Глава 8 Жара!

Жара вернулась. Спать невозможно… Жарит не только солнце. Почти каждую ночь «духи» обстреливают аэропорт, виллы, бригаду, госпиталь, вертолетный полк. Минируют дороги. Вчера на фугасе подорвались военные советники. Один погиб, двое ранены. Судьба сыграла с ними злую шутку. Три бэтээра прошли один за другим, а они на четвертом подорвались. Водителю повезло, царапинами отделался. Днище выбило за его спиной.

Похоже, душманы перед уходом в горы на зимние квартиры выдвинули «встречный план». Мы тоже не сидим сложа руки… Спецназ активно работает по караванам. Авиация ежедневно обрабатывает «зеленку». Артиллерия бьет по душманским базам. Каждый день передаем в ЦБУ (Центр боевого управления) координаты.

Окрестности Кандагара – сплошное поле боя. Кажется, от душманов и шнурков не должно остаться. Ан нет, живы и здоровы. Почему? Потому что во время обстрелов в Кандагаре отсиживаются. Кто ж город будет бомбить? А они, душманы, попьют чайку – и в поле. Сделают пару десятков выстрелов из «эрэсов» и безоткаток и снова в город.

Есть и другой вариант. Надоест им сидеть в душном городе, перемещаются на земли, принадлежащие «слугам» афганского народа. В начале службы в Кандагаре я не мог взять в толк, почему артиллерия не работает по координатам, где, по агентурным данным, наибольшее скопление душманов. Оказалось, что эти земли принадлежали командиру Второго армейского корпуса генералу Олюми.

«Духов», засевших в «зеленке», взять сложно. «Землянки» у них не в три наката, как поется в нашей знаменитой песне, а в пять и даже шесть. Чтобы пробить такое укрепление, необходимо прямое попадание авиабомбы килограммов в пятьсот.

Однажды я отправил агента горотдела проверить результаты артиллерийского удара. На следующий день он сообщил, что убиты два барана и пастух, при этом добавил, что, если сделать поправку метров на пятьдесят, можно накрыть сильное «духовское» укрепление. Мнение агента я передал Сашке – молдаванину. На что получил ответ:

– Петрович, мы не можем бить дважды по одним и тем же координатам. Нас за это самих «расстреляют».

– Как же вы душманские потери подсчитываете? – спрашиваю его.

– Элементарно. Например, убойная сила одного выстрела – сто человек. Допустим, мы сделали два залпа. Это тридцать два выстрела. Итого, получается три тысячи двести человек убитыми. Делаем поправку на погодные условия, рельеф местности, и получается человек семьсот. Все просто. Правда, один выстрел «Урагана» стоит как «Жигули»…

– Понятно, – говорю я, – работаете по принципу: «куда проще, туда и стреляем».

Сегодня в Кандагар добрались без происшествий. Правда, перед нами саперы сняли два фугаса. И где! Посредине дороги! Кто-то, не буду показывать пальцем, «заботясь» о нашей безопасности, приказал все ямы на дороге засыпать гравием. Раньше «духам» надо было хорошо постараться, чтобы снаряд под бетонку заложить. А теперь… Без лишних хлопот разгребай гравий, и фугас готов. Если раньше на дороге воронки и выбоины были видны, и мы их объезжали, совершенствуя свое мастерство фигурного вождения, то теперь мчимся наугад. Правду говорят, – хуже дурака только дурак с инициативой. На войне он вдвойне дурак.

Злой я чего-то сегодня? На душе вновь тревожное чувство…

После короткого совещания в мошаверке выехал в первый отдел.

В кабинете меня уже ждали Мамнун и агент Наджиб, который вчера специально на встречу из Пакистана пришел.

Наджиб был завербован месяц назад на патриотической основе. Образованный молодой человек. Несмотря на юный возраст, было ему года двадцать три, он занимал высокий пост в одной из государственных структур Пакистана. Его отец из знатного рода племени дурани, в Кандагаре был авторитетной личностью. После государственного переворота в 1973 году [79] семья Наджиба эмигрировала в Пакистан.

