Маргарита
(Вадим Громов)
- Большое спасибо за покупку! Приходите к нам ещё.
Платиновая блондинка лет тридцати заучено улыбалась, демонстрируя идеальные зубки. Мордашка была смазливой, хоть сейчас нагоняй целую свору корифеев объектива и длинного мегапикселя: точёные черты лица и голубые глазищи так и просились на обложку не самого захудалого дамского глянца.
- Спасибо. – Маргарита взяла два фирменных пакета (плотная качественная бумага, причудливый чёрный с тиснёной серебряной каймой вензель – на алом фоне, позолоченные ручки-шнурки), в которых лежало по коробке с дорогой обувью. – До свиданья.
- До свиданья, всего хорошего.
Маргарита (Марго, Марита, Рита, Маргунчик, в зависимости от того – с кем и в какой обстановке происходит общение) направилась к дверям бутика элитной обуви. На ходу бросив взгляд в зеркало, в котором отражалась блондинистая продавщица. Улыбка той уже пропала, но Марго была уверена – обернись она – и дежурно-предупредительный «чи-и-из» снова появится на лице красотки. Как будто у неё в голове переключат рычажок, над которым имеется изображение улыбающегося смайлика. «Вкл.», «Выкл.». Щёлк-щёлк.
Естественно, оборачиваться Маргарита не стала: к чему эти бессмысленные телодвижения? Потешить своё самолюбие осознанием того, что обслуживающий персонал готов суетиться на полусогнутых, лишь бы клиент зашёлся в приобретательском оргазме? Чего-чего, а это она прочно разучилась делать несколько лет назад. Жизнь иногда бьёт наотмашь так, что из любого начисто вылетает всякая душевная труха.
Люди зарабатывают деньги, и стоимость этой улыбки тоже включена в цену двух пар обуви. Изящнейшие бежевые босоножки и элегантные туфли на высоком каблуке обошлись в несколько десятков тысяч рублей. Какая-нибудь бюджетница наверняка бы посчитала подобную трату – как минимум придурью… но столкнуться в таком бутике с бюджетницей – было бы так же удивительно, как лицезреть порхающего по Дворцовой площади Карлсона. Зажавшего в пухлой пятерне «Ф-1» с выдернутой чекой, и ненавязчиво предлагающего многочисленным интуристам скинуться на цистерну варенья. «Пополни бюджет, морда заграничная, и не жмись. А то у меня от огорчения пальчики моментально устают…».
«Это всё пустяки, дело житейское» - автоматическая дверь распахнулась, выпуская Риту из кондиционированной прохлады – в середину июля. С грандиозным успехом поставившего пьесу под названием «Жизнь и зной в Санкт-Петербурге».
Маково-красный «Ауди» находился на платной стоянке в «Стокманне», минутах в десяти ходу от бутика. Маргарита прогулочным шагом двинулась по Невскому – в сторону Московского вокзала. Прикидывая, не стоит ли где-нибудь перекусить, или можно потерпеть до дома…
Мужчины почти не оглядывались ей вслед, это она знала точно: но не чувствовала себя ущемлённой. Центр Санкт-Петербурга, выходной, полдень, июль. В такое время и в таком месте – не могло быть недостатка в женских прелестях, порой (по мнению Марго) выставляемых напоказ чересчур откровенно. Молоденькие девочки ходили одиночками, парочками, табунками. Взмыленные купидоны заранее впадали в лютое уныние, прикидывая объём отчёта о диком перерасходе стрел, предстоящий в небесной канцелярии в самое ближайшее время. Кто будет обращать внимание на совершенно обычную, пусть спортивную и следящую за собой женщину: которой вот-вот предстоит разменять пятый десяток… Пусть даже в ней безошибочно угадывается хозяйка, умеющая взять от жизни своё – и ещё немного в довесок. Разве только альфонсы, но эту паскудную породу Марго раскусывала влёт и отшивала жёстко, разрушая любые иллюзии – касающиеся возможности шикарно и с размахом пожить за её счёт.
«Господи, как на Лидочку похожа…»
Рита невольно остановилась, задержав взгляд на миловидной городской фее лет восемнадцати, в фиолетовой маечке с портретом бледнолицего Паттинсона из «Сумерек», и джинсовых шортиках. Курносый нос, непослушные каштановые кудри, миндалевидные карие глаза: небольшая полноватость, нисколько не портящая девушку. Очаровашка увлечённо болтала по телефону, активно жестикулируя свободной рукой.
Удивлённо подняла аккуратные бровки, заметив незнакомую, во вкусом одетую и ухоженную тётку лет сорока, уставившуюся на неё насквозь непонятным взглядом. Неприязненно скривила тонкие, резко очерченные губы. Чего надо, дура старая?
Эффект от гримаски был такой, словно по душе скользнули ледяными коготочками: не поранили, но в дрожь бросило. Марго отвела глаза и пошла дальше, заставляя себя стереть из памяти малолетку с гламурным кровососом на майке. Её Лидочка никогда бы не стала смотреть на людей с какой-либо толикой неприязни, пренебрежения…
Через сотню метров Рита всё-таки присела на террасе небольшого ресторанчика с разноплановой кухней. Не сколько от голода или желания отдохнуть в тени: сколько для того, чтобы присесть и успокоиться. Можно приучить себя мгновенно зачищать память, но без осечек – хоть и делающихся всё реже и реже, всё равно не обойдётся. Если бы курносая кареглазка знала, как можно растравить человеку душу одним-единственным жестом, взглядом…
- Свежевыжатый апельсиновый и… крем-брюле есть?
