Глава 7

Но все оказалось еще проще. Нам даже никуда ехать не пришлось. Цыган, пользуясь командирским коммуникатором, связался с начальством, и оно, искрясь энтузиазмом, приказало оставаться на месте. Дескать — само появится. И появилось…

К обеду второго дня, подвывая мотором, плюясь выхлопом и проскальзывая колесами по подтаявшей глинисто-снежной жиже, к хутору подкатил размалеванный камуфляжем «Садко» с армейскими номерами.

Я, честно говоря, при виде машины струхнул. Нет, документы у нас в порядке, «легенды» расписаны, пленный надежно заныкан в тайнике, оружие и снаряжение тоже спрятано, только фиг его знает, чего от вояк можно ожидать в данной ситуации. Но, увидев через окно, кто выбрался из кабины, удивленно хмыкнул и, повернувшись к стоящим рядом парням, сказал:

— С ума сойти, какие люди пожаловали. А главное — в каком виде!

Гости действительно были неожиданные. Я-то думал, что прибудет группа, специально заточенная для таких дел. Но узреть самого командира регионального отряда вовсе не ожидал. Тем более в таком обличье. Еремин был весь из себя в новеньком, но уже обмятом камуфляже, нашивках, портупеях и нагрудном погоне-хлястике с майорской звездочкой. Его неизменный спутник Васька Шмелев так же был одет строго по уставу. В такой же камуфле и нашивках (несколько более обшарпанных, чем у «майора»), только погон был сержантский, и, вместо пистолета на поясе, он имел автомат за плечом. Вот ведь затейники! Месяц назад, когда Василий один приезжал, одет он был вполне по гражданке, без всяких милитаристических изысков. А сейчас — куда бы деться!

Пока приехавшие топтались возле машины, мы все вывалились их встречать. Заодно и собак прибрать, чтобы оживившиеся при виде грузовика четвероногие сторожа не вцепились в задницу высокому начальству. Еремин, дождавшись, пока волкодавов распинают по будкам, расслабился и, уступая приглашению хозяев, согласился сначала поесть, а потом уже заняться делами. За столом о нашей операции не говорили. Только помянули павших, а в остальном разговор крутился вокруг свежепривезенных мужиками новостей. Наиболее значимых из них было две. Первая касалась очередной выходки боевиков из Шамхальского эмирата. Горцам, видно, поднадоело обирать нищих, но зубастых казаков с калмыками, поэтому, устроив морской вояж, абреки высадились в Туркменистане. Высадились, совершили скрытый рейд и, перебив охрану, свистнули целый табун элитных лошадей. После чего, загрузив непарнокопытных на свою плавучую лайбу, растворились в туманных просторах Каспия. Туркменский шах, охренев от подобного авангардизма, показательно казнил остатки не оправдавшей доверия охраны и торжественно поклялся покарать воров. Так что сложившийся расклад сил на Кавказе теперь может быть несколько нарушен появлением ашхабадского спецназа из личной сотни правителя…

А второй новостью было введение на территории страны какой-то ювенальной юстиции. Я сначала даже не врубился, что это такое, но потом, слушая разговор, понял. Оказывается, здешнее правительство, в своей непрестанной заботе о гражданах, выделило детей в особую категорию и ввело новую систему контроля над ребятишками. С одной стороны, вроде как все правильно — эти «ювеналисты», занимаются профилактикой детской преступности, осуществляют социальную защиту семьи и следят за правами ребенка. На первый взгляд — весьма благое дело. Но в то, что здешние демократы будут делать хоть что-то для людей, я не верил категорически и бесповоротно. Насмотрелся уже, знаете ли, на их «добрую волю». Если родителей хотят угробить побыстрее, то о каких детях может вообще идти разговор? Значит, во всем этом есть второе дно. И когда попросил разъяснений у Еремина, то, услышав ответ, лишь зубами скрипнул. Ну сволочи, что придумали. Да насколько лихо!

