Чмокнув Ритулю, несусь в кабинет:

— Товарищ Первый? Вы мне звонили!

— Да, Андрей Дмитриевич! Товарищ Сталин распорядился вас найти и просит срочно прибыть к нему. Он в курсе, что вы прилетели в Москву.

— Так точно, товарищ Первый! Только что вошёл в квартиру. Но на аэродроме никто ничего мне не сказал!

— По времени так и получается! Постарайтесь быстрее. Он просил: «срочно»!

Забрал бумажки, успел немного почитать по дороге, Александр Николаевич знаками показал, что быстрее. Вхожу, доложился. Сталин улыбнулся и показал мне на третье кресло от себя! Что бы это значило???

— Наконец все в сборе! Можно начинать! — сказал он. Вышел Ворошилов с рулоном под мышкой. Это оказалась карта Европы, не «поднятая», на которой были нанесены значки расположения войск, кое–где смазанные, сторона противника была обозначена только на одном из флангов и крупно обозначены какие–то красные стрелы: на Берлин, на Франкфурт и на Вену. Ворошилов повесил карту, «вытащил шашку» – указку и начал ей размахивать, передвигая корпуса и армии: «Вперёд, на Берлин!» Дескать, самое удобное время отходящего противника разбить и на его плечах ворваться в вышеупомянутые города.

«Сергей!» – молчание! «Я знаю, что ты всё слышишь!» «Слышу, слышу! Я, к сожалению, вынужден слушать эту…» – он выругался, — Смотри на Сталина! Если он «за», то нам здесь делать нечего! Поехали домой!» «Не знаю, я его таким никогда не видел, но он частенько на меня посматривает!» «Для лектора, самое убийственное, это – невнимание. У тебя есть что почитать? Пару раз зевни и уткнись в бумажки!» Я так и сделал, начал читать разведдонесения, не поднимая головы и делая вид, что не слушаю Ворошилова. Он взорвался через пять минут: «Я вижу, что комбригу Андрееву совершенно неинтересно слушать эти задачи!» Я, или Сергей за меня, нехотя положил недочитанное сообщение в общую папку, поднял голову:

— Напротив, товарищ маршал! Мне очень интересно! Мне хочется задать вам один вопрос: «Сколько колёсных пар для евроколеи находятся на складах железнодорожных войск?»

— Это вопрос не ко мне, а к начальнику Генерального штаба Жукову! — но при этом, почему–то, посмотрел на маршала Кулика.

— Нет, товарищ маршал. Жуков это количество знает! А вот вы, похоже, нет! Их всего 96. На два поезда по 12 вагонов. А для снабжения одной армии требуется 40 эшелонов в сутки! Где возьмём остальные?

Неожиданно зааплодировал Сталин!

— Я знал, что обязательно найдётся честный человек и скажет что–то подобное! Климент, сними это убожество! Думать надо, а не шашкой махать! Кто тут, недавно, кричал, что троцкизм надо выжигать калёным железом? А сам что делаешь? Ты что, думаешь, что нас в Европе ждут братья по классу с распростёртыми объятьями? Нас ждут миллионы стволов винтовок, направленных против нас! А у нас, с таким планированием, не будет патронов! Ты что, забыл «Чудо на Висле»? Поэтому я закрываю это заседание НКО, как не соответствующее сегодняшнему моменту. Все свободны! Товарищей Жукова, Тимошенко, Шапошникова, Берия, Андреева, Голованова, Кузнецова и Голикова прошу остаться.

Сталин, ожидая пока все выйдут, неторопливо набивал трубку. Знаком показал всем пересесть поближе.

— Товарищ Жуков! Доложите обстановку!

— На всём протяжении западной границы наблюдается отход войск. Последние два дня возросла напряжённость на железных дорогах: грузовые поезда из и в Европу начали опаздывать, чего раньше не замечалось. По докладам из штабов ПВО трёх округов, наблюдались массовые вылеты самолётов из приграничной зоны. Немцы приступили к строительству пограничных укреплений, румыны и венгры просто отошли. В районах крупных мостов замечен отход большого количества танков и артиллерии. Судя по всему, против нас было сосредоточено около 150 только немецких дивизий, может быть больше, которые были сведены в три группы армий. И около 30–40 дивизий союзников. На юге были замечены итальянские войска.

