6. Бой за Волчьи ворота
Между тем, приближался 2000-й год. Никто из разведчиков не мог знать, что одним из них не удастся дожить до Нового года всего несколько часов, другие будут встречать его тяжело ранеными в госпитале…
Хроника событий:
24.12.99 г.: военные не подтверждают информацию об отстранении Шаманова, переданную «Агентством военных новостей». В войсках слух об отстранении Шаманова был встречен неодобрительно. Путин назвал эти слухи «враньём».
Во второй половине декабря 84-й орб сменил направление действий: с Гикаловских высот был переброшен на юг Чечни, в сторону Аргунского ущелья.
Чем дальше в горы уходили разведгруппы, тем упорней становилось сопротивление боевиков. Группа старшего лейтенанта Петра Захарова на подступах к Дуба-Юрту обнаружила несколько схронов бандитов, уничтожила караван с оружием. В схватке было убито двое боевиков, один из которых оказался ближайшим сподвижником и родственником Басаева. Разведчикам с трудом удалось уйти от погони.
Чеченское селение Дуба-Юрт раскинулось на входе в Аргунское ущелье. Волчьи ворота — так называется этот стратегически важный пункт в Чечне, закрывающий вход в её южные районы. Очень удобное место для длительной обороны. Здесь крупные силы боевиков, в основном иностранных наёмников, которыми командовал Хаттаб, готовились дать упорный бой российским войскам, чтобы не пустить их в южные районы Чечни.
Крайне важно было точно определить, какими силами занимали здесь оборону бандформирования под командованием Хаттаба. Эта задача была поставлена именно 84-му отдельному разведывательному батальону. Разведчики получили приказ установить силы противника в этом районе. А до Нового года оставалось три дня…
С 20 декабря одновременно с действиями по блокированию города Грозного силами Западной и Восточной группировок принимаются меры по выявлению и уничтожению основных опорных пунктов НВФ в Аргунском и Веденском ущельях. По данным разведки, в горной части Чечни находились НВФ общей численностью более 6 тысяч человек.
«Как упоительны в России вечера…»
22 ноября 1999-го в составе делегации во главе с заместителем командующего 22-й армии по воспитательной работе полковником Анатолием Киреевым мне довелось побывать у разведчиков. Это была короткая передышка перед новыми боями. В батальон привезли гуманитарную помощь из Нижнего Новгорода, приехали и артисты с концертом во главе с начальником Нижегородского гарнизонного Дома офицеров подполковником Анатолием Лашмановым.
Помню, как снимал на видеокамеру сильных парней с автоматами весело месивших грязь под тогдашний шлягер «Крошка моя», как взрослые мужики в камуфляжах, по-братски обнявшись, пели «Как упоительны в России вечера…». Тогда даже думать не хотелось, что кому-то из них предстоит скоро погибнуть. Казалось, победа близка, ещё несколько недель и бандиты будут разгромлены: разве можно устоять перед такой лавиной войск, драться с такими сильными и отчаянными парнями.
Дмитрий Сергеев, пулемётчик разведдесантной роты:
— Помню приезд группы артистов с концертом…. Перед этим, побывав на складе РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения — авт.) и, приволочив цинк боеприпасов, пристяжную коробку и сегментов ленты на 25 патронов, замещал каждый четвертый ЛПС (тип патрона — авт.) на бронебойный. Так что на концерт меня выдворили в приказном порядке. Хотя после не пожалел, концерт понравился.
Из последующих событий наиболее запомнилась поэма Коли Зацепилина, посвящённая группе «Ромашка» и поход в Алхан-Юрт, где нашли два мешка чеснока, несколько десятков банок варенья и прицеп-фургон, который мы оперативно переоборудовали под баню. Правда, по последнему пункту мне досталось от ротного.
«Письма от детей слушали со слезами…»
Салех Агаев, заместитель командира батальона по воспитательной работе, майор:
— Связь с тылом людей вдохновляла. Гуманитарную помощь получали регулярно. Помню, как однажды на весь батальон получили вязаные шапочки и носки. Увольняется солдат — чем его отблагодарить? Грамот нет, откуда их там взять… Я вручал по вязаной шапочке и чистые новые носки. Добивался, что гуманитарная помощь шла к разведчикам в первую очередь. Конфеты, сгущёнка. Чтобы люди чувствовали, что они Родиной не брошены.
Школьники присылали в батальон письма. Я их зачитывал, мужики, у кого дети есть, слушали со слезами на глазах. Были письма от молодых, которых мы отправили в тыл в начале кампании, с поддержкой — «Вспоминаем, думаем о вас». Всё это было важно для создания коллектива, традиций.
Поздравляли ребят с днём рожденья. Дарил что мог — пару горсточек конфет. Приказом командира батальона присваивали воинские звания — был рядовым, стал младшим сержантом. Писал благодарственные письма родителям, от руки: «Спасибо за сына». Кому-то на руки давал — «Отправь матери». Отмечали людей перед строем. После выполнения каждой боевой задачи командир группы писал рапорт, а в нём отмечал тех, кто отличился. Всегда старался хотя бы добрым словом ребят поддержать.
Весной 2000-го года, когда разведчиков вывели из Чечни в Нижний Новгород, я приехал в батальон, чтобы показать ту видеозапись с концертом. Собравшиеся в штабе батальона офицеры смотрели на экран и вздыхали, узнавая своих солдат. Многие из них к тому времени живы были только на этой видеопленке…
Тогда заместитель командира батальона по воспитательной работе майор Салех Агаев охотно предоставил боевые документы для подготовки статьи о разведчиках, рассказал, как они воевали после отъезда нижегородской делегации. Рассказал и о боях 31-го декабря, не скрывая потери. Картина была трагическая — 10 убитых и 29 раненых— потери для разведывательного батальона серьезные.
Но восстановить в деталях те драматические события удалось не сразу…
«Раз нет замены — будете служить…»
Михаил Курочкин, гранатомётчик, рядовой:
— Шли день за днём, неделя за неделей. Уволились дембеля, подошла и наша очередь готовиться. Дембелей нас в роте оставалось всего пятеро. 18 декабря отметили день рожденья Сережки Воронина, с которым я вместе должен был увольняться. А потом пошёл слух, что нас не весной уволят, а раньше, так как в Чечне день срочной службы за два шёл. Но потом сказали: «Раз нет замены, будете служить». На боевые все равно ходили: мы остались самые опытные, пацаны пришли с учебки — что с них толку.
29 декабря всем батальоном уехали из-под Урус-Мартана на новое место базирования, на цементный завод — он стоял между Дуба-Юртом и Чири-Юртом. Там же стоял и 160-й танковый полк. Расположились. РДР ушла на задание в горы…
За несколько дней до Нового года командир батальона подполковник Самокруткин уехал в краткосрочный отпуск. Врио комбата остался майор Паков.
«Задачу необходимо выполнять…»
Александр Куклев, начальник разведки 3-й мотострелковой дивизии, подполковник:
— В организации разведки есть крайне важные понятия, от которых зависит вся дальнейшая работа всех разведчиков. Цели разведки, как правило, это исключение внезапности воздействия противника на свои войска. Для достижения этой цели назначаются задачи разведки. Задачами разведки в этой ситуации являлись:
— установить наличие противника и его состав на господствующих высотах;
— обеспечить командование группировкой данными для огневого поражения объектов противника;
— овладеть господствующими высотами и удерживать их до выполнения задачи главными силами группировки по овладению горным проходом.
Теперь проанализируем ситуацию, которая сложилась к началу выполнения задачи разведчиками.
В состав Западной группировки войск входили части 19-й мотострелковой дивизии 58-й армии Северокавказского, 3-й мотострелковой дивизии Московского, 138-й мотострелковой бригады Ленинградского, 160-го танкового полка Забайкальского военных округов. В 3-й мотострелковой дивизии были:
752-й и 245-й мотострелковые полки, артиллерийский полк, части боевого обеспечения — 84-й орб, 145-й отдельный инженерно-сапёрный батальон, отдельный медицинский батальон, отдельный батальон связи, 911-й отдельный батальон материального обеспечения, комендантская рота.
Далее — 15-й и 126-й мотострелковые полки, 138-я отдельная мотострелковая бригада — три мотострелковых батальона, подразделения обеспечения; 19-я мотострелковая дивизия представлена частями боевого обеспечения, в частности, мы плотно контактировали со 136-м орб дивизии, 160-м танковым полком, с отдельным зенитно-артиллерийским дивизионом.
Распределение сил и средств на тот момент было следующим.
Все общевойсковые части и подразделения (245-й мсп, 752-й мсп, 15-й мсп, 126-й мсп) наступали на Грозный. В распоряжении командующего группировкой на южном направлении в это время находились части 138-й омсбр, 136-й орб 19-й мсд, отдельный отряд специального назначения из ЛенВО с зоной ответственности Урус-Мартан, Гойское, Старые Атаги. Они выполняли задачи по выходу на прилегающие к горному проходу высоты с западной стороны. 160-й танковый полк, 84-й орб, 664-й отряд спецназа должны были захватить и удерживать высоты восточнее Дуба-Юрта.
До Нового года остаётся три дня. Командующий группировкой генерал Шаманов находится в госпитале. Задачу каким-то образом необходимо выполнять. Исполняющим обязанности командующего группировкой генералом Вербицким принимается решение: в качестве штурмовых отрядов по захвату господствующих высот восточнее Дуба-Юрта использовать подразделения 84-го орб. Вместе с ними выполняли задачи и подразделения специальной разведки, которыми руководил подполковник Митрошкин.
«Мы догадывались, что нас ждёт…»
Егор Кляндин, командир взвода специальной разведки РДР, лейтенант:
— Когда нас перебросили к Аргунскому ущелью, мы догадывались, что нас ждёт, но, несмотря на это, готовились к встрече Нового года. Желаемого спокойствия не получилось.
Утром 29 декабря на КП 160-го танкового полка нам была поставлена задача овладеть господствующими над Дуба-Юртом высотами для выдвижения мотострелковых подразделений.
«Не надо было проводить эту операцию…»
Владимир Паков, врио командира батальона, майор, кавалер трех орденов Мужества:
— Приказ занять господствующие высоты в районе Волчьих ворот я получил от генерала Вербицкого, в то время начальника штаба группировки «Запад». План операции разработал вместе с командиром отряда бригады спецназа ГРУ подполковником Митрошкиным. Отряд спецназа выполняет задачи силами групп. В каждой роте батальона таких групп до девяти. Всего должны были действовать три разведотряда по трем направлениям, в каждом — одна группа спецназовцев и две моих.
