Военные корреспонденты в прямом смысле этого слова появились в России сравнительно недавно. В. Апушкин, автор статьи «Военные корреспонденты», в военной энциклопедии Сытина, изданной накануне Первой мировой войны, называет А. С. Пушкиа первым военным корреспондентом России. Речь о том, что в 1829 году, во время Русско-турецкой войны, Александр Сергеевич присоединился к боевым частям в районе крепости Карс. Исследователь отметил, что великому русскому поэту было любопытно взглянуть на театр военных действий и наблюдать события, которые могли стать материалом для сочинений. Сам А. С. Пушкин так вспоминает об этом: «В 1829 году отправился я на Кавказские воды. В таком близком расстоянии от Тифлиса мне захотелось туда съездить для свидания с братом и некоторыми из моих приятелей. Приехав в Тифлис, я уже никого из них не нашел. Армия выступила в поход. Желание видеть войну и сторону малоизвестную побудило меня просить у е.с. графа Паскевича-Эриванского позволения приехать в Армию. Таким образом, видел я блистательный поход, увенчанный взятием Арзрума».

Непосредственным откликом поэта на военные операции 1829 года явилась маленькая сатирическая трилогия: «Из Гафиза», «Делибаш» и «Олегов щит». Первые две части содержат призывы к миру и ироничный протест против войны. Кроме того, в 1830 году в № 6 «Литературной газеты» Пушкин напечатал отрывок «Военная Грузинская дорога» с подзаголовком «Извлечения из путевых записок», который позднее войдет в состав очерка под названием «Путешествие в Арзрум».

Однако не таких откликов на военные события ждали официальные круги от Александра Сергеевича. Об этом свидетельствует статья Булгарина 1830 года (Северная пчела. 22 марта 1830. № 35): «Итак, надежды наши исчезли. Мы думали, что автор “Руслана и Людмилы” устремился за Кавказ, чтоб напитаться высокими чувствами поэзии, обогатиться новыми впечатлениями и в сладких песнях передать потомству великие подвиги русских современных героев. Мы думали, что великие события на Востоке, удивившие мир и стяжавшие России уважение всех просвещенных народов, возбудят гений наших поэтов, – и мы ошиблись. Лиры знаменитые остались безмолвными, и в пустыне нашей поэзии появился опять Онегин, бледный, слабый… Сердцу больно, когда взглянешь на эту бесцветную картину».

Отклика на кавказские события требовала не только официальная, но и военная среда. Например, официальный военный корреспондент «Северной пчелы», подполковник И. Радожицкий, описывая занятие Арзрума, так заканчивает свою корреспонденцию: «Дальнейшие подробности об Арзруме, ежели буду иметь время, сообщу вам в последующих письмах; но скажу вам, что вы можете ожидать еще чего-либо нового, превосходного от А. С. Пушкина, который теперь с нами в Арзруме» (Северная пчела. 22 августа 1829. № 101). Таким образом, сочинения Пушкина, прославляющие победы в Русско-турецкой войне 1829 года, были поставлены в официальный распорядок дня.

Сам Пушкин по этому поводу писал: «В газете (политической) побранили меня не на шутку за то, что по возвращении моем напечатал я стихотворение, не относившееся ко взятию Арзрума. Я, конечно, не был обязан писать по заказу гг. журналистов. К тому же частная жизнь писателя, как и всякого гражданина, не подлежит обнародованию. Нельзя было бы, например, напечатать в газетах: “Мы надеялись, что г. прапорщик такой-то возвратится из похода с Георгиевским крестом; вместо того вывез он из Молдавии одну лихорадку”. Явно, что цензура этого не пропустила б. Зная, что публика столь же мало заботится о моих путешествиях, как и о требованиях рецензентов, я не стал оправдываться. Но важнейшее обвинение заставляет меня прервать молчание». На основании записей 1829 года Александр Сергеевич пишет в 1835 году «Путешествие в Арзрум». В. Апушкин считает данное произведение итогом поездки поэта на войну.