А правительственная идея оказалась проста как три копейки — у тех семей, кто не может осуществлять за своими детьми «надлежащий уход», этих самых детей забирать в детские дома. Под «надлежащим уходом» подразумевалось множество разных вещей, включающих в себя вовремя оплаченный ежегодный медицинский осмотр, приличное питание, хорошую одежду, нормальный кров, отдельную комнату и прочее, прочее, прочее. Нехило, да? То есть: народ зимой вымерзает, жрет что попало, без работы мается, а тут такое…

Самое смешное, что в детских домах ничего требуемого тоже нет. Да и самих детдомов почти нет, невзирая на сотни тысяч беспризорников по всей стране, которые «ювеналистов», к слову, никак не заинтересовали. Их интересуют лишь те, кто находится в семьях. Вот и возникает вопрос — почему? Конечно, можно было бы предположить, что ожидается просто крупный попил бюджетных бабок, выделенных на подобные цели. Ну это неудивительно и вроде как даже в порядке вещей. Только ведь несколько сотен акций отбора детей (показательно, с освещением во всех средствах массовой информации) они по-любому должны провести. Ну чисто для отчета. И это значит, что у нескольких сотен ребятишек, из-за того, что упитанные дяди захотели стать еще упитаннее, жизнь полностью сломается. Да-а… если папа с мамой, отрывая от себя последнее, как могли о них заботились, то в приютах ни о какой заботе и речи быть не может. Зато какой простор открывается для фантазий! Ведь отобранных детей можно использовать как угодно. Хочешь, за границу продай, под видом усыновления, хочешь, на улицу выпусти как побирушек, а хочешь, делай из них малолетних проституток.

Но это только две, наиболее явные стороны принятого закона. То есть: заработать еще денег и получить в свое владение массу бессловесных, а главное — физически здоровых (или почти здоровых) малолетних рабов. Только это все мелочи, так — лишь бы финансово заинтересовать непосредственных участников и исполнителей. А вот основной повод, он другой… Если учесть, что в здешней «параллели» процентов семьдесят семей, у которых есть несовершеннолетние, вполне попадают под карательную длань «ювеналистов», это означает: практически у любого можно отобрать ребенка. Отобрать на вполне законном основании. И теперь сами можете прикинуть, какой рычаг давления на людей эти козлы придумали! Вот не нравятся тебе политические взгляды человека, зачем что-то изобретать? Достаточно просто пригрозить забрать его отпрысков в приют. Повод-то всегда найдется. А если не испугается угрозы — лишить родительских прав и все. Пусть смутьян сам после этого локти грызет или вешается. И если он сделает властям шикарный подарок: принародно кинется на полицаев, то еще лучше — сядет за сопротивление работникам органов. А то в здешней, «истинно демократической России» иметь слишком много политических заключенных вроде как не комильфо. Но в данном-то случае будет чисто уголовное преступление! М-да… С другой стороны, если демократы перегнут палку, то «колхозники» могут курить бамбук. В том смысле, что народ сам, без их помощи и поддержки, восстание поднимет.

Когда я озвучил эту мысль, Павел Викторович, хмыкнув, сказал, что подпольщики тоже не лаптем щи хлебают и все учитывают. А Таисия Петровна, мать Данилки, присовокупила, что если носители свежеиспеченного закона к ним на хутор заявятся, то тут все и останутся. Она их даже стрелять не будет — чести много. Она их в сортире перетопит. Собственноручно.

Глядя на её внушительную фигуру, командир регионального отряда лишь головой покрутил. Видно, представил себе сам процесс. А потом, поднявшись из-за стола, поблагодарил хозяев и двинул в другую часть дома. Там Павел Викторович с Васькой, оккупировав нашу комнату, сначала затребовали пленного и часа на три с ним уединились. После чего американца опять спровадили в тайник и начали по одному вызывать бойцов, для устного опроса. Меня пригласили последним. Войдя, уселся на стул, еще раз кивнул гостям и молча уставился на начальника, в ожидании вопросов, которые не замедлили последовать. Приехавших интересовало все. И как мы выдвигались к намеченному месту, и какова была схема засады, и что я слышал, и что видел, и как действовал. То есть все стандартные вопросы, задаваемые вернувшимся с задания разведчикам. Прямо как у нас. Единственно что, рапорта мы не писали, а так — то же самое. Под конец Павел Викторович, закурив и угощающе подтолкнув мне свою пачку, поинтересовался:

— А как тебе первый бой вообще? Ну по внутренним ощущениям?

