Очнулась Мэри в своей постели, чрезвычайно слабая и усталая. Голова ее была пуста и ей тяжело было даже думать. Сцена минувшей ночи совершенно изгладилась из ее памяти, и вообще, прошедшее казалось ей подернутым туманом, а в воспоминаниях были пробелы, которых она не могла заполнить.

Она позвонила, потому что проголодалась, и тотчас вошла хорошенькая девушка. Мэри внимательно взглянула на нее и ей показалось, хотя и смутно, что это не обычная ее камеристка, между тем бледное лицо этой горничной было ей знакомо, а странный взгляд ее фосфорически блестевших глаз неприятно действовал на нее.

Мэри равнодушно встала и дала себя одеть, а затем подойдя к окну и откинув занавеску увидела, что уже спустилась ночь. Неужели она проспала весь день? Почему? Как? Она не могла отдать себе отчета.

Машинально она прошла в столовую, где был подан завтрак, но густой и черный шоколад имел противный вкус крови, а румяные хлебцы рассыпались во рту, как зола. Несмотря на испытываемое отвращение, Мэри пила и ела, побуждаемая словно чужой волей; кроме того, ее неотступно преследовала мысль, где она видела раньше новую горничную. Подперев голову руками, она старалась собраться с мыслями, как вдруг горничная доложила ей, что приехал доктор Заторский и ожидает ее в маленькой гостиной.

Мэри вздрогнула. Заторский?… Да это же Вадим Викторович, ее жених, но ведь он умер… Или она видела это во сне?… От острой боли в мозгу снова оборвалась нить ее мысли, но впечатление доклада о том, что ее ждет доктор, сохранилось, и она поспешно вошла в гостиную.

У стола, листая альбом, сидел доктор, — как всегда в черном. Он тотчас встал с любезной улыбкой и поцеловал руку Мэри.

— Как вы себя чувствуете, моя дорогая? Вы еще очень бледны, и я хочу побранить вас за то, что вы назвали гостей на сегодняшний вечер, — произнес он дружеским тоном.

Мэри чувствовала, что у нее кружится голова, мысли путаются, и она судорожно отерла платком влажный лоб.

Жених, которого она так любила, показался ей странным. Его взгляд был иной: пронзительный и горевший страстью, какой она никогда у него не видела. Вместо с тем от него веяло холодом, а рука, пожимавшая ее руку, была влажная, ледяная.

— Я пригласила гостей?… — недоумевая повторила она. — Кого же? Право, не знаю, что со мной сегодня. Вдруг мне пришло в голову, что вы умерли, будучи убиты бароном Козеном.

Доктор залился крикливым смехом.

— Мэри, Мэри, ваши нервы в полном расстройстве и у вас даже галлюцинации. Вижу, что надо серьезно приняться за вас. Может быть, вы одинаково забыли и то, что на этих днях наша свадьба? — продолжая хохотать, спросил он, глядя на испуганную Мэри. — Но я вылечу вас, непременно вылечу. Про то, что я живехонек, говорить не приходится, а пока могу заверить вас, что барон Козен и его жена живы и здоровы, а в доказательство вы увидите вечером Анастасию Андреевну. Но, к сожалению, я должен вас покинуть. Вам надо заняться туалетом и, конечно, присмотреть за последними приготовлениями к пиру.

Он встал, страстно обнял ее и, прижимая крепко к себе, покрыл поцелуями. Но целовавшие ее губы казались ледяными, и этот холод быстро разливался по всему ее телу.

У Мэри было ощущение, точно из нее вытекала жизнь, голова ее закружилась, но в эту минуту Заторский выпустил ее из рук, и она почти упала на диван, на мгновение потеряв сознание.

Через несколько минут она встала и увидела, что была одна, но воспоминание о готовившемся вечернем пиршестве было отчетливое, и сознание, что прием должен будет происходить в парадных комнатах бельэтажа, было также совершенно ясное. Быстро, как молния, мелькнуло у нее представление, что дом принадлежал Ван-дер-Хольму, в связи со всем, имевшим отношение к этому имени, но это воспоминание тотчас исчезло. Не думая больше об этом, как о совершенно естественном обстоятельстве, она поднялась на верхний этаж.

Там все было ярко освещено и шли приготовления к пиру.

В белой гостиной, рядом с бальным залом, какой-то человек ставил цветы в большие японские вазы, когда же он обернулся и поклонился ей, Мэри вздрогнула — этот человек с мертвенным лицом и забинтованной шеей оказался Карлом, зельденбургским садовником… Должно быть у нее был кошмар, если она видела его мертвым, загрызенным таинственным тигром. А ведь тигр этот, Пратисуриа, ее страж!… Тут снова жгучая головная боль прервала ход ее мыслей.