— Товарищ Голиков! Почему мы это узнаём постфактум?

— Существует приказ по НКО ничем не провоцировать немецкую сторону, за вашей подписью, товарищ Сталин. Велась только агентурная разведка. Сведения о том, что противник сосредотачивает войска, поступили, но, объём сосредоточения остался нам не известен.

— Товарищ Берия! Что известно вам по вашим каналам?

— В Москву вернулся полковник Кребс, он летал, видимо, в Берлин, рейсовым самолётом Люфтганзы. Вылетел ещё 18–го, вернулся сегодня. Отмечена высокая активность радиостанций в Кенигсберге, в Варшаве и в Тарпе, где находятся разведцентры Абвера. Радиограммы перехвачены, но пока не поддаются расшифровке. В Виши немцы пытались договориться с Петэном о производстве для Германии некоторых видов вооружений. По нашим сведениям переговоры зашли в тупик.

— Всё сходится! Гитлер хотел напасть на нас! Ну что ж, товарищи! Будем считать себя в состоянии войны с Германией! Но, не упуская выгод мира! Есть мнение создать Ставку Верховного Главнокомандующего, согласно нашей конституции, для чего я, собственно, вас и пригласил. Будем переводить страну на военные рельсы. Теперь по персоналиям: вы, все, являетесь моими заместителями, представителями Ставки, с неограниченными полномочиями. Т. к. работать придётся очень много, есть ли у кого возражения, просьбы, замечания по составу?

— Товарищ Сталин! — встал Жуков, — Мне кажется, что Борис Михайлович – более лучшая кандидатура на пост начальника Генерального Штаба РККА, нежели я, да и опыта у него больше. Моё дело – войска.

— Я учту ваше пожелание! Товарищи Голованов и Андреев! Вы как, сработались? — мы с Головановым встали, переглянулись, и дружно сказали: «Да, товарищ Сталин». — вам, двоим, поручается авиация и ПВО. Вы, товарищ Голованов, как мы с вами и говорили, занимаетесь АДД, а вы, товарищ Андреев: фронтовой авиацией и ПВО. Кроме того, вам поручается взаимодействие с авиапромышленностью, т. к. товарищ Голованов в этих вопросах не силён.

— Есть, товарищ Сталин! Разрешите вопрос?

— Пожалуйста!

— Я не вижу, кто, персонально, будет заниматься бронетанковыми войсками и артиллерией. Это самостоятельные рода войск.

Сталин на несколько секунд задумался.

— У вас есть предложения?

— По артиллерии, несомненно, Воронов, а вот по бронетанковым войскам… У меня предложений нет. Но, т. к. мне всё равно заниматься промышленностью, то могу взять на себя эту сторону вопросов по танкам.

— Если Андреев возьмёт на себя техническую сторону, то боевую подготовку танковых войск я, с удовольствием, возьму на себя, товарищ Сталин – отозвался Жуков.

— Борис Михайлович, — Сталин повернулся к Шапошникову, что вы скажете?

— Кхе, — прокашлялся долго молчавший Шапошников, — по Воронову возражений нет. Опытный, умный и требовательный. Жуков с Андреевым уже сработались. Я проверял оба Особых округа, и знаю, что они очень хорошо и плотно вместе работали. А по части связи с промышленностью у Андреева, можно сказать, талант. А вот мне бы – заместителя, толкового. Я бы Василевского предложил. Сами понимаете, Иосиф Виссарионович, здоровьишко барахлит. Мне бы года Андреева с Головановым! — Сталин улыбнулся.

— Старый конь борозды не испортит, Борис Михайлович! Не возражаю.

Совещание затянулось почти до утра, мы с Александром Евгеньевичем, выйдя от Сталина, решили немного пройтись. Наши машины медленно поехали за нами. Светало. На улицах было довольно много народа. Воскресенье, вчера состоялся выпуск в школах и молодёжь праздновала. Девушки шли нарядные, с цветами, парни, почти все, в белых рубашках с пиджаками в руках. Я услышал голос Сергея: «А в нашем времени, утром они бы все услышали слово «Война!» Голованов, вначале, шёл молча, потом тоже заметил, что очень красивое утро.

— Андрей! На прошлом заседании ты говорил, что по агентурным данным сегодня Гитлер должен был начать?

