Глава 13 Гепатит

Тело болит, словно по нему прошлись бульдозером. Обычно так у меня начинается грипп…

Кое-как довел машину до Кандагара. Обратно за руль сел Володя. Мне было совсем тяжко. На вилле сразу завалился в кровать. Поднялась температура. Трясучка по всему телу. Все-таки какой-то странный грипп, непонятный… Тахир из бригадного магазина привез литровую банку меда. Накипятил воды и поставил на стол.

– Пей, – сказал он, – мед от всех болезней помогает.

Вообще-то от простуды мне лучше всего помогает сушеная ромашка. Заваришь ее в кастрюльке, накроешься полотенцем и дышишь парком. Помогает, но не всем. Когда учились в Москве, я посоветовал Сереге – одногруппнику подышать над настоем ромашки, он простудой страдал. Сергей подышал и… попал в больницу с сильным аллергическим отеком. Кому ромашка бальзам, а кому – яд.

Вот и мед. Мне он действует на желудок, но Тахира расстраивать не стал – человек помочь хочет, да и надо же чем-то лечиться.

Через два часа активного пития чая с медом сменил четвертую простыню. Пот по телу лился ручьем.

– Как дела, Санек? – в комнату заглянул Володя. Он недавно выписался из госпиталя – тяжело переболел «медвежьей болезнью».

– Спасибо, бывали деньки и получше. Я от температуры сильно страдаю. Стоит на две десятые подняться выше нормы – умираю… Ничего, справлюсь! Тахир меда притащил, вся хворь потом выйдет. Сам-то как?

– Нормально. На ближайшие лет десять в сортир набегался.

Оба улыбнулись.

– Володь, ты собираешься к нам на виллу перебираться? Тахир в декабре улетает в Союз, место освобождается. Комната хорошая, сам бы в нее перебрался, но тебе уступаю. Что скажешь?

– Спасибо, Санек, но я с Андреем на вилле сжился. Как-то неудобно уходить.

– С Андреем сжился, неудобно уходить… – передразнил я его. – Помяни мое слово: не ты, так он или кто-нибудь другой поселится. Жалеть будешь. Проситься станешь, не возьмем.

– Не наезжай. Я подумаю.

– Думай быстрее. А сейчас дуй из комнаты, болеть буду.

Мне действительно стало хуже. Закрыл глаза. Задремал… В дверь постучал Тахир.

– Как ты? Что-нибудь нужно?

– Спасибо, пока ничего не требуется. Спать охота.

– Спи. Я шефа предупредил. Завтра в Кандагар не едешь. Отлеживайся, – сказал Тахир.

– Для полного счастья мне как раз Кандагара и не хватает…

Тахир ушел. Я уснул. Снилось, что иду босиком по раскаленной пустыне. Вокруг никого: ни людей, ни зверей. Один, совсем один. Жара, ступни ног горят. Зачем-то на плечах тащу тяжеленную мокрую шубу. Бросить бы ее, но нет, тащу! Шаг, другой, все… проваливаюсь в бездну.

Открываю глаза. Горю, как уголек. Простыня мокрая от пота. Температура – 39,5. Солидно! Высокая температура – это хорошо, значит, организм борется с болезнью, резервы есть. Но больше двух суток высокую температуру держать нельзя, какие-то там кровяные тельца разлагаются – это я в медицинской книжке прочитал.

Попив чаю с медом, я снова заснул. Спал тревожно… Под утро температура немного спала.

– Да ты совсем разболелся. – В комнату вошли Тахир с Володей.

– Ночью хуже было. Ничего, сейчас аспиринчика с медком приму, и все будет в порядке. За меня не волнуйтесь.