Забыв Карла, она прошла дальше и в столовой увидела лакея с ее новой камеристкой, которые накрывали стол для ужина. Вдруг она узнала их обоих: лакей был Аким, слуга баронессы, а девушка — Феня. Да ведь они тоже умерли! Однако сообразить, каким образом все они служили теперь у нее в доме, Мэри была не в состоянии.

Впрочем, новое обстоятельство изменило ход ее мыслей. Вошла баронесса Козен, и Мэри поспешила ей навстречу, пригласив затем гостью в смежную комнату.

Баронесса была очень нарядна: в черном, вышитом бисером платье, с красным платком у корсажа и маленькой бриллиантовой диадемой в рыжих волосах. Злобным лукавым взглядом окинула она Мэри и спросила, приехал ли уже Вадим Викторович, но не дождавшись ответа добавила:

— Знаете, милочка, какие рассказы идут в свете на мой счет? Будто доктор влюблен в меня и состоит моим любовником! Ха, ха, ха! Какая гнусная клевета! Я люблю только одного моего мужа.

И она снова захохотала, но в ее смехе звучало что-то зловещее, и Мэри бросило в дрожь.

— Я так рада, что ваше замужество с Вадимом Викторовичем положит конец этим нелепым толкам.

Их разговор прервало появление нескольких лиц, между которыми был и доктор, теперь во фраке и белом галстуке. Других Мэри не знала или, по крайней мере, не помнила, где видела, но их мертвенно-бледные лица, особенным блеском горевшие глаза и пристальные взгляды произвели на нее тяжелое впечатление.

В бальном зале уже становилось тесно. Танцевали под рояль, на котором играла какая-то дама, но звуки инструмента были такие дрожащие, резкие и порой раздирающие, что эта музыка производила гнетущее впечатление. Голова Мэри была сжата словно железным кольцом, и она смущенно глядела на кружившуюся в безумном танце толпу, порхавшую с легкостью гонимых ветром разноцветных пушинок.

Но вдруг сердце ее сжала жгучая ревность: доктор и баронесса куда-то исчезли. Тяжело дыша Мэри подкралась к маленькой гостиной, где только что разговаривала с баронессой, и чуть раздвинула портьеры. Она увидела, что доктор сидел в кресле, а на коленях у него была баронесса: она обвила его шею руками и страстно глядела на Заторского. В эту-минуту Мэри с ужасом заметила, что сквозь наружный покров лица из-под рыжих волос порою проглядывал точно оскал черепа.

Она отвернулась и убежала, но едва сделала несколько шагов, как ее нагнал доктор, принявшийся нашептывать ей слова любви, потешаясь над ее ревностью. Он обнял Мэри за талию и, направляясь к кабинету в конце зала, так закружил ее, что у нее захватило дух.

Но в тот момент, когда они собирались переступить порог, в зале раздалась мелодичная, подобная звукам золотой арфы, музыка, и в воздухе заблестел лучезарный крест. Из его середины блеснули струйки голубоватого света, которые, рассыпавшись по всем направлениям, вызвали целую революцию среди танцующих. Кавалер Мэри откинулся назад, а затем исчез в кабинете, прочие гости тоже бежали, а лица их бледнели и превращались в оскаленные черепа. Наконец, все потонуло словно в фиолетовой мгле…

Объятая ужасом, лишенная способности мыслить и соображать, Мэри кинулась стремглав из залы и, не зная как, спустилась по темной лестнице. В своей комнате, совершенно разбитая, она упала в кресло и лишилась чувств.

На другой день после этого дьявольского сборища, часов около десяти вечера, Елецкий с приятелем Равана-Веда, как называли его в доме барона, находились в комнате князя. Оба были очень встревожены, особенно доктор, с мрачным лицом в беспокойстве шагавший по комнате.

— Решительная минута наступает, а хватит ли у нас сил, чтобы спасти, поддержать и вырвать ее из когтей чудовищ, которые хотят погубить ее? — в отчаянии спросил Заторский, со слезами на глазах.

— Во всяком случае, неразумно ослаблять меня подобными сомнениями. Я пущу в ход всю силу, которой располагаю, а Веджага-Синг обещал помочь, и я с минуты на минуту жду его дополнительных указаний. Итак, с помощью Божией я надеюсь победить зло.

С глубоким вздохом, видимо колеблясь между страхом и надеждой, опустился доктор на стул. Наступило глубокое молчание. Оба были поглощены своими мыслями, как вдруг дверь бесшумно отворилась и вошел высокий человек с лицом бронзового цвета. Тщательно притворив за собой дверь, он подошел к князю и низко поклонился.

