Границу с Чечней «нитка» — позывной колонны, — прошла в десять утра. За спиной остался бетонно-земляной форт пограничного КПП — целый гектар земли, перерытой траншеями, вспучившейся пузырями блиндажей, утыканной крепостного масштаба башнями и буквально оплетенной «колючкой». От него дорога потянулась через мертвое заброшенное поле к Чечне. Посреди пути бэтээры резко сбросили скорость и грациозно перевалили через рытвину взорванного когда-то мостка. Наконец показался ичкерийский пост. Рядом с ним возвышалось мощное трехэтажное недостроенное здание из дорогого красного облицовочного кирпича. Ичкерийская таможня. Наглядный символ победившей ичкерийской независимости. Теперь над ним развивался стяг, и коренастый, медвежьего вида омоновец, раздетый по пояс, фыркая, умывался под рукомойником во дворе.

Колонна неторопливо прошла мимо КПП и, набирая скорость, помчалась по шоссе. Сидевший в командирском люке старший лейтенант сделал знак рукой и со всех сторон резко залязгали затворы. Бойцы привели оружие в боевое положение. Ожила башня. Мягко развернулась в сторону леса и уткнулась в него раструбами пулеметов…

«Бэтээр» для спецназовца — это что эсминец для моряка. Легкий, быстрый, он в умелых руках даже со своими двумя пулеметами становится грозным оружием. При кажущемся хаосе на броне царит жесткий и строгий порядок. Каждый боец имеет свой сектор обстрела, на каждом направлении задействован весь арсенал оружия. Уязвимую корму прикрывает сидящий в центре пэкаэмщик, иногда на месте ПКМ ставят даже АГС. Бойцы по бортам прикрывают фланги. Командир и замкомвзвода держат переднюю полусферу. Башня работает по всем секторам, выбирая самые опасные и труднодоступные цели. Мощь КПВТ такова, что даже на расстоянии в километр он прошивает как картон кирпичную кладку дома. Кроме этого на броне рассредоточен еще целый арсенал. «Мухи», «Шмели», «Осы», дымовые шашки. У всех «спецов» гранаты, у каждого второго подствольник. В любую секунду «бэтээр» готов ощетиниться стеной огня, смести, выжечь врага. А если придется трудно, то, прячась за дымовой завесой, огрызаясь свинцом, он, прикрыв своим бортом десант, доведет его до спасительного укрытия и сам станет «дзотом».

Армейцы любят «бэтээры». Живучие, устойчивые на подрыв и гранатометный выстрел, вездеходы «бэтээры» стали настоящими русскими «фрегатами» войны.

…Замелькали дома и заборы какого-то поселка. На перекрестке у блокпоста топталась группа стариков в папахах, что-то объясняя высокому офицеру в сером, «ночном» камуфляже. Жались к обочинам, пропуская колонну, местные машины. Чечня! Я вновь в Чечне.

Всего три года назад казалось, что уже никогда у России не хватит сил и мужества вновь вернуться сюда. Вновь пройти теми же путями. Вновь окапываться на тех же перевалах и вершинах. Но вот я снова иду на Горагорск. И видения той предыдущей дороги встают у меня перед глазами.

В один из дней меня пригласил к себе начальник разведки ВДВ Павел Яковлевич Поповских. В кабинете находились еще два десантника. Молодые крепкие ребята. Просьба его была лаконична — переодевшись в гражданское, проехать по трассе Моздок — Горагорск и снять на видео развилки дорог и возможные укрепления дудаевцев. Снимать должны были его разведчики, сидевшие рядом. Я же должен был осуществлять прикрытие группы «под журналистов». Нам дали старую «Ниву» с московскими номерами, и рано утром мы отправились в путь. Долго взбирались по горному серпантину. Резина у нас оказалась практически «лысой» и мы то и дело буксовали на заснеженной горной дороге. Наконец перевалили через хребет и выскочили на равнину. На большом перекрестке-круге остановились первый раз. Изображая журналистов, «проинтервьюировали» ингушский милицейский пост на фоне развязки и здания КПП. Ингуши дружно утверждали, что не оставят в беде своих «чеченских братьев», и если что, добровольцами уйдут к ним воевать против России. Они именно так и сказали, себя, видимо, уже не считая ее гражданами. Потом, почему-то проникнувшись к нам симпатией, они повезли нас к «чеченским братьям» в Горагорск, «настоящим бовикам», как они объяснили, чтобы те тоже «дали интервью». Упускать такой шанс было нельзя. Мы поехали.