Известный исследователь творчества А. С. Пушкина Ю. Н. Тынянов отмечает, что создание этого произведения, а также написание к нему предисловия во многом вызвано появлением книги французского дипломатического агента Виктора Фонтанье. Она направлена резко против восточной политики Николая I и содержит ироничное упоминание о Пушкине как о «барде, находящемся в свите». В той же главе говорится о «сюжете не поэмы, но сатиры», который нашел на войне выдающийся поэт. Вероятно, до осведомленного дипломата дошло известие о «маленьких сатирах Пушкина», названных выше. Во всяком случае обвинение было столь веско, что вынудило Александра Сергеевича сказать об этом в предисловии к «Путешествию в Арзрум»: «Признаюсь: эти строки французского путешественника, несмотря на лестные эпитеты, были мне гораздо досаднее, нежели брань русских журналов. Искать вдохновения всегда казалось мне смешной и нелепой причудою: вдохновения не сыщешь; оно само должно найти поэта. Приехать на войну с тем, чтобы воспевать будущие подвиги, было бы для меня, с одной стороны, слишком самолюбиво, а с другой – слишком непристойно. Я не вмешиваюсь в военные суждения. Это не мое дело. Может быть, смелый переход через Саган-Лу, движение, коим граф Паскевич отрезал сераскира от Осман-паши, поражение двух неприятельских корпусов в течение одних суток, быстрый поход к Арзруму, все это, увенчанное полным успехом, может быть и чрезвычайно достойно посмеяния в глазах военных людей (каковы, например, г. купеческий консул Фонтанье, автор “Путешествия на Восток”), я устыдился бы писать сатиры на прославленного полководца, ласково принявшего меня под сень своего шатра и находившего время посреди своих великих забот оказывать мне лестное внимание. Человек, не имеющий нужды в покровительстве сильных, дорожит их радушием и гостеприимством, ибо иного от них не может и требовать. Обвинение в неблагодарности не должно быть оставлено без возражения, как ничтожная критика или литературная брань. Вот почему решился я напечатать это предисловие и выдать свои путевые записки, как все, что мною было написано о походе 1829 года».

Мораль. В. Апушкин и ряд других исследователей воспринимают текст «Путешествия в Арзрум» как первую попытку военных корреспонденций из действующей армии, несмотря на то что она была опубликована спустя более пяти лет после поездки автора на войну. Видимо, это связано с достоинствами данного произведения: стремлением автора к объективности, его нейтральности в подаче информации, стилем и методами описания, о которых говорилось выше, а также этическими нормами, которые декларирует А. С. Пушкин. Вспомним, например, что он пишет в предисловии: «…я устыдился бы писать сатиры на прославленного полководца, ласково принявшего меня под сень своего шатра и находившего время посреди своих великих забот оказывать мне лестное внимание. Человек, не имеющий нужды в покровительстве сильных, дорожит их радушием и гостеприимством, ибо иного от них не может и требовать». Здесь он передает именно те чувства, о которых позднее напишут многие поколения военных корреспондентов в адрес людей, которые будут уделять им внимание и проявлять заботу на нелегких и опасных дорогах войн.

Комментарий. История военной журналистики показала, что в этой мысли Александра Сергеевича Пушкина заложен глубокий смысл: журналисту очень трудно «писать сатиру» на воинский коллектив, с которым он находился в боевой обстановке. Представители пресс-служб вооруженных сил учитывают эту психологическую особенность журналистов, работающих в «горячих точках», и прикрепляют их к конкретному воинскому подразделению. Так было при высадке англо-американских войск на берегу Ла-Манша в 1944 году и во время войны в Ираке в 2003-м.

Для «Путешествии в Арзрум» характерен стилистический «нейтралитет», в итоге образующий авторскую фигуру нейтрального, сугубо штатского и непонимающего наблюдателя и ироничное изображение «героя» войны Паскевича со сделанными в осторожнейшей форме, но с серьезными возражениями чисто военного характера, обнаруживающими тонкую военную осведомленность «штатского» автора.

Его нейтральность, нарочитая «непонятливость» превращается у Пушкина в литературный прием. Например, таково описание сражения: «Полки строились; офицеры становились у своих взводов. Я остался один, не зная, в которую сторону ехать, и пустил лошадь на волю божью. Я встретил генерала Бурцева, который звал меня на левый фланг. “Что такое левый фланг?” – подумал я и поехал далее». Этот метод, считает Ю. Н. Тынянов, несомненно, оказал влияние на Толстого: описание батальных сцен в его «Войне и мире» имеют явные следы изучения прозы Пушкина, а именно – «Путешествия в Арзрум».

Диапазон применения байки. При изучении теории и практики освещения вооруженных конфликтов.