Договорились о взаимодействии с артиллерией, авиацией. В каждом разведотряде было по артнаводчику. Действовали так: сначала идём мы, остановились, ждём спецназовцев, они нас обгоняют и — вперёд. За нами должна была идти пехота, подошла — мы идём дальше, вперёд.
Не надо было проводить эту операцию перед Новым годом, но приказ есть приказ…
Андрей Бирюков, начальник штаба батальона, майор:
— Комбат уехал в отпуск, нас с майором Паковым вызвал подполковник Тупик. А батальон тогда только что придали в оперативное подчинение 160-му танковому полку Буданова. Там же находилось управление группировки, вся динамика операции шла оттуда. Задачу нам ставил подполковник Тупик. Вернулись в батальон, определили, какие группы должны идти… Разведгруппы ушли, но что-то там не получилось, пошли потери у спецназа.
«Там до двух тысяч боевиков…»
Александр Соловьёв, командир взвода, старший лейтенант:
— 29 декабря нам поставили задачу, разбили на группы, три — от батальона к усилению отряда спецназа ГРУ. Уяснил задачу: тремя смешанными отрядами взять указанное направление, три хребта в районе Волчьих ворот. С одной стороны ущелья работал северокавказский разведбатальон, с отрядом спецназа. Когда мы 29-го приехали, видно было, что там идут бои, с гор уже трупы спускали, потери были большие. Мы должны были действовать по левой стороне, занимать высоты, чистить. Как мне сказал по секрету Паков — там может быть до двух тысяч боевиков… За операцию отвечал подполковник Митрошкин из ГРУ, мы его должны были усиливать. Ближайшая задача поставлена, дальнейшая, всего на сутки, максимум двое.
«Вы их должны порвать!»
Пётр Ерохин, старшина:
— Подполковник Тупик говорил перед операцией: «Там на высотах всего тридцать «духов», а вас сто двадцать человек. Вы их должны порвать!». Последнее слово он произнёс именно так…
Перед операцией в районе расположения батальона и предстоящей зоне его действий произошло несколько странных событий…
Как и положено, перед началом операции прошла рекогносцировка — знакомство с местностью, где предстояло действовать…
Рекогносцировка через дырочку
Александр Соловьёв:
— За несколько дней до операции я проверял парк своих боевых машин и выявил отсутствие одной БРДМ. Спросил у майора Пакова, куда была отправлена машина, он ответил, что БРДМ вместе со штатным экипажем и десантом в количестве трёх человек направлена в распоряжение генерала Вербицкого. Для чего, Паков не уточнил. Во второй половине того же дня, когда БРДМ вернулась в часть, я спросил у снайпера Кучинского, который ездил на БРДМ, куда и с кем они выезжали. Кучинский сказал, что возили какого-то генерала, но в какое село — не помню, какого генерала — не знаю.
27 или 28 декабря на совещании майор Паков сообщил, что наш батальон 29 декабря будет принимать участие в операции в Аргунском ущелье. Майор Паков приказал готовиться к операции. Общий замысел операции и задачи командирам разведгрупп он не доводил.
29 декабря около 10 часов разведгруппы нашего батальона, которые должны были принимать участие в предстоящей операции, на штатной боевой технике по приказу Пакова прибыли на НП 160-го танкового полка. Чуть позже туда же подъехали разведгруппы разведотряда ГРУ. На НП танкового полка подполковник Митрошкин сказал, что задачей предстоящей операции, которая должна начаться вечером 29 декабря, будет овладение господствующими высотами по восточной стороне Дуба-Юрта для дальнейшего выдвижения на эти высоты мотострелковых подразделений. Согласно организованному взаимодействию в каждый отряд ГРУ, состоявший из двух разведгрупп, придавалось по одной разведгруппе нашего батальона. Моя группа вместе со мной была придана офицеру ГРУ (кажется, начальнику штаба отряда, майору). Мы должны были овладеть высотой. Кроме того, по такому же принципу (две РГ отряда ГРУ, одна РГ от нашего батальона) были сформированы ещё два разведотряда, которые также возглавляли офицеры ГРУ, а наши разведгруппы вместе с командирами входили в состав этих отрядов.
Все сформированные отряды возможно было увидеть с высот, которыми мы должны были овладеть. После формирования отрядов, Митрошкин всех командиров разведгрупп посадил в крытый кузов автомашины ГАЗ-66, чтобы таким образом нас было не видно, и повезли в посёлок Дуба-Юрт для рекогносцировки на месте.
«Номера на джипах — московские…»
Егор Кляндин:
— После формирования и знакомства подполковник Митрошкин посадил нас на ГАЗ-66 и мы выдвинулись в направлении Дуба-Юрта для рекогносцировки.
Не доезжая до села, мы остановились и к нам подъехали два джипа «Гранд-чероки» чёрного цвета. Я ещё удивился, что номера на джипах — московские. Митрошкин и ещё один офицер уехали на джипах в село, вскоре вернулись и мы отправились на НП 160-го танкового полка, где продолжили подготовку к предстоящим действиям.
«Было подозрительно…»
Александр Соловьёв:
— Тогда я не понимал и сейчас задаюсь вопросом: если мы должны действовать в горах, зачем нас повезли на рекогносцировку непосредственно в посёлок? Чтобы снизу посмотреть наверх и сориентировать? Нас было только офицеров 12–15 человек, с оружием, боеприпасами. Разведгруппы остались в просеке у подножья ущелья. Стали подъезжать к Дуба-Юрту. Машина остановилась. Митрошкин нам приказал: не выходить из машины, проковырять дырочки, через них проводить рекогносцировку.
Через некоторое время к нам на расстояние метров 25–30 со стороны Дуба-Юрта подъехал джип. Митрошкин вышел из кабины, подошёл к кузову, позвал одного из офицеров из спецназа, попросил у меня дополнительно боеприпасов к «Стечкину», я дал ему два магазина, и он сказал: «Смотрите внимательно, если увидите ракету — выручайте». Оставив нас у машины, Митрошкин сказал, что он поедет к коменданту Дуба-Юрта для уточнения обстановки. Митрошкин и его офицер направились к джипу, я видел это через отверстие. Как только они подошли к джипу, из него вышли двое мужчин, одетые в камуфлированную форму НАТО, оружия я у них не заметил. Митрошкин и его офицер на этом джипе уехали в Дуба-Юрт. Вернулись они примерно минут через 20. Каждый командир группы постоянно носит с собой карту, поэтому я думаю, что у них была с собой карта.
Когда Митрошкин вернулся на том же джипе, мы сразу поехали в расположение 160-го танкового полка. По дороге я спросил у офицера, сопровождавшего Митрошкина, встретились ли они с комендантом, на что тот ответил: «Какой там комендант, там полдеревни в натовской форме с оружием».
В расположении танкового полка Митрошкин определил нам действовать самостоятельно в составе созданных разведотрядов с наступлением темноты, при этом он всех командиров групп распустил и приказал своему офицеру подойти к нему. Я был случайным свидетелем их разговора, так как подошёл к Митрошкину, чтобы забрать свои обоймы от пистолета. Митрошкин сказал своему офицеру, что он в назначенном районе должен встретить чеченских разведчиков для совместных действий. Увидев меня, Митрошкин быстро свернул карту и направил выполнять задачу. Я спросил: «Может быть, изменения какие-нибудь будут в операции? Нам по вашей команде выходить?» — «Нет, сами, как стемнеет». Было подозрительно, зачем Митрошкин ходил в Дуба-Юрт, и что это за чеченские разведчики, которых мы должны были встретить…
«И вашим, и нашим…»
Александр Куклев, начальник разведки 3-й мотострелковой дивизии, подполковник:
— В Дуба-Юрте к этому времени, как и в некоторых других населённых пунктах Чечни, существовал отряд самообороны. Наиболее трезвые головы из местных авторитетов понимали, чем закончится эта кампания. Создавались отряды самообороны, которые обеспечивали задачи безопасности местного населения от боевиков, не пускали их в населённые пункты, не обеспечивали продовольствием, естественно — насколько это возможно.
Авторитеты чеченцев понимали, что в противном случае федеральные войска, грубо говоря, сравняют посёлок с землёй одной артиллерией. В то же время проявляли активность в сотрудничестве с федеральными войсками. В общем — и вашим, и нашим. Выживали, как могли. У меня тоже были контакты с представителями отряда самообороны Дуба-Юрта.
Александр Соловьёв:
— Дуба-Юрт был договорным селом. Так, по крайней мере, считалось, что его жители бандитов в село не пускают. Офицер, который ездил в село с подполковником Митрошкиным, рассказал: у школы стояли человек тридцать одетых в новую натовскую форму молодых бородатых мужиков, видно, что разгрузки под бушлатами, но стояли без стволов. Митрошкин спросил у коменданта: «Кто это такие?» — «Ополченцы, защищаться от бандитов, которые с гор приходят, скот воруют». — «А как вы от бандитов защищаетесь?» — «У нас есть пистолеты, ну пара гранат». Потом эти ополченцы стреляли в наших из «Шмелей», СПГ-9, АГС…
Михаил Курочкин, гранатомётчик, группа «Нара»:
— От нашей роты несколько человек на БМП ездили с Митрошкиным в Дуба-Юрт, на встречу со старейшинами. Я не ездил, ребята, вернувшись, рассказывали: боевиков в селе нет, в школе собрались чеченские ополченцы, вроде как наши союзники, у каждого — новый АКМ. А у нас были только старые АК-74.
Юрий Панюков, наводчик-оператор БМП 2-й разведывательной роты, старшина:
— 30 декабря мы в группе на БРДМ и БМП, командовал нами старший лейтенант Шлыков, взяв с собой арткоректировщика, солдата-срочника, направились в Дуба-Юрт. С нами на броне сидел какой-то генерал-майор.
Подъехали к школе, слышу команду генерала: «Подняться на крышу и занять там оборону». Вокруг нас было много «ополченцев», вооруженных до зубов. Но старший лейтенант Шлыков дал нам другой приказ: «Оставаться на местах!», так как на крыше мы были бы хорошей целью для снайперов противника.
Генерал куда-то ушел, а когда вернулся, мы уехали из села.
