В 1990-е годы, вернувшись из поездки на раздираемые конфликтом Балканы, один популярный петербургский журналист рассказывал знакомым, что не только собирал материал, но и как солдат, с автоматом в руках, воевал на стороне сербов. Подтверждением тому была медаль, которой его наградили за проявленное мужество. В журналистском сообществе к поступку коллеги отнеслись неоднозначно: кто-то поддержал, а кто-то и осудил боевую активность корреспондента в «горячей точке», сочтя его поступок непрофессиональным. Но все одинаково хвалили репортажи с Балкан за динамичность и обстоятельность, хотя в них и выражалась симпатия к одной из воюющих сторон.

Мораль. Согласно Хартии свободы печати «журналисты, работающие в зонах военных действий, считаются гражданскими лицами и пользуются всеми правами и гарантиями, предоставленными остальному гражданскому населению». Такой статус представителей СМИ в «горячих точках» больше соответствует целям журналистской деятельности. Ведь корреспондент – представитель общества и граждан. А беря в руки автомат, он становится частью одной из воюющих сторон, возникает деление на «своих» и «чужих». Это лишает журналиста возможности объективно взглянуть на ситуацию: он видит не все, что происходит, не вокруг, а лишь по ту сторону баррикады.

Комментарий. Одни журналисты цепляются за эту норму Хартии как за спасение, другие сетуют: гражданский статус приближает корреспондента к мирному населению, позволяет лучше понять его положение в условиях военных действий, но в то же время означает запрет на ношение оружие, а значит, и возможности себя защитить. Так, Анна Политковская воспринимала свой гражданский статус как мировоззренческую платформу: «Идея главного редактора была проста: именно мне, сугубо гражданскому человеку, куда понятнее переживания других таких же гражданских лиц – жителей чеченских сел и городов, на головы которых свалилась война». Чувство незащищенности очень точно передал Артем Боровик, рассказывая об окончании Афганской войны: «Армия уходила и в какой-то момент отобрала у журналистов давно розданное им оружие – пистолеты Макарова. Под опустевшей портативной кобурой на груди репортерское сердце забилось чуть ритмичнее».

Противоречие между инстинктом самосохранения и обязанностью сохранять нейтралитет по отношению к сторонам конфликта испытывают многие журналисты. Сергей Гуляев, побывавший во многих «горячих точках», пишет: «Если вдруг начнется, что делать-то: снимать или за автоматом тянуться? Не знаю, кто в такой момент во мне победит – журналист или военный. Нет, без оружия на войне неуютно. Представляю, как сейчас скрежетнут зубами какие-нибудь столичные рафинированные коллеги: “Журналист не должен брать в руки оружие!”. Не знаю – не знаю. <…> Тассовские “корочки” обязывают быть объективным и отстраненным – ни оценок, ни комментариев. В Афгане я сидел в одном окопе с нашими, а здесь (в Чечне. – примеч. ред.) по неписаному кодексу предстоит быть на нейтральной полосе сторонним наблюдателем, холодным хроникером происходящих событий. Все это умом понимаю, но хочется в окоп, к нашим».

Следует учитывать и те изменения, которые претерпели представления о журналистике в нашей стране за последнюю четверть века. Этот период ознаменовался грандиозными социальными и политическими переменами в России и приблизил советско-российского журналиста к своим западным коллегам. Если в СССР он был идеологическим работником и выполнял скорее пропагандистскую функцию, нежели информационную, то уже в годы перестройки стал представителем и голосом общественности. Эти различия отражены в приведенных выше словах Сергея Гуляева: в Афганистане журналист имел гражданство одной из враждующих сторон, а теперь обязан быть нейтральным.

Диапазон применения байки. При обучении журналиста работе в зоне вооруженного конфликта.