Глава 22

   Затянутое серой непроглядной хмарью небо чуть посветлело. Подавив зевок Андрей, чиркнул колесиком зажигалки, прищурившись, посмотрел на часы. Рановато еще, минут двадцать подремать можно.

   "Агрегат", сооруженный неведомым умельцем из винтовочной гильзы еще месяц назад выцыганил у старшины в соседнем батальоне в обмен на причитающееся ему табачное довольствие, а часы хорошие, швейцарские, это фрицы "подогнали". Оберлейтенанту, возглавлявшему очередную их попытку выбить Карасевскую роту с занимаемой позиции, они вряд ли больше понадобятся. Валяется где-то на первом этаже вместе с дюжиной своих подчиненных. А ведь в тот - крайний раз у немцев почти получилось. В дом ворвались, до рукопашной дело дошло. Но ничего, выдержали.

   Тусклый, пляшущий огонек вновь слабо осветил циферблат. Черт, бензин заканчивается, надо думать, где доставать.

   Вооружившись биноклем, "подарком" все того же "щедрого" обера, Андрей подполз к окну. В занятом немцами доме царит полнейшая тишина. Только в крайнем справа окне третьего этажа на секунду мелькнул и исчез огонек сигареты. Часовой видимо. Вообще-то Васильев со своей неразлучной "трубкой" давно отучили фрицев от подобной неосмотрительности, но этот видимо новенький, а может просто забылся, страх потерял.

   Вдалеке приглушенно простучала пулеметная очередь, грохнуло несколько взрывов и снова все затихло, только над вражескими позициями взмыла в небо осветительная ракета, немного повисев, словно неохотно сползла вниз.

   - Пора бы уже - Карасев озабоченно бросил взгляд на часы.

   Словно услышав его, совсем рядом хлестнула трехлинейка, басовито заговорил "максим".

   - Ага, зашевелились, давайте голуби, давайте, занимайте места согласно купленным билетам - довольно пробормотал Андрей, разглядывая в бинокль суетящиеся в окнах напротив силуэты гитлеровцев - так, зрители собрались, пора начинать представление. А вот и третий звонок.

   Звонко хлопнул гранатный разрыв. Под звуки разгорающейся перестрелки из-за угла соседнего дома, от позиций Ибрагимовской роты метнулось несколько сгорбленных человеческих фигур. Четверо в немецких касках и маскировочных балахонах волокли под руки пятого, одетого в ватник и ушанку.

   - Начали! - Карасев дал длинную очередь в окно высоко над головами бегущих.

   В грохоте поднятой бойцами пальбы, утонул треск одиночного винтовочного выстрела. Занявший свою место немецкий пулеметчик как-то странно дернулся и уронил голову на приклад своего МГ. Прежде, чем второй номер успел что-либо сообразить, вторая пуля ударила и его, точно над переносицей.

   Епифан Васильев еще раз внимательно обозрел в оптический прицел дело рук своих, и удовлетворенно кивнув, подхватил винтовку, меняя позицию, перебежал к другому окну, немного повозился, устраиваясь поудобнее и принялся выискивать новую цель.

   Между тем, "спектакль" продолжался. Между штурмовой группой, действующей под видом тянущих "языка" разведчиков, и захваченным гитлеровцами зданием, осталось метров десять - пятнадцать. Бойцы как по команде стремительно рассыпались по намеченным заранее для каждого из них укрытиям, в проломы и окна первого этажа полетели гранаты. Одновременно с этим снайпер и расчеты станкового и ручного пулеметов открыли огонь по окнам второго и третьего этажей, стремясь подавить намеченные ранее огневые точки. Медлить дальше нельзя, еще не успела улечься пыль от гранатных разрывов, как пятерка "артистов" уже скрылась внутри захваченной немцами трехэтажки.

