Упырь

В некотором царстве, в некотором государстве был-жил старик со старухою; у них была дочь Маруся. В их деревне был обычай справлять праздник Андрея Первозванного: соберутся девки в одну избу, напекут пампушек и гуляют целую неделю, а то и больше. Вот дождались этого праздника, собрались девки, напекли-наварили что надо; вечером пришли парубки с сопелкою, принесли вина, и началась пляска, гульба – дым коромыслом! Все девки хорошо пляшут, а Маруся лучше всех. Немного погодя входит в избу такой молодец – что на поди! Кровь с молоком! Одет богато, чисто. «Здравствуйте, – говорит, – красные девицы!» – «Здравствуй, добрый молодец!» – «Гулянье вам!» – «Милости просим гулять к нам!» Сейчас вынул он кошель полон золота, послал за вином, за орехами, пряниками – разом все готово; начал угощать и девок и ребят, всех оделил. А пошел плясать – любо-дорого посмотреть! Больше всех полюбилась ему Маруся; так к ней и пристает.

Наступило время по домам расходиться. Говорит этот молодец: «Маруся! Поди, проводи меня». Она вышла провожать его; он и говорит: «Маруся, сердце! Хочешь ли, я тебя замуж возьму?» – «Коли бы взял, я бы с радостью пошла. Да ты отколя?» – «А вот из такого-то места, живу у купца за приказчика». Тут они попрощались и пошли всякий своей дорогою. Воротилась Маруся домой, мать ее спрашивает: «Хорошо ли погуляла, дочка?» – «Хорошо, матушка! Да еще скажу тебе радость: был там со стороны добрый молодец, собой красавец, и денег много; обещал взять меня замуж». – «Слушай, Маруся: как пойдешь завтра к девкам, возьми с собой клубок ниток; станешь провожать его, в те поры накинь ему петельку на пуговицу и распускай потихоньку клубок, а после по этой нитке и сведаешь, где он живет».

На другой день пошла Маруся на вечерницу и захватила с собой клубок ниток. Опять пришел добрый молодец: «Здравствуй, Маруся!» – «Здравствуй!» Начались игры, пляски; он пуще прежнего льнет к Марусе, ни на шаг не отходит. Уж время и домой идти. «Маруся, – говорит гость, – проводи меня». Она вышла на улицу, стала с ним прощаться и тихонько накинула петельку на пуговицу; пошел он своею дорогою, а она стоит да клубок распускает; весь распустила и побежала узнавать, где живет ее названый жених. Сначала нитка по дороге шла, после потянулась через заборы, через канавы и вывела Марусю прямо к церкви, к главным дверям. Маруся попробовала – двери заперты; пошла кругом церкви, отыскала лестницу, подставила к окну и полезла посмотреть, что там деется? Влезла, глянула – а названый жених стоит у гроба да упокойника ест; в церкви тогда ночевало мертвое тело. Хотела было потихоньку соскочить с лестницы, да с испугу не остереглась и стукнула; бежит домой – себя не помнит, все ей погоня чудится; еле жива прибежала!

Поутру мать спрашивает: «Что, Маруся, видела того молодца?» – «Видела, матушка!» А что видела, того не рассказывает. Вечером сидит Маруся в раздумье: идти или нет на вечерницу? «Ступай, – говорит мать, – поиграй, пока молода!» Приходит она на вечерницу, а нечистый уже там. Опять начались игры, смехи, пляска; девки ничего не ведают! Стали по домам расходиться; говорит нечистый: «Маруся! Поди, проводи меня». Она нейдет, боится. Тут все девки на нее накинулись: «Что с тобой? Или застыдилася? Ступай, проводи добра молодца!» Нечего делать, пошла – что Бог даст! Только вышла на улицу, он ее и спрашивает: «Ты вчера к церкви ходила?» – «Нет!» – «А видела, что я там делал?» – «Нет!» – «Ну, завтра твой отец помрет!» Сказал и исчез.

Вернулась Маруся домой грустна и невесела; поутру проснулась – отец мертвый лежит. Поплакали над ним и в гроб положили; вечером мать к попу поехала, а Маруся осталась: страшно ей одной дома. «Дай, – думает, – пойду к подругам». Приходит, а нечистый там. «Здравствуй, Маруся! Что не весела?» – спрашивают ее девки. «Какое веселье? Отец помер». – «Ах, бедная!» Все тужат об ней, тужит и он, проклятый, будто не его дело. Стали прощаться, по домам расходиться. «Маруся, – говорит он, – проводи меня». Она не хочет. «Что ты – маленькая, что ли? Чего боишься? Проводи его!» – пристают девки. Пошла провожать; вышли на улицу: «Скажи, Маруся, была ты у церкви?» – «Нет!» – «А видела, что я делал?» – «Нет!» – «Ну, завтра мать твоя помрет!» Сказал и исчез.