— Ковиндасами! — воскликнул Елецкий, срываясь с места. — Тебя прислал учитель?

— Учитель сам здесь и ожидает вас в автомобиле у подъезда. Он велел вам обоим спешить к нему, захватив помеченные в этой бумаге вещи, — сказал индус, протягивая тоненький свиток бумаги.

В пять минут все было готово, и князь с приятелем, горя от нетерпения, бегом направились к большому автомобилю, ожидавшему их на улице. Князь проворно вскочил в него и, схватив руку сидевшего в глубине человека в темном плаще с капюшоном, хотел поцеловать ее, но незнакомец живо отдернул руку.

— Не глупи, сын мой. Я без этого вижу, что ты рад мне. Впусти скорее твоего друга и отправимся прямо в его убежище.

— Какое неожиданное счастье, дорогой учитель! Но, скажи пожалуйста, каким образом ты очутился здесь?

— Проездом в Лондон, куда меня вызывают неожиданные дела, я сделал небольшой крюк, чтобы помочь вам спасти несчастную, попавшую во власть служителей сатаны. Кроме того, мне хотелось лично познакомиться с новым учеником, которого мне удалось спасти, — весело ответил маг.

Пока Заторский, запинаясь от волнения, выражал свою благодарность, летевший во весь дух автомобиль достиг убежища, описанного ранее. Один из флигелей, выходивших в сад, был приспособлен теперь для больных, которые должны были провести некоторое время в убежище, а в помощь доктору из тирольской больницы была прислана женщина, член братства. В эту часть дома и направились приехавшие, и здесь их встретила смотрительница, женщина средних лет, очень скромная, спокойная и энергичная.

Маг дал ей несколько указаний, и она незаметно исчезла, а Веджага-Синг обратился к бледному от волнения доктору, не спускавшему с него глаз.

— Мужайтесь, друг мой. Если любимая вами женщина сама мужественно оттолкнет всякое общение с адом и всей душой обратится к Богу, то обещаю вам спасти ее. Вы приблизительно знаете, что происходит там, а я подробно изложу вам все положение. На недавнем собрании высших членов сатанинского братства было решено отделаться от Мэри, на которую уже нельзя рассчитывать. С этой целью они парализовали ее мозг и отдали в добычу лярв, а те вчера чуть не убили ее, если бы вы, с моей помощью, не заступились за нее. Такая неудача привела их в бешенство, и этой ночью, после сатанинской оргии, ее должен растерзать тигр. Для вас, только двоих, борьба была бы непосильной, потому что будет присутствовать сам Азрафил, а Уриель, как наисильнейший между ними, намечен главенствовать и распоряжаться сопротивлением. Значит, я буду бороться с ними. Сейчас займусь Необходимыми приготовлениями, но прежде всего необходимо вернуть бедняжке рассудок и свободную волю.

И при содействии учеников маг тотчас же начал свои таинственные приготовления.

Мэри очнулась в том же самом кресле, где упала после бегства из бального зала. Смутное воспоминание о виденном на этом страшном сборище мерцало в ее голове, а чувство отвращения и гнетущая тоска щемили сердце. Прошло, вероятно, много времени, тело ее было точно разбито, она с большим трудом приподнялась и огляделась. Подле нее сидел Пратисуриа и внимательно всматривался в нее умными глазами. Она приласкала тигра и сопровождаемая им побрела в спальню, где легла в постель. Мэри позвонила, но никто не приходил. Рассердившись, она позвонила вторично, но опять никого, а затем она мало-помалу впала в тяжелую дремоту.

Из этого оцепенения ее вывел пахнувший в лицо легкий освежающий ветерок и сильный приятный аромат. Она приподнялась, с удивлением глядя на пробивавшийся в окно и наполнявший комнату таинственным полусветом широкий голубоватый луч. В этой полосе света, озаренный словно лунным сиянием, стоял человек, высокого роста, в белом, и широкий ореол окружал его голову. Скорее скользя, чем ступая, по ковру, незнакомец направился к лежащему на матрасе тигру, нагнулся и как будто что-то проделал с ошейником, а потом выпрямился и пошел прямо к безмолвно и испуганно смотревшей на него Мэри.