Невысокий сухощавый официант, смахивающий на молодого Пьера Ришара своими кудряшками и преисполненной оптимизма физиономией (словно до прихода Риты здесь побывал поклонник французского комика и оставил кудряшу на чай пару сотен евро) – мгновенно заверил в том, что мороженое есть. С сиропом, шоколадной крошкой, фруктами, взбитыми сливками – чего изволите? А ещё есть «специальное летнее меню от нашего шеф-повара, не желаете ли взглянуть?».
Марго не желала. Официант моментально удалился за заказом, безупречно прочувствовав настроение посетительницы.
«Слышу голос из прекрасного далёка, голос утренний в серебряной росе…» - раздалось из сумочки. Рита достала смартфон, провела пальцем по экрану.
- Да. Что? Света, все вопросы к Роберту Артемьевичу. Я буду в отлучке ещё неделю. Что? Меня не волнует. Через семь дней выйду и разберусь – кого уволить. Мне звонить только в самом экстренном случае. В самом, понятно? Всё, работайте.
Образец южнокорейских высоких технологий вернулся на прежнее место. Маргарита обвела рассеянным взглядом бурлящий энергией Невский, смотря сквозь людей, машины, здания, рекламные щиты. Не замечая ни малейшей детали из происходящего вокруг…
Все мысли были о другом. И сегодняшняя поездка имела всего одну цель – обдумать предстоящее, в последний раз взвесить все «за» и «против», пока не сделан последний шаг. Прогулка по центру северной Ривьеры, покупка обуви и всё остальное – являлось лишь второстепенными декорациями, обёрткой: скрывающей подлинную цель Марго.
- Ваш заказ… - Рита даже не заметила, как возле столика материализовался «Пьер Ришар», ловко поставивший перед ней стакан с соком и вазочку с мороженым. – Приятного аппетита!
- Спасибо. Счёт сразу принесите.
- Конечно. Э-э-э, чего это она?!
Физиономия кудряша, внезапно уставившегося Маргарите за спину, стала испуганно-озабоченной. Как у человека, вдруг увидевшего нечто неприятное, могущее коснуться его лично. А могущее и не коснуться...
Марго резко обернулась, едва не задев локтем вазочку с тремя шариками крем-брюле: отыскивая взглядом причину беспокойства официанта.
Причина опускалась на колени в каких-то трёх метрах от резного деревянного ограждения ресторанной террасы. Прохожие замедляли шаг и… в основном проходили мимо, старательно делая вид, что ничего не происходит.
- Воды, быстро!
«Пьер Ришар» ошалело тряхнул кудряшками, и метнулся вглубь заведения, подчиняясь властному окрику Риты. Несколько посетителей ресторанчика уже с любопытством глазели в сторону тротуара, не делая попыток помочь.
Нет, один – субтильный, с нервным лицом и недельной щетиной непризнанного гения шустрил пальцами по экрану мобильного, перехватил телефон поудобнее… Ах, ты, чмо многогранное! Два глобуса тебе в ноздри, а не ролик на Ютубе!
- Убрал, ну! – рыкнула Маргарита, с трудом преодолев желание вслух причислить его к сексуальным меньшинствам. А то и вовсе – выбить девайс из руки морального урода, снимающего на видео – как грузной пожилой женщине в тёмно-коричневом закрытом платье и – такого же цвета, скрывающем большую часть лица платке: становится плохо.
Субтильного проняло моментально, металл в голосе Марго имелся не в виде смешного звяка чайных ложечек, а – лязга передёргиваемого затвора. У «непризнанного гения» испуганно дёрнулся уголок рта, он поспешно убрал мобильный и отвернулся, даже не пробуя препираться.
Рита подбежала к стоящей на коленях женщине, медленно кренящейся на левый бок и прижимающей ладони к голове. Схватила её за плечо, не давая упасть. Почувствовав прикосновение чужой руки, та что-то пробормотала, и Маргарита облегчённо выдохнула. Уже хорошо, что в сознании…
- Вы как? Встать можете?
Женщина неразборчиво пробормотала что-то ещё, и Рита посмотрела по сторонам: понимая, что в одиночку не сможет дотащить её до террасы.
- Помогите…
Жилистый, молодой парень модельной внешности в драных джинсах и рубашке с короткими рукавами, вынырнул у неё из-за спины. Коротко бросил:
- Куда?
- Да вот туда давайте… - Марго мотнула головой в нужном направлении, подхватила женщину под руку. – На скамеечку посадить, а там видно будет.
Парень стал бережно поднимать владелицу коричневого платка:
- Давайте, бабушка, во-о-от так…
Женщину усадили за ближайший к входу, свободный столик.
- Вода! - официант поставил перед Ритой запотевшую бутылку «Бон Аквы», нерешительно затоптался на месте.
Маргарита правильно истолковала его заминку:
- Мне в счёт включите.
- Ага… - с явным облегчением пискнул кудряш. – Ещё что-нибудь? Скорую вызвать?
- Не надо скорой, - еле слышно, но – внятно сказала женщина. – Жарко очень…
- Попейте. - Марго скрутила пробку, поднесла бутылку к её рту. – Помаленьку, не торопитесь.
- Спасибо, - женщина сделала пару глотков. – Холодненькая… Сейчас посижу немного, и полегчает. Не надо «скорой». Спасибо, дочка, что не бросила. И тебе, внучок – спасибо…
- Да не за что, - улыбнулся парень. – Я ещё нужен?
- Торопишься – иди, - сказала Рита. – Не пропадём. Если что – найдутся помощники. Не все же могут только на видео снимать!
Последнюю фразу она произнесла так, чтобы непременно долетело до ушей субтильного. Тот нервно ёрзнул, и громко попросил счёт.
- Тогда – убегаю, - помощник Марго чуточку виновато улыбнулся, и быстро зашагал в сторону площади Восстания.