— Да, сегодня. Один из его фельдфебелей перешёл границу и сдался пограничникам.

— Из штурмового полка доложили, что на трех машинах после учений лопнули шпангоуты в хвостовой части. Слегка смялась обшивка. Как раз на тех машинах, которые штурмовали полигон. Во всех случаях – производственный брак: раковины при литье!

— Машины серийные или ручные?

— Серийные…

— Надо ехать в Волхов! А хочется – на рыбалку! Ты заметил, какой Сталин был серьезный сегодня?

— Да! Видимо, он не верил в вероломство Гитлера. Как ты будешь совмещать всё: и авиацию, и танки, и промышленность?

— Честно? Не знаю! Возьму из полка И–185–82ФН. У него самая большая дальность. И подвесной бак повешу.

— А я больше на ПС–84 летаю, привычка, наверное.

— Слушай, а почему Туполев и Бартини сидят?

— Не знаю!

— Поинтересуйся! Нам они очень бы даже пригодились сейчас. Я летал на Пе–2. На посадке он здорово склонен «козлить»! И бомбовая нагрузка маленькая! Краем уха слышал, что у Туполева есть новая машина АНТ–58 или «103», но её даже не видел.

— Я видел! Для АДД она не подходит! Летчик один! Т. ч. это больше по твоей части. В общем, так: я спрошу у Сталина про обоих, а ты – спроси у Берия, вы же вроде знакомы хорошо.

— Давай так и сделаем! Слушай, а ты чего на такой колымаге ездишь? Грохочет, как танк!

— После перевода на дивизию, вся техника осталась в Смоленске. Здесь только эта «эмка»!

— Слушай, у нас с Ритой есть «эмка», на которой мы ни разу не ездили. Стоит уже два года. Хочешь, мы тебе её подарим?

— Да, ну, неудобно как–то!

— Ну что тут неудобного! Приезжайте сегодня с Тамарой к нам, пусть наши жёны познакомятся! Мы–то вечно по разъездам и командировкам. Они почти одного возраста. Давай, забирай жену, приезжайте к нам и махнём на Истру! Шашлыков нажарим! Рыбу половить не удастся, но хоть немного отдохнём! У тебя дети есть?

— Двое! И обе дочки!

— А у меня пока один, сын, но, по–моему, ещё один скоро будет. Все и приезжайте!

Они приехали около двенадцати, и мы на ЗиСе поехали в Пансионат, недалеко от Чкаловского. На долгие несколько лет это воскресенье: 22 июня 1941 года, стало единственным нашим выходным днём.

Андрей приехал домой только утром, сказал, чтобы мы с Митей собирались по–походному, так как мы едем с Головановыми на шашлыки в пансионат на Истру. К двенадцати к нам приехали Александр Евгеньевич с Тамарой и дочками, мы спустились вниз. Саша уже ждал нас в ЗИСе. Мы разместились в автомобиле и поехали. Андрей и Александр Евгеньевич молчали, наш разговор не клеился, и я, пока, оставила все попытки разговорить Тамару. Тамара была довольно высокой, довольно крепкой, красивой молодой женщиной. Ее иссиня–черные, как вороново крыло, волосы были аккуратно убраны сзади в кичку. Красивые глаза с огромными черными ресницами делали лицо загадочным. Мне сразу вспомнились два персонажа: царица Тамара и Брунгильда. Тамара была очень скромной и молчаливой. Старшей дочке было почти 7 лет, и она должна была пойти в первый класс в сентябре, младшая была на полгода старше Мити. Дети быстро нашли общий язык. Когда мы приехали, то дети сразу побежали к воде, но им строго–настрого было запрещено заходить в воду. Мужья хотели завести разговоры преимущественно о работе, но мы очень дружно и выразительно на них посмотрели, что заставило нас всех рассмеяться. Андрей, Александр Евгеньевич и Саша, извинились, и, взяв с собой старшую дочку Головановых, ушли в лес за дровами и щепками. Мы же остались с младшими детьми и начали неспешную беседу сначала о детях, а уже потом обо всем на свете. Тамара оказалась очень простой в общении женщиной. Её простота проявлялась во всём: и в одежде, и в общении с детьми и мужем. Она была готова помочь советом, когда ее спрашивали, но никогда не навязывала своего мнения. Она стала расспрашивать меня о том, где я работаю, на что мне пришлось сказать ей только половину правды – что я работала, до декрета, в школе учителем иностранного языка. Тамара легко попадала под влияние, и мне не хотелось ее разочаровывать и настораживать. Тем более, называть ту самую организацию, в которой я была учителем… А то подумала бы, что я еще по их семье инфу собираю. А мне так надоело сидеть дома! Кто бы знал! Тамара знала. У них с Александром уже были 2 дочки, но муж хотел мальчика… Тамара с грустью смотрела на Митю и поймала мой грустный взгляд и спросила, почему я такая грустно улыбающаяся, на что я ответила, что мне бы очень хотелось девочку. Мальчишки – они такие: никогда не будут спрашивать, что делать: развернутся и уйдут. А девочка – она всегда с тобой… Как иногда говорят: мальчика ты растишь для другой женщины, а девочку – для себя… Дети нас сплотили. Пока наши мужья ходили за дровами, Митя и младшая дочка Тамары раскапризничались, и нам пришлось уложить детей спать. Они лежали на пледе, обнявшись, укрытые отцовскими куртками, а под голову мы им положили свои кофточки. Даже шум возвращения мужей не смог разбудить наших детей.

