Если не считать нескольких бестолковых неприцельных очередей да безалаберного залпа двух гранатометов в сторону разведчиков прикрытия, ночь прошла на редкость спокойно. Даже духи, судя по всему, были обескуражены такой резвостью шурави и не успели, а может, просто не пожелали организовать «гостям» достойный прием.

В пять тридцать к броду двинулся первый взвод разведроты и третий четвертой мотострелковой. Они получили довольно щекотливое задание, встать машинами посередине реки и прикрыть проход остальной бронетехники. В случае удара моджахедов по переправе положение этих двух взводов становилось незавидным. Но они должны были обеспечить выход остальной бронегруппе из возможной западни. Именно для подобных ситуаций их и комплектовали, натаскивали и лелеяли…

Не дойдя каких-то десяти — двадцати метров до своего места, застряла посередине реки замыкающая БМПэшка разведчиков. Почти вплотную к ней остановилась и сто сорок девятая. Шурик, лениво матюгаясь, вышел на связь с замыкавшим мини колонну на сто сорок седьмой лейтенантом Пономаревым. Взводный и сам видел происшедшее:

— Слушай, замок! Приармяньтесь к ним в упор и ждите, пока вылезут; потом займете свое место и сидите на связи. Понял?

— Угу.

Я те, бля, дам «угу»! Не «угу», а так точно! Да! И Горе заедь прикладом по балде, а то он думает, что я не вижу его за башней! Надеть каски и морды сделать сибирским валенком — сейчас мимо пойдет «коробочка» «Мимозы». Ясно?!

— Угу.

— Опять!? С-смотри мне! Одно замечание — и ты знаешь, что будет… Смотри!

— Шурик, сняв наушники шлемофона, толкнул задремавшего Гору:

— Хорош дрыхнуть… Сейчас припрется «Мимоза»… Вот придурок, а!..

«Мимоза» — это позывной Смирнова. Он суеверно не менял его с самой первой своей операции, чем постоянно раздражал всех своих подчиненных.

После недолгой паузы Шурик продолжил:

— Слушай, Лень… Тебе эта параша ничем первый Бахарак часом не напоминает?

— Гора удивленно посмотрел в глаза Шурику и ответил:

— Ты бы язык в одно место засунул да помалкивал, хорошо?!

— Ну-ну…

Первый раз Саша заглох, проехав каких-то десять метров. Вставший не с той ноги полкач тут же, не стесняясь в выражениях, популярно объяснил, что он думает о тупом и недоношенном Гранатометчике. Измученный вчерашним переходом, не успевший толком ни выспаться, ни поесть, Саша заволновался, задергался и опять застрял. Смирнов побагровел и обложил его таким «полковничьим» матом, которого Саше слышать еще не приходилось. Он втянул голову в плечи, словно в ожидании удара, по-кошачьи вцепился в «рога» и все-таки вырвал машину из подводной рытвины. Но победу Саша праздновал недолго. Пройдя на «автопилоте» почти до середины переправы, он в третий раз окончательно встал как раз между сто сорок девятой и безнадежно застрявшей машиной разведроты. Несколько раз дико взревев двигателями и конвульсивно подергавшись на месте, первая «тачка» полка позорно заглохла.

Это было все — последняя капля. Смирнов, словно заправский супермен, перелетел через броню и с животным ревом обрушился на перепуганного, задерганного механика. Саша скрючился в три погибели, пытаясь спасти от тяжелых ботинок подполковника голову, опустился в люк, но Смирнов все же настиг его м несколько раз, как ломом, сверху вниз въехал своим АКСом по пояснице:

— Пошел на хрен, чмырь! Пошел!

— Вжимая голову в плечи, Саша вынырнул из люка, но этим не спасся. Смирнов отпустил ему еще парочку смачных оплеух, потом схватил за плечи и прошипел прямо в глаза:

— Сгною!!! Сгною тебя, чмырюку!

После этого он отшвырнул Сашу в сторону и легким движением многоопытного спеца «солдатиком» спрыгнул в темную дыру люка.

В момент соприкосновения его ног с сиденьем водителя раздался сухой и резкий специфический хлопок…

Казалось, этот хлопок услышали всего три человека: сам Смирнов да Шурик с Горой, которые видели, в какой переплет попал их приятель, но помочь, конечно, ничем не могли — Смирнов и им мог заехать АКСом. Недалеко были еще «молодята-разведчики», но они наверняка ничего не заметили. Раздевшись до гола, с трудом удерживая равновесие в ледяной быстрине, разведчики бросали камни под просевшую гусеницу застрявшей машины. Сам же Саша был в таком состоянии, что не только слышать, но даже осознать происходящее не мог.

Гора с Шуриком вскочили на ноги и впились глазами в командира. Полкач в первое мгновение замер. Потом медленно опустил голову и, видимо, что-то заметил у себя на животе. Судя по выражению лица — нечто мерзкое, гадкое и отвратительное. Он лихорадочно засуетился, полностью скрылся в люке, а через секунду вновь стремительно показался над броней.

Глаза Смирнова были наполнены каким-то запредельным ужасом, и он, все время натыкаясь взглядом на снующих вокруг солдат, затравленно озирался по сторонам.

Гора и Шурик, оценив ситуацию и почуяв неладное, в мгновение ока нырнули в десанты своей сразу ставшей как никогда родной сто сорок девятой БМПэшки. Не пряча голов, они до последнего мига смотрели в лицо своему командиру.