Тут она рассмотрела, что таинственный гость еще молодой человек иностранного типа. Бронзового цвета лицо его было красиво и величаво строго, а в больших черных глазах светилась все покоряющая воля. Он возложил руки на голову Мэри и ей показалось, что огненная струя пронизала ее мозг. Затем, сделав шаг назад, он тихо сказал:

— Решительная минута твоей жизни наступила. Сыны преисподней, с которыми ты связана, хотели уничтожить тебя, отдав во власть похоти нечистых духов, пожираемых даже в могиле плотскими страстями. Тот, кто принял облик любимого тобой человека, не что иное, как инкуб, и должен был окончательно связать тебя с царством тьмы. Но милосердие Божие беспредельно, а его любовь к творениям своим никогда не угасает, сколь бы ни были они преступны. Итак, я пришел сказать, что если вместо кощунственных слов, которые будут заставлять тебя произносить, ты обратишься к Господу и с верою скажешь: «Крест побеждает ад», тогда тебе помогут, и ты будешь спасена.

Образ незнакомца побледнел и растаял в голубоватом луче, который тоже затем погас.

Мэри спрыгнула с постели и в лихорадочном волнении зашагала по комнате. Усталость и неспособность мыслить совершенно исчезли: она все понимала и соображала с изумительной ясностью.

Появление Камеристки прервало ее мысли.

Недоброжелательным и подозрительным взглядом та окинула ее и сказала, что пришла одеть.

— Разве вы забыли, сударыня, что сегодня ваша свадьба? — прибавила она хитрым, насмешливым тоном.

— О, нет. Я знаю, что церемония близка, а потому оденьте меня поскорее, — решительно ответила Мэри.

Не сопротивляясь, вынесла она дьявольский туалет, с ванной и натираниями, а потом дала облечь себя в тонкое черное трико, накинула красный, вышитый золотом плащ, а распущенные волосы украсила бриллиантовой диадемой, из которой торчали рубиновые рожки. Окончив одевание Мэри прошла в будуар, а Пратисуриа последовал за ней, с опущенной головой и поджатым хвостом. Бурный гнев бушевал в ее душе, пока она рассматривала себя в зеркале, и вдруг в ней созрела решимость испортить братству этот дьявольский пир, хотя бы ценой собственной жизни, так как ее существование стало все равно невыносимым.

Почти в ту же минуту вошел парадно одетый Уриель, Угловатое лицо его было мрачно, а в глазах светилась поистине дьявольская злоба. Он враждебно взглянул на нее и сказал, угрожающим тоном:

— Должен предупредить вас, сестра Ральда, что главари братства очень недовольны вами. Вместо того, чтобы оказывать упорное сопротивление людям, которые могут быть только нашими врагами, ваша голова набита мятежными мыслями. Вы воображаете, что в лагере наших противников находится доктор Заторский и считаете его «высшим» существом, ха, ха, ха! Разочаруйтесь! Уже давно, задолго до его официальной смерти, он стал членом нашего братства. Но он любит вас, а вы его, поэтому, в доказательство нашего долготерпения и жалости, вам разрешили вступить с ним в брак. Наши учителя надеются, что сделавшись женой любимого человека, вы опять станете покорной и горячей последовательницей нашей общины. Брачная церемония совершится в присутствии нашего могущественного владыки Азрафила и членов братства, поэтому, чтобы не было никакого кривляния, ни сопротивления, а полное послушание! Не забудьте, что в противном случае вам грозит мучительная смерть или, что еще ужаснее, заточение в одном из сатанинских городов. Вы поражены? Между тем, в основе каждой легенды непременно находится зерно истины, и порою весьма правдивы бывают рассказы о том, что кто-нибудь живым был унесен в ад. Люди многого не страшатся потому, что не имеют о нем представления, а знай они тайны оккультного мира, то были бы гораздо благоразумнее и осторожнее… А теперь, пойдемте, — строго сказал он, беря ее за руку и жестом подзывая Пратисуриа.

Они снова поднялись по большой лестнице и вступили в залу, где накануне танцевали, но теперь ее убранство существенно изменилось. Посередине, на высоте двух ступеней, возвышался обитый красным бархатом престол, а на нем в золоченом кресле восседал Азрафил, и по обе стороны стояли два высоких канделябра о семи черных зажженных свечах. Расположенные треугольником жаровни с горевшими угольями распространяли едкий одуряющий запах, а подвешенные к потолку лампы ярко-красного стекла заливали залу кровавым светом.

Вокруг Азрафила полукругом столпились разряженные люди с мертвенно-бледными лицами, изъеденными всевозможными животными страстями; в первом ряду находилась баронесса Козен, а перед престолом стоял во фраке и белом галстуке двойник доктора Заторского. Уриель подвел Мэри прямо к нему и вложил ее руку во влажную ледяную руку так называемого «доктора».