Многие наши граждане, начитавшись газет и журналов, наивно полагают, что эмиграция в Афганистане началась после ввода ограниченного контингента войск, а многочисленные исламские партии было созданы для борьбы с «советской агрессией». Ошибаетесь, уважаемые. Один из активнейших борцов против советских войск Гульбеддин Хекматиар Исламскую Партию Афганистана (ИПА) создал для борьбы с режимом Дауда. Это уже потом он переключился на шурави.

Ввод советских войск, конечно, усилил миграционные потоки. Кому понравится, когда каждый день на голову снаряды падают? К 1986 году в Пакистане проживали около трех миллионов афганцев, а в Иране – более одного миллиона. Большинство крупных племен непосредственно в войне не участвовало, и мы через агентуру пытались выйти на вождей для политического диалога.

К сожалению, некоторые из наших высокопоставленных руководителей не понимали, а может, и не хотели понять, что в стране, где решающее слово за вождем, необходимо работать с племенами…

Закончив беседу с Наджибом и получив от него письменную информацию, очень даже неплохую, уже собрался уходить, как раздался телефонный звонок. Снимаю трубку.

– Санек, – звонил Тахир, – Володя зовет к нему в пятый отдел, нужно обмозговать мероприятие. Я сейчас за тобой заеду.

Через пять минут были в пятом отделе. Только склонились за столом над картой, как над головами просвистел снаряд. За ним второй, третий… И вдруг сильнейший удар в дувал. Столб пыли…

Поднимаемся с земли, отряхиваемся. Вроде все целы, только уши заложило. Володя тряпкой подбирает еще дымящийся осколок размером с ладошку.

– По нас уже свои бьют. Пора к душманам линять, – в шутку говорит он.

– Ты это о чем? – спрашивает его Тахир.

– А вот!

На осколке, который Володя показал нам, просматривался номер завода – изготовителя.

Мы переглянулись.

– Хорошо, когда собака – друг, но плохо, когда друг – собака, – проворчал я.

Только сейчас почувствовал боль в правом колене. Падая, в кровь разбил его о камень. Вот она, моя утренняя тревога…

Вернувшись на базу, шеф и ребята отправились в бригаду. Я остался на вилле «зализывать» рану. Колено нешуточно разболелось и опухло. – Комбриг удивился тому, что мы попали под обстрел. По их данным, там одни душманы. Для них все афганцы – душманы.

В два часа ночи начался обстрел.

«Днем свои бьют, ночью «духи» донимают. Что за война?» – ворча себе под нос и прихрамывая на правую ногу, словно «сын лейтенанта Шмидта», поковылял во двор, где уже суетились Тахир, Алик и Женек – борода.

«Война в Крыму – все в дыму»… Возле бассейна горит сухая трава. Беру ведро, набираю воды и… Женька хватает меня за руку.

– Ты чего делаешь?

– Тушу.

– Тушу! – передразнил он меня. – Ты когда-нибудь на сковородку с растопленным салом воду лил?

Не дожидаясь ответа, он зачерпнул из ведра немного воды и плеснул на траву. Тут же в разные стороны разлетелись искры.

– Это же снаряды с фосфорной начинкой. Их водой нельзя тушить. На вот тряпку, сбивай огонь.

– Откуда ж мне знать. Ты у нас специалист по минно – взрывному делу, – снова ворчу я, хотя его «эксперимент» меня впечатлил.

– Ступай к себе. Без тебя управимся, – говорит мне Тахир, засыпая очаги пожара песком.

Действительно, мне было не по себе. Сильно болело колено. Бросив тряпку, похромал на виллу.

«И до чего только люди не додумаются, чтобы себе в удовольствие или в угоду другим уничтожать друг друга, – размышлял я. – Ядерное, химическое, биологическое, психотропное оружие! Ни одно животное ради забавы не убивает себе подобных. А мы… Homo sapiens! Человек разумный! Гуманоиды мы, из семейства наиболее прогрессивных приматов…

Через час, отмывшись от копоти и грязи, ребята сидели за столом и дружно поедали приготовленные мною бутерброды. Стрессовые ситуации хорошо поднимают аппетит…

Утром, поинтересовавшись, нет ли в группе пострадавших, шеф объявил:

– Мне звонил зональный партийный советник. Вчера вечером ооновский городок тоже обстреляли. Сначала заедем к ним, а потом в Кандагар.