«Выйти на высоту и держать до подхода пехоты…»
Олег Кучинский, снайпер:
— Ещё вечером 28 декабря меня вызвали в палатку командира роты и стали расспрашивать, что из себя представляет гряда высот у Волчих ворот. Я показал по карте, где могут располагаться «духовские» базы и где может быть засада. На завтра была команда всем пополнить свой боекомплект, дополнительно взять по гранатомёту «Муха».
Вечером 28 декабря все были заняты своим вооружением: кто подгонял снаряжение, а кто-то шил себе разгрузку или же менялись, у кого было две разгрузки.
Утром 29 декабря группа Александра Соловьёва и наша группа во главе с командиром Егором Кляндиным были построены. Исполявший обязанности командира роты Соловьёв (капитан Гагарин был в отпуске) проверил боеготовность групп, а затем пошли к штабу, и майор Паков проверил ещё раз. В этот раз на боевую операцию шла в основном наша десантная рота, была ещё и группа первой роты, вторая рота обеспечила нас БМП.
К обеду 29 декабря мы выехали на край линии 160-го танкового полка. Затем ещё подъехал Чучковский спецназ на «КамАЗах». Все перекусили сухпайками, кто попил кофе, кто чай. Сразу после обеда начали комплектовать сводные штурмовые группы. Командиром первой группы спецназа был старший лейтенант Аралов (позывной «Арал»), у разведчиков — старший лейтенант Александр Соловьёв (позывной «Ромашка»).
Командиром второй группы спецназа был старший лейтенант Байкулов, (позывной «Байкул»), у нас, разведчиков, командиром был старший лейтенант Егор Кляндин, (позывной «Сова»). Третьей группой спецназа командовал старший лейтенант Тарасов, (позывной «Тарас»). Командиром четвёртой группы разведчиков второй роты был старший лейтенант Шлыков. Её комплектовали после того, как мы ушли в горы.
Перед группами стояла задача: занять три гряды высот слева от «Волчьих ворот», которые выходят на один гребень, выйти на высоту и держать её до прихода пехоты. Слева на гребень шли штурмовые группы «Арал» и «Ромашка», у них ещё была бронегруппа, которая состояла из двух БМП. Они выдвинулись первыми, так как у них гряда была подальше нашей.
Александр Куклев, начальник разведки 3-й мотострелковой дивизии, подполковник:
— В направлении Дуба-Юрт — Дачу-Борзой действовали части Западной группировки в составе танкового полка под командованием полковника Буданова, 664-й отряд спецназа и 84-й орб. Задачей ставилось 84-му орб совместно с 664-м отрядом спецназа овладеть высотами на хребте восточнее Дуба-Юрт и обеспечить ввод в бой подразделений танкового полка с рубежа южных окраин Дуба-Юрт. На левом берегу реки Аргун с такой же задачей действовали подразделения 138-й омсбр и орб 19-й дивизии.
Геннадий Бернацкий, командир взвода, старший лейтенант:
— Приближался Новый год, но светило солнце, тепло, снега не было…
Из журнала боевых действий:
«29 декабря из состава батальона было выделено три группы для ведения разведки в районе отметки 849,4, мост, перекресток дорог, — отметка 420,1.
В ходе выполнения задачи одна разведгруппа попала в засаду. Для оказания помощи и эвакуации выдвинулась разведгруппа под командованием ст. л-та Соловьёва. Выполнив поставленную задачу, подразделения вернулись в исходный район. Потери личного состава — 2 раненых».
Спецназ просит помощи
Александр Соловьёв:
— Операция 29 декабря не началась, так как одна разведгруппа ГРУ, которая выполняла боевую задачу с 27 декабря, попала в засаду. Я в составе своей разведгруппы вместе с Митрошкиным уехал на помощь попавшей в засаду разведгруппы и вёл ночной бой плечом к плечу с подполковником Митрошкиным.
Олег Кучинский:
— Спецназовцы, которые вышли на одну из высот 28 декабря, были обнаружены «духами», у них завязался бой, появились раненые и убитые. Они стали уходить, и попали в окружение, 29 декабря около 16:00 они попросили помощи. Тогда командиры принимают решение: сначала помочь группе выйти из окружения. Группу возглавлял майор Тучин, заместитель командира Чучковского спецназа, он погиб в этом бою.
Когда наши пошли на выручку, только стали подниматься на высоту, «духи» встретили их плотным огнём. У нас среди разведчиков появились раненые — Игорь Ярошенко и Гена Кондратенко, и у спецназа были раненые. Ярошенко, будучи раненый, подполз к спецназовцу и вытащил его с поля боя. У Игоря была перебита рука, а у спецназовца поврежден позвоночник, он не мог двигаться. «Духи» поняли, что подошло подкрепление, стали отходить, вытаскивать своих раненых и убитых. Шесть часов длился этот бой, то затихая, то возобновляясь.
«Куда вы попёрлись, там всё в минах!»
Александр Соловьёв:
— Я пошёл к своим, построил группу, проинструктировал, отдал приказ. И тут подбегает майор Паков и кричит: «Ромашки»! К бою!». Подошли две БМП, на броне уже сидела группа спецназа, человек 12–13. Посадил свою группу на броню и вперёд. Стали подъезжать к хребту, десантировались с брони. По нам сразу с высот открыли огонь, причём с нашей и соседней, попали под перекрёстный огонь.
А перед высотами оказались минные поля, наши инженеры ставили. Не знаю, почему нам про них не сказали. Растяжки заметил в последний момент. Потом мне уже инженеры говорили: «Куда вы попёрлись, там всё в минах!». Но ничего, проскочили. С боями залезли в эту горку, и сразу пошли потери. Всем сразу сказали «Стоп!».
На первом этапе операции особенно отличились водители боевых машин 1-й разведроты. Когда была обнаружена база боевиков, оказалось, что подступы к ней пристреляны из пулемётов и гранатомётов. Приближаться к базе было смертельно рискованно. Но все водители на скорости, умело маневрируя, сумели выехать на удобные позиции, в результате чего и удалось быстро подавить огневые точки противника. Вот имена этих храбрых и умелых мужчин: ефрейтор Алмаз Ахметьянов, старший механик-водитель, ефрейтор Сергей Костылев, старший механик-водитель, младший сержант Алексей Гоголев, старший механик-водитель, рядовой Ильдус Абульхасанов, механик-водитель, рядовой Валерий Андросов, механик-водитель, рядовой А. Машкин, механик-водитель.
Все они после операции были представлены к медалям Суворова.
«Рванули на высоты цепью…»
Геннадий Бернацкий:
— Ровно в три часа дня как начался долбёж из миномётов! Нашей авиации ничего не мешало, чтобы накрыть эти миномёты «духов», но её пока не было.
В цепь нас разбросали и рванули на высоты цепью, объединённой группой, на помощь «чучкарям». У них отряд — 2–3 группы, и нас по группе в 11–15 человек в каждом отряде. Вёл всех нас подполковник Митрошкин, из спецназа ГРУ. Вёл грамотно, с поля — в зелёнку, перелесок перебегаем. А потом идёт дорога в предгорье, и пошли высоты. Село от нас осталось в стороне, справа. Шёл в одной группе с Соловьёвым, он был старшим. Старший лейтенант Слава Тепляков был командиром бронегруппы.
«Духи» стреляют в нас…»
Леонид Высоцкий, разведчик-наблюдатель разведывательного взвода наблюдения:
— Группа, в которой я был, в тот день обеспечивала прикрытие бронёй штурмующих высоту разведгрупп, поддерживала их огнём, должна была обеспечить эвакуацию раненых и убитых. Утром выдвинулись на место сбора, недалеко от Дуба-Юрта. Помню, что удивился большому количеству артиллерии (САУ и «Шилки»). Все группы построились, и стоим, ждём. Самоходная артиллерия открыла огонь по высоте, началась беготня. Кто-то сказал, что одна из групп спецназа наткнулась на превосходящие силы «духов». Помню, как Митрошкин командует: «Вперёд!»
Прошли расположение самоходок, подошли метров на двести к высоте, начинается стрельба. «Духи» стреляют в нас, мы — по лесу, кроме деревьев ничего не видно. Так постреляли, и, укрываясь бронёй, начали заходить в зелёнку. У «духов» выше на горе были вырыты окопы, они сразу их заняли и стали нас ждать.
Александр Соловьёв:
— Два отряда остались на месте, наш пошёл вперёд. Часов до трёх ночи вели бой, нашли группу живых спецназовцев. У меня к этому времени были двое раненых, у спецназа — один погибший, трое раненых. Эти спецназовцы уже двое суток работали, должны были нас встретить, но сами попали в засаду, поэтому нам пришлось их вытаскивать.
«Знал, что делать, куда стрелять…»
Антон Ширинский, старший радиотелеграфист-разведчик, ефрейтор:
— 29 декабря нас привезли под Дуба-Юрт. Пару часов стояли, ничего не делали. Неожиданно прозвучала команда: «По машинам!». Мы загрузились и поехали к ущелью. Оказалось, спецназ попал в засаду. Я на этот раз был без рации (мы с Мироновым менялись периодически). Забирались на гору под углом градусов 80. Сказались мой пограничный опыт и лёгкий вес — заскочил один из первых.
Работал на автомате, знал уже, что делать, куда стрелять. Одним из первых принял бой. Что делали другие — не знаю. Видел, как Андрей Миронов в горячке пробежал вперёд, не заметив нас. Когда до него дошло, что впереди наших нет, упал в окоп и начал палить по «чехам». Сидоров с СВД рядом со мной лежит. — «Дай мне платок!» — кричит. Я ему: «Гоша, какой нахрен платок!». Оказывается, у него очередь под носом прошла, глаза грязью засыпало. Подошла группа спецназа, я ушёл с ними, помогал раненых нести.
«Земля поднималась дыбом…»
Олег Кучинский:
— По зелёнке мы шли от дерева к дереву, осталось до подъёма в гору метров 150, как впереди по нашей группе начали вести обстрел из автомата. Все залегли, пару минут полежали и снова вперёд, но опять автомат АК-74 заработал, это можно было определить по звуку. Я вышел вперёд, посмотрел в оптический прицел через зелёнку — ничего не видно. Стрельба начала удаляться, но это мы уже проходили и поняли, что противник хочет затянуть группы за собой на «духов», которые сидели в секрете. Мы обмозговали это дело и решили принять вправо, подниматься по правому склону горы. Автоматчик уходил по ущелью и отстреливался, но мы не дали ему такой возможности обнаружить нас и продолжали подниматься.