   - За мной! - силясь перекричать грохот боя заорал Карасев, и, выскочив из окна на припорошенную снегом кучу битого кирпича, спотыкаясь и поскальзываясь на "гуляющих" под ногами обломках рванул вперед. Спиной он чувствовал хриплое дыхание и тяжелый топот бегущих следом бойцов. Они бежали, молча, без выстрелов и криков стараясь как можно быстрее преодолеть отделяющие их от врага расстояние. По ним стреляли. Огонь гитлеровцев, ошеломленных коварством противника, поначалу бывший каким-то суматошным и бестолковым, несмотря на все усилия пулеметчиков и Васильева становился все более дружным и организованным. Краем глаза увидел, как один из бойцов упал, убит, ранен или просто споткнулся, кто знает, главное добежать, вывести остальных из-под огня, ворваться внутрь, довести дело до рукопашной, а уж там посмотрим кто кого. Похоже, фрицы начали приходить в себя. Но окончательно опомнится им так и не дали. Еще один рывок и вот он черный зев пролома. Перепрыгнул через лежащий поперек него труп, отскочил в сторону. Вовремя над ухом, что-то пронзительно свистнуло. Короткая очередь в ответ и судорожно задергавшееся под ударами пуль тело в чужой, серо-зеленой шинели медленно сползает по стене. Под ноги покатился хрипящий клубок. Человек в белом балахоне, сидящий верхом на чем-то живом и брыкающемся, методично поднимает и опускает руки, с зажатой в них стальной, немецкой каской. Судя по отборному мату, вперемешку со свирепым рычанием, и куску черной ткани на правом рукаве, кто-то из своих, "штурмовиков".

   Живых фашистов на первом этаже осталось немного, но они отчаянно сопротивлялись. Один из ворвавшихся было следом бойцов, в пылу атаки оттолкнув командира, сунулся в комнату. Внезапно, голова его взорвалась темным фонтаном, горячие, липкие брызги полетели Карасеву в лицо. Падение вперед, еще одна очередь снизу вверх. Тяжелая туша с грохотом падает рядом. Немец еще жив, согнувшись, сжимая руками простреленный живот, он жалобно кричит на одной высокой ноте. Серая тень бросилась справа. Холодно блеснула сталь. Уходя от направленного ему прямо в грудь штыка, Андрей едва успел откатиться в сторону прямо на судорожно вздрагивающее под ним тело умирающего. Что есть силы, ударив каблуком в коленную чашечку, он сбил нападающего на пол. Извернувшись, навалился сверху, надавил на горло врага горячим стволом автомата. Противник хрипел, вырывался, жизнь неохотно покидала тело молодого, здорового мужика. В какой-то момент он вдруг, безвольно обмяк и затих, уставившись на Карасева остановившимся, безжизненным взглядом широко открытых глаз.

   Выстрелы, крики, грохот гранатных разрывов слились в один сплошной гул. Адреналин бушует в крови, заставляя подскочить и бежать дальше. Не выдержав натиска уцелевшие гитлеровцы, отстреливаясь, пытаются отступить по лестнице вверх, но один за другим ложатся скошенные дружным огнем прячущихся за развалинами стен красноармейцев. Образовавшаяся на узкой площадке груда мертвецов, не дает бойцам сходу преодолеть лестничный пролет, а летящие со второго этажа гранаты вынуждают их отступить и вновь искать укрытия. Терять темп нельзя, зажатая между засевшими на верхних этажах здания фашистами и наверняка уже спешащим к ним подкреплением, рота, будет уничтожена. Надо решаться.