Ощущения у меня были ого-го, поэтому выпалил, не задумываясь:

— Не очень… Совсем не очень. Понятно что, скорее всего, дело было срочным, но посылать пятерых бойцов против отделения с бронетехникой, да еще и требовать взятия пленных, это как-то чересчур…

Еремин выдвинул челюсть:

— А ты чего хотел? Тут война! И действуем мы исходя из тех сил, которые есть в наличии!

Но потом, пару раз раздраженно пыхнув сигаретой, опять сменил тон:

— В вашем случае просто выхода иного не было. Существовала крайняя необходимость получения тех сведений. Крайняя! Полноценные группы не успевали, поэтому пришлось задействовать вас… Задействовать, надеясь лишь на выучку бойцов да профессионализм капитана Ивлева. И знай, что ребята погибли не зря! Ох как не зря! Этот американец оказался гораздо ценнее всего того, что мы рассчитывали захватить.

— Но как же диск? Его же еще не вскрыли…

— Диск — само собой. А вот беседы с первым заместителем директората технических служб для нас сейчас поинтереснее будут…

Тут Павел Викторович слегка осекся, видно спохватившись, что ненароком выдал высокую должность амера, а потом, прихлопнув рукой по столу, словно бы отделяя лирику от дела, внимательно посмотрел на меня и, меняя тему, задал следующий вопрос:

— Ты, Сергей, мне другое скажи. Откуда у тебя такая прыть в допросе пленных взялась? Ведь вроде опыта никакого не было? А тут — ткнул человеку сигаретой в глаз и никаких эмоций… Мне доложили, что на тебя в тот момент смотреть страшно было. Голос спокойный, руки не дрожат, даже говорил с какой-то ленцой. Как будто всю жизнь людей в полевых условиях колол. И в итоге — вытряс из «языка» нужные сведения, да дальше побежал как ни в чем не бывало. Или этому тоже в стрелковом кружке Дома офицеров учат?

Я отрицательно мотнул головой:

— Скажете тоже… Как допрашивать пленного и как себя при этом вести меня в армии учили. Немного, правда. А в основном здесь уже наблатыкали. Ивлев нас сам гонял. Чисто теоретически, но как видите — хватило. Цыган с Чижом, кстати, вместе со мной на тех занятиях присутствовали, и чего их мое поведение напрягло, я так и не понял…

— Это не их напрягло, а американца. Мужики как раз сказали, что ты вел себя нормально. Единственно, удивились способу добычи информации. Такому Геннадий не учил.

— А, это? Действительно не учил. Про трюк с сигаретой мне сменщик рассказал, когда я на гражданке в кочегарке работал. Он, как подопьет, много чего интересного рассказывал. Степан-то старше меня лет на двадцать был и до развала Союза в ментовке служил. Вот и делился жизненным опытом. И насчет сигареты в том числе. А что? Я опять повел себя слишком резко, поэтому вы считаете, что меня к вам БОГС заслал?

Еремин переглянулся с Васькой и, усмехнувшись, сказал:

— Ну на Азефа ты не похож. Да и БОГС, я так думаю, за подобную самодеятельность господа из ЦРУ раком бы нагнули. В полном составе. Не та фигура Алекс Керри, чтобы быть разменной пешкой в игре третьесортной спецслужбы. Совсем не та! — И после небольшой паузы: — Так что про Бюро можешь забыть. Просто меня сам метод допроса заинтересовал. А когда ты про того отставника упомянул, все встало на свои места. Ну а про чемоданчик как догадался?