- Спасибо, что помогли! - спохватившись, бросила Маргарита ему в спину. Парень обернулся на ходу и коротко махнул рукой. «Всегда – пожалуйста».
«Пьер Ришар» тоже удалился. Воду оплатят, от «скорой» отказались: остальное – несущественно… Посетители ресторанчика потеряли всякий интерес к происходящему, вернувшись к своим суши, пастам, пиву и десертам. Помогать, конечно же – хорошо и необходимо: но лежащий на тротуаре человек – это не в пример зрелищнее…
Женщина закрыла глаза и сидела, молча, дыша медленно – но ровно: только лицо было мокрым от пота. Рита решительно потянулась к концам плотно облегающего голову платка, намереваясь ослабить его. Ну, не платье же с неё снимать? Конечно, так одеваться при подобной душегубке на улице, учитывая возраст и вес женщины… Стоило предполагать, что может быть плохо.
С другой стороны, о причине – вынудившей её выходить в зной именно в этом платье и платке – можно лишь догадываться... Да, теперь-то чего? – главное, что живая.
Она размотала концы платка, обёрнутые вокруг шеи – ловкими, экономичными движениями: потащила ткань с головы. Справа платок закрывал почти всю щёку и половину глаза, Марго не придала этому значения… ну, съехал, когда женщина держалась руками за голову, стоя на коленях…
- Не надо!
Торопливый, умоляющий шёпот заставил вздрогнуть и замереть. Пальцы вынырнувшей из забытья незнакомки сжались на запястье Риты. Захват был неожиданно сильным, Маргарита невольно поморщилась от боли.
- Вы что? Я же… - она осеклась, и отпустила платок, увидев – что скрывалось под ним на правой половине лица.
- Не надо, - повторила женщина. В её голосе не было злости или недовольства. Лишь глубокое сожаление о том, что Марго смогла увидеть скрываемый от чужих глаз изъян.
Кожа на скуле, щеке и кажется (Рита не успела разглядеть точно) – виске, выглядела так, словно её сначала долго и затейливо кромсали, не оставив живого места: а потом – прижгли. Невеликих медицинских познаний Маргариты хватило на то, чтобы понять – увечье давнишнее.
Ледяные коготочки повторно мазнули по душе, на этот раз – надавив ощутимо сильнее. Марго закаменела лицом, боясь даже представить ситуацию, оставляющую схожую памятку от той стороны судьбы, что носит наряды исключительно траурных цветов и оттенков…
- Извините, я не знала...
- Ничего, дочка, - платок снова скрыл увечье от чужих глаз. – Ты же не нарочно. И мо…
Женщина осеклась на полуслове, поплыла лицом. Странно, но Рита как-то сразу поняла – это не новый приступ дурноты: что-то совершенно иное…
Серо-голубые глаза незнакомки словно выцвели, стали блёклыми. Женщина неотрывно смотрела на Маргариту, и в этом взгляде не имелось какого-либо любопытства или горечи.
Было что-то другое, пока непонятное Рите.
Внезапно незнакомка подалась вперёд, её губы медленно зашевелились, и до Марго донёсся тягучий, еле слышный шёпот. Который, казалось, перетекал не с языка – в уши: а из взгляда – во взгляд…
- Кровь вижу… Подумай, не спеши. Не спеши. Смерть вижу, кровь…
- Что с вами? – тихо спросила Маргарита, чувствуя непонятную внутреннюю опустошённость. - Какая кровь? Куда не спешить? Вам плохо?
- Вижу… - донеслось в последний раз: лицо женщины стало прежним. Она стёрла пот со лба, потянулась за водой…
- Какая смерть? – Марго протянула руку, чтобы тряхнуть незнакомку за плечо: но передумала. – Да отвечайте же!
Незнакомка с боязливым недоумением покосилась на Риту, потом её взгляд неожиданно переполнился совершенно осознанным сожалением. Женщина вздохнула – глубоко, покаянно:
- Прости, дочка. Эта напасть сильнее меня, никак не совладать... Я с ней уже почти сорок лет мыкаюсь, такая вот доля выпала.
- С чем мыкаетесь? – тихонько уточнила Марго.
Женщина медленно провела кончиком указательного пальца по скрывающей увечье ткани. Маргарита слегка пожала плечами. «Не понимаю».
- Мне в молодости это пережить пришлось, - незнакомка выговаривала слова явно через силу, но не останавливалась, - не дай Бог никому…
Рита не стала уточнять, что именно скрывается под местоимением «это». Есть вещи, которые лучше всего – не вспоминать. А если всё же приходится – то обходиться самым минимумом пояснений, умному человеку их обычно бывает достаточно. «Это» - сидевшей перед ней женщины, точно было чем-то страшным, возможно даже – подлинным кошмаром…
- И сразу после… я видеть начала, - собеседница Марго вздрогнула всем телом: но взгляд остался прежним – полным сожаления. – Если у кого-то впереди близёхонько плохое маячит, мне всё – как на ладони… Самое худое, что молчать не могу. Оно у меня помимо воли вылезает, всё что вижу – то и обсказываю. А когда отпускает – ничегошеньки не помню. Спроси меня сейчас, а в памяти пустота, что я там наговорила… Ты прости, а?
Маргарита посмотрела на неё в упор, раздумывая, что ответить. Женщина не отвела глаз, и Рита неожиданно для себя – усмехнулась: коротко, печально.
- Близёхонько, говорите?
- Верно… - робко кивнула видящая. – Точно не скажу, бывает – что и через час: а иногда и день пройдёт, прежде чем сбудется. Но, всё равно – плохое недалече. Разве что…
- Что?
- Некоторые, кому предрекала – внимали. Кто дома надолго запирался и сидел, ничего не делая. Кто догадывался, откуда беда придёт, и в ту сторону – ни ногой.