В эту минуту два сатаниста притащили за рога большого черного козла, а какой-то человек в красном одеянии заколол его у ног жениха и невесты. Подставив чашу под фонтан хлынувшей из раны крови Азрафил затем поднял ее над головой и прокричал:

— Разделите эту чашу, пейте новобрачные сущность жизни. А ты, Ральда, во имя господина нашего сатаны, клянись, в любви и верности своему супругу, Астароту, истинному сыну царя тьмы.

Хор приветствовавших затянул нестройную песню и в то время, когда жених собирался надеть кольцо на палец Мэри, сатанист подносил чашу, приказывая выпить из нее.

С отчаянной решимостью Мэри вырвала у Астарота свою руку и сильным ударом выбила чашу у сатанистского жреца, оросив его кровью, а кольцо откатилось в сторону. Затем, хриплым от волнения голосом она выкрикнула:

— Крест побеждает ад! Я умираю верной Христу Спасителю, и вам не достанется моя душа, проклятые! Муками последнего часа моего искуплю я мои прегрешения перед Господом, которого кощунственно поносила. В руки твои, Боже милостивый, предаю я отныне дух мой!

Среди страшного сборища наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь отдаленными глухими раскатами грома, по-видимому собиралась гроза, но никто из бывших в зале как будто не обращал на это внимания.

Азрафил выпрямился во весь рост на столе, служившем ему престолом, и с пеной у рта, казалось, готов был кинуться на «бунтовщицу». В ту же минуту вперед выскочил бледный, с искаженным лицом Уриель, зажав в поднятой руке кинжал, как вдруг между ним и Мэри появился Пратисуриа, который присел и ощетинился. Вне себя от бешенства, Уриель разразился мерзким богохульством, а потом прорычал заклинание, которым приказывал тигру растерзать «мятежницу». Но вместо того, чтобы исполнить приказ, тигр заревел так, что задрожали стекла. Прыгнув затем на Уриеля, он повалил его на пол и схватил за горло, а когтями неистово терзал ему грудь, вырывая кусками мясо с платьем.

В эту минуту удар грома раздался словно над самым домом, а по зале пронесся огненный зигзаг, который сбросил Азрафила с трона, опрокинул канделябры с жаровнями и повалил присутствующих. Между тем тигр, оставив труп Уриеля, бросился на Укобаха и сшиб того ударом лапы. Теперь залу и обезумевшую толпу без перерыва озаряла лишь сверкавшая молния, так как огни потухли.

Несмотря на невыносимые боли во всем теле у Мэри была одна мысль: бежать из этого ужасного места, пользуясь суматохой. Лишь только молния вновь озарила комнату зеленоватым светом, она бросилась к тигру, терзавшему какое-то лежавшее на полу тело, схватила его за ошейник и потянула за собой. Пратисуриа тоже, казалось, обезумел, но, послушный голосу Мэри, без сопротивления пошел за ней. Ураганом спустились они с лестницы, через боковой выход выскочили в сад, добежали до ворот и очутились на улице. Держа Пратисуриа за ошейник и забыв о своем странном наряде Мэри летела, точно гонимая демонами; она только сорвала с головы диадему с рожками и задыхаясь беспрерывно говорила:

— Спаси меня Христос! Крест побеждает ад!

Улицы, по которым она бежала со своим необыкновенным спутником, были пусты и безлюдны — поздний час и проливной дождь разогнали всех по домам, но Мэри не обращала внимания на непогоду. Совершенно неожиданно на повороте одной из улиц оказалась она перед открытой дверью небольшой часовни. Несколько лампад озаряли строгие лики святых и большую икону Скорбящей Божьей Матери. Мэри вскрикнула. Случайность, которая привела ее к часовне, была словно ответом свыше, что раскаяние ее услышано, и Небо снова приемлет ее под святой кров свой. Перед ней были милостивые покровители всех слабых духом, заблудших, грешных и преступных; тут была и Матерь Божия, простирающая свой покров, чтобы укрыть и приютить всех страждущих.

Выпустив ошейник тигра, Мэри вошла в часовню и, упав на колени, с мольбой протянула к иконам руки: молитва, давно изгнанная и запрещенная, лилась из ее уст подобно потоку любви и раскаяния, вымаливая силу и поддержку.

— Помилуй мя Господи! — повторила она, кладя земные поклоны и касаясь лбом плит.

И ее призыв не был напрасным, вера и надежда оживали в ней, возвращая некоторое спокойствие. В порыве страстной признательности молилась она, благодаря Бога за свое спасение и прося указать ей надлежащий путь, чтобы навсегда порвать с преступным прошлым.