Через 30 минут по ущелью заработала ЗУшка духов, и именно туда, куда нас затягивал «духовский» автоматчик. ЗУшка била с левого гребня, оттуда, где поднимались группы «Ромашка» и «Арал». «Духи» думали, что мы поведёмся, и будем подниматься по ущелью. Мы пошли по очень крутому подъёму, но «духи» не видели нас. А ЗУшка била и била по ущелью, прорабатывала метр за метром, все деревца ложились, как будто их косой косили. Земля поднималась дыбом, кругом пыль, ничего не видно. А нам это на руку: нас не видно из-за пыли, и не слышно из-за шума стрельбы ЗУшки. И мы под этот шумок потихоньку поднимались от дерева к дереву, от кустика к кустику, ноги скользят по крутому склону. Шли, помогая друг другу, «Муху» возьмёшь или РД-54 (рюкзак десантника — авт.) с боеприпасами.
Метров триста поднимались в гору, все навьюченные, было нелегко. Поднявшись на гребень, залегли, осмотрелись. А ЗУшка «духов» проработала огнём всё ущелье. Через пять минут мы поднялись и пошли вверх по гребню, не выдавая своё место нахождения. Затем ЗУшка замолчала, но время от времени прощупывала ущелье, не зная до определённого времени, что разведчики уже находятся на гребнях гор. Группы «Ромашка» и «Арал» около 17:30 уже продвигалась с боем, а «духовская» ЗУшка замолчала к 20:00. «Духи» услышали, что поднялась бронетехника, и начали выходить в прямой эфир. Слышим их разговор, что пехота федералов «бэхи» подняла на гребень, куда они своих ишаков затащить не могут. В ответ им говорят, что пехота до этого не додумается, это идут отморозки разведки.
Наши группы «Сова» и «Байкул» подошли к высоте, на которую должны выйти в этот день и дождаться утра, и утром продолжить движение. Но, видя всю обстановку, отошли немного назад и заняли круговую оборону, а группа «Байкул» решила пойти вперёд и там занять оборону. Мы объяснили спецназовцам обстановку, но они решили идти вперёд. Они где-то через час вернулись и рассказали, что видели передвижения «духов» в сторону Дуба-Юрта и насчитали только фонариков около трехсот. Спецназовцы попросили нас: «Можно мы с вами останемся?».
«До двадцатилетия могу не дожить…»
Леонид Высоцкий, разведчик-наблюдатель разведывательного взвода наблюдения, рядовой:
— Становится темно, мы постепенно поднимаемся по склону, по рации слышим переговоры наших головных групп: «Вроде чисто. Стоп, вижу «духов»!». Вижу впереди, метрах в пятидесяти, с левой и с правой стороны огневые точки, слева тоже «духи», потому что напропалую палят трассерами. Командир нашей группы старший лейтенант Тепляков ставит задачу: «Ждать запрос штурмующих групп, огонь по «духам» не открывать, чтобы не обнаружить себя». Сидим, ждём. Саня Сорокин сидит, курит на броне, вдруг падает, орать начинает. Осмотрели — в ногу ранен. Докурился… Снайпер сделал выстрел по огню сигареты, ему повезло, что в тот момент она была не у лица. Хватаю его, кидаю на броню, и мчимся обратно к артиллерии.
В тот момент первый раз осознал, что до двадцатилетия могу не дожить, и что романтика — слово для войны не подходящее. Несёмся со скоростью километров шестьдесят в час, Саня орёт, кровища льётся. Приехали, ждёт медицинский ГАЗ-66, я Саньку сдал медикам и поехал обратно.
Егор Кляндин, командир взвода специальной разведки РДР, лейтенант:
— Первым 30 декабря ушел отряд «Арала» и «Ромашка», на самый восточный, левый хребет. Вторыми мы — «Байкул» и «Сова», посередине, третьим — отряд «Тараса».
Мы подошли к хребту, начался изнурительный подъем. К вечеру заняли промежуточную высоту с «Байкулом», приняли решение занять круговую оборону до утра. Вдруг «Байкул» принимает решение разделить отряд и с группой выдвигаться дальше. Примерно через полтора часа они вернулись. «Байкул» рассказал мне и показал по карте, что видел большое перемещение «духов» в сторону Дуба-Юрта. Ночь была «весёлая»…
Осмотревшись на рассвете, выдвинулись дальше. Выйдя на нашу высоту, «Сова» заняла круговую оборону. «Байкул» ушел дальше. Мы стали дожидаться пехоты, чтобы двинуться за «Байкулом». Дождавшись, группа выдвинулась, сразу по радиостанции услышали разрывы мин и выстрелы. «Байкул» запросил о помощи: попал в засаду. Отбив его, отвели группу на себя.
Оставив себе по два магазина и по паре гранат, остальной БК отдали мотострелкам, которые и должны были теперь держать эту высоту.
«Не спал, наблюдал и молился…»
Олег Кучинский:
— Все начали готовиться к ночёвке, заняли круговую оборону, каждый боец готовил свою позицию. Я натаскал брёвен, обложил вокруг свою позицию, накрыл сверху плащ-палаткой. Затем всю позицию засыпал листьями, забрался и сам залёг, установил винтовку, поставил ночной прибор. Осмотрел весь сектор обстрела и стал наблюдать. На левом гребне, откуда работала ЗУшка, ночью загорелась трава. Наверное, её «духи» подожгли, чтобы ослепить нас и осветить наш гребень.
«Духи» постоянно запускали осветительные мины, освещали нашу высоту, выискивали наше место нахождения, но им так и не удалось нас обнаружить.
Когда все штурмовые группы вышли на свои высоты и доложили об этом «Центру», все радиопереговоры закончились. Ночью я не спал, наблюдал, прислушивался и молился. «Духи» постоянно кричали филином. Когда рассвело, на высоту, где должна находиться группа «Байкул», легли четыре миномётные мины.
В шесть часов утра начали осматривать склоны горы, по двое немного спустились вниз. Я переполз ниже, лёг за дерево, начал осматривать противоположную сторону и минут через 15–20 слышу свист пули и удар в дерево. Бил снайпер. Звука выстрела слышно не было, стрелял он из винтовки с глушителем. Хорошо, что я не залёживался на прицеле — посмотрел, убрал голову, посмотрел — убрал. Отполз назад, воткнул шомпол в то место дерево, где вошла пуля, и определил, откуда стреляли. Всё осмотрел в прицел, ничего и никого не обнаружил. Работал опытный снайпер: выстрелил и сменил позицию. Затем мы начали движение дальше. Первой пошла группа «Байкула», затем «Сова». Дошли до высоты, на деревьях были отметки от осколков миномётных мин. На уровне пяти сантиметров от земли — мелкие осколки, выше увеличивались, а на высоте 60 сантиметров — самые крупные осколки, а выше — снова уменьшались.
«Граната разорвалась под ногами…»
Игорь Ярошенко (Якут), гранатомётчик:
— Вижу — двое спускаются, «духи», я шёл в головном дозоре, с Коржавиным. Одного «духа» срезал сразу, но пока перезаряжал автомат, второй по мне — выстрел из подствольника. Граната разорвалась под ногами, но зацепило только руку. Ещё метров 25 тащил раненого спецназовца.
Пришёл к своим, меня перевязали, вставили промедол. Иду в тыл, вижу — у БМП стоит срочник, курит, я ему: «Снайпер же стреляет!». Минуты не прошло — его уже тащат мимо, не знаю — убитого или раненого. Из медбата попал в госпиталь во Владикавказ, Моздок был заполнен ранеными.
«Сова», помоги, есть тяжело раненые!»
Олег Кучинский:
— Группа «Байкул» выдвинулась на ту высоту, которую должны взять и удерживать, группа «Сова» должна дождаться пехоту и выдвинуться на высоту к группе «Байкул». Когда группа «Байкул» уходила, мы им говорили: «Если взойдёте на высоту и «духов» там не будет, то спуститесь немного по склону и дождитесь нас, а там разберёмся».
Мы до «Центра» стучимся, просим разрешение двигаться вперёд. «Центр» приказал дождаться пехоту — «Она уже идёт!».
Минут двадцать подождали, пехота подошла. Мы тут же поднялись, пошли на высоту и в это же время «Байкул» просит помощи: «Сова», «Сова», помоги, нас обстреляли из миномёта, есть тяжело раненые!». Мы побежали вверх, но когда навьючены по 25–30 килограммов, в гору сильно не разбежишься. Сначала рванулись резво, но затем снова пошли. Командир группы лейтенант Кляндин кричит: «Быстрей!», но люди не могли бежать.
Я, Петруха Ерохин и лейтенант Кляндин первыми вбежали на высоту и стали оказывать первую помощь раненым: кололи обезболивающие препараты, перевязывали головы, ноги, руки. Пока мы перевязывали раненых, наши уже заняли круговую оборону. Раненых положили в плащ-палатки и понесли вниз. Нести раненых тяжело — руки и ноги устают, мышцы сводит: не сто метров нести, а километры. Ребята, которые шли в прикрытии, конечно же, менялись и тоже выносили раненых, а те, кто нёс, прикрывали. Вынесли с высоты раненых поближе к пехоте, сели передохнуть и решить, кто пойдёт и понесёт раненых дальше. Запрашиваем «Центр», просим: «Помогите авиацией!», указали, где находятся зенитная установка и миномёт духов. Выбрали самого быстрого и смышлёного срочника, кликуха у него была Лысый, послали за помощью к пехоте, рассказали куда идти, и он побежал.
Над нами показалась вертушка, корректируем по рации, куда ей вести огонь. Вертушка только заходит над высотой снизу, ЗУшка как даст очередями, она в сторону уходит. С вертушки нам по рации: «Пацаны, не сможем помочь, деревья не дают, а за высотку зайдём — под обстрел ЗУшки попадём, через деревья начнём бить — вас зацепим». Вертолёт улетел, а мы остались сами с собой.
Расшифровка радиопереговоров в районе боевых действий батальона на высотах левее Дуба-Юрта 29–30 декабря:
Олег Кучинский:
— Двадцать девятое декабря… тридцать минут третьего.
Дальше ничего не слышно из-за шума пролетающего над головами самолёта. Протяжный грохот от выстрелов САУ. Выстрелы из пушки БМП. Шум двигателя…
Ещё несколько выстрелов из орудия БМП…
Чей-то возглас:
— О! Горит!
— Да… Не одна…
— Это 38-й здесь стоит?
— 160-й танковый полк.
— Наоборот, все танки 160-го ушли туда. А это буряты стоят…
— Да, «Шилка» въ…(мат), мало не покажется.