Ребята уехали, я остался. Пил чай с медом, закусывая аспирином, и периодически менял простыни. «Нормально» не становилось…

Приехавший из Кандагара Тахир привел из госпиталя медицинскую сестричку Анютку. Она взяла у меня кровь из вены на анализ. Вечером сказала, что гепатита не обнаружено, возможно, грипп. Это успокаивает, хотя состояние от известия не улучшилось…

Пять дней я занимался самолечением: мед, вода, аспирин. На шестой день встал с кровати. Решил приготовить ребятам обед, они были в Кандагаре. Набрал в кастрюлю воды, но до плиты не донес…

Открываю глаза. Лежу в холле на диване, надо мной склонились Тахир, Володя и Женька – борода.

– Жив?

– Жив пока. А что случилось? – спрашиваю ребят.

– Что случилось? – проворчал Володя. – Сознание ты потерял. Хорошо, что мы раньше приехали. Какого хрена с постели встал? На подвиги потянуло?

– Вроде полегчало.

– Собирайся в госпиталь, – заявил Женька – борода.

Возражать не было сил. Ребята на руках донесли меня до машины.

В госпитале у меня вновь взяли кровь из вены, забрали всю одежду, вплоть до трусов, и отправили в трехместную палату, где уже были два офицера из бригады. Я завалился на свободную кровать у окна.

Через пять минут вошла медсестра со шприцем в руках.

– Готовьтесь, – сказала она, обращаясь ко мне.

Игла с хрустом вошла в мое тело.

– Уй! – взвизгнул я.

Боль была такой, словно в меня впился рой диких пчел.

– А обещали, «порожняком» поедем, – попытался я пошутить, кряхтя, переваливаясь на спину.

Медсестра, выполнив свой долг, молча удалилась.

– Серьезная девушка, – поделился я мнением с моими «сокамерниками».

– Ты еще заведующего отделением не видел. Николаем меня зовут, – протянул мне руку сосед по койке.

– Александр, – пожимая ему руку, ответил я.

– Виктор, – приветствуя, поднял руку третий больной. Он лежал ближе к двери.

– Давно отдыхаете? – поинтересовался я у моих новых товарищей по несчастью.

– Прилично… Виктор почти три месяца. Я месяц с брюшняком на кровати валяюсь. Через два дня обещали выписать. Вот такие дела, командир, – ввел меня в курс дела Николай.

– А у тебя, Виктор, что?

– Все! В том числе малярия.

– Малярия? – засомневался я. – В наших краях малярии вроде нет?

– Теперь есть, – подтвердил Виктор.

Виктор – веснушчатый капитан – артиллерист поступил в госпиталь с диагнозом «вирусный гепатит», но за время лечения переболел малярией – и заканчивает брюшным тифом. Вот нахватал так нахватал! По полной программе.

– Ну и как ты? – спросил я его.

– Нормально. Жив пока, – улыбаясь, ответил он.

И то верно. Ноги – руки целы, что еще нужно?

– Мужики! Что-то мне совсем плохо. Извините.

– Без проблем. Отдыхай, – ответил Николай.

Уколотое место болело и горело одновременно. Правая нога отнялась. А тут еще в животе заурчало, на «подвиги» потянуло.

Накрылся простыней и поковылял в туалет. Проходя мимо медицинского поста, поинтересовался, когда мне вернут нижнее белье. Ответа не получил. Только встретил удивленный взгляд медсестры: «Вот еще чего удумал».

Кое-как добрался обратно до кровати. Лег. Задремал… Кто-то взял меня за руку. Открываю глаза, стоит человек в белом халате. Оказалось – лечащий врач – Николай Иванович, майор. Пощупал пульс, посмотрел мне в глаза.

– Как состояние? – спросил он меня.

– Состояние «нестояния», – ответил я.

Врач улыбнулся.

– Раз шутите, значит, не так уж все плохо.

– А что у меня, доктор? – поинтересовался я.

Тот пожал плечами:

– Что? Болезнь. Вы больше жидкости пейте и лежите…

Хороший ответ. Похоже, он и сам толком не знает, что со мной. Что гадать. Время покажет.