Ребята разбрелись по машинам.

– Как ты? – спросил меня Игорь Митрофанович.

– Колено побаливает.

– Может, останешься?

– Игорь Митрофанович, мне что, за душманами в «зеленке» гоняться? До Кандагара в машине доеду, а там в кабинете отсижусь.

– Как знаешь…

Ооновский городок выглядел удручающе. Душманы, как и нас, обстреляли его фосфорными снарядами, которых, похоже, не пожалели. Крепко ребятам досталось. Повсюду тлело и дымилось. Сгорели столовая и кухня, помещение для жилья, «ГАЗ-69». Порвана линия связи. К счастью, все закончилось более – менее благополучно. Один контужен, трое легко ранены. Не обошлось и без курьезов. Два советника погнались за котенком, который, испугавшись обстрела, выбежал на улицу, а в это время потолок их комнаты «эрэсом» пробило. Вот так божья тварь спасла им жизнь.

Пообщавшись с ребятами из городка, продолжили путь в Кандагар. Зачем мы в ооновский городок заезжали? На «экскурсию»? У нас своих «достопримечательностей» хватает.

В мошаверке остались я, Алик и Дима. Мне тяжело было ходить, поэтому я попросил Мамнуна приехать в Управление. Через пять минут к нам вошел – вернее, влетел – провинциальный партийный советник Александр.

Честно говоря, я не понимал, зачем в Кандагаре столько партийных (зональный, провинциальный, главный) и комсомольских советников. Думаю, многие из них и сами толком не понимали, зачем они в Афганистане. В основном это были трезвомыслящие, нормальные ребята. Но среди них попадались и такие, которые считали, что земля должна вращаться вокруг них. Из таких и был недавно прибывший в Кандагар вместе с женой провинциальный советник Александр.

Прямо с порога, почему-то обращаясь ко мне, он завизжал:

– Нас душманы обстреливают, а вы никаких мер не принимаете!

«Что ж ты об этом шефу не сказал, когда мы в ооновском городке были?» – подумал я.

– Безопасность советнического коллектива – ваша задача! Вы должны нас охранять, – продолжал он возмущаться, делая упор на «нас» и «вы».

– Может, тебе (сознательно «тыкаю» ему) ночью еще и свечку подержать?

– Чего?..

– А ничего! Ты что, в лес на пикник собирался? Или в Сочи на отдых? Ты бы еще всех своих… в Афганистан притащил!

Не ожидая от меня подобного «наезда», он зашлепал губами, словно рыба об лед.

– Одна корова нагадит, все стадо запачкается, – непонятно к чему добавил я, но именно эти слова взбесили партийного товарища.

– Да я на тебя в ЦК КПСС буду жаловаться!

– Не запнись об порог, когда побежишь. Кстати, освободи помещение, нам работать нужно.

В мошаверку вошел Мамнун. Мне не хотелось, чтобы он слышал наши разборки.

Обедать в Управлении не стали – у шефа были срочные дела в бригаде. Перед посадкой в машину он подозвал меня к себе.

– Надо было тебя на вилле оставить. Зачем ты партийному советнику наговорил всяких гадостей? Обгаженной коровой обозвал…

– Игорь Митрофанович, не обзывал я его, – едва сдерживая смех, оправдываюсь я, – поговорка такая есть.

– Поговорка… Грамотные все стали, а мне за вас… Садись в машину. Поехали! – скомандовал всем Игорь Митрофанович.

В машине Тахир, смеясь, спросил меня:

– Что, досталось от шефа?

– Отвяжись, злыдня.

Не обращая внимания на мои слова, он продолжает:

– Этот Александр к шефу в кабинет с жалобой на тебя весь белый залетел. Игорь Митрофанович его выслушал, а потом посоветовал меньше паниковать и провел с ним воспитательную беседу. В общем, от шефа он красный вышел.

«Молодец у нас шеф», – подумал я.

В «конторе» был неписаный закон: «В своем кругу – ругай, но чужим в обиду не давай». Хороший закон. Жаль, что последнее время о нем стали забывать. В основном работают по принципу: «Бей своих, чтобы чужие боялись». А чужие почему-то не боятся…