Княгиня Агафья, супруга великого князя владимирского, переживала тревожные дни. Она старалась забыть о надвигавшейся грозе. Проводила время в заботах о семье, о дворцовом хозяйстве, утешала всех, убеждая быть мужественными. Молодые снохи ее, княгини Мария и Христина, и многие боярские жены плакали навзрыд, твердя, что пришел конец миру. Дети убегали из княжьего двора за стены.

– Не хотим учиться в школе! – кричали они. – Теперь и нам нужно воевать. Мы будем помогать дружинникам, пускать стрелы в татар, бросать в них камни.

Днем и ночью молилась княгиня Агафья. По утрам она посещала соборную церковь Успения Богородицы, где вела беседу с мрачным и угрюмым епископом Митрофаном.

– Молись, – говорил ей владыка, – чтоб Всевышний помог войску и отогнал безбожных татар. Молись за мужа твоего князя Георгия Всеволодовича и за сыновей, чтоб Господь сохранил их от злого врага!

Княгиня Агафья непоколебимо верила обещанию мужа скоро вернуться с большой ратью и освободить землю русскую от татар. Молясь горячо, со слезами, она закрывала глаза и видела мужа перед собой, как живого: высокого, сильного, с уверенной речью, с могучей рукой… Он знает ратное дело, быстро соберет полки, разгонит татар. Он въедет на своем верном белом коне в Золотые ворота Владимира, где княгиня вместе со снохами будет встречать его. Она сама возьмет повод коня и поведет его на княжеский двор…

Князь Всеволод с малой дружиной внезапно примчался из Коломны. Княгиня Агафья сейчас же устроила совещание ближних бояр. Присутствовали воевода Петр Ослядукович, некоторые тысяцкие и обе княжеские снохи.

– Я прорвался к вам чудом, архангел уберег меня. Татары обложили город Коломну со всех концов. Войска у них очень много. Правил ими молодой хан, сын ихнего самого главного хана Чагониза. Третьего дня вдруг поднялся в татарском стане звериный вой и барабанный перестук. Пленные сказали, будто их вождя, хана Кюлькана, убило русской стрелой. Оттого они завыли, своему богу жаловались. В этой суматохе я и проскочил. Татары придут сюда огромной силой, разольются по полям, как вода весной в половодье, и не будет нам тогда выхода… Кто из женщин может, пусть бегут на север, в Новгород, Кострому, Галич или на Бело-озеро. Надо прятаться в лесах, пустошах. Во Владимире будет резня, и вряд ли мы удержимся до прихода князя-батюшки.

Княгиня Агафья твердо заявила:

– Мы вас не покинем. Вместе будем пить горькую чашу!

Обе снохи заплакали и сказали:

– Никуда мы от вас не уйдем! Зачем нам ехать в холодные леса и пустоши? Там все едино пропадать с малыми детьми! Лучше мы здесь на стене будем биться рядом с вами!

– Не женское это дело! – заметил воевода Петр Ослядукович.

Сидевшая между снохами приемная дочь-сирота юная княжна Прокуда вмешалась:

– А я вот слышала, что у татар женщины на конях бьются рядом с мужьями и братьями.

– Молчи, Прокуда! – строго заметила княгиня Агафья. – Совсем ты от рук отбилась. Вместо того, чтобы в терему сидеть, на стену бегаешь да с простыми смердами речи ведешь!

– Все одно убегу я от вас и проберусь в заволжские леса к батюшке крестному. Чего нам сидеть да вздыхать? Лучше биться в лесу или в поле. Все одно: когда смерть захочет, то нас поймает.

– Запру тебя в терему! – закричала княгиня Агафья.

– Придут сюда татары, и терема не будет, и нас с тобой не будет!

– Что за охальная девка! – застонала княгиня. – Эй, нянюшка! Отведи-ка Прокуду в теремок!

– Сегодня урок в школе. Позволь сходить проститься с учителем! – И Прокуда убежала.