Вечером снова пришла медсестра… Игла шприца вновь с хрустом вошла в мое тело. За день я намучился. Сильно болел бок, тянуло ногу, поэтому решил подставить другую половину. Это было большой ошибкой… Ночью спал исключительно на животе. Хорошо сказано: «спал»…

В шесть утра в палате вновь появилась, став мне уже «родной», медсестра.

– Готовьтесь, – проворковала она.

– Нет, подруга, – взбунтовался я. – Больше колоть себя не дам.

– Я буду на вас жаловаться начальнику отделения.

– Да хоть министру здравоохранения. Лучше помереть, чем терпеть такое.

– Какой нежный, – дернула плечиками медсестра.

– Нежный?!.. В общем, можешь жаловаться кому угодно. Колоть себя не дам!

– Что за шум, а драки нет? – В палату вошел врач.

– Николай Иванович, мочи нет терпеть эти уколы, а главное, ради чего? От чего лечили, от того и помер?

Врач, не обращая внимания на мои «умозаключения», посмотрев мне в глаза, расплылся в широкой улыбке.

– Поздравляю, Александр Петрович. У вас гепатит. Теперь вы не мой больной. Сегодня же переведем вас в другое отделение.

Как всегда, две новости: одна хорошая – наконец-то поставлен диагноз, и плохая – гепатит.

– Николай Иванович, вы уверены? Гепатит? – переспросил я.

– Абсолютно. Посмотрите на себя в зеркало.

В зеркале на меня смотрел небритый мужчина с белками глаз желтее куриного желтка.

– Эту желтизну глаз ни с чем не спутаешь – гепатит! – уверенно заявил врач.

Болезнь «вылезла» наружу…

Лежу под капельницей в общей палате человек на двадцать для рядового состава. Офицерские палаты переполнены. Рядом лежит солдатик лет восемнадцати, желтый, как лимон.

Капельница монотонно капает. Кап, кап, кап – шестьдесят капель в минуту, и так больше двух часов. Задремал… Снится лес, озеро. Утки плавают, рыбка плещется. Окуньки стайками гоняют мальков. Красота!.. Но что это? Кто-то плачет? Открываю глаза. Солдатик тихо всхлипывает.

– Ты чего, боец? – Нет ответа. – Звать-то как?

– Андрей.

– Так в чем дело, Андрей?

– Сейчас описаюсь.

Когда в тебя вливают четыре литра физраствора, поневоле в туалет потянет. Первый раз под капельницей я пролежал без проблем. А вот второй раз уже через пятнадцать минут медицинскую утку запросил. Потом еще пару раз. Неудобно просить, а куда деваться?

– Тяжко? Посудину чего не попросишь? – спрашиваю Андрея.

– Просил, не несут.

Мимо проходит медбрат – из выздоравливающих бойцов. Хватаю его за руку.

– Земляк, парню совсем худо, утку принеси.

Тот посмотрел на Андрея.

– Потерпит, салага.

Сжимаю руку бойца.

– Ты меня, видимо, не расслышал? Как фамилия?

– Младший сержант Бутенко.

– Так вот, младший сержант Бутенко. Если через три секунды посудины у парня не будет, ты до конца службы будешь героически разносить больным и раненым ночные горшки. Понятно излагаю?

Через пять минут Андрей с благодарностью смотрел на меня.

Подошел Бутенко – забрать утку.

– У тебя что, мочевой пузырь – «наливник»?

Андрей – с извиняющимся взглядом:

– Так получилось.

– Так получилось, – передразнивает его Бутенко. – Как я ее понесу? Хоть отпивай.

И тут Андрей жалобно:

– А можно еще одну?

Пауза. Я посмотрел на Бутенко, он на меня. Оба захохотали, да так, что получили замечание от медперсонала:

– Тише, товарищи! Здесь больные. А вам, товарищ майор, должно быть стыдно. Устроили балаган…

Я извинился, но через десять минут, когда объяснил причину нашего веселья – немного приукрасив рассказ, – смеялась вся палата, даже тяжелобольные. Но задорнее всех смеялся Андрей.

