Глава тридцать шестая
Впереди была очередная промежуточная высота, каких было десятки на пути к цели. Тащишься наверх, как каторжанин, видишь перед собой блистающую в лучах солнца вершину, и кажется, вот она, совсем близко. Еще метров сто, и ты наверху. Там ты сбросишь опостылевший, раздирающий в кровь плечи вещмешок, задыхаясь, свалишься на песок и протянешь онемевшие, дрожащие от напряжения ноги. А пока что: жажда раскаленной колючей проволокой разрывает тебя изнутри на части с каждым шагом, а проклятый мешок вдавливает тебя в камни. А вершина, охваченная золотистой солнечной каймой, насмехается над тобой, ничтожным, всеми ненавистным здесь червем, над тобой и твоими жалкими усилиями своей незримой, непостижимой в своем величии и великолепии, освященной восточными звездами и полумесяцем жаркой ухмылкой. Эти последние до желанной высоты двести шагов превращаются в путь на Голгофу. Возникает ощущение, что твоя цель с каждым шагом только удаляется. И лишь последние метры, когда склон становится более пологим, ты преодолеваешь несколько быстрее и с заметным облегчением. Но стоит добраться до вершины, разогнуться под тяжестью неподъемного вещмешка, как за небольшой площадкой тебе открывается следующий, еще более крутой подъем. И тебя, обессиленного изнурительным подъемом, охватывает волна нового разочарования и нового раздражения. Задерживаться, чтобы осознать и принять очередное поражение, просто нельзя — нет времени. И ты, отупевший от пылающего жаром чужого солнца, раздирающей горло жажды и пытки подъема, рывком подбрасываешь мешок за спиной и снова, шаг за шагом, поднимаешь еще более отяжелевшие ноги. Снова ты дерешься наверх, проклиная тот день, когда родился, и тот день, когда призвался, проклиная свою судьбу и умоляя ее, чтобы эта высота оказалась последней, а ты достиг ее раньше противника и не оказался в разрезе прицела где-нибудь посреди пути.
Бойцы, наверное, только ботинки в источнике не вымыли. Водой накачались, кому, сколько влезло, и фляги наполнили.
Но через сотню метров темпы существенно снизились. Почки, высушенные многочасовой жаждой, приняв воду, намертво клинили поясницу. Тысячи раз каждый говорил себе, что нельзя в горах так напиваться. Но кто удержится? И все же останавливаться нельзя. Как бы не болело, а нужно идти в гору…
Ротный оглядывался на вершину за спиной поминутно. Старостенок, рухнул на камни в трех шагах. Даже под насквозь промокшей х/бэшкой было видно как у него коленки дрожат. Он еще раз попытался подняться на непослушные ноги, даже сделал шаг… второй, но снова свалился на камни.
Кузнецов заорал:
— Напился?! Скотина… Встать!
Но Старостенок только уставился глазами загнанной лошади в солнце. Он задыхался будто рыба на песке. Кузнецов снова оглянулся на вершину за спиной:
— Встать, боец!
Цымбал подтянул Старостенка за ремни вещмешка.
— Давай, Старый… Тут уже недалеко осталось.
Старостенок, казалось, уже ничего не соображал. Его уже догнал Шамиль. Следом как робот переставлял ноги Вахед. У него уже и мысли задеревенели. Бараев стащил вещмешок со спины Старостенка и остановился чтобы дождаться афганца. Шамилю пришлось отказаться от идеи повесить пленному на шею в дополнение к станине еще и мешок Старого. Чеченец забросил его за плечо. Теперь на нем было килограмм восемьдесят… А Вахед молил Всевышнего о случайной пуле. Ему нельзя было уходить в чистилище без пули…
…Брошенная на камни станина жалобно звякнула. Они не заметили: правая стойка ДШК накрыла краснорожего и зубастого как кролика деда в шубе. В спешке они не заметили. Нужно было еще отыскать на соседнем склоне шурави, выбрать позицию, установить сам пулемет и зарядить ленту.
Кузнецов оглянулся на вершину за спиной:
— Вперед!
Но Старостенок сумел сделать заплетающимися ногами только несколько шагов. Снова он рухнул. Кузнецов всадил ему по каблукам:
— Встать! Встать, скотина!