- И что – все убереглись? – спросила Маргарита.
Женщина скорбно покачала головой:
- Не все, дочка. Я, если честно – обо всех и не знаю, люди-то зачастую незнакомые, случайные… Меня послушают, как на из ума выжившую зыркнут – и больше я их не видела. Что там с ними потом было? Одна, да – дома заперлась: а у соседей что-то взорвалось, её и зацепило. Кабы я знала, что ей дома лучше не сидеть – неужели б не поведала? Смерть, ей ведь с любой сторонки подкрасться не в тягость будет. Но от троих я точно погибель отвела, а может и не только от них. Как-то было, что человек уцелел, а люди из-за него погибли. Он потом сказал, что зря от моих слов отмахнулся, ведь всё сбылось. Кто знает, может и тебе это к лучшему обернётся… И всё равно – прости?
- Прощаю, - сказала Рита. – Вы же не виноваты, что видеть можете. У всех – своя судьба. Другой вопрос, что каждый к этому по-разному относится. Мирится, или что-то там пытается по-своему перекрутить. Как-то вот так…
Грустная усмешка опять тронула её губы, и пропала окончательно.
- Вам лучше? Может, проводить куда? Время у меня есть…
- Ой, не надо! Мне уже полегчало, да и после обеда дождик обещали, уйдёт пекло-то… Сейчас, ещё минутку посижу, да идти надо – дела. Только…
Она замялась, просительно глядя на бутылку «Бон Аквы».
- Воду забрать хотите? – поняла Марго. – Берите, конечно… Если надо, ещё куплю.
- Куда мне столько! Я по чуть-чуть, по глоточку… Глядишь, и эту не выпью. Ещё раз спасибо, дочка, что равнодушной не осталась. Храни тебя Господь.
- А если мне всё равно? – голос Маргариты стал сухим и тусклым.
- Что – «всё равно»?
- Будет он меня хранить, или нет. Не для кого хранить…
Она замолчала. Следующую фразу можно было легко прочесть во взгляде, но опущенные на несколько мгновений веки – надёжно утаили правду.
«Но вот «для чего» - пока ещё есть».
Светофор загорелся зелёным, и пятьсот с лишним «лошадок» под капотом «Ауди R8 Spyder» рванули детище немецкого автопрома вперёд. Шушары остались позади, движение на Московском шоссе было относительно свободным, и стрелка на спидометре не перепрыгивала отметку «девяносто».
Марго вела аккуратно, обгоняя и перестраиваясь без какого-либо намёка на хамство. Чистопородный «немец» идеально слушался руля, ну, и четырнадцать лет водительского стажа – это не стакан горелых семечек… Само собой, кто-то непременно брюзжал вслед, баба за рулём алой иномарки стоимостью почти в восемь миллионов целковых – для некоторых по определению является тем самым хамством и раздражителем. Даже если она никого не подрезает с запредельной наглостью и дисциплинированно включает поворотник при перестроении.
До дома было ещё километров тридцать с гаком, через Царское Село, Павловск, в сторону Гатчины.
Кровь вижу. Подумай, не спеши…
Маргарита сжала губы, в очередной раз прогоняя загостившееся в памяти видение: настроение портилось безоглядно. Прибавила газу, нырнула на левую полосу – в сужающийся просвет между видавшей виды «газелью»-развозкой с заковыристой эмблемой незнакомого предприятия на дверце, усталыми лицами людей за окнами: и – гружёным панелевозом. Стрелка спидометра поползла к ста двадцати.
не спеши…
Тентованный, приближающийся по встречной большегруз – вдруг бросило в сторону, словно кто-то огромный и невидимый играючи щёлкнул по боку тягача.
кровь вижу…
Рита бездумно, рефлекторно рванула руль вправо, уходя от неминуемого столкновения: и «Ауди» послушно рыскнул вправо, на волосок разминувшись с передним бампером «КАМАЗа». Слишком близко, слишком неожиданно!
Тормоза панелевоза возмутились: натужно, пронзительно. Зеркало заднего вида «Спайдера» запечатлело частичку начинающегося кошмара – панелевоз неудержимо кренился набок, заваливаясь на экстренно тормозящую развозку. Дьявол впал в детство, и решил поразвлечься «бибиками», сталкивая их друг с другом: причудливо, беспощадно, жутко…
Сбоку надвинулось ещё что-то, кажется бортовая, идущая «порожняком» Газель. «Ауди» ощутимо тряхнуло, Марго судорожно вбила педаль тормоза в пол. Но от следующего – страшного, непонятно откуда прилетевшего удара о корпус «Спайдера», сопровождающегося скрежетом сминающегося железа – Маргариту вышвырнуло в чёрную каверну небытия…
- Мама… Уходи, мама!
- Лидочка?!
Девушка стояла в двух шагах от Риты, выставив перед собой обе руки. Ладони смотрели вниз, и Марго впилась в кончики пальцев умоляющим взглядом, будто это могло не дать им подняться вверх: став жестом неприятия.
- Лида, ласточка моя. Как мне без тебя плохо…
- Мама! Почему всё так получилось? – пальцы девушки дрогнули, и замерли снова. Маргарита застонала, чувствуя, что сердце словно ухватили щипцами: одна часть которых была ледяной, а другая – раскалённой.
«Я не знаю – почему. Такая судьба… - невысказанные из-за сковавшего горло спазма слова крутились в голове: садня, словно живые. – Прости меня, Лидочка».
- Мне до сих пор нет покоя, мама… - струйка крови перечеркнула подбородок девушки, потекла по шее. Губы дочери были разбиты – полностью, страшно… Корка запёкшейся крови треснула ещё в одном месте, и вторая струйка проложила путь вниз. – За что меня так?