Потом мы почти до сумерек болтали с наряженными в какую-то полувоенную форму «чечами», оборудовавшими укрепления на въезде в Горагорск. Снимали их на фоне замаскированной под деревьями пушки, у загнанного в дом «бэтээра», над линией глубоких траншей входа в блиндажи. Война еще не началась. Я с интересом разглядывал боевиков, выслушивал их мудрствования. И постоянно ловил себя на мысли, что не ощущаю ненависти к ним, злобы или презрения. Скорее грусть и сожаление. Грусть оттого, что этих, в общем-то, обычных мужиков, говорящих с нами на одном языке, учившихся в тех же школах, что и мы, смотревших одни и те же фильмы, мечтавших, наверное, об одном и том же, вдруг так жестоко и страшно оторвали от нас, оболванили простыми и очень убогими — даже не идеями, нет! — просто лозунгами, посулами. Сбили в их душах крышки с горловин, в которых таились самые примитивные и реликтовые чувства. И слепоту эту уже не излечить лекциями или спорами. А значит, очень скоро мы будем смотреть друг на друга в прорези прицелов, уже не сожалея ни о чем, без жалости, без сомнений…

…Если не ошибаюсь, это была единственная видеозапись маршрута, по которому должны были через полтора суток двинуться войска. На других маршрутах не было даже этого…

Все эти годы я нет-нет да и возвращался мыслями к той далекой поездке, к тем разговорам. И путь на Горагорск стал для меня чем-то мистическим, как сошествие в закипающий огнем ад. С горечью знания о грядущих муках и невозможностью их остановить, отвести…

И вот теперь колонна все выше забиралась на хребет, подтягиваясь к Горагорску. По окраинам Горагорска еще перестреливались снайперы, в недалеких кошарах отлеживались, прячась от огня, боевики, но уже поступила задача завести в Горагорск сводный отряд ОМОНа.

Сегодня мы шли другим маршрутом. Обходя, оставляя Ингушетию справа. И я с любопытством вертел головой по сторонам. Вообще практически с первого часа пребывания в Моздоке в глаза бросилось столь явное отличие этой войны от той, что это поначалу даже смущало своей «невозможностью». Моздок работал как единый мощный механизм. Куда делся столь знакомый по прошлой войне беспорядок и хаос. Каждая часть, каждый батальон, каждая станция были встроены в жесткую боевую конструкцию войсковой операции. Вся территория четко поделена на зоны ответственности тех или иных силовых структур. Отлажена пропускная система, эффективно действует комендантская служба.

Порядок чувствуется и по мере приближения к войне. Если раньше блокпосты и КПП стояли только на пересечениях крупных магистралей, оставляя без прикрытия иногда десятки километров дорог, то теперь практически на каждой господствующей высоте, на любом перекрестке окопался взвод или рота. Во всем чувствуется единый план, единое командование.

Если в ходе прошлой войны наши части заходили в аулы и станицы только для «зачистки» и проверки паспортного режима, фактически отдавая их на все остальное время все тем же затаившимся здесь боевикам, то теперь в каждый населенный пункт решено ввести и разместить российский гарнизон, который должен стать силовой опорой военного коменданта и возрождающегося местного МВД. Это правильное и точное решение, выбивающее почву из-под ног боевиков…

Наша колонна состояла из пятнадцати грузовиков, в кузовах которых на мешках и ящиках густо сидели бойцы ОМОНов двух северных городов. Для ее проводки и прикрытия было выделено два «бэтээра» спецназа «Русь». На втором, замыкающем, мы и двигались.

Если в предгорьях было просто промозгло, то уже в самом начале подъема пошел мелкий, нудный дождь, который то растворял туман, и тогда из него проявлялись недалекие склоны, то сам таял в тумане, и все вокруг тонуло в сырой хмари.

По пути то и дело попадались брошенные коровы, которые бесцельно и сиротливо бродили по горным склонам. Несколько раз мы объезжали искореженные, сгоревшие остовы машин. В некоторых угадывались джипы, но чаще всего грузовики. Это поработала наша авиация. Попадались и окопы, развернутые в сторону России, некоторые были полузасыпаны и густо изъедены воронками — места недавних боев. Наконец колонна вынырнула из тумана и забралась на вершину. Здесь было неожиданно людно. На склоне слева стволами в долину развернулась батарея «дэ тридцатых». За дорогой бугрились палатки еще какого-то, судя по форме, ОМОНа. Сновали туда-сюда грузовики. Дымились полевые кухни.