Голос Кучинского:
— 16:20. Спецназ попал. Засада. Есть раненые. Идёт бой. (Рядом — громкий звук выстрела пушки БМП, чуть вдали — перестук пулемётных очередей). Артиллерия помогает. Выдвинулась наша группа («Ромашка», старшего лейтенанта Соловьёва) и группа спецназа на помощь, бронегруппа (из 1-й роты разведбата). Пошли за ранеными. Зашла наша «бэха»… (рев мотора) 17:20. Это «бэха» с пехоты. Она делает площадку для посадки вертолёта, чтобы забрать раненых. МТЛБ ушла за ранеными.
Близкий шум моторов БМП…
Чей-то голос:
— «Центральный», начинаю движение к тебе! Просьба, просьба: огня не открывать!
— Всем группам! Всем группам! Я — «Фаланга!» (позывной одной из групп спецназа — авт.) — Броня идёт к вам…Они дают зелёную ракету… Как понял? Приём.
Мат…
— Быстрее, шевелитесь… — Митрошкин.
— «Сотый», «сотый», я «одиннадцатый»! (позывной одной из групп спецназа).
Митрошкин:
— Я тебя понял, я тебя понял… Кто такой «одиннадцатый»?
— Мы находимся…
— Я тебя понял… Расположись в линию. Кто находился перед тобой, отправь ко мне. Я тебя понял, обозначь себя ракетой…
— Обозначаю…
Шум моторов…
Кучинский:
— Вертушки, вот они…
Митрошкин:
— Находиться вместе, занять оборону. Как понял?
— Сотый, сотый, я пятый, приём. (Группа спецназа).
— Пятый, пятый, кто такой?
Гул вертолёта над головой… Близко — пулемётные очереди… Гул.
Кучинский:
— Что они так медленно топают?
Голос Митрошкина:
— Не надо тебе называть себя никому… Ты сейчас забери, кого я тебе сказал. Как понял? Приём. Расположи их в линию и сиди…
— Центральный, я шестой. Куда располагать пехоту?
Митрошкин:
— Значит так. «Михей», я — «сотый», приём. «Михей», ты вышел, куда я тебе сказал?
— Вышел.
— Молодец. Сейчас на тебя выйдет «Арал». Встречай «Арала».
— Я начал двигаться, нас разделяют метров сто. Я иду на вас в лоб.
— Хотя бы «стой, кто идёт» скажи!», понял?
— Понял, понял.
— «Арал»! Я — «сотый». Где «Ревизор» и «Байкул?»
— «Байкул» остался на вершине. Остались я и следующая группа.
— А группа «Ревизора» куда ушла?
— Группа «Ревизора» шла второй. «Ревизор» остался во второй группе. И частично у меня пара штук второй группы.
— «Сотый», я «первый», (одна из групп спецназа), на приёме.
Митрошкин:
— «Сотый» на приёме…
— Нахожусь выше со второй группой… — кто-то из командиров групп. — Чуть выше, метров сто…
— Ещё раз повтори…
— Я нахожусь вместе со второй группой на удалении от третьей группы около ста метров. Как понял? Приём.
— Понял тебя… «Байкул»…
Треск рации.
— «Броня», «Броня», я «сотый», приём.
— Я «Сова», приём (лейтенант Кляндин, второй разведотряд).
— Передай! «Муха» (позывной одной из групп спецназа. Всего было 12 групп, по 16 человек в каждой — авт.), с группой раненых выдвигается к нему навстречу по ущелью. Там где была группа, как она себя обозначала… Слева от тебя сопка… «Муха» выдвигается…
— «Муха», «Муха», от меня «Муха» идёт. Она идёт вперёд!
— Да, да.
— Понял, понял вас.
Митрошкин:
— «Фаланга», я — «сотый». Приём. Ты передал броне? Приём.
— Я ей передал, но они сказали, что мы должны обозначить себя…
Митрошкин:
— Не надо посылать броню, держи её там, где я её оставил, броня здесь не пройдёт, она не поднимется!
— Пройдёт! Она уже пошла…
— «Арал», «Арал»…
— Я тебе сейчас крикну! Ты меня слышал?
— Перед нами кто-то есть, — встревоженный голос.
— «Михей», я «сотый», приём…
— «Центральный», «Центральный», я — «Фаланга», приём.
— Я слышу тебя, слышу.
— Дай три красных ракеты, чтобы себя обозначить, приём.
— Я — «сотый», встречай «Арала». Обозначьте друг друга! Договоритесь об обозначении…
— «Центральный», я «Фаланга», как слышишь? Приём.
— Вы где находитесь?
Голос Кучинского:
— Два «двухсотых»…
— «Первый», «первый», я — «сотый».
Голос генерала Вербицкого:
— Сколько до вас примерно? Где вы находитесь? Я вижу свечение фонарика.
— Это не мы! Я сейчас дам зелёную ракету, наблюдай! Приём.
— Тебя понял!
— «Центральный», я «Фаланга», что делать броне? Она сейчас может уйти в другую сторону.
Митрошкин:
— Броне стоять на месте! Броне стоять на месте!
— Я понял: броня будет стоять на месте и обозначит себя двумя красными ракетами.
— Не надо себя пока обозначать. Занять круговую оборону!
— Я понял.
— «Сотый», я «первый», дай зелёную ракету!
— Даю зелёную ракету, наблюдай!
— Вижу красные габариты машины!
— Бери «двухсотых» и выходи вниз. Как понял?
— Тебя понял.
— Я иду на фонарь!
— Это не наш фонарь!
— Понял, понял тебя!
— «Одиннадцатый», как понял? Приём. Я — «сотый!» Дай зелёную ракету!
— Понял, даю зелёную ракету!
— «Центральный», я «Фаланга», на приёме.
— С кем пошёл наводчик-артиллерист?
— Он пошёл с «Байкулом», который остался на вершине.
— «Байкул» сидит на вершине в окружении.
Митрошкин:
— Передай Байкулову: надо выходить из окружения, потому что перед нами чичики, они нас не пускают, нас держат!
— Я понял.
— «Центральный»…
— «Сотый», я «одиннадцатый», видел ли ты мою зелёную ракету?
— Да, видел.
— «Центральный»? Я «шестой». Что нам делать? Что нам делать?
Близкий густой треск автоматных очередей…
— Понял тебя, понял…
— Я «сотый«…Останови машину, я сейчас к ней спущусь!
— «Сотый», я «второй», приём. К кому идёт эта машина?
— Эта машина по дороге идёт ко мне.
— За мной эта машина подъедет? «Сотый», я «второй». Будет нам машина или нет? (это радист из рассеянной группы, там не могли тащить раненого).
— Вы находитесь на дороге?
— Мы на небольшом отдалении от неё.
— Назови свою фамилию…
— Я рядовой Черошкин.
— Ты из какой группы?
— Первая и вторая группа.
— Это которые на сопке сегодня сидели? (с 29 на 30-е декабря). Выдвигаетесь к броне. С тобой есть раненые?
— Два «двухсотых» и один раненый.
— Броня от тебя далеко?
— Метров четыреста-пятьсот…
— Ты в состоянии двигаться?
— Я-то да…
— Выдвигайся, выходи на наши войска. Они прямо перед нами. Видишь свет? Как выйдешь на окраину, дай зелёную ракету. Они прямо перед нами, как выйдешь из посадки, дай зелёную ракету. Как понял? Приём. «Фаланга!» Я «сотый». Как увидишь зелёную ракету, выйди, помоги ему эвакуировать раненых. Там вышла рассеянная группа. Я «сотый». Сейчас выдвигается к посадке, его позывной «второй», с ним два «двухсотых». Как выйдет на окраину зеленки, дай зелёную ракету! — голос Митрошкина.
— «Сотый», я «второй». Куда вести группы — первая и вторая. У нас два «двухсотых» и один «трёхсотый».
— Ты их эвакуировать можешь? Работай позывным «Ревизор», тебе ещё раз говорю! Ты можешь сам их тащить? (Митрошкин объединял рассеянные группы и давал им новые позывные — авт.).
— Мы всех забираем и начинаем движение вниз, движение здесь очень медленное.
— Я понял тебя, «Ревизор», начинай движение очень медленно, иди по дороге.
— Я «шестой». Где находишься ты?
— Я не скажу! Уходите, кому сказал?
— «Фаланга», броня за «двухсотыми» идёт с фарами…
— «Ромашка», я — «Центральный», приём.
— Я «Ромашка», слышу тебя, — голос старшего лейтенанта Соловьёва.
— Броня выдвигается с включенными фарами.
Митрошкин:
— Хватит болтать, хватит болтать! Заткнитесь в эфире! Работайте в эфире по моей команде! Со мной находятся следующие группы: «Михей», «Арал», группы «Ревизор», «Ромашка». «Ревизор» выходит из зелёнки, а «Ромашка» идёт на броню!
— Нам отходить или нет? — Соловьёв. (Он вытаскивал двоих раненых — авт.).
— Ты идёшь по хребту или по лощине? Обозначь себя ракетой, любой!
— «Арал», я «сотый», приём. «Арал», это по тебе стреляют?
— Справа…
— Это чичики… Внимание! Никому ракетами не отвечать! «Туча» с тобой? Всё, выходите, ребята… «Арал», я тебя видел, ты мне больше не нужен, спускайся, все.
Голос Митрошкина:
— Нет, не работает… (треск рации). Ко мне вышел «Байкул», который был там на высоте, и с ним два «двухсотых» и один «трехсотый».
— Вас понял. Приём, — чей-то интеллигентный равнодушный голос.
— Я всех сейчас пересчитаю и вам доложу. Всё, находимся в радиомолчании. — Митрошкин.
— «Сотый», я «Ромашка»: тяжелого отправили… В разведбат раненого отправили. Нахожусь у сопки, по которой зашли, с одной бронёй, и пять человек со спецназа, остальные «Ромашки». Со мной сапёры, что нам делать? — старший лейтенант Соловьёв.
— Сейчас уточним, подожди.
— «Сотый», я «Ромашка», я спустился, обозначь, куда мне идти! Я нахожусь внизу, как указывал. Справа, откуда мы пришли, бугор, там работает снайпер, на броне раненый, и в группе спецназа тоже есть раненый. Будьте осторожны!
— Броня, броня! Я «сотый», приём!
— Я «Фаланга»!
— «Передай, что «Муха» с группой раненых выдвигается к нему навстречу. Там, где была группа, как себя обозначала, слева от тебя, сопка. «Муха» выдвигается!