Рита посмотрела на свою единственную дочь, не сдерживая слёзы. От платья Лидочки-ласточки, одетого на выпускной бал – осталось что-то невразумительное, сильно испачканное кровью.
Её кровью.
Следы побоев, укусов – на левом плече зияла рана, какую могли оставить лишь зубы, вырвавшие кусок плоти… Прокушенное сразу в трёх местах – горло. Несколько глубоких порезов на хорошо видимой в прорехах настоящего китайского шёлка – груди. Порезы на руках, бёдрах: на внутренней стороне которых кровь засохла пятнами вовсе уж жутких размеров…
- Доченька! – спазм прошёл, и Маргарита сделала шаг к той частичке себя, которую она любила больше всего в жизни. – Я здесь, с тобой!
- Уходи, мама! – в карих глаза отчаяние смешивалось с невыразимой любовью, и Рита увидела – как кончики пальцев всё же поднимаются вверх. Марго остановилась, поспешно вытирая мешающие слёзы. Ещё раз увидеть дочь! – пусть такую…
- Я люблю тебя, мама… - прошептала Лида. – Но сейчас ты должна уйти. Должна…
- Спокойно, всё хорошо, - мужчина в белом халате успокаивающе протянул руку, коснувшись плеча Маргариты. – Очнулись, наконец-то…
Сбоку от него замерла женщина средних лет, в таком же белом халате, черты лица были чуточку грубоватыми: немного смягчить – и будет вылитая Валентина Теличкина.
- Где я? – мгновенно спросила Марго. Мышление было нисколько не шатким: обычным. Реальность, насколько могла судить Рита – воспринималась в полном объёме и адекватности. Человек в чуточку помятом халате больше всего походил на врача: а помещение, в котором они находились… если это не больничная палата, то Маргарита – Исаак Ньютон. Других больных не наблюдалось, палата была явно не общей, и судя по имеющемуся в ней оборудованию и уровню ремонта – точно не бесплатной. Ну, тут ответ простой – наверняка видели документы, возможно, даже позвонили в фирму, Роберт и подсуетился…
- А как вы думаете – где? – моментально последовал встречный вопрос. Эскулап нисколько не напоминал пухлощёкого любителя градусников, придуманного Чуковским: монументальный, широкоплечий, гладко выбритый, с цепким – даже жестковатым взглядом зелёных глаз. Такой типаж уместно смотрелся бы где-нибудь на афише, оповещающей о схватке бойцов «ММА», чем в больничных интерьерах.
- В клинике, - лаконично сказала Рита: доктор молча кивнул. – Сколько я здесь?
- Вы помните, что с вами случилось? – ненавязчиво поинтересовался эскулап. Медсестра? санитарка? – по-прежнему не двигалась и даже не пыталась вставить слово, являя собой идеальный образец вышколенного персонала.
- Помню.
Марго действительно помнила всё – от утра, когда она уехала в Питер, и – до того мига, после которого навалилось беспамятство. Сон тоже сохранился в памяти – весь, до мельчайших нюансов, большинство из которых девятьсот девяносто девять человек из тысячи предпочли бы забыть навсегда… Но Маргарита была той самой тысячной, во многом идущей наперекор устоявшимся правилам и привычкам толпы.
Она легонько подвигала руками-ногами, прислушиваясь к ощущениям в теле. Сильной боли не было, разве что в левом бедре присутствовал некоторый дискомфорт: крайне похожий на банальный ушиб. Ещё побаливала голова, но боль была несильной, словно затухающей.
- У вас всё в порядке, - заверил доктор, сразу раскусивший суть телодвижений Риты. – Говоря начистоту – крупно вам повезло. Исключительно. Машина восстановлению не подлежит, а на вас – царапины по пальцам одной руки пересчитать можно. Ну, если не считать удар головой. Но опять же – ничего серьёзного.
- Что там случилось, на Московском? Всё было так быстро…
Доктор задумчиво потёр переносицу, словно размышляя – стоит ли сейчас посвящать Марго в эти подробности. Отвёл взгляд в сторону.
- Колесо у большегруза заклинило, он на встречку и… Меня, понятно – там не было: по новостям смотрел. Двенадцать трупов, не считая тех – кто с травмами.
- Двенадцать? Что-то чересчур… - сказала Маргарита, чувствуя как от сердца и дальше – расползается паршивый, кромсающий душу холодок. Скорее всего, она знала
…зеркало заднего вида, панелевоз – заваливающийся на «газель» с работягами…
ответ: требовалось только подтверждение.
- Если что-то в голове отложилось, то должны помнить – панелевоз там ехал… - хмуро сообщил эскулап. – А по соседней полосе развозка народ со смены везла. «КАМАЗ» занесло, плиты на «газель» попадали. Семеро только оттуда…
Рита не сомневалась – не будь она тем – кем являлась в этой жизни, то не узнала бы и этих крох информации. С обычными пациентами, как правило – лишнего не болтают, если можно так назвать то, о чём вёлся разговор.
- Вам плохо? – врач наклонился к резко побледневшей Марго: в позе женщины теперь было что-то от стойки гончей, готовой к любому повороту событий. – Скажите что-нибудь!
- Я нормально… - внятно проговорила Рита неважно слушающимися губами. Холодок превратился в мороз, и на заиндевевшем стекле памяти кто-то раз за разом выводил слова – чем-то горячим, оставляющим красные потёки…
… Кровь вижу… Подумай, не спеши. Не спеши. Смерть вижу, кровь…
Перед глазами возникла стрелка спидометра, ползущая к отметке «120». Держи Маргарита привычные девяносто, обгона развозки просто не было бы! Да, трагедия была неминуема, большегруз выбросило бы на встречную полосу – в любом случае. Возможно, Рита сейчас лежала бы не в комфортабельной палате, а на столе морга: но…
Но ей не пришлось бы испытывать невыносимо-жгучего чувства вины. Люди в «газели», погибшие от того, что маково-красный «Ауди» шарахнулся прочь от смерти перед самым бампером панелевоза – были на её совести.
