Глава седьмая
Командно-штабная палатка освещалась подвешенной к центральной распорке керосиновой «летучей мышью» с сильно прикрученным фитилем, но и этого тусклого света вполне хватило, чтобы Корнеев смог увидеть, как на лицах личного состава формирующейся разведывательно-диверсионной группы возникает, с поправкой на черты лица, одно и то же удивленное выражение.
Капитан Малышев, прослуживший вместе с Николаем последние полтора года, никак не ожидал увидеть рядом с командиром двух радисток. Остальные бойцы, хоть и не знали о принципиальной позиции майора Корнеева в этом вопросе, поотвыкнув в штрафбате от женщин, тоже не были готовы к обществу двух красавиц.
А младшие сержанты, одним лишь появлением посеявшие смятение в рядах мужчин, тоже не ожидали такого обилия офицеров и, теряясь под их восторженными взглядами, мило краснели и растерянно хлопали длинными ресницами.
Да и сам Корнеев, признаться, наверное, выглядел не менее удивленным, чем подчиненные. Всего час, как он оставил на попечении заместителя шестерых штрафников, а сейчас видел перед собой чисто выбритых, подтянутых боевых офицеров. Словно выпускники училища, готовящиеся к параду, все присутствующие отсвечивали форменными, почти новенькими погонами на аккуратно отутюженных солдатских гимнастерках.
Два старших лейтенанта и четыре капитана.
Да и заместитель его буквально преобразился за этот промежуток времени. А постную печать угрюмости на лице Малышева сменило выражение предельной собранности и решительности.
— Это где ж вы успели так припарадиться, Андрюха? Я думал, химическим карандашом звездочки нарисуете и все. Военторговский ларек ограбили, что ли?
— Степаныч твой помог разжиться, — объяснил тот. — Сказал: «Пользуйтесь, славяне. Нам с Николаем теперича однопросветное барахло без надобности. Да и маленькие звездочки тоже».
— Молодец Степаныч, сообразил… — похвалил ординарца Корнеев. — А я б и не догадался.
— А то у тебя, Коля, своих забот мало… — негромко произнес за его спиной ефрейтор Семеняк.
Ординарец ловко протиснулся мимо загораживающего вход Корнеева и вошел внутрь палатки, привнося с собой запах кофе и жареного хлеба.
— Вот. — Он поставил на стол два дышащих горьким ароматом котелка и миску, наполненную поджаристыми хлебцами. — Наскреб по сусекам. Пейте… Мой Степка говаривал, кофе думать помогает.
— Ты как сюда вошел, Степаныч? Я же взводных в караул поставил и приказал никого за периметр не пропускать?
— Это лейтенантов-то? — хмыкнул ординарец, делая уставной разворот и шагнув к выходу. — Мало каши съели еще… Если прикажете, товарищ майор, я лучше сам покараулю. А вы пейте, пейте кофе, пока опять не остыло.
— Ладно, — махнул рукой Корнеев. — Еще одна пара глаз и ушей лишней не будет. — Потом повернулся к Малышеву и прибавил: — Угощай гостей, капитан. Где тут у нас кружки были? — и продолжил совсем другим, почти официальным тоном: — Товарищи офицеры и сержанты, прежде чем довести задание, давайте познакомимся поближе. С этой минуты мы с вами одна диверсионно-разведывательная единица. И теперь от каждого будет зависеть не только жизнь остальных, но и боеспособность группы в целом. Предлагаю начать представление с младших по званию…
Смуглянка Мамедова, которой показалось, что строгий майор со звездой Героя смотрит именно на нее, сунула котелок в руки одному из капитанов и сделала попытку вскочить с лежанки.
— Сиди, Лейла, — остановил девушку Корнеев и поднял руку, привлекая общее внимание. — Объясняю всем сразу, чтобы больше не повторяться. У разведчиков свои правила. На маскхалате нет погон, поэтому звания не имеют такого значения, как в обычных войсках. Есть просто старший группы, его заместитель и все остальные. Ценится исключительно и только личный боевой опыт. В общем, чувствуйте себя так, словно оказались на вечеринке в еще незнакомой, но очень хорошей и дружелюбной компании. Со старшеклассниками…
— Я думаю, командир, — подал голос капитан с большим резаным шрамом через левую щеку, начинающимся у крыла носа и уходя наискось под подбородок, — что лучше начать исповедь с наших историй. Какая там биография у девчушек? Средняя школа да курсы радисток?.. И по этикету в культурном обществе мужчин представляют дамам, а не наоборот… — вроде как шуткой смягчил он собственный безапелляционный тон.