В его поведении что-то переменилось. Смирнов весь внутренне замер, спокойно обвел повернутым внутрь взором вокруг себя и, на что-то решившись, медленно опустился в люк.

Шурик и Гора в один голос истошно заорали:

— Ложись!!!

Разведчики автоматически нырнули в воду, Саша тоже как-то механически пригнулся в башне машины, — и тут из норы механика-водителя, словно из жерла вулкана, с резким и тупым грохотом вылетело то, что до этого мгновения было командиром полка. Подлетев над машиной метра на полтора и несколько раз, перевернувшись в воздухе, оно, как мокрая половая тряпка, с хрустом рухнуло на ребристор брони.

Спустя пару секунд мокрые с ног до головы Гора и Шурик уже стояли на броне машины связи. С командиром все было ясно с первого взгляда. Саша же был ранен несколькими осколками и, вероятно, находился в предшоковом состоянии. Внутри КШМ сидел еще прапорщик-связист, его тоже задело, но, правда, легко. Пока Гора колол невменяемому, впавшему в ступор Саше промедол и перевязывал посеченные руки и плечо, к «борту» буквально подлетела БМП начальника штаба. Выскочили другие штабисты… Оказавшись с трупом своего бывшего соратника-соперника по-бабьи зарыдал грозный начальник политотдела.

Вскоре над рекой зависла санитарная «восьмерка» и забрала покойника. Подразделения вернулись на исходные позиции, и уже ночью было принято решение об экстренном свертывании операции. Высшие офицеры штаба сразу же, вслед за санитарной «восьмеркой», улетели в расположение полка, а остальные, рангом пониже, по-своему отметили столь прискорбное происшествие.

Майоры, капитаны и лейтенанты, так и не сумевшие полюбить Смирнова, вытащили из заначек драгоценные «чрезвычайки» и устроили грандиозную попойку — со стрельбой, осветительными и сигнальными ракетами, драками и прочими скромными прелестями воинского быта. Даже траурный залп из четырех танков по близлежащему кишлачку дали: «И они пусть не забывают Смирнова».

Солдаты же отметили «это дело» без водочки, одними лишь лошадиными порциями жареного с тушенкой картофеля, который изумительно утоляет голод после многих «косячков». Хуже всех на этих поминках пришлось «молодняку» — «салабоны» стояли на постах с вечера и до утра, охраняя траурное пиршество. Правда, сами тоже нажрались от пуза.

Смирнова подвели две вещи. Во-первых, дурацкая привычка заранее без всякой на то надобности вкручивать в гранаты запалы и таскать их в таком состоянии целыми неделями. И вообще, на кой черт командиру полка (!) четыре подсумка с восемью гранатами Ф-1? Этого никто понять не мог! А во-вторых, волей или неволей, но Смирнова подвел еще и Саша. В ночь перед выходом в рейд он установил на машину противопылевой щиток — громоздкое и к тому же практически бесполезное сооружение. Ни один опытный водитель его не прикреплял, оставляя люк свободным. Но Саша опытным водителем не был.

Спрыгивая вниз, подполковник случайно зацепился чекой гранаты за барашек крепления щитка. Теоретически у него оставалась возможность за несколько секунд, отведенных судьбой, попытаться выкрутить запал и спастись. Но для столь серьезной и многоходовой операции нужно было быть тоже настоящим профессионалом, постоянно иметь дело с капризными и небезопасными эфками. Смирнов же лишь умел их с шиком носить…

Шанс свой он не использовал. Спасительные секунды промелькнули слишком быстро, и, когда он все-таки вырвал «лимонку» из подсумка, было уже поздно. Судя по характеру ранения, Смирнов лишь успел за несколько мгновений до взрыва прижать гранату руками к животу и накрыть ее всем корпусом.

Человеческое тело, даже если оно принадлежит столь крутому подполковнику и даже если оно в бронежилете, — довольно слабая преграда для эфки, и осколки рикошетом пошли гулять по машине.

Взрывная волна разнесла в клочья бронежилет, вышвырнула Смирнова из машины. Оторвала правую руку и кисть левой и выдрала весь правый бок от подмышечной впадины и до костей таза. Смерть была мгновенной — массированный болевой шок.

Смирнов наверняка и почувствовать ничего не успел…

Тело доставили в морг, кое-как привели в порядок, одели в парадную форму. Полковые женщины, рыдая и теряя сознание, подретушировали обезображенное осколками лицо. И через день полк прощался со своим командиром. Церемонию обставили до неприличия традиционно — как в Союзе… Обитый красным ситцем гроб; оркестр с неизменным Шуманом и «Прощанием славянки»; полковое знамя с орденами и черной ленточкой; почетный караул из невыносимо страдавших от похмельного синдрома офицеров; траурные лица солдат; начпо с длинной и убедительно-проникновенной речью о «невосполнимой утрате» и «сердцах, переполненных болью и гневом». Под занавес — не менее привычный тройной залп силами одной полуроты.

Все… Попрощались. Через час села «вертушка», и гроб с телом невинно убиенного отправили в Кундуз — в «упаковочную». Еще через пару дней аккуратно запаянная и оправленная в деревянный пенал «посылка» улетела на «Тюльпане» в Союз.

«Комсомольская правда» через полгода сообщила мимоходом: «…погиб — подорвался на вражеской мине…»