Во всяком случае, она так считала. И не пыталась смазать в себе это ощущение другой точкой зрения случившегося, снимающей с души часть (а то и отмывающей добела) вины. «А что? – я должна была таранить тягач, жертвуя собой?», «Будь на моём месте другой – он поступил бы точно так же», «Всё уже случилось, какой смысл рыдать – если ничего не исправить», «Меня ведь тоже могло раскатать в лепёшку!».
Марго знала – как бы там ни было – именно она обогнала «развозку». Именно она – подрезала панелевоз. Обстоятельства значения не имеют. Семь трупов. Семь человек, которые не вернутся домой, к своим близким.
Всё, что она теперь может сделать – помочь семьям погибших. Неважно – в открытую, анонимно: но – помочь. Если они нуждаются в этой помощи и примут её. Тем более, что у Маргариты Георгиевны Гравицкой, владелицы налаженного и рентабельного бизнеса в сфере развлечений – такая возможность есть.
Но сейчас у неё осталось ещё одно, сугубо личное дело. Требующее обязательного завершения.
- Сколько я здесь нахожусь? – голос Марго окреп, и врач удивлённо моргнул: не ожидая, что пациентка так быстро вернётся в нормальное состояние. – Сколько?!
- Почти два дня. В кому впали, но к счастью – ненадолго…
- Я ухожу. Прямо сейчас. – Рита села, протянула женщине руку, к которой тянулась трубочка капельницы: избавляйте. Медсестра не тронулась с места, определённо ожидая распоряжения доктора. Тот озабоченно нахмурился.
- Но, вам бы ещё…
- Я – ухожу. Какие-то бумаги, счета, что там требуется подписать – готовьте в темпе. Срочность оплачивается. И вызовите мне такси.
Эскулап капельку помедлил, будто собираясь возразить, и – согласно опустил веки.
- Вера, Маргарита Георгиевна уходит. Помогите ей собраться.
Женщина беспрекословно шагнула к Марго…
* * *
Полдюжины встроенных, сильных настенных светильников схарчили подвальную темноту, и лежащий на боку мужчина лет тридцати – поднял голову. Сощурился, привыкая к свету после нескольких десятков часов темноты, уставился на Риту, стоящую в нескольких шагах от него. Марго встретила взгляд неожиданно красивых, чуть раскосых, чарующе-голубых глаз.
«Живой…».
Она наконец-то смогла избавиться от дичайшего душевного напряжения последних двух часов, которые ушли на соблюдение необходимых формальностей в клинике, и – дорогу домой.
Человек резко тряхнул головой, невнятно – но яростно замычал сквозь торчащий во рту кляп. Маргарита продолжала смотреть на лежащего, не выказывая никаких эмоций. Они обязательно будут позже, не может статься, чтобы их – не было…
Мычание повторилось: злее, дольше. Рита подошла к лежащему, не обращая внимание на запах дерьма, принялась освобождать мужчину от кляпа. Марго знала, что человек не сможет причинить ей вреда. Ножные и ручные, сделанные по спецзаказу – кандалы, ключи от которых были только у неё: исключали возможность освобождения. От скованных за спиной рук – к вмурованной в стену скобе тянулась короткая, массивная цепь, позволяющая только лежать или сидеть.
Рита должна была увидеть мужчину ещё в тот день, когда на трассе «М10» оборвался жизненный путь двенадцати человек. В подвал его доставили спящим, ему полагалось проснуться чуть позже возвращения Маргариты, состоявшегося на двое суток позднее.
Эти сорок с лишним часов он провёл в темноте, голодный, без воды, не имея возможности полноценно двигаться, справляя нужду под себя. Неизвестно, насколько мужчина пребывал в неведении касательно того – куда он попал, и что с ним будет: но Риту это волновало меньше всего.
Марго справилась с застёжкой кляпа, освободила рот пленника, отошла метра на полтора. Ограниченность в движениях не исключала вероятности какого-нибудь поганого сюрприза: лучше не рисковать.
- Ты кто?! – мужчина жадно рвал её глазами. Он не попросил пить или ещё чего-нибудь, словно какая-то внутренняя одержимость начисто вытеснила все будничные желания. Рита не сомневалась – освободись он от кандалов, и станет рвать уже по настоящему – руками, зубами… Долго, безостановочно, пока не пресытится страданиями жертвы.
Она безмолвно смотрела ему в лицо, напряжённое, волевое, в чертах имелась определённая аристократичность. Но первое впечатление напрочь губила еле уловимая примесь порочности, от которой любой здравомыслящей женщине – следовало держаться подальше. Даже не порочности – гнили, мертвечины.
Но подобную порчу может распознать более-менее повидавший жизнь человек, и то – не каждый. А откуда взяться такому опыту у восемнадцатилетней девушки…
- Глухонемая, или в молчанку играешь? – громко спросил мужчина, и вдруг заорал. – Помогите! Кто-нибудь! Убивают!
Рита равнодушно покачала головой. Никто не придёт. Весь обслуживающий персонал коттеджа приятно отягощён внеплановыми премиальными, и отпущен на длительные выходные. А два здоровенных, спущенных с поводка кавказца, многочисленные камеры наблюдения и табличка с логотипом одного из солиднейших охранных агентств на воротах – напрочь исключают непрошенных гостей.