— Не вопрос, — пожал плечами Корнеев. — А уж, коли назвался груздем, так и полезай… Только погоди чуток. Кофе — это здорово, но и по глотку, за знакомство, так сказать, тоже лишним не будет. Тем более что почти у всех нас сегодня для этого имеется весьма важный повод. Возражения есть? Возражений нет. Держи, капитан, флягу. Обойдемся без мерной тары. Душа меру знает… Ну а для тех, кто захочет ее обмануть, на всякий случай сразу уточняю: на задание выходим завтра вечером. Но и до этого отдыхать не придется.
— Понятно… — кивнул капитан, но глотнул все-таки основательно, занюхал рукавом и отрекомендовался: — Будем знакомы. Петров Виктор. Командир саперного батальона. Осужден за невыполнение боевой задачи… — немного помолчал и объяснил: — Мост к назначенному часу не успели отремонтировать. Сорвали сроки наступления полка.
При слове «осужден» радистки недоуменно-встревоженно переглянулись промеж собой, а потом вопросительно уставились на Корнеева.
— Да, девчонки, все эти парни вчерашние штрафники. Но тем не менее люди достойные и надежные… — объяснил он. — Продолжай, Виктор. Извини, что перебил. А что так, с мостом?
— Вообще-то мы успели с ремонтом, но за полчаса до «Ч» немец его повторно разбомбил. А разбираться в суматохе не стали… Начштаба писал, что за первый мост меня к награде представили, — криво усмехнулся капитан. — Ну а за второй таким вот макаром… Значит, все по справедливости. Без обид.
— Бывает, — согласился Корнеев.
— Бывает… — кивнул Петров. — Курить можно?
— Вы как, девчонки? По упомянутому ранее этикету вопрос больше относится к вам, — усмехнулся Корнеев. — Хотя лично я разрешил бы. Палатку и проветрить можно, зато комаров поубавится…
— Ой, ну что вы, товарищи офицеры, в самом деле? Вот еще придумали буржуйские условности? Терпеть не могу разные цирлих-манирлих… Дамы, сэры, господа… — возмущенно зарделась Гордеева, принимая от Петрова баклагу и делая совсем маленький, осторожный глоточек, но все равно закашлялась и замахала перед разинутым ртом ладошкой. — Ф-фу, это же спирт! Жжет, зараза. Ой, забыла… Ольга Гордеева.
— Ольга Максимовна, — не забыл уточнить Корнеев, чем вызвал еще один приступ румянца у девушки, но поправлять командира она не стала. Сама напросилась.
— Лейла Мамедова, — улыбнулась вторая радистка. — Можно Ляля или Лиля. — Забрала у подруги баклагу и тоже чуть-чуть надпила. Но более умело, вовремя задержав дыхание. — Со знакомством, товарищи офицеры.
— Боюсь, что табачный дым мало поможет, больно злющие гады… Как эсэсовцы… Олег Пивоваренко, — представился сидевший рядом с ней капитан, перенимая у девушек эстафетную посуду. — Ну за победу!
Он пил спирт не спеша, как воду. Только кадык ходил. Потом перевел дыхание и передал баклагу соседу слева.
— Не волнуйся, командир, — прямо посмотрел в глаза Корнееву. — Я вообще горькую не пью. Но сегодня можно. Командир парашютного батальона. Во время высадки не справился с парашютом. Сильным боковым ветром отнесло далеко в сторону. При выполнении поставленной задачи мой батальон понес очень большие потери. В штабе воздушно-десантной бригады решили, что из-за отсутствия в бою командира…
— Десантник? — обрадовался и тут же возмутился Корнеев. — То-то я едва от удара твоего ушел. Почему дальше в полную силу не работал? Ленился или побоялся уронить достоинство командира?
— Сам же сказал — аккуратно, без травм. А у меня, Николай, удар поставлен так, что если бить от души — непременно покалечу, а как начну соизмерять движение — сразу темп теряется.
— Вартан Ованесян, — вклинился третий из капитанского состава, сидящий на нарах напротив. — Я, как и Виктор, тоже сапер. А промашку дал другую… Мои ребята не тот участок заминировали. Сориентировались, правда, вовремя: пехота не пострадала. Но оргвыводы в штабе дивизии, а что хуже — в особом отделе — все же сделать успели.
— Причина? — профессионально поинтересовался Петров.
— Я работал согласно карте. Где отметили, там и минировал.
— И что, это не приняли во внимание?
— Карта сгорела… — махнул рукой Вартан. — Вместе с планшетом… Но это долгая история. Чего уж теперь… С того дня, считай, целая вечность прошла. В штрафбате я второй месяц разменял.