— «Муха», «Муха», от меня «Муха» идёт! — чей-то голос.
Картину той ночи дополняют сухие строчки из составленных позднее документов…
Из наградных листов:
…Старший лейтенант Александр Соловьёв, командир взвода разведдесантной роты. В ночь на 29-е декабря, командуя 2-й разведгруппой по выводу спецназа, на высоте завязал ночной бой. Быстро и умело эвакуировал раненых, лично уничтожил одного стрелка.
…Ефрейтор Александр Мамонов, командир отделения 1-й разведроты. В разведдозоре обнаружил засаду, уничтожил пулемётчика противника, тем самым спас жизнь разведчику, который его не заметил. Представлен к медали Суворова.
…Ефрейтор Игорь Сидоров, снайпер. В ночь на 29-е декабря на высоте 558,0 группа попала в засаду. Начался ночной бой. Уничтожил пулемётный расчёт, чем обеспечил наименьшие потери в группе.
…Ефрейтор Антон Ширинский, старший радиотелеграфист-разведчик. В ночь на 29-е на высоте 558,0 при подходе вступил бой. Уничтожил нападавшего стрелка противника, занял выгодные позиции и огнём дал товарищам возможность обойти противника с фланга.
…Младший сержант Юрий Курилов, пулемётчик-разведчик. 29-го декабря в 16:30 в разведгруппе ст. л-та Соловьёва высоте 552,7, где вёла бой в окружении группа спецназа, обнаружил засаду. Забросал гранатами пулемётный расчёт. Отбивая атаки противника с левого фланга, обеспечил прикрытие коридора для выхода группы и эвакуации раненых.
…Рядовой Андрей Миронов, радиотелеграфист разведгруппы «Ромашка». В ночь на 29-е декабря на высоте 558,8 дозорная группа попала в засаду. Увидел, как летит граната под ноги командиру группы, сбил его с ног, чем предотвратил гибель командира. Представлен к медали «За отвагу».
…. Рядовой Алексей Смирнов, оператор-радиотелеграфист 1-й разведроты. 29-го декабря в дозоре на горной тропе обнаружил троих бандитов с миномётом. Подпустил и в упор уничтожил двоих, захватил миномёт. Представлен к медали «За отвагу».
…Рядовой Александр Сорокин, старший оператор РВН. 29-го декабря от РВН действовали две БРМ-1к для огневой поддержки спецназа, 1-й разведроты и РДР. Бронегруппа, в которой находился рядовой Сорокин, шла на помощь спецназу. Шёл в первой тройке, при эвакуации товарища был ранен снайпером в ногу, но вынес его в безопасное место. Представлен к ордену Мужества.
…Сержант Андрей Кишаев, командир отделения 1-й разведроты. 29-го декабря — командир тройки в дозоре. Организовал засаду, а когда на неё вышла банда, завязали бой, в котором уничтожил гранатомётчика. Представлен к медали Суворова.
…Сержант Роман Папин, командир отделения 1-й разведроты. 29-го декабря находился в дозоре. Заметил группу боевиков, которые минировали тропу. Уничтожил всех троих и разминировал тропу. Представлен к медали «За отвагу».
…Рядовой Александр Мясников, оператор-радиотелеграфист 1-й разведроты, снайпер. С дозором на отметке 647,1 находился в засаде. Когда на засаду вышла бандгруппа, метким выстрелом убил главаря группы. В рядах банды началось смятение, остальных бандитов добила группа. Представлен к медали Суворова.
…Сержант Дмитрий Порплик, командир отделения 1-й разведроты. 29-го декабря находясь в дозоре, обнаружил засаду боевиков. В бою уничтожил несколько огневых точек противника, помогал раненым. Представлен к медали Суворова.
…Младший сержант Дмитрий Ярошенко, наводчик-оператор БМП 1-й разведроты. 29-го декабря находился в дозоре с бронегруппой. Когда обнаружили засаду противника, огнём уничтожил пулемёт и гранатомётный расчёт, что позволило спасти троих раненых разведчиков. Представлен к медали Суворова.
…Старший лейтенант Геннадий Бернацкий, командир взвода разведдесантной роты. 29-го декабря разведгруппа старшего лейтенанта Бернацкого вела разведку высоты 558,0. Группа первой обнаружила засаду. Принял решение: скрытно обойти противника и уничтожить внезапной атакой. В бою действовал умело, смело и решительно. В ходе боя группа уничтожила 10 бандитов и пулемётный расчёт.
…Старший сержант Николай Коржавин, зам. командира взвода. В ночь на 29-е декабря был в составе 2-й разведгруппы на отметке 558,0. При подходе к высоте попали под обстрел. В бою создалась ситуация опасности окружения дозора. Действуя смело и решительно, рискуя жизнью, выдвинулся вперёд и из автомата и подствольного гранатомёта уничтожил пулемётчика и двоих автоматчиков противника.
…Рядовой Юрий Александровский, радиотелеграфист-разведчик разведдесантной роты. На высоте 552,7, где вела бой в окружении группа спецназа, попал с группой в засаду. Был в составе пулемётного расчёта. Выдвинувшись на правый передний край, занял выгодную позицию и отбивал атаки противника, не подпуская его с правого фланга, уничтожил четверых бандитов. Прикрывая отход группы, обнаружил снайпера и уничтожил его, чем помог вынести раненых.
«Всем отступить!»
Леонид Высоцкий:
— Отвёз раненого, возвращаюсь, по рации дурные вести: у группы спецназа потери — майор и срочник-пулемётчик, у групп разведбата только раненые. Насколько я понял, наши группы уже выбили «духов» из их окопов, оставалось совсем немного, чтобы закрепиться, и вдруг Митрошкин командует: «Всем отступить!». Наши командиры групп говорили, что этого нельзя делать, ребят потеряли, и «духов» из окопов уже выбили! Отойдём назад, они опять в свои окопы залезут, и мы опять людей при штурме потеряем! Но Митрошкин никого не послушал, отдал приказ высоту оставить. Погрузили раненых и убитых и оставили зачищенную высоту.
Никогда не забуду погибшего пулемётчика из спецназа. Когда его грузили, он был в одном тельнике. Парни из спецназа рассказали, что он сорвал с себя бушлат и китель, и полез в окоп к «духам». Как погиб не знаю, но, думаю, был героем.
Остановились, построились, командиры групп проверили личный состав, медики оказали помощь раненым, погрузили в санитарную машину убитых. Насколько помню, поступил приказ приготовиться к повторному взятию высоты, и тут все запротестовали: «Какого чёрта, мы её уже брали и оставили…». Спецназ стал показывать пальцем на нас: «Это задача разведбата», мы — на спецназ. Стояли, ругались, пока кто-то из офицеров не успокоил. Больше в тот день никаких заданий не поступило, и мы вернулись в базовый лагерь.
Александр Соловьёв:
— 29-го декабря вечером я ушёл с гор, выполняя приказ Митрошкина, с тремя ранеными спецназовцами. Мы их вытащили, нас встретила броня в кустах, стали грузить, в это время снайпер подстрелил ещё одного бойца. Загрузили раненых. Я опять пошёл к своей группе, но попал под обстрел снайпера. Гора была лысая, понял, что не пройду. Обходить её не имело смысла, я бы потерялся. Тогда мне Митрошкин приказал возвращаться на базу. С этими ранеными спецназовцами вернулся на базу и тут вышли остатки моей группы, других, и спецназа.
Только всех ребят построил, прибегает Паков: «Саня, выручай Петю Захарова, он в хвосте, несёт важный трофей, за ним идут много «духов». Помню, как встретил запыхавшуюся группу Захарова. И когда Петруха последним запрыгивал на броню, я заметил, что у него вся спина в крови. На мой вопрос: «Ты ранен?», он устало улыбнулся и ответил «Это от трофеев…». Я — на броню, взял шесть бойцов, забрал его, и мы вернулись в лагерь. Это было уже утром 30-го. Поспали часов пять. Разбудили нас, и опять туда же, по новой…
Олег Кучинский:
— Группа вышла к своим, собрав раненых и убитого спецназовца майора Тучина. Мы сели на БМП и их сразу отправили в медбат 3-й дивизии.
А все штурмовые группы поздно ночью разъехались по батальонам и начали готовиться снова брать эти высоты.
Из журнала боевых действий:
«30.12.99 г. начальником разведки группировки задачи группам были уточнены. В 12:30 30.12.99 г. разведгруппа под командованием ст. л-та Соловьёва и разведгруппа под командованием л-та Кляндина выдвинулись на технике в район высоты 950,8.
С 23:00 30 декабря разведгруппа вела бой с превосходящими силами противника. В результате боя были захвачены стрелковое оружие, 82 мм миномёт и большое количество боеприпасов».
Александр Соловьёв:
— Запланированную операцию мы начали 30 декабря утром. Я во главе своей группы в составе разведотряда, возглавляемого офицером ГРУ, пошёл на первую высоту, которую мы заняли без боя, вечером того же дня с боем — вторую.
Олег Кучинский, снайпер:
— Утром 30 декабря на КП 160-го полка собрались все штурмовые группы во главе с командиром отряда спецназа подполковником Митрошкиным, который планировал эту операцию по взятию Волчьих ворот. Митрошкин лично поставил задачу каждой группе.
Первыми пошли на БМП «Арал» и «Ромашка», а следом мы — «Байкул» и «Сова». Сели на «Урал» и доехали до зелёнки…
«Они планировали, им и карты в руки…»
Александр Куклев, начальник разведки 3-й мотострелковой дивизии, подполковник:
— В должности начальника разведки дивизии, являясь прямым начальником командира 84-го орб, лично руководил боем в Дуба-Юрте, с божьей помощью остался жив, потерял десять человек убитыми, выходил из боя последним.
Какова моя роль в планировании и проведении этой операции?
По приказу командующего группировкой в середине декабря я был откомандирован в штаб северо-западного направления под командованием генерала Молофеева, позже геройски погибшего. Я вернулся в Старые Атаги вечером 30-го декабря. Доложив начальнику штаба группировки полковнику Кондратенко о прибытии и поручениях генерала Молофеева, получил приказ: в Грозный не возвращаться, руководить действиями 84-го орб. «С корабля на бал…».