Вдруг она вспомнила о своем товарище по несчастью, тигре. Она оставила его без надзора, и если он начнет бродить по улицам, могут произойти несчастья. Она тревожно оглянулась и увидела, что Пратисуриа лежал у входа в часовню, уткнув морду между лап. Он ждал, верный друг, только что спасший ее от кинжала Уриеля, и вместо того, чтобы убить ее, уничтоживший злодея. Мэри подбежала к нему и, став перед ним на колени, обласкала его, а тигр поднял голову и полизал ее руку, что-то грустное и тревожное проглядывало в его зеленоватых глазах, смотревших на нее почти человеческим взглядом. Жалость охватила сердце Мэри, и ее глаза наполнились слезами.

Но иная мысль заставила ее вздрогнуть, и она с болезненной тоской задала себе вопрос: что она будет делать и где найдет убежище в такую погоду, среди глубокой ночи, да еще в этом позорном костюме и в обществе тигра, потому что покинуть Пратисуриа на произвол судьбы она ни за что бы не решилась. Она была одинока, но, тем не менее, предпочла бы смерть необходимости вновь переступить порог дома Ван-дер-Хольма.

Тщетно искала она выход из своего ужасного положения, как вдруг ее внимание привлек гудок автомобиля и прежде, чем она успела укрыться в тени часовни, автомобиль остановился в двух шагах от нее, дверца открылась и Заторский с князем Елецким выскочили на тротуар.

— Мэри! Ну, слава Богу, что мы нашли вас! — воскликнул доктор бросаясь к ней.

— Спасите меня, Вадим! — ответила Мэри, подбегая к нему.

— Для этого мы и приехали, — сказал князь, укутывая ее в привезенный плащ. — Живо, Вадим, неси ее в экипаж, она еле держится на ногах, — добавил он, видя, что Мэри шатается.

Доктор поднял ее, как ребенка.

— Возьмите и Пратисуриа, ведь он спас мне жизнь, — слабым голосом проговорила Мэри, протягивая к тигру руки.

А тот, вероятно, принял это движение за приглашение, потому что одним прыжком очутился возле автомобиля, первым вскочил внутрь и улегся, к большому удовольствию князя и Заторского, вошедших вслед за ним с Мэри на руках.

Но страшные, пережитые волнения совершенно истощили силы Мэри, голова у нее закружилась, и она без чувств повисла на руках несшего ее доктора.

Когда они прибыли в убежище, Веджага-Синг приказал передать бывшую без сознания Мэри на попечение надзирательницы и обращаясь к ученикам, сказал:

— А нам, друзья, предстоит отправиться в дом Ван-дер-Хольма, где нас ждет неотложная работа — завершить высшее правосудие.

С помощью Ковиндасами они переоделись в длинные белые шерстяные одежды, затем маг и князь надели на шею цепи с магическими знаками, сообразно их сану, а Заторский — серебряную звезду на ленте. Закутавшись в плащи, они сели в автомобиль в сопровождении Ковиндасами, несшего большую шкатулку черного дерева.

В мрачном доме Ван-дер-Хольма была полная тьма, все было заперто, за исключением садовой калитки, через которую бежали Мэри и Пратисуриа. Шедший впереди князь зажег большой электрический фонарь, и они вошли в темный вестибюль. Так же уверенно, как если бы он жил в этом доме, прошел Веджага-Синг прямо к выключателю, повернул его, и яркий поток света озарил отвратительную картину.

Один из сатанистов, вероятно, хотел бежать, но тут смерть настигла его, труп стоял на коленях, обнимая колонну и с запрокинутой головой, а в затылок ему вцепилась огромная, также сдохшая, кошка, и — невероятное дело! — морда животного была изумительно похожа на сморщенное, старообразное лицо карлика.

Веджага-Синг приказал Ковиндасами достать из шкатулки две магические шпаги, которыми и снабдил спутника, а себе взял широкий меч, гибкий и сверкающий клинок его походил на огненный луч. В другую руку маг взял золотой крест, излучавший снопы света, а князь с доктором также взяли по кресту. Вооруженные таким образом все трое поднялись по лестнице в приемные покои, а Ковиндасами нес за ними тазик с водой и кропильницу.

Всюду было зажжено электричество, но на пороге большой залы они с омерзением остановились, глядя на расстилавшееся перед ними поле сражения.