— Да чего тут догадываться? Туман, снег и вертушка не улетает, хотя наблюдать нас не может. Остается одно — маячок. В разных фильмах его и в кейсы, и в компы, и даже в часы запихивали. Ну с часами это, конечно, перебор, а вот от чемодана надо было избавляться. Ну и от ноутбука заодно… И, разрешите вопрос? А кто такой Азеф?

Павел Викторович, слушая меня, понимающе кивал, а на вопрос фыркнул:

— Вот ведь молодежь пошла! Великие вехи забывает… Евно Фишелевич Азеф был одним из самых грандиозных провокаторов. Этот человек одновременно являлся руководителем боевой организации партии эсеров и агентом Охранного отделения Департамента полиции МВД Российской империи. Чтобы тебе было понятнее, это равносильно тому, если бы президент США работал на КГБ.

Я задумчиво почесал затылок:

— Угу… То есть именно из-за высокопоставленности пленного у вас отпали последние сомнения относительно моей принадлежности к БОГС?

— Эк ты загнул. Но можешь считать, что все именно так.

— А если это просто случайность? Если я просто не знал, что это такая большая шишка. Поэтому и не отпустил сразу?

Высокое начальство скорбно закатило глаза и поинтересовалось:

— Слушай, чего ты вообще сейчас добиваешься? — Но потом снизошло до объяснений: — Алекс Керри в Россию приезжал уже несколько раз. Читал лекции в академии Бюро. Присутствовал на торжественном вечере первого выпуска. Я уже не говорю, что сотрудники БОГСа плотно контактируют со своими «старшими братьями» из-за океана, и поэтому не слышать фамилии Керри мог лишь человек, далекий от этой организации. Удовлетворен объяснением?

Я воодушевленно ответил:

— Еще как! Значит — проверки закончились, казарменный режим, связанный с ними, тоже закончен и можно ходить в увольнения? А то уже больше двух месяцев здесь торчу, как бобик, света божьего не видя. Хуже, чем в учебке…

Еремин на эту тираду недовольно поморщился:

— И куда ты собрался?

— Во-первых, брата надо навестить. Может, он от своего денатурата уже помер, а я ничего не знаю… Ну и второе — в Калаянскую съездить.

— В Калаянскую-то зачем? А-а-а, ну да! У тебя же там подруга.

Тут сидящий рядом Шмелев хлопнул себя по лбу и, достав из кармана конверт, протянул его со словами:

— Извини, сразу как-то забыл передать.

Ухватив конверт (опять распечатанный!), я смерил уничижительным взглядом Ваську и радостно пробурчал:

— За такую забывчивость ноги надо выдергивать! — После чего, опять обращаясь к командиру: — Ну так как? Или мне здесь до полной победы сидеть, безвылазно?

Тот махнул рукой:

— Ладно, через две недели можешь навестить родных и близких. Четыре дня тебе на это дам. Все равно, пока группу не доукомплектуем, вас никуда задействовать не станем.

— Понял. Спасибо! Разрешите идти?

— Иди. И Ступку к нам позови.

Я кивнул, позвал Цыгана и пошел читать письмо от Насти, попутно обдумывая, почему Еремин отпускает меня только через две недели. Понятно, что прямо сейчас, пока важный пленный находится на хуторе, никто никого никуда не отпустит. Но почему именно через четырнадцать дней? Тем более что сами они собираются отваливать завтра и, насколько я понял, американца с собой не повезут.

Обдумывание ни к чему ни привело, но этот вопрос разрешился сам собой. То есть Еремин со Шмелевым действительно уехали на следующий день. Уехали «пустыми». Только жесткий диск да папки с документами с собой взяли. Глядя вслед их вездеходу, я поинтересовался у Федьки:

— Слушай, мне еще понятно, почему «языка» с собой не прихватили — по всей области полиция и БОГС землю роют в его поисках. Но вот для чего они в форме рассекают? Ясно, что МВД вряд ли станет тормозить армейцев. Хотя это не исключено. Только ведь на блоках и военные стоят…

Цыган ответил вопросом на вопрос:

— Ты их шевроны видел?