— Два собственных сапера в группе — это же замечательно, — ткнул в бок Малышева Николай. — Разведчик, десантник. Прямо как на заказ… Вот уж не знаешь, где подфартит.
— За победу, — решительно приложился к спиртному четвертый капитан. — Сергей Колесников. Пилот, командир эскадрильи тяжелых бомбардировщиков ИЛ-4… Тварь одну пристрелил… — И, не дожидаясь вопросов, сам уточнил, глядя в сторону от девчат: — Он жену моего бортстрелка… — капитан вздохнул и глотнул еще раз. — Нет, не потому. Может, у них и любовь была, как знать? Но, понимаете, Саню Белкина… В последнем вылете… Я шел и думал, как сказать, что его больше нет, что он… А она, стервоза, в койке с… Ну меня и накрыло. Глупо. Саню не вернуть, а я — отличный летчик, вместо того чтоб бомбить фрицев, с винтовкой бегаю.
Капитан дернул щекой, внимательно посмотрел на баклагу и передал ее сидевшему рядом старшему лейтенанту.
— Василий Купченко… — хмуро промолвил тот, поводя лобастой головой так, словно тугой воротник больно натирал его крепкую шею. — Бывший начальник штаба пехотного батальона. Убил и покалечил троих гражданских во время отпуска… У меня все.
— Троих подонков, — уточнил Корнеев специально для девушек. — Защищая жизнь и достоинство женщины. Ты, Василий, либо пей, либо передавай дальше. Видишь, мы с капитаном Малышевым заждались уже своей очереди.
— Андрей Малышев, — представился тот, принимая эстафету, и очень нехотя добавил: — Бывший заместитель командира отдельной разведывательно-диверсионной роты. Застрелил пленного… — и без более подробных объяснений приложился к фляге.
— История у Андрея слишком свежа, поэтому не будем торопить капитана с исповедью, — продолжил вместо товарища Корнеев в ответ на молчаливые взгляды остальных. — Оттает, сам расскажет. Но мы с ним второй год вместе. Отвечаю, как за себя.
— Спасибо, командир, — Малышев отдал ему флягу. — Я скажу. А то нечестно получается, — он расстегнул пуговичку под горлом. — Жену мою, беременную, снайпер… А фриц под руку подвернулся…
— Ну а я — Николай Корнеев. Командир той самой разведывательно-диверсионной роты. Теперь и ваш командир. Расчет окончен… — привнес майор еще одну ноту непринужденности в разговор, отбирая флягу у Андрея и завинчивая пробку. Главное Малышев сказал, а смысла бередить рану Николай не видел. — А теперь предлагаю от более личных тем воздержаться и перейти к общим вопросам. Впереди еще целый день подготовки, с обязательными перекурами. Успеете наговориться. У меня вопрос к вам, девчонки. Ирина Игоревна сказала, что позывные вы получили. Я верно понял?
— Так точно, товарищ майор! — все же Лейла не удержалась и вскочила, громко рапортуя.
— Тихо, тихо, егоза… — досадливо дернув щекой, усадил девушку Корнеев. — Вышколила же вас тетя Ира на мою голову… Ладно, еще пообвыкнете. Вы поймите, товарищи, что это не моя прихоть и не любовь к панибратству. Так что строевой устав пока забудьте. В тылу врага любое лишнее движение опасно, а уж произнесенные в полный голос слова, когда успех операции и наши жизни напрямую зависят от тишины и скрытности, смерти подобен…
— Извините, товарищ майор… — смутилась девушка. — Мой позывной «Призрак-один».
— «Призрак-два», — почти шепотом доложила Гордеева, вызвав улыбки на лицах офицеров.
— Принято, — подтвердил Корнеев.
Группа внимательно ожидала.
— Итак, считаю, что для максимально эффективного выполнения поставленной перед нами задачи отряду лучше действовать двумя независимыми друг от друга группами. Командиром группы «Призрак-два» назначаю капитана Малышева, группу «Призрак-один» возглавлю лично. В состав первой группы войдут капитан Петров, капитан Колесников, старший лейтенант Купченко, младший сержант Мамедова. Остальные товарищи поступают под команду капитана Малышева. Поскольку существенная часть личного состава обеих групп почти не имеет разведывательно-диверсионного опыта, считаю необходимым усилить их еще двумя бойцами. Как думаешь, Андрей, кого из наших ребят взять?