Тамара – очень добрый и отзывчивый человек, именно это ее и подводило. Она верила всем и всему, не думая о том, что плохие люди могут этим пользоваться. Она по натуре была всеобщей матерью, если так можно было выразиться. Человек, который вырос на земле, с младых ногтей знала, что такое тяжелый крестьянский труд, она старалась никогда не перечить мужу. Благодаря революции она окончила школу, но высшего образования у нее не было. Мы стали обсуждать, что мужья пропадают на работе, что им тяжело и требуется наша поддержка, но и нам периодически требуется их внимание. Хотя бы несколько минут. Дети – это хорошо, но мужа они всё равно заменить не могут… Вот и возник в голове вопрос, а как быть, если с мужем что–то случится? Ну ладно я, меня Павел поддержит, в крайнем случае – в школу пойду. А Тамара? У нее уже двое детей и планируют третьего… Отважная женщина!

Вот и пришли мужчины. Развели костер, Андрей и Александр сложили из найденных на берегу камней что–то наподобие мангала, и стали нанизывать на шампуры шашлыки. Прогорел костер, мы приготовили хлеб, зелень, лук, разбудили детей. Отцы показали, как запечь картошку и как следить за шашлыками, периодически сбрызгивали шашлыки. А мы все разговаривали и разговаривали. Мы почувствовали, что наконец–то мы не одиноки, и у нас есть с кем пообщаться.

День медленно, но верно, клонился к вечеру. Все покушали, и дети начали капризничать. Было поздно. Мы собрались, погрузились и поехали в город. По дороге Андрей вдруг спросил Александра Евгеньевича, не хочет ли он забрать нашу «эмку». Мы с Андреем этот вопрос уже обсуждали: я машину не вожу, и она мне не нужна, Андрей ездит на служебном ЗИСе… А у Головановых – большая семья. Почему не подарить? Тем более, что ездит он на какой–то развалюхе… Тамара стала протестовать, Александр Евгеньевич тоже, но мы с Андреем настояли. Ну, не к лицу, командующему Авиацией Дальнего Действия на такой развалюхе ездить. Неприлично. Мы подъехали к дому, Саша нас всех выгрузил, мы передали ключи и машину Головановым. Они очень долго пытались отнекиваться, но Андрей настоял. Это был последний выходной в графике моего мужа…

Утро началось со звонков! «Господи! Ну, какому дураку пришла в голову идея, что всё начинается с восходом солнца!» Первым позвонил Дмитрий Федорович. Ему простительно, он не в Москве, а в Омске сейчас. Восстанавливает пороховой завод после взрыва. Там должно начаться производство снарядов для 37–мм пушек Су–12. Нет латуни! И большие проблемы с доставкой гремучей ртути в цеха. Главного инженера посадили, но я не понял за что! Говорят, что был нормальный и грамотный мужик! Один из первых внедрил на производстве роторно–конвейерные линии Кошкина. Был одним из его соавторов. Да, кстати, вчера говорили с Головановым о Туполеве и Бартини. Надо позвонить Лаврентию Павловичу! Чёрт его знает, как подойти к этому вопросу. Несколько минут подумал, снял трубку «вертушки», назвал код Берия. Ответил секретарь, Николаев. Представился. «Одну минуту»

— Андрей! Здравствуй! Что случилось?