   Андрей дождался, когда рванет последняя граната, и осколки со свистом покрошат кирпичную кладку над головой, толкнул локтем пристроившегося рядом Вешина, кивком головы указал наверх. Взводный понятливо кивнул, перекрестился, метнулся к лестнице, дал короткую очередь. Под прикрытием его огня Карасев кинулся вперед. Каким-то чудом, в три прыжка очутился на верхних ступенях. Уже почти на площадке между первым и вторым этажом, зацепился ногой за мертвеца, и неуклюже завалился вбок. Падение, в очередной раз спасло ему жизнь. Пули просвистели совсем рядом, одна бешено рванула рукав ватника, обожгла левое предплечье. Из такого неудобного положения он выстрелил в ответ. Ноги стрелявшего в него автоматчика брызнули красным и неловко подломились, отчего тот с грохотом и криком покатился по ступеням вниз. Его перекошенное гримасой боли лицо с открытым в крике ртом оказалось всего в каких-то двух-трех метрах перед глазами Карасева, и тот ни секунды не сомневаясь, нажал спусковой крючок, добивая поверженного врага, а потом перенес огонь на площадку второго этажа, заставляя теперь уже находящихся там немцев искать укрытие. Под прикрытием его огня, Вешин в свою очередь бросился вперед. На середине лестничного пролета, он вдруг дернулся, остановился и рухнул лицом вниз. Однако, следом, перескочив неподвижное тело товарища, паля короткими очередями от живота из трофейного МП, уже мчался Матафонов, за ним, стреляя, спотыкаясь, матерясь, неслись другие бойцы. Штурмующие рассыпались по комнатам, превращая бой в локальные рукопашные схватки. В ход пошли гранаты, приклады, ножи, саперные лопатки, каски, кулаки, даже зубы. Ни для атакующих красноармейцев, ни для обороняющихся гитлеровцев, пути назад уже не было. Противники дрались уже не за эту злополучную развалину, а для того, чтобы выжить, а выжить можно было только одним путем, уничтожив врага.

   Ворвавшись в длинный, полутемный коридор бывшей коммуналки Андрей прижался спиной к стене и притих, напряженно прислушиваясь и приглядываясь. Укрывшегося за углом на кухне фашиста выдало лишь легкое облачко пара. Нырнув в ближайший дверной проем, Карасев оказался в просторной комнате. От ее прежних хозяев не осталось даже следа. Холодный ветер с Волги врывался через серый квадрат пустого оконного проема, кружил вихрь снежной крошки на загаженном грудами мусора и экскрементами, разбитом полу. Все, что могло гореть и давать тепло или создавать хотя бы его иллюзорную видимость: бумага, мебель, обои, половицы, местами даже выковырянные из-под штукатурки тонкие рейки дранки, все было использовано в качестве топлива для солдатских костров. Остались лишь голые обшарпанные, разбитые пулями и осколками стены. Окинув взглядом царящий в помещении разгром, Карасев перевел дух и парой глубоких вдохов-выдохов, успокоил колотящийся после бешеного рывка по простреливаемой лестнице, готовый вырваться из груди "мотор", снова прислушался. Тишина. Фриц на кухне "прикинулся ветошью", и не подает признаков жизни. Затаился гад, а может и кончился, кто его знает? Проверять, в очередной раз подставляясь под пулю, совсем не хочется. Вся проблема очень просто бы разрешилась, останься хотя бы одна граната. Однако нет ее, гранаты, все что было, отдали первой штурмовой пятерке.

   Возвращая к действительности, совсем рядом, за противоположной стеной скупо грохнула короткая очередь, раздался шум борьбы, сдавленное, неразборчивое хрипение. Штурм еще не закончен. Бойцы продолжают драться, а их командир спрятался, забился как мышь в нору и не знает, как справится с одним-единственным противником.

   - Ахтунг, гранатен! - завопил Андрей. Ухватив с пола кусок кирпича, швырнул его в проем кухонной двери, и метнулся следом.

   Гитлеровец, оказавшийся стреляным воробьем, на примитивную уловку не повелся. Выбитый из рук сильным ударом ППШа полетел в угол, следом покатился Карасев. Откатился и замер буквально на доли секунды, ожидая выстрела, удара, обжигающей боли. Ничего не последовало, и вскочив на ноги он едва успел перехватить руку врага с занесенным для удара прикладом. Короткая возня и вот уже карабин немца брякнулся об кучу битого кирпича под ногами, и два непримиримых врага, словно боксеры на ринге, сошлись "на кулачки".

   Здесь при приблизительно равной весовой категории противников преимущество в технике явно было у Карасева, Вот только левый рукав гимнастерки ощутимо намок от крови. Хотя, рука достаточно сносно слушается своего хозяина. Болит, конечно. Нет, скорее даже не болит, а печет, но, впрочем, вполне терпимо. Могло быть и хуже.

   Андрей, поднырнув под руку, легко ушел от размашистого правого крюка и коротко "зарядил" снизу в челюсть. Фриц удивленно хрюкнул, закатил глаза и рухнул на пол.