Прибыл в батальон 30-го, доложил подполковнику Тупику о прибытии, заслушал доклад майора Пакова по обстановке, он вкратце объяснил задачу, которую ему поставили. От Тупика получил задачу развернуть свой пункт управления в помощь батальонному и пункту управления отряда спецназа. В действия Митрошкина и Пакова по управлению группами на высотах не вмешивался: они планировали, им и карты в руки. Таким образом, получается, что высоты восточнее Дуба-Юрта штурмовали 3–4 группы от разведбата и отряда спецназа ГРУ. И в Дуба-Юрт пошли две группы. Итого в общей сложности 5–6 групп.
Танковый полк по горам наступать не может. Он сможет войти в Дуба-Юрт, когда разведчики закрепятся на хребте. Высоты за разведчиками должны были занять мотострелковые роты танкового полка.
«Всю ночь просидел у радиостанции…»
Леонид Высоцкий, разведчик-наблюдатель разведывательного взвода наблюдения, рядовой:
— 30 декабря моя группа была направлена на окраину цементного завода. Командование батальона решило дать нам возможность отдохнуть. Всю ночь просидели у радиостанции, слушали, как другие группы работают в горах.
Судя по переговорам наших групп, работающих в горах, в районе Дуба-Юрт концентрировалось большое количество боевиков.
Нам был назначен новый командир, лейтенант Миронов. Мужик он был, что надо и мы этому только порадовались.
«А на бруствере — мозги…»
Александр Соловьёв:
— Утром 30-го декабря опять пошли на то же место, опять штурмовал эту высоту. Вся сопка и окопы на ней были в крови, следах от волокуш, много окровавленных носилок, бинтов, шприцов: ночью по зубам они от нас хорошо получили. На окопе вижу: маленькая вороночка, а на бруствере — мозги. Труп своего убитого боевики забрали, а разбитый автомат оставили. Попадание в этого боевика было из подствольника.
Свои трупы они в овраг скидывали. Я нашёл два таких схрона. Палкой ткнул туда — схрон. В одном шестерых насчитал, их закидали свежими листьями, они там мёртвые сидели, с завязанными головами и руками. Потом эти трупы боевиков меняли на наших погибших ребят, которых не смогли сразу вынести из Дуба-Юрта.
«Ночь под уханье сов и вой шакалов…»
Геннадий Бернацкий, командир взвода, старший лейтенант:
— 30-го в пять часов утра прибегает дневальный: «На штурм высот!» и убежал. Знали, что пойдем на штурм «духовских» баз. Не просто разведка, а штурм — такой был приказ. Нас опять собрали в группы с «чучкарями», и пошли. Броня была только у нашей группы, остальные шли пешком. Потом узнали по радиоперехватам, что Хаттабу сообщили: «Русские втащили броню туда, куда наши ишаки не прошли». Они не ожидали, что мы в горы технику затащим. Сожгли у озерца хаттабовскую машину, вторая успела уйти. У него было две БМП. Немножко до конечной высоты мы не дошли.
Сели на высоте с отметкой 640. Надо дальше продвигаться, пехота сзади. Чучкари: «Кто пойдёт? Вы же разведка, мы — спецы, вам карты в руки». Посмеялись. Пошли мы, хотя по идее — они должны были. Прошли мимо сарайчика небольшого. Соловьёв остался там, пока спецы обследовали зелёнку. Я прошёл дальше на высоту, вышел к каркасу какой-то постройки, дорога дальше идёт и вниз, в лощину. Каркас из толстых брусьев и крыша, замаскировать осталось. Уже начало темнеть. Смотрю — по лощине фонарик спускается, и ещё один. Я туда — гранату. Рвануло. Криков не было. Тишина. К Соловьёву пришёл. Ночью сели вкруговую, бойцов раскидали по площадке.
Всю ночь сидели в обороне, потому что «духи» начали нас обстреливать. Связь была, но в эфир не выходили, потому что опасались сканеров. А они зелёные ракеты пускали, как бы свои, чтобы мы ответили. Слышали пение птиц, но необычное, типа сказочного, такой переливчатый свист. Месяца через два такой же слышал, на другой высоте, так же под Дуба-юртом пели. Потом уханье сов, вой шакалов. Это они сигналы давали — то собираются, то разбегаются. Ребята лежали, не стреляли. Если шорох — ребята сразу открывали огонь. Они о нас знали, что мы здесь. А на высоте их базы. Так ночь просидели…
Думали, что на этом всё и закончится, Новый год будем нормально встречать…
«Стрелял и грелся о ствол автомата…»
Антон Ширинский:
— Меня поставили в дозор с лейтенантом Бернацким. Такую пальбу открыли — как будто ДШБ (десантно-штурмовой батальон — авт.) идёт! Потом опять поменялся с Мироном, он — в дозор, а я на рацию к Соловьёву. Соловьёв показывает вниз: «Там дзот замаскированный!». Выбрал самых быстрых, меня и Александровского. Мы обошли дзот с фланга и закидали гранатами.
На ночь легли в круговую оборону. Я увидел — ночник (прибор ночного видения — авт.) работает. Подполз поближе, дал очередь, он погас. Всю ночь «чехи» вокруг лазили, волками выли, кричали, мы по ним стреляли. На мне было два свитера и сверху «горка». Через пару часов лежания в обороне я так замёрз, что мне было всё равно, кто там воет. Я готов был повоевать, лишь бы согреться. Когда начали всякие огоньки передвигаться, стрелял по ним и грелся о ствол автомата.
Утром пошли дальше по дороге. Дозор расхерачил какой-то домик или шалаш, не помню. В рации творилось что-то не понятное: то одна команда, то другая. «КамАЗ» нашли, полный оружия. Красиво он так горел, прямо как салют в День Победы. Остановились на какой-то сопке, сели отдохнуть. Я рацию, она в очередной раз сломалась, закинул в броню, сижу возле Соловьёва. Бернацкий впереди такую пальбу вёл, что пока очередь впереди нас не легла, мы и не поняли, что он уже бой начал. Легли в полукольцо, но «чехи» отступили. А противника называли кто как: «чехи», «чичи», «чичики», кто прошёл Афган — «духами». Кому как удобно, какого-то принципа в этом не было.
Внизу было слышно, как работала техника, Гоша из СВД там кого-то положил, потом с БМП туда начали долбить — вроде накрыли их зенитку и броню.
Начало темнеть, «чехи» сразу оживились, пошли со всех сторон. БМП подбили, мы держали их, пока на последнюю БМП не перегрузили всё, что можно было, потом отступили. По дороге назад видел отделение пехоты. Рост у всех не больше 160 см, испуганные. Оставили им «Мух» со «Шмелями», поздравили с наступающим Новым годом и поехали в батальон…
Операция шла весь день 30-го и ночь на 31-е декабря, разведчики и спецназовцы работали на высотах и на подступах к Волчьим воротам, выполняя поставленные задачи.
Наступило 31 декабря 1999 года. Последний день года — какая, казалось бы, война, можно и передохнуть, встретить Новый год, как все нормальные люди. В Москве, в сотнях городов России люди готовились проводить уходящий год, а здесь, под Дуба-Юртом, российские солдаты готовились к бою… Готовились умирать…
И писали домой письма…
Сержант Виктор Ряховский, последнее письмо:
Здравствуйте, мои дорогие!
Вот пишу вам ещё одно письмо. Во-первых, поздравляю вас всех с Новым 2000 годом. Когда вы получите это письмо, будет, скорее всего, старый новый год, а может и позже. Желаю вам всего самого, самого. У меня по-прежнему всё нормально. Жив и здоров. Матери в Переславль я уже написал. Сегодня напишу ещё одно письмо.
Я вас всех очень люблю и скучаю. Ваня и Алена, слушайтесь маму и во всем помогайте ей. Какие там у вас дела? Когда получите это письмо, то, наверное, уже отелится Милка. Напишите, кого она отелила и всё ли нормально. За меня не волнуйтесь. Я знаю, что вам трудно, но потерпите, ничто в жизни не даётся просто так. Наша часть находится в горах недалеко от Шатойского ущелья. Погода здесь стоит тёплая. Днем 10–12 градусов тепла. До границы с Грузией около 50–60 км. Но в горах это расстояние очень большое. Потому что спереди одни горные перевалы, покрытые лесом, скалы, обрывы и ледники. Когда приеду домой, пока не знаю, но постараюсь пораньше. Говорят, что война скоро должна закончиться. Земляков здесь много. Я уже писал, что служу в разведывательном батальоне. Женька Быков попал в пехотный полк. Где он находится и что с ним — не знаю. Живём в палатках вдалеке от населенных пунктов. Сфотографироваться нет никакой возможности. Нет ни фотоаппарата, ни пленки. Ну вот, пожалуй, и всё. На этом — до свиданья.
Пишите почаще. Жду ответ.
30.12.99 г.
Через несколько часов Виктор Ряховский примет страшную смерть…
Из журнала боевых действий:
«К 6:00 31 декабря первая и третья разведгруппы в указанных им районах завязали бой с противником».
«В село с фонариками вошли боевики…»
Михаил Курочкин, гранатомётчик, рядовой, группа «Нара»:
— На высоты за Дуба-Юртом из десантной и первой рот ушли две группы. Наша, вторая рота, командовал которой к тому времени старший лейтенант Шлыков, осталась на базе, на случай поддержки тех, кто ушёл в горы.
Приехали на наблюдательный пункт, майор Агаев нам говорит: «Сидите здесь». Налили в каску соляры, подожгли, сидим вокруг, греемся. И слушаем эфир по рации. Скоро слышим: «Один раненый, легко, в руку». Потом слышим сообщение: «В село с фонариками вошли боевики».
Под утро 31 декабря в штаб операции пришло сообщение по рации, что отряд спецназа старшего лейтенанта Тарасова, действовавший на высотах за Дуба-Юртом, попал в засаду и ведёт неравный бой.
Надо выручать спецназ
Владимир Паков:
— В штабе операции было принято решение пойти ему на помощь. Но самое страшное, как потом оказалось, что отряд спецназа Тарасова на эту высоту, с которой он якобы давал сигнал о помощи, не вышел, он заплутался. Теперь я не исключаю, что это наше решение послать группе Тарасова помощь через Дуба-Юрт было спровоцировано боевиками: они вышли на наши радиочастоты.
Самой короткой дорогой пробиться в попавшим в засаду спецназовцам, как тогда думало наше командование, можно было дорогой через Дуба-Юрт. Село было договорным, поэтому, наверное, никто из организаторов операции не предполагал, что здесь может быть засада.
До принятия рокового решения оставались минуты…
«Что делать?»