— Видел. Оскаленная собачья морда. То есть, типа, из бригады «Волкодавов». И что?

— А то, что у этой бригады специального назначения весьма своеобразная репутация. Поэтому они хоть и базируются километров на сто восточнее, но здешняя полиция их как огня боится. Касательно военных: у мужиков документы в полном порядке и вообще — все схвачено. А в форме приехали потому, что рассчитывали пленного сразу с собой увезти. Но вследствие его особой важности, решено «языка» вывозить позже и другим путем.

— А-а-а…

Сделав умное лицо, я прекратил расспросы, с интересом ожидая дня, когда увижу, кто же приедет за американцем. И дождался. Дней через десять, когда накал проверок на дорогах уже сильно ослаб, на хутор зарулил обшарпанный и старый, словно экскремент мамонта, «рафик».

За рулем сидел водитель самой кавказской наружности (как потом выяснилось — осетин, по имени Бесагур), а рядом с ним щерился бессменный разъездной — Васька Шмелев. Именно он вколол одуревшему от сидения в подполе америкосу какой-то укол и, пока пленный еще мог шевелиться, утрамбовал его в тайник, хитро сделанный в микроавтобусе. После чего все свободное пространство салона загрузили мешками с картошкой.

Я, оценив размеры тайника и представив себя на месте Керри, передернув плечами, спросил у Шмелева:

— А этот гаврик живым доедет? Не задохнется? Вы же его как коврик скатали…

Помощник Еремина беспечно махнул рукой:

— Куда он денется! И не таких возили!

— Ну тебе виднее. Кстати, Вась, ты мне, случаем, письмишка не привез?

Шмелев, садясь в машину, хохотнул:

— Я с тобой чувствую себя каким-то Боярским. Прямо: «станьте голубем почты моей, не найдете вы крыльев верней!» Но, в этот раз — ничего. Да и зачем тебе письмо? Сам через три дня ее увидишь!

Разочарованно крякнув, я почесал щетинистый подбородок:

— Да оно поня-я-ятно… — и видя, что «рафик» тронулся, завопил: — Стой, куда поехал? Ты мне вот что — накидай план, где она живет. А то Калаянская станица большая, и улицу Буковского я там долго искать буду.

Шмелев вздохнул, но требуемое выполнил. И показав, как мне лучше идти, отдал листок со словами:

— Держи, Ромео!

Стоявшие рядом Цыган и Чиж заржали, а я, зная, насколько быстро прилипают подобные клички, мстительно ответил:

— Лети, лети, «голубь почты моей»!

Васька насчет кличек тоже был в курсе, поэтому, дернув щекой, в пререкания вступать не стал а, коротко послав меня в жопу, кивнул Бесагуру, дескать, поехали!

Дни до отъезда тянулись невообразимо медленно. И были полны метаниями выбора. В том смысле, что у меня на все про все только четыре дня, а попасть нужно в два места. Да уж, если еще полтора месяца назад я бы особо не раздумывал, с чего начать, то после писем от Брусникиной во мне бурлили гормоны вперемешку с чувствами, которые настойчиво требовали незамедлительного свидания с Настей. Все бы было хорошо, но имелись сильные опасения, что при виде складненькой Настены у меня опять слетит крыша, и все дни я проведу у неё. А это может выйти конкретным боком, так как неизвестно, когда снова выпадет возможность подать весточку Профессору. В конце концов, уже перед самым отъездом пришел к внутреннему консенсусу. День у Сосновского и три дня с Настей вполне спасут гиганта мысли. Причем начинать надо именно с Игоря Михайловича. Так сказать, во избежание…

И вот я, получив от Цыгана деньги на мелкие и не очень расходы, катил в нашем УАЗе в сторону Ставрополя. За рулем находился хозяин хутора — Михаил Остапович, а в салоне, помимо радостно подпрыгивающего Данилки, лежали несколько мешков с колбасами и сырами, три свиные туши, да жалобно блеял в предчувствии скорой кончины молодой барашек. Хрюнделей и колбасу Остапыч собирался продать на рынке, а баран являлся отличнейшей взяткой ненасытным стражам порядка. От дорожных палкомахателей и деньгами можно откупиться, а вот в самом Ставрополе бяшка очень даже в тему придется. Там полицаи голодные и беспредельные, поэтому приезжающих фермеров дерут как липку, цепляясь к каждой мелочи. Да плюс еще бандиты, держащие рынки… Но с бандосами договориться гораздо проще.