Впереди всех лежал Уриель, тело которого было буквально растерзано зубами и когтями тигра, а изувеченные трупы Абрахеля, Укобаха и Зепара, вместе с окровавленными, покрывавшими пол кусками мяса, свидетельствовали, с какой яростью работал тут царь джунглей. Там и сям валялись скорченные ужасными судорогами тела неизвестных людей, а между ними разлагавшийся труп баронессы Козен. Возле зарезанного козла лежал тот, кто так удивительно походил на Заторского, и разыгрывал роль сатанинского жениха Мэри. При всей роскоши отделки и обстановки, несмотря на лившиеся потоки света, бальная зала представлялась действительно уголком царства тьмы, где зло развернулось во всем своем ужасающем безобразии и где его покарало небесное правосудие.

Высоко держа лучезарный крест, Веджага-Синг направился к той части стены, позади красного и теперь опрокинутого престола, где было точно пригвождено страшное существо, зловещий сын бездны. Он имел человеческий облик, но гибкое тело до самой шеи поросло черной пушистой и блестящей шерстью, покрывавшей голову, точно шапочкой, с маленькими, изогнутыми рожками. Зеленовато-бледное лицо, искаженное в эту минуту бессильным бешенством, оканчивалось внизу острой бородкой, а красные, налитые кровью глаза горели, как уголья. Разведенные руки с крючковатыми, точно когти, пальцами и большие зубчатые крылья были пригвождены к стене пущенными в него магом раскаленными, с крестами на конце стрелами, которые и обезвредили дьявольское чудовище.

Веджага-Синг остановился перед ним в нескольких шагах и поднял крест. Но лишь только лучи, исходившие из символа вечности и спасения, пали на демона, он стал корчиться и заревел, как дикий зверь.

— Ну вот, мы стоим лицом к лицу, Азрафил, надменная и преступная тварь! Конечно, в царстве тьмы ты являешь собой известную величину, но перед всемогуществом Бога, которого дерзал кощунственно хулить, ты — ничтожество, лукавое и порочное. Час возмездия за твои злодеяния настал, но Всевышний, в беспредельном милосердии к созданию Своему, хотя бы даже к самому низкому, предоставляет тебе на выбор: блуждать ли мерзким демоном по адским безднам или отречься от ада, преклониться перед своим Творцом и искупить вину в области благого труда.

— Никогда! Я — князь тьмы и хочу остаться им! — тщетно пытаясь освободиться, прорычал демон, с пеной бешенства на устах разражаясь чудовищным богохульством.

— Значит, ты сам избрал свою судьбу, и да исполнится твой жребий. Живи в трупе этого животного и в таком виде блуждай по обителям мрака и тьмы!

Маг взмахнул магическим мечом и произнес формулу: пламя сверкнуло с лезвия и пало на лежащего козла. По окоченевшему уже телу животного пробежала дрожь, а затем козел поднялся, как автомат, стоя с широко открытой пастью и стекловидными глазами. Тогда Веджага-Синг подошел к пленнику и начертал на нем мечом кабалистический знак, фосфорически сверкнувший в воздухе, как на угольях. Проворно и смело поразил его маг пламенным мечом, произнеся громким голосом:

— Азрафил! В силу данной мне власти низвергать демонические, злые существа, повелеваю тебе воплотиться в тело этого животного, уже обреченного на разложение.

Раздался взрыв, и волосатое тело демона вспыхнуло, а затем стало точно съеживаться. Не прошло и минуты, как на острие меча очутилось омерзительное животное, чудовище: голова с искаженным лицом и висевшими бесформенными черными лохмотьями. Маг быстро поднес эти останки к раскрытой пасти козла, где они и исчезли. Потухшие, точно стеклянные, глаза козла тотчас же вспыхнули дьявольской злобой, и козел попятился, свистя и хрипя.

Помощники мага мерными голосами шептали формулы, а Веджага-Синг, укротив чудовище поднятым крестом, подошел к висевшей на стене шелковой занавеси, сорвал ее и обнаружил за ней широкую и глубокую нишу с готической дверью. Ее черные створки покрывали красные иероглифы, а по бокам с одной стороны стоял, выпрямясь на хвосте, змий, а с другой — дракон с зубчатыми крыльями. Едва маг коснулся двери концом меча, как та с грохотом распахнулась и оттуда вырвался вихрь дымного пламени, а когда дым рассеялся, по ту сторону двери развернулась странная и мрачная картина, которую Мэри видела во время путешествия в пандемониум.

Бешеным прыжком кинулся козел вперед и, перескочив порог, с глухим ревом исчез в облачном пространстве. Затем пораженным князю и доктору представилось неожиданное отвратительное зрелище: с невероятным проворством, словно под действием гальванического тока, вскакивали залитые кровью трупы и, движимые невидимой силой, устремлялись в таинственную дверь, скрываясь в тумане, откуда доносился звонкий, глумливый хохот, встречавший каждого вновь прибывшего. Когда, наконец исчез последний труп, дверь с грохотом захлопнулась, а Веджага-Синг начертал на ней светлый крест.