Иван Кузнецов, командир взвода, старший прапорщик:
— В ночь на 31 декабря я был оперативным дежурным на связи в штабе батальона. Примерно в четыре часа ночи услышал по рации, что наши группы завязали бой с «духами». Держал разведгруппы на связи. Скоро командир какой-то нашей группы вышел в эфир и открытым текстом: «У нас один «двухсотый» и один раненый!».
Я пошёл к майору Агаеву: «Надо как-то этот вопрос решать, группа завязала бой, они блокированы, что делать?» — «Сиди на связи!». Наши передали открытым текстом, что их окружают, потом в эфире ничего не было слышно. Последние слова командир группы передавал мне шёпотом — «чехи» были так близко.
Из журнала боевых действий:
«Резерву разведки под командованием ст. л-та Шлыкова была поставлена задача выдвинуться на южную окраину Дуба-Юрт и занять оборону у отметки 420,1 с целью не допустить отхода боевиков и подхода резервов противника».
«Задача: выдвинуться в село…
Михаил Курочкин, гранатомётчик, группа «Нара»:
— Рано утром 31-го декабря в роту пришёл майор Паков: «Задача: выдвинуться в село, сделать там засаду. Две группы будут сшибать боевиков с высоток, когда они будут уходить в село, ваша задача — не пускать их. Постоять с шести до девяти. В 9 часов утра придёт пехота, вас сменит». Паков добавил: «Приказ пришёл свыше». Мы знали, что от генерала Вербицкого.
Приказ есть приказ, надо выполнять. На трех БМП, на каждой по 11–12 человек, а всего 29. Офицеров в роте было тогда только двое — Шлыков и Миронов.
Разведгруппа «Нара» под командованием старшего лейтенанта Владимира Шлыкова около шести часов утра 31 декабря начала медленно двигаться и вошла по дороге в казалось бы ещё спавшее, покрытое зимним утренним туманом село. Считанные минуты оставались до начала трагедии. Залёгшие в огородах у домов бандиты уже прицеливались в колонну боевых машин из гранатомётов и пулемётов…
Остановиться бы, спешиться, проверить эти огороды…
«Приказ: «Выдвигаться!»
Михаил Курочкин, гранатомётчик, группа «Нара»:
— В шесть утра выдвинулись на окраину села. Приказ: «Стоять». Стояли минут десять. Приказ: «Выдвигаться». Выдвинулись в село. Недалеко, вижу — больница стоит. Мы со старшим лейтенантом Шлыковым ехали на первой БМП, сидели рядом, на одной машине. У меня была привычка сидеть возле пушки, но тут Шлыков сел, и я рядом примостился…
«Идите вслепую!»
Геннадий Бернацкий, командир взвода, старший лейтенант:
— У нас на высотах ярко светило солнце, а внизу, в селе, стоял туман. В шесть часов утра услышали по рации, позывной был второй роты, что прошли омоновский блокпост, и идут дальше на Дуба-Юрт. Слышим по рации «Иду вслепую!». Кто-то им приказывает: «Идите вслепую!».
Александр Соловьёв:
— У меня с собой была рация «Арбалет», по которой я услышал на частоте батальона доклад исполнявшего обязанности командира второй разведывательной роты старшего лейтенанта Шлыкова, о том, что он готов войти в Дуба-Юрт. При этом командир второй роты пользовался позывным роты «Акула», поэтому я понял, что он говорил именно обо всей роте. Командир второй роты два раза спросил: «Что делать?», на что «Сотый» ответил: «Идите вслепую!». Командир роты переспросил: «Не понял, что делать?», «Сотый» ему опять ответил: «Идите вслепую!». Этот диалог я слышал лично со своей радиостанции, которая постоянно находилась при мне.
«Было предчувствие: что-то случится…»
Михаил Курочкин:
— У меня было предчувствие, что сейчас что-то случится… И точно — на нашу машину из-за дома летит граната — взрыв прямо на броне! Меня в это мгновение старший лейтенант Шлыков столкнул плечом с брони. Я ему за это обязан жизнью. Меня не задело, но ранен Шлыков, и очень тяжело — Воронин, ему весь живот разорвало осколками. Кто-то из ребят-контрактников вколол ему промедол, но без толку — он уже умирал.
Сразу же после взрыва гранаты начался очень плотный автоматный обстрел колонны из близлежащих домов. Все мы тут же попрыгали с машин, заняли оборону на обочине дороги. Пока нас спасало то, что ещё было темно, под утро. Радист стал передавать, что вся колонна попала в засаду…
Из журнала боевых действий:
«…При выдвижении группа (ст. л-та Шлыкова) попала в подготовленную засаду, и, понеся значительные потери, закрепилась в здании».
«Верю я, что господь
Видел всё и всё слышал
И российским солдатам
Все грехи отпустил…»
«Нас убивают!»
Геннадий Бернацкий:
— И в 6:15 внизу, в селе — грохот, разрывы!». Саня Соловьёв снял наушник: «Слушай!». По рации слышим крики: «Пацаны! Помогите! Нас убивают! Мы погибаем!». Что делать? Надо вниз идти! А нас бросили на штурм этих высот, вместо того, чтобы помогать парням, которые попали в селе в засаду.
Александр Соловьёв:
— Я слышал по радио крики: «Меня подбили, спасите! Помогите!». У меня волосы дыбом вставали от криков в эфире. Наших жгли с двух сторон, в том числе и с той высоты, где должны были быть наши. В это время у нас на высоте завязался бой. Один наушник радиостанции у меня находился на ухе, и я продолжал прослушивать частоты батальона. Минут пять было все спокойно. Но затем я услышал крики о помощи механика-водителя одного из подбитых БМП. Также я слышал, как какой-то сержант кому-то докладывал, что ведёт бой. Кто-то докладывал, что роту обстреливают из всех ближайших домов из гранатомётов и прицельным снайперским огнём.
Командир второй роты доложил «Сотому», что я, «Нара», попал в засаду. Также командир второй роты докладывал, что много подбитых машин, кончаются боеприпасы, большие потери личного состава. На это «Сотый» ответил ему: «Закрепиться на занятых рубежах и держать оборону до подхода подкрепления». Командир второй роты просил помощь, говорил, что минут через пятнадцать от роты никого не останется. Затем кто-то другой, кто это был — не знаю, пользуясь позывным «Сотый» сказал: «Сделаем, что можем, но сейчас послать некого». Затем этот же голос сказал «Наре»: «Отходите, послать некого».
Леонид Высоцкий:
— Я слышал кричащий голос по рации: «Мы под обстрелом, машина подбита, механик убит». Я сразу понял, что это кто-то из наших, но кто конкретно ещё не знал. Об услышанном по рации доложил лейтенанту Миронову. Поняли, что это шли переговоры майора Пакова и наводчика одной из машин второй роты.
«Акула» идёт на помощь
Владимир Паков:
— В эфире я тоже, конечно, слышал, как наши попали в засаду. Боевики разделили их огнём на две группы. Решил отправить в Дуба-Юрт ещё одну группу — «Акулу», она находилась в батальоне, ее возглавил лейтенант Миронов.
Было принято решение задействовать и авиацию, её вызывал генерал Вербицкий. Он пытался ее наводить, но настолько всё плотно и густо было в селе, что опасно применять: можно было попасть по своим. Надо было или колбасить всё или — вообще ничего. Приняли решение и «Шилкой» по окраинам села огонь не вести. Начальник артиллерии сказал: «По южной окраине села заградительный огонь я сделаю, но разлёт осколков — 400 метров, по своим я стрелять не буду, лучше расстреляйте меня на месте».
«Огонь шёл со всех сторон…»
Михаил Курочкин, гранатомётчик, группа «Нара»:
— Наша БМП загорелась, механик-водитель Коля Адамов выпрыгнул из машины — и его тут же валит снайпер. Огляделся по сторонам, я, оказывается, из всей колонны лежу самым первым. По нашей БМП опять стреляют из гранатомёта. Сержанту Виктору Ряховскому, командиру машины в нашей группе, выстрелом из гранатомёта голову снесло. Снайперы по нам работали — голову поднимешь — пуля над головой свистит. Заметил, что стреляют с сопок из-за Аргуна. Огонь шёл со всех сторон. Видели, как боевики с сопок спускались в село. Стреляли по нам и из домов этого села. А мы все лежали у первой подбитой «бэхи»…
Вижу, как ««духи» работают из гранатомёта, вижу снайпера, пулемётчика, как их автоматчики бегают. Огонь был такой плотный, что разлетелись от попаданий пуль провода над дорогой. Вторая наша «бэха» ещё не горела, её пулемётчик вёл огонь. Гранатомётчик «духов» подполз к ней поближе — первый выстрел отрикошетил от земли, взорвался за домами. Второй — попал в рубку БМП и разорвался. Там погибает Яскевич, ему оторвало правую ногу, он до последних секунд жизни просил помощи по рации, так и умер с наушниками на голове. Вокруг этой БМП лежали наши погибшие и раненые.
Адреналин у меня был такой, что не соображал ничего — только вёл огонь из автомата, «граник» остался на броне, когда меня Шлыков с неё столкнул. Высовываюсь из-за куста и — ухо заложило: так близко пуля пролетела. Со мной рядом контрактник лежал, сержант, у него было несколько ходок в Чечню, кричит: «Надо отходить!». Отходим к Шлыкову, он, раненый, отстреливался с обочины у горящей машины. Я отползал последний — всех видел, кто убит, кто лежит — не поймёшь, мёртвый или ранен. Кто-то крикнул: «Прорываться к своим!». У второй машины пушку заклинило, она не работала, у третьей пацаны ещё отстреливались. Там механик-водитель высунулся из люка и выстрелил «Мухой», а огонь от башни отрикошетил и ему в плечо, поворачивается — сзади спина горит! Ползу, вижу — валяются автомат и пулемёт, взял их с собой. Двое ребят тащат Саньку Коробку — прямое попадание снайпером в голову, всё лицо в крови, помогаю его тащить. Смотрю — в воротнике дыра от пули. Посмотрел ему в лицо — у него глаза нет! Пуля попала в затылок и вышла из глаза. Его другие ребята потащили, и я с ними начал прорываться к нашим…
Нас обнимает смерть по одному,
И замерзают слёзы на ресницах,
И мертвецы уходят в тишину,
Не успевая Богу помолиться…
В документах, составленных после боя по рассказам уцелевших солдат, сохранились немногие, но страшные и одновременно героические подробности этого трагического дня…