Вспомнив про братков, я ухмыльнулся недавно узнанной новости. Просто, когда деньги у Федьки получал, что-то вдруг разговор зашел о финансировании подполья. Цыган общей картины, конечно, не знал, но и сказанного хватило, чтобы я офигел. Действительно — все на свете повторяется! Но если в позапрошлом веке товарищ Сталин, для того чтобы добыть денег на р-р-революционную борьбу, лично ходил на «эксы», то сейчас все делается гораздо проще. Никто из «смирновцев» не врывается в банк и не палит в потолок из пулемета, требуя налички в немеченых купюрах. Это пошло, бесперспективно и достойно лишь психопатических одиночек. Нет, просто часть боевых подразделений подполья, маскируясь под организованные преступные группировки, «крышует» эти самые банки. Да что там банки! Как предположил Ступка, часть доходов Российской Газонефтяной корпорации хитрыми путями тоже попадает в кассу «колхозников».

В общем, в этой войне Россия, как обычно, надеется лишь сама на себя. Поэтому выкручиваемся, насколько можем. И в отличие от «чехов», снабжаемых в моем мире жирненькими арабскими спонсорами, нет у нас твердой таксы ни за подрывы, ни за теракты, ни за массовые провокации. Тут народ за идею воюет. Кормят, одевают, обувают, снабжают оружием — чего еще надо? Остальное идет на поддержку семей живых и погибших подпольщиков, или (как в моем случае) человеку, отпущенному в увольнение. Ну и конечно — трофеи никто не отменял. Было принято, что разные материальные ценности, полученные во время операций, остаются в группе и распределяются между бойцами. Кстати, восемь тысяч долларов, снятых с моего высокопоставленного американца, с общего согласия были переданы вдове Ивлева. Такое в «Вымпеле» было правило. Ведь выплаты со стороны руководства это одно, а лично навестить родственников и оказать им посильную помощь — совершенно другое. Поэтому, послезавтра Ступка, как старый знакомый Геннадия, и поедет выполнять эту нерадостную миссию. А на обратном пути заберет новеньких бойцов, которых уже определили для вливания в нашу группу. Интересно, кто это будет — бывшие вояки, прошедшие все последние конфликты, или пацаны, еще толком не нюхавшие пороха? Ничего, через пять дней узнаю…

Так, под мысли о новом пополнении и под разговоры с Остапычем, мы доехали до Ставрополя. Доехали почти без приключений. Почти — потому что перед Минводами напоролись на отрыжку истерии, связанной с недавним нападением на колонну. То есть злющие и не выспавшиеся полицаи остановили наш УАЗ, подвергнув машину с пассажирами глобальному осмотру. Правда, глобализм заключался исключительно в том, что они проверили наши документы и обследовали все мешки, попутно забрав себе несколько кругов сыра. Ну и я слегка по морде схлопотал, когда попробовал возмутиться их действиями. Они ведь вначале барана хотели отобрать. Но, дав мне в ухо, носатые служители фемиды умерили аппетит и быстренько переключились на проезжающую мимо фуру. Лишь влепили смачного пинка напоследок и отпустили «свиней, везущих свиней» следовать дальше.