И в болезни есть свои радости…

Лечение шло своим чередом. Утром – капельница, в обед и вечером – уколы. Кроме этого, я ежедневно выпивал четыре литра воды с аскорбиновой кислотой и глюкозой. Главное в лечении – больше пить, причем понемногу, но часто.

Мне организовали барокамеру. Барокамера – это большая бочка с окошечком для общения с врачами. Очень эффективная штука. При ослабленном организме хорошо помогает. Лежишь в ней, а тело насыщается кислородом. Красота! Правда, после первого сеанса, узнав, что с кислородом в госпитале напряженка, я от барокамеры отказался.

– Чего отказался? – спросил меня Евдокимович.

– Неудобно как-то. Тяжелораненым бойцам она нужнее.

– Тебе виднее, – пожал он плечами…

Через три недели активного лечения меня перевели в офицерскую четырехместную палату. Вроде и спокойнее, но в общей палате с рядовыми бойцами я чувствовал себя комфортнее…

Тахир навещал меня почти каждый день. Я ворчал на него:

– Чего приходишь? Подхватишь заразу, что тогда? У тебя через три месяца дембель.

– Меня ни пули, ни болезни не берут. Я заговоренный, – с улыбкой отвечал он.

Действительно, он был заговоренный. Три года в Кандагаре и – ни царапины, ни инфекции! Кроме того, окна его комнаты даже осколки от душманских снарядов не брали. Всякий раз после обстрелов я менял стекла, а у него в комнате за два года всего одно окно треснуло. Когда в октябре 1987 года в нашу группу прибыл Александр (тоже выпускник КАИ), я предложил ему занять комнату Тахира.

– Переселяйся. Комната заговоренная!

Александр переселился, а на следующий день после очередного обстрела в его окно влетел осколок от «эрэса»…

– Ну что Александр Петрович, билирубин [98] почти в норме. Через недельку будем готовить вас к выписке, – сообщил мне лечащий врач.

– Через неделю? А раньше нельзя? – спрашиваю его.

В палату вошел начмед.

– Как дела? – спросил он у врача.

– Да вот, товарищ майор в бой рвется.

– Куда торопишься? – обращается ко мне Евдокимович.

– На свободу с чистой совестью, – шучу я. – Ну, а если серьезно, то все бока отлежал. Почти месяц на кровати валяюсь. Надоело. Чувствую себя нормально.

– При гепатите минимум месяц нужно вылежаться. Так что не суетись, отдыхай, – охлаждает мой пыл Евдокимович.

Я жалобно смотрю на него.

– Хорошо, – соглашается он, – через пару дней возьмем кровь на анализ, если будет в норме, выпишем. Действительно, хватит тебе плацкарту занимать. Мест в госпитале не хватает. В день по пятьдесят больных самолетом в Ташкент отправляем.

Мое выздоровление пришлось на пик эпидемии. Вирусный гепатит, брюшной тиф, малярия… Случались и смертельные исходы, даже среди врачей. Один хирург, оперируя раненого бойца, случайно скальпелем порезал себе палец. Летальный исход. Как потом выяснилось, у бойца был гепатит.

Лечащий врач ушел, начмед остался.

– Евдокимович, ты мне популярно объясни, как жить теперь. Ну, там режим, диета и прочее.

– Популярно? Это можно. Для успешного восстановления твоей печени, – начал он, – необходимы три главных условия: режим труда и отдыха, положительные эмоции и диетическое питание.

– В Кандагаре всего этого в избытке, – прерываю его. – Режим труда и отдыха «идеальный». До обеда мы «мочим» «духов», после обеда – они нас. «Положительных эмоций» – с избытком, особенно после ночных обстрелов – можем одолжить. Диета – «сервис просто загляденье, отдан мухам на съеденье», – шучу я.