- Что ты хочешь? – жажда убийства в глазах пленника померкла. – Скажи, ну! Я всё могу, что угодно… Не молчи, сука!
Марго отвела взгляд, шагнула к небольшому столику, на котором имелось всё необходимое. Хрупнул кончик ампулы со снотворным, прозрачная жидкость заполнила шприц. Мужчина неотрывно следил за ней, и его участившееся дыхание – было дыханием затравленного зверя.
- Что ты хочешь? – взвизгнул он, изворачиваясь, пытаясь сесть, когда Маргарита направилась к нему. – Отпусти меня, ну – отпусти, слышишь! Паскуда, тварь, я доберусь до тебя – запомни это. Доберусь!
Рита улучила момент, и пнула его по ширинке дешёвых тёмно-синих джинсов. Мужчина скорчился от боли, а Маргарита ловко воткнула иглу ему в плечо, прямо через рукав простой хлопчатобумажной рубашки, надавила на поршень.
- Гнида-а-а-а… - простонал пленник, и ненависть в его глазах – легла поверх боли. – Да кто ты такая, сука?! Чего тебе надо?
Марго и сама не знала, что она добивалась – вынимая у него кляп. Услышать, как он вымаливает прощение, раскаиваясь во всём, что сделал? Вряд ли. Спросить – знает ли он, какое будущее ему уготовано? Нет. Насладиться тем, что здоровый мужик орёт во всю глотку, зная – что абсолютно беспомощен? Мимо…
Она снова замерла неподалёку, наблюдая, как начинает действовать снотворное.
- Тва-а-а-арь, я…
Рита вернула кляп на прежнее место, повернулась – и пошла к выходу из подвала. Сегодня ещё предстояло подготовить мужчину к тому, для чего он здесь оказался. И убедиться в наличии всего остального – из длинного списка, который Маргарита составляла в течение двух месяцев. Чтобы завтра пленник понял – что Страшный Суд реален: и иногда бывает гораздо ближе, чем гласят некоторые расхожие поверья…
Сколько стоит жизнь человека?
Смотря – какого. У некоторых на противоположной стороне весов «жизнь-смерть» – лежит смятая сторублёвка, а то и вовсе – дешёвая сигарета. За других отмеривают не в пример щедрее, без всяких торгов и возражений.
Маргарита точно знала цену одной из них. Полтора миллиона евро. Деньги, за которые в гигантском общепитовском заведении под вывеской «Этот мир», ей приготовили и подали блюдо с пока ещё непонятным вкусом: и коротким, жёстким названием «Месть».
Екатерина Великая однажды сказала – «Кроме закона, должна быть ещё и справедливость». Полную справедливость Марго видела в том, что человек – изнасиловавший, жестоко мучивший и убивший её единственную дочь – и ещё два десятка девушек: будет умирать долго и мучительно. Чтобы душа Лидочки-ласточки, и возможно – всех остальных, нашла успокоение… Садиста, насильника и людоеда по прозвищу «Фаворит Смерти» - данное ему каким-то циничным и беспринципным журналистом: в самом ближайшем будущем должны жрать могильные черви. Он больше не имеет права дышать воздухом, даже отбывая пожизненное заключение.
Лида была предпоследней жертвой маньяка, впервые отведавшего человеческой крови и плоти около трёх лет назад. Рита сделала всё, чтобы найти мразь, лишившую её самого дорогого человека. Но питерские опера вычислили и взяли тварь первыми.
Это не остановило Марго. Она давно усвоила одну простую истину – за деньги нельзя купить очень малое количество из того, что существует в нашем несовершенном мирке. Всё остальное – можно. Вопрос лишь в цене, а в этот раз Маргарита была готова заплатить любую сумму.
О том, что вместо маньяка – в тюремном морге лежит похожий на него человек с частично изуродованным лицом, кроме неё – знали четверо. Кто-то из тюремного начальства, тамошний медик: третьего Марго не знала. Да и зачем ей это? – она заплатила, а кто и как будет изворачиваться за внушительный гонорар… главное – что товар прибыл в целости и сохранности. Эти трое поровну разделили почти семьдесят миллионов рублей, а четвёртого Рита однажды вытащила из крайне неприглядной ситуации: и сейчас он полностью отработал свой долг.
Она не сомневалась – эти четвёро будет хранить гробовое молчание. И ни один из них, никогда не станет шантажировать её.
Найти подходящий труп оказалось не проблемой, в городских моргах не бывает недостатка в «ничейных» мертвецах. Сидящий в одиночке маньяк не отличался смирением, и никто не удивился, что однажды его нашли мёртвым, лежащим на полу камеры. Многочисленные следы крови в помещении говорили о том, что перед смертью он скорее всего впал в помешательство, изуродовав себе лицо. Разодрав ногтями, разбив его о стены и пол камеры. Родственники у ублюдка были, но – очень дальние, проживающие в трёх днях езды от северной столицы. К тому же, давно не поддерживающие с ним никаких отношений.
Вследствие этого, все необходимые процедуры – опознание и прочее, носили формальный характер. Все, кто узнавал о случившемся, были единодушны в своём мнении. «Туда ему и дорога». Ни одного заподозрившего что в этом деле есть второе дно – не нашлось. Люди, которым платила Рита – знали, как действует система, её уязвимые места: и безукоризненно отработали свои деньги.
Будильник надсадно заголосил, выдёргивая Марго из забытья без сновидений, показавшегося невыносимо долгим.
Девять утра. Маргарита открыла глаза, и прислушалась к тому – что творится в её душе.
Всё осталось без изменений. Она была готова идти вниз – и выбирать любое приспособление для истязания человеческой плоти. Кто-то другой мог бы сломаться, остановиться в шажке от цели, вдруг обнаружив – что не может заставить себя лить кровь. Пусть ещё вчера – осатанело стремился к этому, ошибочно полагая, что в мире нет силы – способной помешать и остановить.
