ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОСЛЕ ПИРА – ПОХМЕЛЬЕ

Германия была охвачена всеобщим ликованием. В блеске великой морской победы (и над кем – над флотом самой «владычицы морей»!) моряки Хохзеефлоте (и военные моряки вообще) в одночасье сделались героями нации, окружёнными восторженным обожанием, переходящим в обожествление. Никто не был обделён почестями: ни адмиралы Шеер и Хиппер, получившие дворянство и приставку «фон» к фамилии, ни блестящие офицеры, потомки знатных аристократических родов, ни кочегары, натужно швырявшие уголь в топки котлов победоносных дредноутов кайзера. Владельцы пивных почитали за честь бесплатно напоить добрым баварским пивом доблестных морских воинов, «простёрших тевтонский меч над волнами», как высокопарно писали газеты. Мальчишки на улицах провожали горящими глазами фигуры в форме, и желавших поступить в военно-морские училища Киля и Берлина было не меньше, чем стремящихся обрести загробное блаженство в раю (а может, и больше). Женщины (и не только белокурые фройляйн, но и добропорядочные фрау) открыто вешались на шею военным морякам, презрев предписания ханжеской морали, и девять месяцев спустя по всей стране появилось на свет немало младенцев (причём их матерей нимало не смущал тот факт, что они не состояли с отцами горластых малышей в законном браке). Горячие головы грезили полным разгромом «Туманного Альбиона» и мечтали о высадке германских гренадёров прямо на набережных Лондона, а на сухопутных фронтах наступило затишье: и союзники, и противники оценивали новый расклад сил и выжидали, как оно повернётся.

Воинственная эйфория била через край, но трезвомыслящие военные и политики не спешили с выводами: они знали, что после пира, как правило, наступает похмелье.

– Ты прекрасно выглядишь, мой мальчик, – Альфред фон Тирпиц оглядел Рейнгарда Шеера, сидевшего перед ним. – Железный воитель Зигфрид, герой эпоса!

Выражение «мой мальчик» хоть и объяснялось разницей в возрасте (гросс-адмирал был на пятнадцать лет старше своего визави), однако в официальной обстановке Тирпиц не позволил бы себе такой фамильярности: как никак, вице-адмирал Шеер командовал Флотом Открытого моря, увенчанного славой невиданной победы. Но наедине, особенно учитывая то, что Шеер был не только сподвижником, но и верным учеником фон Тирпица, а также то, что сын гросс-адмирала, служивший на крейсере «Майнц», попал в плен, и теперь создатель германского флота испытывал к Рейнгарду Шееру чувства, похожие на отцовские, подобное обращение казалось обоим естественным.

– Но, – голос гросс-адмирала построжел, – не буду воскуривать тебе фимиам, ты уже изрядно им надышался. Предоставим романтически настроенным девицам и зелёным юнцам предаваться сладким мечтаниям, а мы должны взвешенно оценивать обстановку и делать правильные выводы, ибо от этого зависит судьба Германии. Всё ещё только начинается: наш враг получил жестокий удар, но рана его не смертельна, да, да, не смертельна. Морская мощь Великобритании пошатнулась, но она не подорвана: английский флот всё ещё силён – очень силён, – а решимости островитянам не занимать. Твоя победа во многом обусловлена удачей, стечением обстоятельств и рядом ошибок, допущенных британским Адмиралтейством. Но не стоит уповать на то, что наш враг повторит эти ошибки, наоборот: теперь англичане станут предельно осторожны, и будут избегать малейшего риска. Мы достигли паритета в линейных силах, но паритет этот временный: на верфях Британии днём и ночью кипит работа, и очень скоро Гранд Флит пополнится эскадрами новейших дредноутов, далеко превосходящими по своим боевым возможностям любой наш линкор. А равновесие сил – это самое неустойчивое состояние, оно в любой момент может качнуться в ту или иную сторону. И наша задача – покачнуть чаши весов в нашу пользу, иначе значение твоей славной победы очень скоро сведётся к нулю.

Шеер молча кивнул, соглашаясь со своим учителем.

– Дальнейшая наша стратегия, – продолжал Тирпиц, – будет обсуждаться на высшем уровне, в Адмиральштабе, на военном совете и в присутствии самого кайзера. Но я хочу заранее обговорить с тобой ключевые вопросы: именно поэтому я пригласил тебя для беседы наедине. Итак, что мы имеем? С высокой степенью вероятности можно предположить, что англичане будут всячески избегать генерального сражения – в полном соответствии с моей «теорией риска». Они применят против нас нашу же тактику: ночные набеги миноносцев, подводные лодки и обширные минные постановки вдоль побережья Германии, прежде всего в «мокром треугольнике» у Ядэ и Гельголанда. А Гранд Флит, – гросс-адмирал побарабанил пальцами по столу, – будет прятаться в своих базах за линиями боновых заграждения, копя силы для реванша. И мы должны его выманить, заставить выйти в море и принять бой!

– И как же вы полагаете это сделать? – спросил Шеер. У командующего Хохзеефлоте были свои соображения, однако он хотел сначала узнать мнение «отца германского флота».