— Лаврентий Павлович! Есть необходимость встретиться. К сожалению, срочно.

— Так приезжай! Буду рад видеть!

— Если через полчаса приеду, нормально будет?

— Давай к одиннадцати, раньше никак! Как Маргарита? Как сын?

— Всё в порядке у них, Лаврентий Павлович! Есть ещё один вопрос! У вас есть доступ к компании «Боинг»?

— Андрей! Ты задаёшь неудобные вопросы! Нет, Андрей! Нет реальных контактов. А что нужно от «Боинга»?

— Чертежи «10029»! Больше всего интересует планер!

— Андрей! Всё, что от меня зависит, будет сделано. Приезжай, поговорим!

Успел переговорить с Дементьевым, после этого собрался и поехал на Лубянку. С Лаврентием Павловичем встретились, как два старых знакомых. Несколько минут обсуждали новости. Затем Лаврентий Павлович очень серьёзно сказал, что создание Ставки – очень серьёзное и очень ответственное решение. И, что его радует подбор представителей. «Очень серьёзные люди! У товарища Сталина нюх на людей! Ты что хотел, Андрей?»

— У меня три вопроса.

— Начни с простейшего!

— Есть такой конструктор: Королёв. Он – автор ракет, которые мы используем на Су–9 и Су–12. Его нигде нет. Есть задумка сделать управляемую ракету. Хотелось бы отдать ему. У самого, как обычно, нет времени. Нужно найти и привлечь к работе.

— Имя–отчество знаешь?

— Только инициалы: С.П. Из патента.

— Вообще ничего больше?

— К сожалению, Лаврентий Павлович! Патент оформлен в Ленинграде. Всё что знаю!

— Не густо, конечно, но я посмотрю, что можно сделать!

— Второй вопрос более серьёзный: О Туполеве и Бартини.

— Вы сговорились, что ли?

— С кем?

— Сталин сегодня звонил, сказал, что Голованов за них просит.

— Считайте, что я тоже за них прошу. — улыбнулся я.

— Ты знаешь, почему они у меня?

— Нет!

— Вот ты просил у меня за Берга…

— Одну минуту, Лаврентий Павлович! Я никогда, ни к кому, ни с какими просьбами, по подобным поводам, не обращался! Меня нагрузили, сами знаете кто, а я должен был исполнять. Если по моим данным Берг – лучший специалист, а по вашим – враг народа, но – недоказанный. У вас сейчас к Бергу претензии есть? А он сейчас заканчивает работу над первым самолётным радаром. Я бы сто лет убил на эту работу! Т. ч. вы, Лаврентий Павлович, три года назад поступили мудро! Пользы от Берга гораздо больше сейчас, чем на лесоповале.

— Ну, положим, Туполев не работает на лесоповале, а в КБ–29…

— Лаврентий Павлович! Вообще–то, дома работать удобнее! Мне нужен его самолёт: АНТ–58. И ещё нужен Бартини. Есть вопросы: и по его Ер–2, и требуется морской разведчик большого радиуса действий. Они реально что–то сделали отвратительное или как у меня с Бергом?

— Понял тебя, Андрей! Я дам распоряжение пересмотреть их дела. Ничего обещать не могу заранее. Я просто не в курсе. Что у тебя на третье?

— Фирма «Боинг»! Что нужно, чтобы получить тех. документы и чертежи корпуса самолёта «изделие 10029» или «10031»! Там есть специфичные детали корпуса, решение которых найдено в США, но отсутствует в Европе.

— Я подумаю! Сразу обещать не могу, но… Мне кажется, есть интересный вариант… Судоплатов с тобой свяжется.

— Ещё одно наблюдение, Лаврентий Петрович. Из открытой печати исчезли сообщения по радиоактивности и ядерной физике, которых до 39 года было много. Этого быть не может! Прогресс войны не останавливают, а подстёгивают. То, что они исчезли, значит, готовят какую–то гадость. Надо бы нам поинтересоваться, что происходит в этой области.