Вернулась Маруся домой еще печальнее; переночевала ночь, поутру проснулась – мать лежит мертвая! Целый день она проплакала, вот солнце село, кругом темнеть стало – боится Маруся одна оставаться; пошла к подругам. «Здравствуй! Что с тобой? На тебе лица не видать!» – говорят девки. «Уж какое мое веселье! Вчера отец помер, а сегодня мать». – «Бедная, несчастная!» – сожалеют ее все. Вот пришло время прощаться. «Маруся! Проводи меня», – говорит нечистый. Вышла провожать его. «Скажи, была ты у церкви?» – «Нет!» – «А видела, что я делал?» – «Нет!» – «Ну, завтра ввечеру сама помрешь!» Маруся переночевала с подругами, поутру встала и думает: что ей делать? Вспомнила, что у ней есть бабка – старая-старая, уж ослепла от долгих лет. «Пойду-ка я к ней, посоветуюсь».

Отправилась к бабке. «Здравствуй, бабушка!» – «Здравствуй, внучка! Как Бог милует? Что отец с матерью?» – «Померли, бабушка!» И рассказала ей все, что с нею случилося. Старуха выслушала и говорит: «Ох, горемычная ты моя! Ступай скорей к попу, попроси его: коли ты помрешь, чтоб вырыли под порогом яму да несли бы тебя из избы не в двери, а протащили б сквозь то отверстье; да еще попроси, чтоб похоронили тебя на перекрестке – там, где две дороги пересекаются». Пришла Маруся к попу, слезно заплакала и упросила его сделать все так, как бабушка научила; воротилась домой, купила гроб, легла в него – и тотчас же померла. Вот дали знать священнику; похоронил он сначала отца и мать Маруси, а потом и ее. Вынесли Марусю под порогом, схоронили на раздорожье.

В скором времени случилось одному боярскому сыну проезжать мимо Марусиной могилы; смотрит – а на той могиле растет чудный цветок, какого он никогда не видывал. Говорит барич своему слуге: «Поди, вырой мне тот цветок с корнем; привезем домой и посадим в горшок: пусть у нас цветет!» Вот вырыли цветок, привезли домой, посадили в муравленый горшок и поставили на окно. Начал цветок расти, красоваться. Раз как-то не послалось слуге ночью; смотрит он на окно и видит – чудо свершилось: вдруг цветок зашатался, упал с ветки наземь – и обратился красной девицей; цветок был хорош, а девица лучше! Пошла она по комнатам, достала себе разных напитков и кушаньев, напилась-наелась, ударилась об пол – сделалась по-прежнему цветком, поднялась на окно и села на веточку.

На другой день рассказал слуга баричу, какое чудо ему в ночи привиделось. «Ах, братец, что ж ты меня не разбудил? Нынешнюю ночь станем вдвоем караулить». Пришла ночь – они не спят, дожидаются. Ровно в двенадцать часов цветок начал шевелиться, с места на место перелетать, после упал наземь – и явилась красная девица; достала себе напитков и кушаньев и села ужинать. Барич выбежал, схватил ее за белые руки и повел в свою горницу; не может вдоволь на нее насмотреться, на красоту ее наглядеться. Наутро говорит отцу, матери: «Позвольте мне жениться; я нашел себе невесту». Родители позволили. Маруся говорит: «Я пойду за тебя только с тем уговором, чтобы четыре года в церковь не ходить». – «Хорошо!»

Вот обвенчались, живут себе год и два и прижили сына. Один раз наехали к ним гости; подгуляли, выпили и стали хвалиться своими женами: у того хороша, у другого еще лучше. «Ну, как хотите, – говорит хозяин, – а лучше моей жены во всем свете нету!» – «Хороша, да некрещена!» – отвечают гости. «Как так?» – «Да в церковь не ходит». Те речи показались мужу обидны; дождался воскресенья и велел жене наряжаться к обедне. «Знать ничего не хочу! Будь сейчас готова!» Собрались они и поехали в церковь; муж входит – ничего не видит, а она глянула – сидит на окне нечистый. «А, так ты вот она! Вспомни-ка старое: была ты ночью у церкви?» – «Нет!» – «А видела, что я там делал?» – «Нет!» – «Ну, завтра у тебя и муж и сын помрут!»

Маруся прямо из церкви бросилась к своей старой бабушке. Та ей дала в одном пузырьке святой воды, а в другом живущей и сказала, как и что делать. На другой день померли у Маруси и муж и сын; а нечистый прилетел и спрашивает: «Скажи, была у церкви?» – «Была». – «А видела, что я делал?» – «Мертвого жрал!» Сказала да как плеснет на него святой водою – он так прахом и рассыпался. После взбрызнула живущей водой мужа и сына – они тотчас ожили и с той поры не знали ни горя, ни разлуки, а жили все вместе долго и гцягтлияп Лесной швец.