– Блокада, – коротко бросил Тирпиц. – Англия душит нас петлёй континентальной блокады, но сама Британия уязвима для блокады в куда большей степени. Для неё блокада – это смерть в полном смысле слова: экономическая смерть, и даже голодная. Мы ударим по английским коммуникациям, перережем их, и Англия запросит мира. Если мы установим морскую блокаду, английский флот вынужден будет выйти в море, чтобы её прорвать.

– Где тот меч, который разрубит британские коммуникации? – отрывисто заметил Шеер. – Я не переоцениваю урон, нанесённый нами английскому флоту: у англичан около тридцати хороших броненосных крейсеров, приспособленных для действий в океане, у нас – три. Наш Хохзеефлотте предназначен для Северного моря – наши линейные крейсера не смогут эффективно действовать на вражеских коммуникациях. Корабли Хиппера сумеют накрутить хвосты недобитым британским «кошкам», бой 16 декабря показал это со всей очевидностью, но их радиус действия…

– Рейдеры, – прервал его гросс-адмирал. – Переоборудованные вспомогательные крейсера. А твой флот обеспечит им поддержку и прикрытие: одно дело посылать в океан каперы-одиночки, и совсем другое дело, если эти одиночки будут чувствовать за спиной всю мощь Флота Открытого моря. И эта мощь будет нарастать: теперь, после твоей блестящей победы, на флот возлагаются большие надежды, и выделить необходимые ассигнования на новые корабли будет не в пример легче. Прежде всего, будет форсировано строительство линкоров типа «Баден» – всех четырёх, поскольку только они смогут тягаться на равных с английскими «королевами». Далее, я намерен добиваться ускоренной постройки линейных крейсеров типа «Макензен» – они выдержат дуэль с британскими сверхдредноутами, и в то же время благодаря скорости хода смогут уклониться от боя, если перевес противника будет слишком велик.

– Но все эти корабли вступят в строй не раньше шестнадцатого года, а до того…

– А до того, – Тирпиц вделал многозначительную паузу, – английские коммуникации будут трепать подводные лодки. Да, да, лодки – ты удивлён?

Если Рейнхард Шеер и был удивлён, то не подал виду. Он хорошо знал, что Альфред фон Тирпиц долгое время скептически относился к субмаринам, был невысокого мнения об их боевых возможностях и даже не считал нужным финансировать строительство подводных лодок, считая это пустой тратой средств. Именно Тирпиц сказал в 1901 году в рейхстаге «Германии не нужны субмарины». Однако гросс-адмирал умел признавать свои ошибки, и после потопления Херсингом лёгкого крейсера «Патфайндер» (а особенно после гибели трёх английских броненосных крейсеров, потопленных Веддигеном), ему (и не ему одному) стало ясно, что подлодки не только стали грозным оружием в войне на море, но изменили сам лик этой войны. Гросс-адмирал настоял на принятии обширной программы строительства подводных лодок, включая средние крейсерские лодки типа «U-43», пришедшие на смену субмаринам серии «тридцатых» (типа «U-23»), дальние крейсерские лодки типа «U-66» и подводные минные заградители «UC». Германия, перед войной отстававшая от других держав по части подводного флота, быстро навёрстывала упущенное.

– Подводные лодки могут топить не только боевые корабли – в глазах Тирпица блеснул хищный огонёк, – они могут проредить английский торговый флот, да так, как и не снилось корсарам былых времён. И все линкоры Гранд Флита будут бессильны перед тенями из-под воды: морская волна и водная толща лучше всякой брони защитит наши лодки и от тринадцатисполовинойдюймовых, и от пятнадцатидюймовых английских снарядов. Война, неограниченная подводная война – и Англия рухнет! И твои дредноуты, Рейнхард, помогут в этом.

– Топить торговые корабли без предупреждения… – задумчиво произнёс Шеер. – Весь мир взорвётся гневными воплями, проклиная безжалостных германских варваров.

– Такое опасение есть. Если я и начальник Адмиральштаба фон Поль являемся ярыми сторонниками неограниченной подводной войны, то глава военного кабинета фон Мюллер и канцлер Бетманн-Хольвег – её противники. Они жужжат в уши кайзеру, и тот колеблется, опасаясь испортить отношения с нейтралами, прежде всего с североамериканскими штатами. Заокеанские торговцы требуют свободы морей – их раздражает английская континентальная блокада, ограничивающая их прибыли. Но наша блокада их тоже не обрадует, особенно если наши субмарины будут топить американские суда, что, скорее всего, неизбежно. Но подводная лодка по самой своей природе может только потопить торговое судно, и ничего больше. А суть войны – насилие, и мягкость в войне сродни слабоумию. Как сказал один известный человек, «…ударьте своего врага в живот и продолжайте наносить удары, когда он упадет; бросьте пленных в кипящее масло, если возьмете их, подвергните пыткам женщин и детей. Тогда люди будут бояться вас…».