Потирая отбитый копчик, я, матерясь под нос и представляя, как бы бесподобно эти обезьяны смотрелись в рамке прицела, уселся в машину. А Остапыч, уже трогаясь, укоризненно сказал:

— Оно тебе надо было? Хер бы с тем бараном. А если бы тебя «до выяснения» загребли? Хорошо еще, что они на дальнобойщика отвлеклись…

Я неуступчиво возразил:

— Фиг вам! Отдай мы им все молча, вот тогда сыны гор заинтересовались бы настолько странной покладистостью. А так — все нормально! Начал возбухать, получил по мордасам, и всё прошло штатно. Да и бяшка, — подмигнув хуторянину, я ткнул пальцем в салон, — при нас остался.

Михаил Остапович вздохнул:

— Так-то оно так, но никогда не знаешь, в какую сторону повернет. Вон, был у меня кум в Пскове. Тоже полицаю что-то доказать пытался. Чухонцу. Дык забрали в участок, повесили «нападение при исполнении» и дали семь лет. А через три года извещение о его смерти пришло. Самое обидное, что кум ту падлу и пальцем не тронул, только на словах размерами поборов возмутился…

Собеседник махнул рукой, замолчав, а я понятливо кивнул. Оно ведь как получилось — в центральной и восточной России менты в основном — русаки. На юге — практически все выходцы с Кавказа. А вот на севере… М-да… Там в МВД с удовольствием берут прибалтов, и те, получив второе гражданство, сразу вспоминают своих прадедушек — разных «латышских стрелков». Ну и ведут себя соответственно, не считая «грязное восточное быдло» людьми. А уж как они при этом кичатся своей якобы принадлежностью к Европе! Хотя было бы чем гордиться…

Ведь оказалось, что Прибалтика никому не нужна. Вообще! И если в моем мире их держали как голосистых шавок, легко науськиваемых против России, то здесь страны Балтии оказались вовсе не у дел. Угрозы Западу со стороны Раши нет, поэтому прибалтийские государства даже в НАТО никак не могут попасть, не говоря уже о Евросоюзе. Хотя им периодически что-то обещают, но вот постоянно сроки сдвигаются. А под эти обещания разрушили все местное производство, дабы конкурентов не плодить. Ну как это на Западе принято. Постепенно тамошний народ, ожидавший после обретения независимости невиданного процветания и веривший всем завываниям пришедших к власти националистов, понял, что его тупо развели. Понял и стал роптать, все чаще вспоминая сытое житьё при Советском Союзе. Сами националисты тоже несколько подрастерялись от настолько не джентльменского поведения «европейских братьев». Но пока они соображали, что к чему, все выделенные гранты кончились, заводы окончательно развалились, а их страны, вместо процветания, настиг экономический коллапс. Тогда часть прибалтийских нациков рванула на Запад. Типа реабилитироваться от последствий «советской оккупации», заодно и поклянчить деньгу малую у богатых соседей. Ну это те, кто поумнее да пообразованнее. А наиболее тупые и злобные двинули к нам. Полицаями служить. И теперь такая вот картинка получается, когда не поймешь, кого больше опасаться: полицейских или бандитов. Ведь если урка просто ограбит, то в случае с полицаями ты еще и сесть можешь на неопределенный срок, лишь потому, что служителю порядка не понравилась твоя «русская морда»…

Под эти невеселые разговоры мы и доехали до Ставрополя, где, попрощавшись с попутчиками, я сел на автобус, идущий в Юрьево. В этот раз добрался без приключений и, выйдя на знакомом с детства автовокзале, двинул к дому тети Маши. А там… В общем, по тяжелому перегарному духу я моментально убедился, что Вовка, он как Ленин — живее всех живых. Различие между ними лишь в том, что сушеный вождь революции лежит тихо и не воняет, а двоюродный брат храпит, пукает и распространяет вокруг себя невообразимое амбре. Сдерживая рвотные порывы, я кое-как растолкал этого алкаша. Минут десять потратил. Зато пришедший в себя Вован меня узнал, пьяно обрадовался и тут же попенял, дескать — чего я его из ведра поливаю? Но потом, зажав вытребованный «сахарок» в грязном кулаке, опять отрубился. А я, с радостью оставив полностью загаженную хату, пошел ловить частника, чтобы продолжить путь.