Выстрел ошеломил ротного. Позади остался полуторакилометровый подъем. Отсюда уже не было видно долину и ущелье. А до промежуточной высоты оставалось метров пятьдесят. Выстрел громыхнул где-то за нею. И стреляли явно не по роте. Явно: на вершине, несмотря на артподготовку, все же остались душманы. Так просто они свою позицию не сдадут. Кузнецов понял, что сейчас они, очевидно, заметили Белограда с Маслевичем и открыли стрельбу по ним.
"Ну, Белограда так просто не возьмешь. А раз стреляют, значит, еще не завалили, — подумал ротный, — Свою основную задачу он все же выполнил. Роту предупредил. Не дал застать врасплох. А теперь еще и огнем поддержит. Что бы было, если бы мы сейчас поднялись на вершину прямо им под стволы?.."
Но обстановка требовала: Белограда и Маслевича нужно поддержать. Вдвоем они с таким шквалом огня не справятся. Необходимо было незамедлительно занять эту промежуточную высоту.
— Рота! На рубеж пятидесяти метров — бегом марш! — скомандовал Кузнецов.
Откуда у человека только силы берутся. Это нельзя было назвать бегом, но жажда боя и близость противника придала солдатам энергии, достаточной для ускоренного шага. Бойцы, несмотря на усталость, сгибаясь под тяжестью поклажи до самой земли, словно мартышки помогая себе руками, рванули наверх. Даже Старостенок не отставал.
Через три минуты солдаты уже рассредоточивались по периметру рубежа, подчиняясь необъяснимому, выработанному в бесчисленных походах чутью и безошибочно выбирая удобные огневые позиции. Немного ниже разместился минометный расчёт. Сейчас ребята спешно монтировали свою трубу. Как и ожидалось, до высоты оставалось метров пятьсот. С тыла у роты, метрах в шестистах, был склон горы. Если бы душманы заняли ее сразу после ухода оттуда шурави, сейчас бы моджахедам ничего не стоило расстрелять всех до единого в спину.
Бойцы открыли стрельбу без дополнительной команды. В ответ с горы обрушился шквал огня. "Ого! — подумал Кузнецов, — Их там целый отряд что ли?".
Теперь все зависело от меткости и выдержки солдат. Теперь следовало подавить огневые точки противника. Стоило кому-нибудь из бойцов спрятать голову за камень и прекратить огонь — душманы уже не позволили бы ему высунуться во второй раз и таким образом постепенно намертво зажали бы в камнях всю роту. Нужно было вынудить их самих спрятаться. Но тут у роты было аргументов побольше — броня с ее огневой мощью и Белоград на соседней вершине. Они должны были заставить противника либо вжаться в камни, либо искать достаточно удобные позиции, чтобы можно было безопасно вести огонь в двух направлениях. А это, несмотря на все многообразие возможностей в горных условиях, все же представлялось весьма непростой задачей. Тем более — в горячке боя.
Подключился миномет. Бойцы в полминуты завалили расчёт опостылевшими минами. До слуха ротного донесся первый хлопок. Через несколько секунд раздался раздирающий душу вой падающей мины. Затем снаряды посыпались с конвейерной точностью интервалов. Следом за минометчиками включился в бой Шамиль. Кузнецов услышал, как за соседним валуном заухал автоматический гранатомет.
После первого залпа Кузнецов нашел глазами Белинского. Замполит прилип к микрофону рации и, не дожидаясь команды, передавал координаты на броню. Через минуту оттуда полетят снаряды, и на вершине снова будет мало места.
"Но это уже было, — подумал Кузнецов, — помогло мало. Тем более, что у них остается не менее эффективный тактический ход. Они могут разместить стрелков на Медведе и на вершине, что осталась за спиной".
Следуя логике, так они и должны были поступить. Ощущение опасности за спиной не покидало Кузнецова с того момента, когда он повел роту в провал. И сейчас он осознавал с особенной ясностью, что эта возможность может стать самой реальной опасностью для роты, и именно за тылами нужно следить с особой бдительностью.
И все же, как ротный не опасался атаки в спину, все произошло неожиданно. Первая пуля разбила камень прямо у него над головой. Осколки булыжника брызнули в сторону высоты. Выходит, сверху она никак не могла прилететь. Только с тыла. Кузнецов мгновенно сориентировался, перебросил тело на спину и, еще не видя противника, открыл беспорядочный огонь в сторону оставленной ими вершины. Тем временем, первые снаряды брони начали рваться на высоте. Очередная пуля отозвалась металлическим звоном. На этот раз попали в трубу миномета. Бойцы рухнули в песок. У Кузнецова зашевелились волосы на голове. Пуля ударилась в трубу слева и снизу.
