит.

Александр прошел в нос. Голова второго пилота бессильно склонилась. Командир был бледен, но спокоен. Он летал с Панкратьевым год. Горевать будем на земле.

— Сам цел?

— Никак нет, командор. Ног не чувствую.

— Твою ж мать...

С трудом вытащив мертвого летчика к штурманскому месту, князь увидел кровь и на комбинезоне Савелия.

— Поручик, серьезно ранен?

— Чепуха, в руку. Базу найду.

Александр уселся в липкое от крови пилотское кресло и принял управление. Бортинженер помог выбраться первому пилоту, разрезал штаны и пережгутовал бедра выше пулевых ран. Затем помог штурману. Механики доложили, что поврежден всего один двигатель, большой утечки топлива не наблюдается — протестированные баки справились с пробоинами.

— За нами много пристроилось?

— Вижу шесть... Нет, семь. Не знаю, командор, наши то или отряд Левченко.

По-хорошему, надо заложить вираж и осмотреться. Но «Витязь» подбит. Незачем подвергать верный экипаж и себя ненужной опасности. Домой!

В это время последние миноносцы сбросили в воду смертельные подарки.

Самоходная мина Уайтхеда, которую в некоторых странах именуют непонятным словом «Торпедо», бьет корабль под дых, если сравнивать морской бой с кулачным. Она врезается в борт у ватерлинии ниже брони и проламывает его. Многослойная сталь, угольные тендеры по бортам и другие конструкторские хитрости не могут уберечь броненосец от повреждений. Мощный взрыв убивает или оглушает людей, осколки борта сокрушают внутренности, как картечь. Пробитый отсек быстро набирает воду, корпус дает крен. Вырванные от удара заклепки соседних секций обшивки означают поступление воды в другие части корабля.

Кулачный боец держит сильные удары в голову, встряхивает ею и снова машет кулаками. От тычка в «солнышко» складывается пополам. Эскадренные броненосцы выдерживают двадцать и более попаданий крупным калибром, не выходя из боя. Единственная мина гораздо страшнее, чем долгий артиллерийский обстрел.

На земле князь помог выбраться раненым, когда механик крикнул:

— Гляньте, отчего мотор стал!

У мотогондолы, пробив передний лонжерон крыла и, скорей всего, трубопровод, торчал кусок корабельной радиоантенны.

В течение четверти часа на аэродром прилетели, приползли и доковыляли на честном слове еще двадцать семь машин разной степени избитости. Вернулись на базу двенадцать гидросамолетов, и к вечеру три, подлатавших неисправности на плаву. Кого-то из военлетов выловили из воды русские вспомогательные корабли, сбежавшие от японцев в сторону Циндао. Выдающееся авиационное соединение, обеспечившее русской армии победу в войне, минимум на неделю оказалось полностью небоеспособным. Погиб цвет русской миноносной авиации.

Японцы под шумок попытались отправить десант на Сахалин, попав на свою беду в поле зрения разведчика Владивостокского авиаотряда «Морских Витязей». Десантная операция превратилась в спасательную, причем часть судов, переполненных подобранными с менее удачливых посудин, добровольно сдалась в плен. Авиаторы потеряли лишь две машины.

На этом активные действия кончились. Англия бросилась на защиту Японии, не дав добить остатки ее армии в Корее. Репарации по мирному договору погасили большую часть внешнего долга.

Рождественский приписал себе потопленные авиацией корабли, пытаясь этим прикрыть позор, что до Порт-Артура добралась едва ли треть 2-й Тихоокеанской эскадры. Его, естественно, поддержал великий князь Алексей Александрович, примазываясь к победе в японской войне.

Когда Александр Михайлович узнал, что император высочайше навесил Андрея Первозванного не только ему и сомнительному герою Линевичу, но и генерал-адмиральскому ничтожеству, то публично отказался носить орден. Никки расстроился, попенял зятю за неуважение и принялся дальше править державой, насколько у него это выходило.