   Где-то совсем недалеко один за другим хлопнули два одиночных выстрела, раздался чей-то вопль и бой утих окончательно. Быстро скрутив находящемуся в глубоком нокауте пленнику руки и ноги, его собственными ремнями, Карасев выглянул на лестничную клетку. Похоже, схватка закончилась полной победой красноармейцев. В воздухе висел густой смрад сгоревшего пороха, крови, человеческих испражнений. Громко перекликаясь, бродили по комнатам, приходящие в себя после яростной рукопашной, уцелевшие бойцы. Кричали и стонали раненые. За спиной раздался ядренейший мат вперемешку с замысловатыми морскими ругательствами. По лестнице то и дело спотыкаясь о неподвижные тела покойников, подбадривая крепким словцом увешанного патронными коробками напарника, поднимался Зырянов, волоча тяжелую тушу "максима". Добравшись, наконец, до площадки второго этажа, он выпрямился во весь свой богатырский рост, рукавом утер пот с раскрасневшейся физиономии, доложил: "тащ, младший лейтенант, пулеметчики прибыли, потерь среди личного состава не имеется".

   Андрей подвел наводчика к оконному проему, осторожно выглянул на улицу - вон видишь, справа, Пролетарская. Эта твоя, плотно перекроешь, чтобы ни одна сволочь головы поднять не могла. Левую, перекроет расчет "дегтяря".

   - Не дрейфь командир - Зырянов, понятливо кивнул. Слегка прищурившись, внимательно обозрел "фронт работы" - сделаем в лучшем виде.

   - Действуй моряк, на твоих орлов вся надежда - коротко распорядился Карасев и оставив пулеметчиков направился на поиски своего заместителя.

   Искать долго не пришлось. Местонахождение неунывающего сержанта выдало жизнерадостное "ржание" собравшихся вокруг него бойцов. Впрочем, на сей раз товарищей развлекал вовсе не Матафонов. Объектом шуточек и подколок стал красноармеец Гришин, молодой боец, прибывший три дня назад с последним пополнением, сидящий в углу с глубоко несчастным видом.

   - Что здесь происходит?

   Бойцы обернулись на громкий начальственный окрик и вытянулись по стойке смирно, продолжая потихоньку "киснуть" от смеха.

   - Красноармеец Гришин, доложите, что произошло?

   Боец посмотрел на Андрея глазами побитой собаки, страдальчески поморщился, но вместо вразумительного ответа изо рта его полезла играющая радужными пузырями пена.

   Это было уже слишком. От гомерического хохота, словно от разрыва снаряда казалось, вот-вот осыплются остатки штукатурки.

   - Пристрелить бы надо - деловито заметил Матафонов, который единственный из присутствующих, несмотря на весь комизм ситуации, сумел сохранить совершенно невозмутимое выражение физиономии.

   - Кого пристрелить? - испуганно покосился на взводного Гришин.

   - Тебя. Кого же еще? Тебя же бешеный фриц цапнул. А прививок от бешенства у нашего санинструктора нет. Вдруг еще покусаешь кого. Так, что лучше уж сразу, чтобы долго не мучился - под неумолкающий смех товарищей невозмутимо пояснил сержант.

   - Отставить цирк - отсмеявшись, распорядился Карасев - Сержант ко мне, остальным приготовится к отражению контратаки. Да и дайте ему воды кто-нибудь.

   - На держи, лапоть рязанский - один из бойцов бросил пострадавшему флягу - сам виноват, нечего было мыло фрицевское втихаря жрать.

   - Да кто ж знал - то - пуская пузыри, оправдывался Гришин - оно в бумажку блестящую красиво завернуто, и пахнет вкусно. Вот я и подумал... .

   - Дима, определись, с потерями, организуй сбор оружия и боеприпасов. Думаю сейчас они опомнятся и полезут - отведя взводного в сторону, негромко распорядился Карасев - да, кстати, совсем забыл. Там, на кухне фриц связанный валяется.

   - Понял, командир - нахмурился сразу посерьезневший Матафонов.

   - Раз понял, действуй.