— Через эту дверь никакая лярва или демонический дух уже более не войдет, — произнес он, обращаясь к своим спутникам. — Надо будет окончательно очистить дом от населяющих его злых сил и посвятить какому-нибудь благотворительному учреждению. Я поговорю об этом с Мэри: она законная наследница недвижимости, а сатанинское братство понесло очень тяжкие потери и не осмелится открыто протестовать. А пока, едем отсюда, друзья мои, здешние миазмы вредны даже для адептов.

Действительно, князь был очень бледен и чувствовал слабость, как после болезни, а Заторский пошатывался вследствие головокружения, и мог каждую минуту упасть в обморок.

Веджага-Синг дал им понюхать что-то живительное и ароматичное, а затем, когда они вышли в сад, то свежий воздух укрепил их, и они спешно вернулись домой.

В первой комнате их встретила видимо озабоченная надзирательница.

— Учитель, я исполнила все ваши приказания: сожгла одежду и приготовила ванну, но мне не под силу поднять даму: ее тело тяжело, как гранит, и кто-нибудь должен помочь мне.

— Хорошо, как только выкупаюсь в ванне и переменю платье, я приду помочь вам, а до тех пор продолжайте окуривания, — сказал маг.

Четверть часа спустя Веджага-Синг вместе с Заторским прошел в залу, где находился бассейн, а в конце комнаты, на кушетке, лежала все еще не пришедшая в себя Мэри. В камине пылал огонь, и сильный запах ладана и можжевельника наполнял комнату. При входе мага со всех сторон послышался шум, порыв холодного воздуха пронесся по зале и потряс окна, в стекла швырнуло горсти песка и щебня.

Не обращая внимания на эти враждебные проявления, Веджага-Синг подошел и нагнулся над Мэри, которая глухо стонала, хотя и была без памяти. На ее груди стояла чашка с травами, потрескивавшими при горении, и маг бросил в огонь щепотку белого порошка, а на голову Мэри вылил флакон бесцветной жидкости, произнося при этом формулы. Из тела Мэри стал просачиваться густой черный дым, окутавший ее словно облаком, а вслед за тем из дыма начали вылетать шарики — кроваво-красные, синие, черные и желтые, которые лопались с пистолетными выстрелами и распространяли тошнотворный запах разложения.

Мэри продолжала стонать и, видя ее страдания, Заторский со слезами на глазах испуганно спросил:

— Надеетесь ли вы, учитель, спасти ее?

— Несомненно, потому что она никогда не принадлежала никому из демонов, как это в обычае у сатанистов. Провидение спасло ее от этой ужасной, пагубной связи, а она в весьма трудную минуту проявила много силы и решительности. Понятно, ей еще придется много поработать, чтобы полностью возобновить свою чистоту. Тем не менее, повторяю, она — мужественна, а потому, я убежден, достойно вынесет очистительные омовения, ввиду того, что пала жертвою обстоятельств, и если она была дурной и порочной, то лишь поневоле, а не сознательно.

Подойдя к бассейну он приказал зажечь расположенные вокруг него в виде треугольника курильницы с угольями, вылив в воду что-то из флакона, а потом приказал принести Мэри и с помощью доктора погрузил ее в бассейн. В этот миг она страшно вскрикнула и открыла глаза, а между тем вода шипела, точно в нее спустили раскаленное железо. Мэри отбивалась, думая, что умрет, такая невыносимая боль жгла ее тело, но маг с Заторским крепко держали ее, и по мере того, как первый читал формулы, ее страдания будто стали утихать, вода же покрылась зеленоватой, с красными прожилками, пеной. Через четверть часа шипение вовсе прекратилось. Мэри вынули из бассейна и перенесли в одну из комнат убежища, она лежала замертво и, видимо, находилась в каталепсии.

Веджага-Синг приказал надзирательнице переодеть Мэри в свежее платье, поставить в изголовье крест и через каждые два часа повторять назначенные им окуривания.

— Дадим ей отдых до следующей ночи, тогда я переговорю с ней и дам советы, так как уеду не раньше двух дней. — Потом, обращаясь к надзирательнице, он спросил: — А где тигр?

— Он сидит в сенях, забившись в угол, и никого не подпускает к себе, — ответила она.

— Он голоден. Я прикажу Ковиндасами пока заботиться о нем, а нам, друзья мои, надо отдохнуть, — сказал маг, прощаясь.