— А что, это можно использовать в военной области?

— Ган писал, что да, возможно.

— Немец?

— Да.

Мы попрощались, и я выехал в штаб авиации РККА.

После приезда и докладов состоялся довольно неприятный разговор с Жигаревым, которому, естественно, не понравилось возросшее количество начальства над ним, и то, что это начальство, как всякая новая метла, по–новому метёт. Поэтому я сказал, что назначаю проверку состояния ВВС западных округов, в которой лично приму участие. Начнём с южного фланга. Я и неизменный Саша, вылетели в Одессу на И–185–УТИ с двумя подвесными баками, а Жигарев с целым штабом полетели на двух ПС. Стояла жара, под крылом проплывали бескрайние поля, в кабине было довольно жарко. Под Киевом вышел на связь Ворожейкин, он был дежурным по району ПВО. Обменялись позывными. Пролетал над несколькими аэродромами. Самолёты стоят не замаскированными и очень многие из них покрашены в серебристую краску! А ведь приказ о готовности №1 отдан ещё 18 июня! И его никто не отменял! Душа не выдержала, пошёл на посадку. 15–я смешанная АД, 28–й ИАП, командир – капитан(!!!) Крупенин. Радиосвязи у руководителя полётов нет. Вызвал командира дивизии. Через два часа его привезли на У–2. За это время успел познакомиться с полком. Ивана Крупенина назначили командиром вчера, точнее, временно исполняющим обязанности. Бывший командир полка, полковник Осадчий, получил дивизию, сдал дела, приказав выстроить так самолёты для сдачи, улетел на новое место службы. И всё это происходило в момент готовности №1!!! Понимаю, что ругать человека, несколько часов командующего полком, бессмысленно, но запах спиртного от него шёл. Отмечал, наверное, вместо того, чтобы растащить самолёты. Полк недавно получил новые И–185–71, но ещё не сдал старые И–16, это они не были покрашены в маскировочный цвет. Капониров для самолётов почти нет. На каждого лётчика – 2–3 машины, самолётов в полку целых 83. Командную радиостанцию ещё не разворачивали, нет радиоспециалистов. Поднял полк по тревоге, провёл радиоигру. Летчики пользоваться радиостанцией не умели. Если бы Гитлер напал вчера, этого полка бы просто не было! Устроил разнос командиру дивизии. Связался с Жигаревым и приказал ему садиться здесь. Пока ругал комдива, прилетел генерал Птухин из Киева. Молодой, очень энергичный летчик, участник боев в Испании, мы пересекались в Чкаловском с ним. Показываю ему на аэродром, спрашиваю: «почему?»

— Андрей Дмитриевич! Тылы округа материалов и техники не дают! Я давно распорядился строить капониры, хоть из подручных средств, но командиры полков упираются, дескать, капониры могут помешать при посадке.

— Я просмотрел списки личного состава, почему полк укомплектован по старому боевому уставу? Мы для кого выпускали новый?

— Товарищ комбриг! Я всего 6 месяцев назад сюда назначен!

— Вы же боевой генерал! Сколько курсов организовано в округе по изучению радиосвязи?

— Два! В Киеве и в Житомире.

— Этого – недостаточно! Срочно организовать в каждой дивизии! Свяжитесь с контр–адмиралом Бергом, он пришлёт техников для организации связи. Сейчас сюда прилетит Жигарев. Передайте ему, что я объявил вам выговор. Иначе он вас снять попытается. На устранение недостатков – месяц, товарищ генерал–лейтенант!

— Капитан Крупенин! Мой самолёт заправлен?

— Так точно, товарищ комбриг!

— Евгений Саввич! Передайте Жигареву, что я в лечу в 20–ю САД.

У Осипенко дела обстояли примерно так же. Мы знакомы: его жена служила в первой эскадрилье нашего полка, в Чкаловском. А он – рядовым лётчиком во второй эскадрилье. Но она погибла в мае 39–го вместе с Серовым, когда он делал ей «вывозной» после отпуска. Высокий статный красавец, но – непроходимо самолюбивый! После её гибели, он и получил дивизию. Куча новой техники, не сданная старая. Съездил на организованные при дивизии курсы. Даже там отсутствовала радиосвязь, руководил курсами 40–летний полковник Жизневский. Яркий представитель старой школы, для него главным было: отсутствие аварийных ситуаций в воздухе, а не индивидуальная выучка и слётанность. Дивизия также не перешла на новые строи и использовала трехсамолётные звенья. Устроил КШУ, в том стиле, каким его показал Сергей ещё полтора года назад, когда я попал в ЗОВО. Когда комдив и НШ распорядились звеньями непрерывно атаковать аэродром в Яссах, всё стало понятным.