Мужичок ходил шить. Шитья не может найти. Идет и говорит: «Мне бы хоть лесной дал пошить!» Вдруг идет мужичок ему навстречу: «Куда ты, мужичок, ходишь?» – «А вот шитья ищу». – «А пойдем ко мне, есть одеяло, нужно пошить». – «А я и рад!»

Вот и пошли они дорожкой. Своротили они в сторону по тропе – вышли на долину. На долине дом стоит, большинской дом. Завел он его в дом. Выходит старуха, он и ушел – этот хозяин. Старуха и спрашивает его: «Для чего ты пришел, молодец?» – «Пришел я шить, меня хозяин шить созвал». – «Чего шить?» – «А одеяло», – говорит. «Ты смотри, шей получше, чтобы понравился! Сколько швецей не бывало – все не нравятся. Сколько он принесет овчин, ты все и клади – обрезков только не делай и не отрезывай лапочек».

Он и принес ему овчин ношу цельную; подал овчин, а сам ушел опять.

Вот он и стал шить одеяло и расклал все овчины по полу, так и старается, как можно половчее. Ничего, никаких он обрезочков не сделал и сшил одеяло.

Хозяин и приходит. Посмотрел, взял – и понравилось. «Вот что, братец! Сшей тулуп мальчику с рукавицами и с шапкой!» – «Ты бы как изразок – какой надо шить». – «А вот у моего брата есть, я вот пойду завтра схожу. А ты отдохни».

А тот и сходил и принес тулуп, ему показал. Он вымерил все, кажно место.

Вот сукна принес целой кусок. Сшил тулуп этакой. Ему понравилось – очень хорошо: «Сшей ты мне, братец, и другой!» Он у него кое-каких штук много нашил, жил долго у него. Он думает, что месяца три жил, как из дому вышел. Старуха и говорит ему: «Смотри, он станет тебя рассчитывать, спросит: много ли за работу надо, а ты не проси ничего, только скажи: сам ты знаешь сколько, не изобидь!»

Вот он и приходит: «Ну, швец, много ли надо за работу?» Он и говорит: «Сам ты знаешь, постарше меня – клади, безобидно чтобы было». – «Так не надо ли тебе, молодец, девицу?» Вывел девицу, так за первый сорт – просто бы глядел все время! Одежда на ней хорошая. «Дам я, – говорит, – ей в приданое тройку лошадей и с каретой. И одежу тебе под венец дам такую хорошую.

Еще, – говорит, – пятьдесят рублей деньгами дам». – «Так благодарю, – говорит, – довольно!» – «Вот я, – говорит, – привяжу колоколец к дуге, тебя отправлю со всем, – говорит, – сбрую дам на кони под серебром. И отправлю я тебя, на дорогу выправлю. Съедешь ты к венчанью, тебя признают, что кони у тебя старосты вашего церковного, станут у тебя коней отымать, а ты и скажи, вспомни: „У кого я жил – кабы тот на это время!" Я, – говорит, – и приду».

Вот он домой и поехал, приехал к своему дому с колокольчиком, в тройке: «Отпирай-ко, батько, ворота! Я, – говорит, – приехал!» Батька обычался – три года не было домой, его не клали и живым! «Как не жив? Я, – говорит, – себе невесту привез! Ступай-ко, батько, к священнику, нас надо завтра обвенчать». Священник и говорит: «Приезжайте – обвенчаю». Батька пришел домой, срядилися свадьбой и поехали.

Приехали к венчанью, стали их венчать. А народ обступили лошадей, говорят: «Кони же нашего старосты». Вот сейчас за старостой, говорят: «Твои кони находятся». Староста пришел: «Кони точно мои». Не дают им садиться на коней: «Где ты – говорит, – коней взял? Ты их украл». – «Ох! Кабы где я шил – тот на это время был!» А тот: «Я тут и стою. Что у тебя, Ванюха?» – «Коней отымают». – «Ты как, господин, признал коней-то?» – «Признал». – «А тарантас-то признал?» – «Признал», – говорит. «А дочки-то не признал?» – «Нет, – говорит, – не признал». – «Ах ты, дурак! Она у тебя из люльки потерялась, двадцать лет хранил при себе. Это теперь зять тебе, принимай его за зятя а это дочь твоя! Зови ты их, в гости веди! Давай ты ему приданого; сколько ему надо, столько и давай».

А был этот староста купцом. Вот он, взявши, захватил зятя за руку и дочку также и повел их в дом к себе. Вот он и начал их потчевать. Наделил ему столько товару и денег – спасибо, что дочку вывел!