Колонна встала. На лобовом листе передового «бэтээра» отцы-командиры развернули карту, привязываясь к местности. Нашли точку стояния. Начали что-то обсуждать, то тыча в карту, то указывая куда-то за гребень горы. Пользуясь паузой, «народ» на броне осторожно «в кулак» закурил, согреваясь после пронизывающего, сырого ветра, трепавшего нас всю дорогу. Кто-то торопливо побежал к обочине… Наконец, что-то решив, старший дал команду «По машинам!» И колонна вновь тронулась с места. Перевалила вершину и почти сразу втянулась на мощенные камнем улицы Горагорска. О недавних упорных боях почти ничего не напоминало. Большинство домов не только вполне спокойно стояло под крышами, но даже стекла в них не были разбиты. Во многих дворах бродили куры. Лишь далеко внизу по склону на самой окраине курился дымом не то склад, не то коровник. Да километрах в пяти дымно чадила подожженная скважина. Я смотрел по сторонам и не узнавал ничего вокруг. До этих улиц в прошлый раз я так и не добрался.

Предстояло выбрать базу для ОМОНа. Неожиданно где-то недалеко «кашлянул» разрыв, за ним другой, третий. Судя по звуку — работала артиллерия. Бойцы на броне встрепенулись и обеспокоенно осмотрелись по сторонам. Война была где-то рядом.

Наконец подобрали подходящее для базы место, и колонна втянулась во двор здания не то конторы, не то администрации стоявшего особняком почти на самой вершине поселка. Здание укрывал невысокий, но мощный каменный забор. Несколько бойцов тут же заняли позиции по периметру ограды. Пулеметный расчет полез на крышу. После этого начали разгружаться. Грузные, мощные омоновцы тяжело спрыгивали на землю, звеня оружием и снаряжением. Распахивали борта грузовиков. Вытаскивали из кузовов тюки, мешки, ящики, кровати, термосы и еще множество всякого военного скарба. И потому как сосредоточенно, споро работали они, чувствовалось, что для этого ОМОНа такая командировка уже тоже далеко не первая. Понять это можно было и по тому, как продуман, отобран был груз. Ничего бесполезного, ненужного. Все по делу, все к месту.

Между работающими крутилась крепкая немецкая овчарка, разминая затекшие от долгого сидения в кузове лапы. Ей то и дело перепадали кусочки пайковых галет и пластинки печенья. Связисты раскручивали мотки антенн, растягивали их, закрепляли. Разведчики на «бэтээрах» спокойно и чуть ревниво наблюдали за работой омоновцев. Задачи по сопровождению выполнялись почти каждый день. И, обеспечив безопасность ОМОНа в пути, теперь надо было засветло вернуться с колонной пустых грузовиков на базу. А это во многом зависело от расторопности омоновцев. Но и торопить их никто не пытался. Спецназовцы слишком хорошо понимали, что чувствуют сейчас эти русские мужики за две с половиной тысячи километров от родного севера. Как тревожна и враждебна будет для них эта первая ночь, как чужда и не обжита база. Потом, когда наладится жизнь и служба, база станет родным домом, а поселок и его окрестности будут изучены лучше, чем домашние антресоли, их настроение будет другим. Но сегодня самая трудная ночь. И потому никто никого не торопил.

Неожиданно на командира нашей группы по рации вышел старший. Пока ОМОН не закончил разгрузку, необходимо было с командиром ОМОНа выдвинуться на передний край для рекогносцировки и знакомства с обстановкой на месте. Все быстро попрыгали на броню, и «бэтээр» сорвался с места. Через пару улиц дорога стремительно пошла под уклон. Домов стало меньше. И наконец мы выскочили на окраину Горагорска. Точнее, его верхней части. У подошвы горы раскинулся нижний поселок, и глаза мгновенно выхватили из ландшафта знакомые зубцы многоэтажек при въезде. Они! Там, недалеко от них, несколько лет тому назад, я стоял с двумя разведчиками и, слушая разглагольствования боевиков, гадал о том, как сложатся их судьбы через месяц, через год? Как сложатся наши судьбы? Какой будет эта война? Что принесет она России? И, всматриваясь тогда в затягиваемые туманом вершины, я пытался понять, кто смотрит сейчас оттуда на меня и что он видит? Сегодня с этой вершины на себя самого смотрел я сам. Смотрел спустя несколько лет. Круг замкнулся. И уже несущий на плечах груз знания того, что ждет стоящих внизу в окружении боевиков разведчиков, я, как мог, пытался передать им всю свою тревогу и боль за то, что было и еще будет…И я помню, как тяжелое предчувствие словно лизнуло тогда сердце…

Крут замкнулся…

По рации передали, что разгрузка окончена и ОМОН «заземлился». Надо было спешить домой. Стремительно наползали ранние осенние сумерки. Я встряхнулся, сбрасывая наваждение и оцепенение прошедших минут. Взревел движок «брони». Машина покатилась по склону вверх. На вершине я еще раз бросил взгляд назад. Пронзительное ощущение прикосновения к чему-то невыразимиму исчезло, прошло. Тот я, из прошлого, уже получил знак и тоже ехал сейчас домой. А мне уже ждать здесь знака или знамения не имело никакого смысла. Третьей дороги на Горагорск нет…