– Кто это сказал? – на резко очерченное лицо командующего Хохзеефлотте набежала тень недоумения. – Какой-нибудь средневековый барон-разбойник?

– Нет, – безмятежно ответил Тирпиц, – это сказал Фишер, первый лорд британского Адмиралтейства, наш старинный и последовательный недруг. И сказал он это не где-нибудь, а на Гаагской мирной конференции тысяча восемьсот девяносто девятого года. Так что крики по поводу жестокости тевтонских варваров вполне могут быть адресованы и другим лицам, мнящим себя цивилизованными… Но это сентиментальная лирика, а нам с тобой надо ещё многое обсудить и, возможно, найти какой-нибудь нестандартный ход.

– Наша империя стоит перед лицом самой страшной угрозы со времён Непобедимой Армады и Булонского лагеря.

Храня традиционную британскую сдержанность, адмирал Фишер старался выглядеть невозмутимым, однако было заметно, что первый лорд Адмиралтейства сильно нервничает.

– Мы должны сделать всё от нас зависящее, чтобы избежать катастрофы: надеюсь, все это понимают. Положение очень серьёзно – на карту поставлено будущее Великобритании. Но мы принимаем вызов! – «Джеки» вздёрнул голову, сделавшись похожим на бойцового петуха. – Что скажет командующий Гранд Флитом?

– В настоящее время наши линейные силы равны германским. Благодаря вступлению в строй «Куин Элизабет» и скорого пополнения флота линкорами «Уорспайт» и «Канада» мы приобретём некоторый перевес, но он будет далеко не решающим. Я считаю жизненно важным соблюдать предельную осторожность, избегая встреч с Флотом Открытого моря до тех пор, пока наши новые сверхдредноуты с их великолепной артиллерией не обеспечат нам должное превосходство в силах.

– Значит ли это, адмирал, – подал голос лорд Маунтбэттен, – что вы намерены сидеть сложа руки даже тогда, когда дредноуты Хохзеефлотте появятся у наших берегов и откроют огонь? Или вы будете ждать, сэр Джон Джеллико, когда они высадят десант на побережье?

– Если германцы на это пойдут, – гневно произнёс Фишер, – наш флот выйдет в море! И роли переменятся: кто сказал, что немцы непобедимы, и что мы, в свою очередь, не можем нанести им тяжёлый удар? Разумная осторожность – да, но не трусость! Более того, мы будем наступать: мы атакуем побережье Германии лёгкими силами, мы засыпем немецкие воды минами, и наши подводные лодки будут беспощадно топить германские корабли как в Северном море, так и на Балтике! Британия правит морями, и одно поражение, пусть даже тяжёлое, этого не отменяет. We have ships, we have men, we have money, too.

– Это смотря какие корабли, – желчно проговорил Маунтбэттен. – Я считаю, сэр, что ваши эксперименты с линейными крейсерами следует прекратить. Это же яичные скорлупки, вооруженные молотками, – они разлетались брызгами под ударами германских снарядов! Новые дредноуты – да, но «линейно-лёгкие» крейсера с их картонной бронёй…

«Старые соперники сцепились» – с иронией подумал Черчилль.

– Это уже детали, господа, – сказал он примиряющим тоном. – Нам важно выработать общую стратегию, а конструктивные характеристики тех или иных кораблей обсудим позже. Немцы добились уравнивания сил – почему бы нам не использовать ту же тактику? Да, свои берега мы будем защищать, но линкоры Гранд Флита следует приберечь для решающего боя. И у нас есть союзники – французский флот, который может взять на себя защиту Канала и прикрытие военных перевозок на континент. Есть ещё и русский флот на Балтике – он слаб, но вполне пригоден для демонстрации с целью отвлечения германского флота из Северного моря. Мы уже прощупываем почву по дипломатическим каналам: надеюсь, русские исполнят свой союзнический долг. Кстати, они уже согласились поставлять нам морские мины – мины у них очень неплохие.

Черчилль умолчал о неудаче переговоров с японцами. Англичане просили послать в Европу японские дредноуты и линейные крейсера, но хитрые азиаты с вежливым восточным коварством дали понять, что это невозможно, и что «друзьям и учителям» на эту тему лучше даже не заикаться. Не дала определённого ответа и Италия, чей флот очень бы пригодился в Средиземном море против австро-венгерских дредноутов, – потомки древних римлян ждали, на чьей стороне окажется преимущество: у стран Антанты или у Центральных держав. И с ухмылкой смотрела из-за океана Америка, подсчитывая барыши и не спеша ввязываться в европейскую свару: американцев покамест всё устраивало.

– Наши силы, – веско подытожил премьер-министр, – должны быть сосредоточены на приоритетных направлениях, второстепенные театры подождут. Прежде всего – метрополия, а Египет, Африка, турецкие проливы – сегодня это не так важно. Римский полководец Фабий Кунтактор взял измором победоносного Ганнибала, невредно помнить уроки истории. Время работает на нас – нам достаточно всего лишь не повторять наших ошибок и немедленно использовать любую оплошность противника. А они её допустят: похмелье после бурного пира туманит самые крепкие головы.