В этот раз пришлось быть жестким. Командира и НШ от командования я отстранил.

— Оба направляетесь в распоряжение кадров ВВС, а там посмотрим, что с вами делать! Свободны! Даю вводную: В результате штурмового удара штаб дивизии уничтожен. Товарищи командиры! КШУ продолжается! Время идёт!

Полковник Осипенко, выходя с КП дивизии, довольно громко сказал: «Бериевский зверь!» Оставшиеся командиры полков переглянулись, и майор Иванов громко доложил: «Принял командование дивизией!»

— Майор! У вас в полку связь есть?

— Да, товарищ комбриг! Мы развернули командную станцию. Инженер Копылов её настроил по присланным инструкциям.

— Хорошо, майор Иванов! На Ивановых вся Россия держится! Продолжаем КШУ.

Он мгновенно изменил тактику и всеми имеющимися силами нанёс противнику последовательные удары по всем аэродромам в пределах досягаемости полка СБ и штурмового полка. Привлёк полк «Ивановых–2» соседней дивизии. Вел действия грамотно и инициативно. Я его остановил:

— Товарищ майор! Всё! Учения остановлены! Замечаний нет! Вы можете показать сейчас свой полк?

— Так точно, товарищ комбриг!

Мы перелетели в Сенгурены, под Бельцами, я его обогнал, потому, что он летал на УТИ–4. Комиссар полка доложился. Большая часть самолётов полка была рассредоточена по трем запасным аэродромам. Но ни одной зенитки вокруг аэродромов не было.

— Виктор Петрович! А где зенитки?

— Вон, одна! Техник Вахненко из снятого БС сделал. Не прибыли, товарищ комбриг!

— Понятно.

Поговорил с лётчиками. Настроение – настороженное. Приняли новые самолёты, налёт – несколько часов. Уже в курсе, что командира дивизии сняли. Надо разрядить обстановку. Спрашиваю:

— Как вам новые самолёты?

— Строгие! И посадочная скорость выше, чем у И–16. Маневренность ниже.

— У И–185? Вы издеваетесь?

— Нет! Нам запретили выполнять многие манёвры на них.

Смотрю на Иванова, он кивает головой: «Да, запретили! Полковник Жизневский приказал!»

Я пальцем показал на ближайший самолёт:

— Виктор Петрович! Вот этот вот, к вылету готов?

Иванов посмотрел на Копылова, тот кивнул.

— Да, товарищ комбриг!

Вскакиваю на крыло, парашют на месте, Саша Филиппов пытается что–то сказать, показываю ему пальцем, куда он должен идти. У Саши очень недовольное лицо.

— От винта!

Взлетаю и показываю, на малой высоте, полностью тот пилотаж, который показывал на параде в прошлом году. Срезав круг, сажусь, подруливаю к тому месту, откуда взлетел. Заглушил двигатель, вылез из машины, под крики лётчиков. Меня начали качать. «Мы думали, что вы просто «метла»! А вы – лётчик!» «Знакомься, Андрей! Это лучший ас Второй Мировой войны: старший лейтенант Покрышкин!» — раздался голос Сергея.

«Подрался» в воздухе с пятью–шестью летчиками. Одолеть Покрышкина было очень тяжело, пилотирует на грани физических возможностей, но он знал особенности машины хуже. Взял на этом. После полётов сказал Иванову:

— Виктор Петрович! Принимайте дивизию. Майор Матвеев – начальник штаба. Капитан Атрашкевич – принять полк, капитан Фигичев – назначаетесь начальником штаба полка, старший лейтенант Покрышкин – командир 1 эскадрильи и, Виктор Петрович, особое внимание обратите на слётанность и радиосвязь! Полк мне понравился! Уделите особое внимание ночным полётам, капитан Атрашкевич!