— Думает он, — проворчал у входа знакомый голос. — А чего тут думать, коли и так все ясно? Ребятня одна собралась. Бриться еще толком не умея. Я пойду с вами. И старшина…
— Ефрейтор Семеняк! Что вы себе позволяете?! — возмутился Корнеев, хотя как раз именно о своих ветеранах и подумал. — Для вас что, особый Устав написан?
— Ты погоди лаяться, командир, — примирительно поднимая руки, шагнул ближе ординарец. — Я ведь почти сразу сообразил, зачем ты девиц в поиск взять решился. Вот и мы с Кузьмичом как раз под эту самую гребенку и подходим. Лучше других. Тютелька в тютельку… — Но до конца Степаныч тон не выдержал и не преминул проворчать: — И потом, кто только что предлагал забыть об Уставе. А для меня приказ командира — закон!
И пока сбитый с толку Корнеев и остальные обменивались недоуменными взглядами, не в силах понять, по каким таким критериям можно сравнить пожилого ефрейтора и красавиц радисток, ординарец стал объяснять.
— Я ж тебя, Николай, с сорок первого года знаю. И ты сейчас не о том думаешь, как ловчее к немцам пробраться да рвануть там что-то, а как обратно целым выскользнуть. Вот и девчушек потому взял, что им, если в гражданскую одежку переодеться, больше шансов уцелеть выпадет. Верно?
— Ох, и пронырливый ты, Игорь Степанович, — вынужденно уступая такому напору и соглашаясь с догадливым ординарцем, развел руками Корнеев. — И как только Михаил Иванович до сих пор тебя к себе, в аналитики, не сманил? Все как есть подметил. Но я так и не понял, с какого боку ты со старшиной к этому прислониться можешь?
— Это все потому, командир, что для тебя боец — существо без возраста. Оно и понятно, под пилоткой ни седины, ни лысины не видать. Особливо в противогазе. А ведь нам с Кузьмичом вскорости сто лет на двоих, может статься, будет. Так-то, детишки… И в гражданке, да с плотницким инструментом за поясом, вполне девчонок обратно к своим вывести сможем. Или спрятать надежнее…
Ординарец перевел дух и продолжил не менее настойчиво:
— Ведь они, пичуги, если, не приведи Господь, сами в тылу у немцев останутся — пропадут. Без опыта. И еще тебе скажу, Коля, когда ты в поиск с нашими парнями хаживал — это одно дело, там я вам только обузой стал бы. Да и Кузьмич, хоть и охотник, а за молодыми не поспевал бы. А потому, хоть и просилась душа в дело, с фрицами за сына посчитаться, разумение имел и с глупостями к тебе не совался. Нынче ж, когда скорость группы в девичьих ножках, я от вас не отстану. Ну а сгинуть доведется — знаешь: обо мне рыдать некому. Не откажи, командир. Возьми на задание. Как друга прошу.
— Да ладно, ладно… — опешил от неожиданного натиска Корнеев. — Логика в твоих словах присутствует. И да, я согласен. Только не пойму, с чего ты за Кузьмича распинаешься? А ну как старшина не захочет к немцам?
— Еще как захочет! — усмехнулся Семеняк и бросил себе за спину: — Заходи, Телегин. Я ж тебе говорил: берут нас…
И почти тут же в приоткрытый полог сунулось смущенное усатое лицо ротного старшины.
— Разрешите присутствовать, товарищ майор?
— Заходи, Кузьмич, — хмыкнул Корнеев. — Надеюсь, там больше никого в очереди нет? Или пойти самому поглядеть? Для надежности?
— Только взводные по периметру бродят, — доложил Кузьмич. — Не волнуйтесь, товарищ майор. Мимо них и муха не пролетит, бедовые хлопцы. А за нас с ефрейтором вы на них не серчайте. Мы бы и мимо вас прошли, если бы довелось… кхе-кхе… — сконфузился он окончательно. — Я в том смысле, что… вы офицеры, конечно, опытные и… хоть и не вышли еще годами…
— Тихни, Кузьмич, — остановил старшину боевой побратим. — Знаешь пословицу «Язык мой — враг мой»? Вот и ты помолчи. Разрешите представиться, товарищи, ефрейтор Семеняк Игорь Степанович, ординарец майора Корнеева. Надеюсь, Коля, я буду в первом «Призраке»?
— Куда же мне от тебя деться… — приобнял его за плечи Корнеев. — Проходи, садись.
— Ротный старшина Телегин Михаил Кузьмич, — звякнул медалями, расправляя грудь, старшина. — Таежный охотник-промысловик.
— Ну что ж, — подвел итог майор Корнеев. — Значит, весь «Призрак» в сборе. Отряд, слушай боевую задачу!