Спросите — зачем вообще сюда пёрся? Исключительно для алиби. Я ведь точно не знаю, закончили «смирновцы» мою проверку или нет. На слова Еремина надеяться не след, а так, даже если они захотят уточнить: действительно ли новый боец «Вымпела» к брату в Юрьево ездил, то получат подтверждение. Уж мокрое пробуждение и, самое главное, внезапно появившиеся деньги братец не забудет. Да и перед домом я достаточно потусовался, чтобы меня соседи хорошо идентифицировали. Причем настолько хорошо, что сразу двое начали высказывать претензии относительно крайне отрицательного поведения Вовки. Пообещав немедленно заняться перевоспитанием асоциальных родственников, я от жалобщиков кое-как отбрыкался. Ну а чуть позже, «пообщавшись» с братом, незамеченным свалил в сторону Михеевки.

Заброшенная деревня встретила меня вполне ожидаемой тишиной и совершенно неожиданными изменениями. Там, где когда-то валялись полусгнившие доски, теперь стоял черный, кособокий, но достаточно крепкий сарай, которого здесь раньше точно не было. Так же, как и не менее кособокого сортира, с дверью, но без задней стенки, расположенного метрах в пятидесяти от сарая. При этом туалет и «новостройка» соединялись какой-то странной прогалиной, на первый взгляд, имеющей самое природное происхождение. Но так как еще в декабре никакими постройками тут и не пахло, то и эта прогалина наверняка появилась неспроста. Похоже, кто-то умный, не желая оставлять следов на снегу, так расчистил дорожку, что создавался вид совершенно нерукотворного пейзажа. И, кажется, я догадываюсь, кто этот «кто-то».

До появления портала оставалось еще часа полтора, поэтому, стараясь не нарушать первозданности снежного покрова (попросту говоря, не оставлять следов на оплывшем снегу), занялся исследованием свежепостроенных сооружений. Начал с туалета. Выглядел тот совсем настоящим, но, как уже говорилось — без задней стены и с полуобвалившимися досками пола. То есть в здравом уме никто в этот домик гадить не пойдет. А вот дверь у него была интересной. Точнее, косяк двери. С выемкой для установки «турника». В данный момент — пустой. Ковырнув пальцем старые, но крепкие доски, я хмыкнул. Да, правильно Мария про своего мужа говорила: «рукастый мужик». Вон как все здорово сделал. И в маскировке силен! Нет, не зря я его в мой мир перетащил. В том, что сарай и туалет дело рук Ванина, сомнений не было. Сосновскому такое соорудить просто не под силу. Старенький он уже для таких дел. А Лешка, как погляжу, развернулся… Молодец, однако!

После осмотра «хитрого домика» я пошел в сарай. Там смотреть вообще было нечего — щелястый, без двери, с побитым шифером на крыше, он ничем не отличался от тысяч таких же построек, оставшихся в заброшенных деревнях. Зато здесь меньше дуло. Поэтому, присев на стоящий в углу чурбачок, закурил и принялся ждать. Ожидание затянулось. Нет, это я не к тому, что портал открылся позже, чем было договорено, просто к его открытию изрядно задубел. А когда увидел знакомую дымку, ломанулся в нее, как к теплой батарее. Хорошо еще, вспомнил заработанную в свое время шишку и, в последний момент сбавив скорость, вошел в портал медленно и осторожно. И в следующее мгновение оказался в родной «параллели».

Хм, тут тоже произошли кардинальные изменения. Во-первых, не было той жуткой вони, которую синтезировал из какой-то химии Сосновский, отпугивая воров. Во-вторых, не было крохотного предбанника с решеткой. Точнее говоря, предбанник как раз был, но он увеличился метров до трех и заканчивался солидной даже на вид металлической дверью с небольшой амбразурой. И из этой амбразуры на меня весьма неприветливо смотрел толстый набалдашник глушителя. Я опасливо выставил руки перед собой, настороженно интересуясь:

— Э-э… что за шутки?