Всё было готово ещё вчера, до полуночи, и Рита могла провести всю ночь в подвале. Пуская в ход то небольшую электродрель, то кусачки, то раскалённое железо. Кислоту, электричество, набор иголок, напильник – перечень инструментов впечатлял своей длиной. Марго готовилась к этому дню истово и скрупулёзно, собирая любую информацию о пытках.
Но она отправилась спать, сделав эту ночь – последней проверкой для тёмной стороны своего «эго», полностью разбуженного находящимся в доме пленником. Которое снова впадёт в спячку, как только маньяк перестанет существовать. В этом Рита была уверена. Она никогда и ничего не делала – вкладывая в основу только эмоции. Потому и смогла достичь тех высот, с которых гораздо ближе и легче дотянуться до других: на которых обитает редкая в любое время птица с названием «справедливость»…
Марго выпила кофе, и пошла в подвал. Размышляя о том, какой же именно эпизод из её жизни – видела женщина на Невском. Аварию, или то – что произойдёт в самое ближайшее время. Не факт, что «плохое маячит» - непременно означало гибель самой Риты. Это вполне могло быть видение участи пленника. Человек уцелел, а люди из-за него погибли…
Но если применительно к бойне на Московском шоссе – Маргарита была (запоздало, но тем не менее) согласна с «подумай, не спеши»: то по отношению к человеку в подвале – это отрицалось напрочь. Возможно, незнакомка придерживалась мнения, что наказание должен отмеривать суд, и пятнать руки кровью даже самой законченной нелюди – нельзя. Не исключено, что она пыталась предостеречь Риту от последствий, обретающих особый вес после завершения жизненного пути любого из нас…
Но Марго была готова к тому, что по каким-то придуманным свыше правилам, казнь этой нежити зачтётся ей страшным, незамаливаемым грехом. А может быть – и не зачтётся… что мы на самом деле знаем о мериле, по которому судят там?
Что бы не имела в виду женщина с изуродованным лицом, Маргарита знала – маньяк должен умереть здесь.
Абсолютно голый «Фаворит Смерти» живой буквой «Х» висел на стальной рамке, сделанной как и кандалы – по спецзаказу. Хитрые крепления позволяли без проблем вращать и поворачивать её как угодно, давая доступ к любой области тела пытаемого. Руки и ноги мрази находились в особых зажимах, причиняющих боль при малейшей попытке освободиться. Пол был застелен прозрачной полиэтиленовой плёнкой.
Увидев Риту, кровавый ублюдок взвыл сквозь кляп, но она не отреагировала. Неторопливо надела полиэтиленовую накидку-дождевик, чтобы не запачкаться в крови. Вытащила иглу капельницы, поставленной «Фавориту» вчера вечером. Ей очень не хотелось, чтобы эта тварь вдруг сдохла от обезвоживания, избавившись от предстоящих страданий.
Маньяк смотрел на неё, не пытаясь дёргаться, наверняка в полной мере прочувствовав принцип действия зажимов.
Марго приложила к ранке от иглы – кусочек ватки, заклеила лейкопластырем. Эти капли крови должны были стать единственными, покинувшими тело «Фаворита Смерти» - без особой боли.
Пленник издал очередной вой. Напрочь игнорируя его, Рита взяла со стоящего рядом столика – хирургические перчатки, одела. Неторопливо, но без всякой показухи, могущей заставить распятую перед ней мразь – покрыться потом. Маргарите этого не требовалось, «Фаворит» уже успел разглядеть пыточный арсенал, аккуратно разложенный на трёх столиках. И определённо не строил иллюзий насчёт того, что намеревается делать с ним невысокая, подтянутая женщина с простоватым – но жёстким лицом.
Марго чуть подумала и всё-таки встала напротив ублюдка, заглянув ему в глаза. Увидев в них то, что и хотела.
Страх перед грядущей болью. Присосавшийся к душе маньяка – огромной, ненасытной пиявкой, постоянно увеличивающийся в размерах…
- Лидочку Гравицкую помнишь? – негромко спросила Маргарита, даже не думая освобождать рот пленника от кляпа: ответа ей не требовалось. – Карие глаза, тёмные волосы, платье из золотого шёлка. Ты убил её в день выпускного.
Пленник затряс головой, не то соглашаясь с Ритой, не то – от страха, перерастающего в ужас. Марго вдруг оскалилась – по-звериному, жутко: судя по опорожнившемуся мочевому пузырю маньяка.
- Я не буду допытываться, зачем ты это сделал… - как она ни пыталась взять себя в руки, голос срывался, в нём обозначилось что-то нечеловеческое. – Потому что я всё равно не получу от тебя ответа, после которого моя Лидочка перестанет сниться мне такой, какой ты её сделал в ту ночь. Но я клянусь – ты будешь подыхать так…
Её голос пресёкся. Маргарита закрыла глаза, изо всех сил сжала зубы и кулаки, унимая проснувшуюся в теле дрожь.
Справилась, как всегда. Подошла к ближнему столику, задумчиво провела пальцами по инвентарю. Выбрала подушечку с десятком длинных, разной толщины иголок.
Взяла одну. Надавила ладонью на рамку, и та послушно заняла горизонтальное положение. «Фаворит» заколыхался всем телом, выдавливая сквозь кляп – уже не вой: что-то утробное, проклинающее…
Рита подошла к ближней, сжатой в кулак ладони маньяка – и ткнула иглой в мякоть мизинца: надавила, заставляя разогнуться. Крепко прихватила незанятой рукой, чуть отогнула вниз – и неторопливо принялась вводить иглу под ноготь…