Проследив за возможной траекторией полета, он понял: "Эта явно прилетела с Медведя. Значит, обложили… Все-таки с трех сторон…"
Ротный быстро осмотрелся. В сотне метров в сторону ущелья была вполне подходящая для укрытия каменная гряда. Теперь было не до вершины. Пока не было потерь, нужно было уводить роту из-под обстрела. Ближе всего к спасительному гребню валунов был второй взвод. Не раздумывая, Кузнецов заорал осипшей глоткой:
— Первый и третий взвод, на рубеж тридцати метров вправо! Второй взвод прикрывает! Цель с тыла. Бегом марш!
Сейчас второй взвод составлял половину роты — аж двадцать штыков.
"Лишь бы бойцы не мешкали. По бегущему еще попробуй, попади, — подумал старлей, — Лишь бы не мешкали. Не мешкали и не паниковали".
В такой ситуации особо опасной представляется статичность. Короткими прыжками, каждый раз меняя направление, солдаты начали смещаться в сторону ущелья — вправо, и, чтобы хоть немного ускориться, вниз. Второй взвод составлял сейчас чуть ли не половину роты. Развернувшись на спину, бойцы старались, резко меняя позиции, отстреливаться частыми одиночными выстрелами.
Моджахеды ответили ливнем пуль. Ясно, что в этом хаосе их огневые точки так быстро засечь не могли — шурави стреляли наугад. Оставалось только удивляться, как еще никого не зацепило.
Мимо Кузнецова, прижимая к груди рацию, пронесся замполит:
— Щас, Саня! Я им сраки поджарю! Мать ваш…ууу…!
Ротный обомлел: Белинский пробежал прямо у него под стволом, вписавшись в короткий интервал между выстрелами.
"Щас… Для брони духи тоже в мертвой зоне. Тут надо "делать ноги", — подумал Кузнецов.
…Ему нельзя было уходить в чистилище без пули. Вахед молил Всевышнего о случайной пуле. Толчок в плечо отозвался резкой болью в онемевшем плече.
— Схватил, сука, и бежишь уже!
Бараев снова толкнул пленного ногой. Вахед упал рядом с АГС. Вцепиться солдату в горло он уже не смог бы.
— Товарищ старший лейтенант, он не хочет!
Вахед собрал остатки сил. У него не оставалось других возможностей, чтобы отвлечь противника. Он поймал его взгляд. Под руку подвернулся подходяще увесистый камень…
— Мочи его! — отозвался ротный.
Шамиль окаменел. Глаза моджахеда излучали ненависть… Испепеляющую… По спине пробежала струйка горячего пота. Он и думать забыл об автомате в руках. Шамиль сделал шаг назад. Нога не нашла надежной опоры, он пошатнулся, упал на спину. Моджахед занес камень над головой. Бараев уже не успевал развернуть автомат…
— Шами…иль!
Старостенок орал пока в магазине не кончились патроны. Изрешеченное тело моджахеда забилось под камень. В глазах его застыла испепеляющая ненависть, смешанная с испугом…
Первый и третий взвод уже залегли на рубеже и принялись прикрывать второй. Здесь огонь противника был уже не так интенсивен. Бойцы ушли из зоны обстрела с Медведя. Но с тыла плотность огня не уменьшалась. До валунов оставалось еще метров пятьдесят. "Может, хоть там будет полегче, — подумал Кузнецов, — если только это не ловушка и там не ждет новая засада"…
…Алихан щелкнул последними зажимами: "Все! Пулемет готов. Где же?.."
…Свой рывок начали бойцы второго взвода. Последним поднялся Кузнецов. Пара пуль пролетела прямо между ног, когда он бежал на рубеж первого взвода. Здесь он снова рухнул под более-менее подходящий камень и скомандовал новое перемещение…
"…Где же Тэрлан с лентой?" — сокрушался Алихан…
…Через пару минут вся рота была уже за валунами…
…Алихан захлопнул крышку пулемета. В укрытии рядом с ДШК широко открытым ртом ловил воздух Тэрлан. Алихан потянул не себя затвор…
…Кузнецов дождался, когда бойцы откроют огонь по противнику, и сделал свой последний рывок. Может, и не следовало ждать. Пуля настигла его уже над спасительной каменистой грядой. Последнее, что он услышал, было то, как Белинский вызывал броню. Мощный удар в спину швырнул Кузнецова вперед. Подчиняясь силе инерции, он пролетел несколько метров и рухнул на острые камни.
Рота застыла в шоке…