– Смышленый малец, – в тон мне отвечает Евдокимович. – Сам все понимаешь. Ну, а если серьезно, диета – не самое главное в восстановлении печени.

Удивленно смотрю на него.

– Да, да, не удивляйся, – продолжает начмед. – Посадишь печень на паровое питание – она только этого и будет требовать. Чуть не то съел – и принимай лекарства. Поэтому печень нужно нагружать. Аккуратно, конечно, понемножку: cеледочку, черный хлеб, сальце и тому подобное. А вот куревом не увлекайся. В бане тоже поаккуратнее, особенно в парилке себя не перегружай. Но вот что категорически запрещено, так это алкоголь. Минимум полгода – ни – ни! Кто будет предлагать, посылай куда подальше. Понимаю, что в условиях войны без него тяжко, но выбирать не приходится.

Я внимательно слушал начмеда, мысленно представляя, как это все будет выглядеть на практике. Представлялось не очень-то убедительно.

Евдокимович, прервав инструктаж, пристально посмотрел на меня.

– Понятно. Выйдем во двор, – предложил он. – Пустую бутылку прихвати. Давай быстрее, у меня кроме тебя больных хватает.

Я взял пустую бутылку из-под сока «Дона» и поспешил за начмедом. Во дворе госпиталя Евдокимович положил бутылку на землю и аккуратно ударил по ней камнем. Бутылка раскололась на большие куски стекла.

– И что дальше? – удивленно спрашиваю его.

– Можно бутылку склеить? – на мой вопрос задает он свой.

– Можно. Только зачем? Кому она теперь нужна? Ну, воды холодной можно налить, пуговицы хранить, но при любой нагрузке она развалится.

– Во! Печень твоя вроде этой бутылки. Аккуратно ее можно использовать, но при нагрузках, особенно алкогольных, она развалится, как эта бутылка. Тогда, дорогой мой, дни, проведенные в госпитале, тебе раем покажутся.

Я почесал затылок. Умел Евдокимович убедить. А если серьезно, именно благодаря его наглядному примеру в условиях Афганистана я смог восстановить печень…

Тридцатого октября 1986 года меня выписали из госпиталя. Лечение закончилось! В медицинской справке, которую мне выдали, было записано: «Нуждается в реабилитационном санаторно – курортном лечении сроком на двадцать четыре дня. В медицинском наблюдении – сроком один год. Соблюдение режима труда и отдыха, в диетическом питании».

На следующий день на разбитой кандагарской дороге началась моя «реабилитация»…

«Здравствуйте, мои дорогие мама и папа!

Получил от папы письмо. Рад, что у вас все хорошо. В Кабул я поеду не скоро. Ближе к отпуску…

В Волгоградском управлении КГБ работает Стас, мы с ним вместе служили, он в июне заменился. Стас пишет, что назначили его на ту же должность. Квартиру не дали. Семья в Урюпинске, он в Волгограде. Отношение к нам, мягко говоря, не очень теплое. Видимо, считают, что мы в Афганистане тем только и занимаемся, что складываем деньги в «кубышку», но что-то желающих к нам мало. На следующий год мне тоже нужно будет думать о своей судьбе. Вечно решаю какие-то проблемы. Надоело! Долго служить не собираюсь.

Нина пишет, что ребятишки постоянно болеют. Тяжело ей с ними одной! Андрюшке уже скоро двенадцать лет. Самый возраст. Сергуне – шесть лет. Они практически без меня растут… По службе дела идут нормально. Послали представление на очередное воинское звание «подполковник». В конце ноября должно «подойти» (на семь месяцев раньше срока). Представили к афганскому ордену «За храбрость». Может, наградят? Но это, конечно, не главное… Не болейте и за меня не беспокойтесь, все будет хорошо. Ваш сын Саша. 31.10.86 г.»

Письмо написано после возвращения из Кандагара под впечатлением болезненно «ноющей» печени.

До замены оставалось пятьсот девяносто дней.