Часть одиннадцатая
38
При каждом моем выходе в коридор охранник, который не спал, а читал книгу, поднимал голову и подвигал к себе снятый с предохранителя автомат, лежавший рядом. Я успокаивал его. Но пока я был в коридоре, он неотрывно следил за мной.
Я подморгнул ему:
— Не спится?
— Нэт.
— Мне тоже. Спина болит.
Он отвел глаза.
Я снова ложился, впадал в полузабытье, ворочаться не мог. Спина болела. Но надо отдать должное палачам-охранникам, кости были целы.
Последующие несколько дней мы валялись, кормежку нам устроили великолепную, не трогали. Приходил командир первой роты, спрашивал, как бороться с танками, — начальник штаба ничего вразумительного ему не сказал. Мы отшутились, предложив таскать с собой противотанковые ежи. Тот ушел озадаченный. Судя по его реакции, он принял нас за идиотов. Потом охрана сообщила, что он говорил всему лагерю, что гяуры после порки стали сумасшедшими.
Несколько раз приходил комбат. Расспрашивал, как проводить батальонные учения.
Швы сняли, после этого мы еще четыре дня корчили из себя больных. Прошло шестнадцать дней после нашей экзекуции, прежде чем мы снова начали проводить занятия. За это время ни Модаева, ни муллы у нас не было.
Зато узнали, что когда мы болели, комбат с Серегой проводили учения: вторая рота заблудилась, комбат разбил вдрызг свой «УАЗик». Потому что был смертельно пьян и сам сел за руль. Нуриев отделался лишь ссадинами и ушибами. Жировая подушка спасла, — пьяницам и дуракам везет в этой жизни.
Во время боевого слаживания батальона погибло еще четыре ополченца. Не было в новоиспеченной армии холостых патронов, зато много было боевых.
Слухи с районов боевых действий шли тревожные. Были большие потери с обеих сторон. Участились случаи дезертирства. Многие уходили с оружием. Из нашего батальона ушли в увольнение трое. Ушли и не вернулись У Гусейнова был целый взвод бойцов, которые занимались отловом дезертиров. Но видимо работы было так много, что не успевали они колесить по всему Азербайджану, отлавливая беглецов — уклонистов. Стали привлекать представителей частей, которые ездили по близлежащим селам в поисках своих же братьев по оружию.
По ночам мне часто снился один и тот же сон. Стоит моя Ирка на зеленом лугу, цветов много вокруг, трава зеленая — по колено. Волосы нежно колышет ветерок. Я что-то спрашиваю, а она стоит и молчит. Просто молчит. Ни слова не могу от нее добиться. И так уже несколько дней подряд.
В очередное утро нас разбудил Ахмед:
— Господа, офицеры, вставайте, вас комбат к себе требует.
— Обойдется. Требует. Ему надо — пусть сам и приходит. Позавтракаем и придем. — недовольно ворчал я.
— Господа офицеры, господа офицеры! — вклинился Виктор в мое брюзжание, — как палками пороть, так босяки, а как к комбату — господа офицеры!
— Я приготовлю завтрак, но будем кушать вместе с нами. Есть разговор.
— Хорошо. Дай поспать, — я отвернулся от него, давая понять, что больше разговаривать не собираюсь.
— Ну что, Олег, еще поспим?
— Не получится.
Я рассказал ему сон, который меня преследует последнее время.
— Это, брат, тебе свобода снится, — констатировал Витя.
— С чего бы это?
— Луг, небо голубое, травушка-муравушка зелененькая и прочее, прочее. Жена молодая тоже, как символ свободы.
— Психолог хренов. Фрейда начитался?
— Там кусочек, здесь отрывочек…
— А тебе что снится? Бабы, небось?
— А что молодому, холостому еще может сниться? Бабы, водка, пьянки, гулянки. Тебе, женатику, этого не понять!
— Женишься, забудешь про все это.
— Да я бы хоть сейчас, но не хочет она.
— Ты про кого?
— Про Аиду.
— А-а-а! Дохлый вариант. Тут тебе, Витя, ничего не светит. У женщины горе, когда еще отойдет от него, а ты женихаться.
— Я терпеливый, я подожду. Время есть. Тут у них мода пошла: как только мы становимся здоровыми, так они нас калечат, чтобы не убежали. А Аида приезжает и лечит. Так что нам поправиться не дадут толком, снова изуродуют. Приедет Аида, я снова попробую.
— Я смотрю, тебе нравится боль? Извращенец. Ладно, я все думаю, как вырываться будем?
— Хорошо бы через Баку. Но не получится. Выход один — Армения.
— Согласен.
— Что нужно, чтобы попасть в Армению? Попасть на фронт, а оттуда уже и пробираться.
— Прямо как Штирлиц, когда он пробирался домой через Аргентину с Бразилией.
— Ты согласен?
— Готов как пионер. Начинаем готовить людей в полный рост?
— Они готовы, надо только немного изменить штатную расстановку и вперед. Заре навстречу!
— Там на фронте ары быстро нашим кирдык сделают. Они, опять же, свои, христиане.
— Когда кишки на кулак будут мотать, им будет все равно, кто мы — христиане или мусульмане. Под горячую руку всех могут порубать в капусту. Придется драться против всех. Эх, надоела мне война!
— Разберемся, чего раньше времени голову морочить. Приедем — посмотрим. Идем умываться, да послушаем, что наши вертухаи хотят нам сказать.
— В Одессе говорят: «Я имею вам сказать».
— Забавно звучит. Послушаем, что они имеют нам сказать. Надеюсь, что это не будет предложение сексуального свойства.
— Тьфу, дурак, не порти аппетит. Они, вроде, нормальные, психически здоровые мужики.
— И физически тоже. Бока до сих пор болят.
— Утро начинается с сюрпризов. Лучшая новость — отсутствие всяких новостей.
39
Мы умылись и зашли в комнату к охране. Стол был уже накрыт. Деликатесов не было, но еда была добротная. Не из общей столовой. Домашняя еда. Она и пахла по особенному.
— Что, народ, рейд по продразверстке был удачный, или бакшиш принесли? — спросил я, усаживаясь перед большой тарелкой с хашем.
— Мы все купили в Гёран, а хаш сварил Магомед из первой роты, он раньше был поваром.
— Вот его надо ставить поваром, а не этого отравителя! Вкусно. Передай ему мое огромное «мерси»!
Некоторое время мы с Виктором наслаждались этим вкусным блюдом. Он был приготовлен, как положено. Всего было в меру. Наваристый, запашистый, густой, было и мяса достаточно, и свежей зелени, — она пошла вприкуску.
— Алик, Виктор, вы кушайте, а мы говорить будем, — подал голос Ахмед.
— Говори, говори, ты нам не мешаешь.
— А Витька слушает, да ест! — пробурчал Виктор с полным ртом.
— Вы настоящие киши, — начал Ахмед. — Вы не боитесь никого. Модаева чуть не убили. Если бы комбат приказал вас расстрелять, то мы бы убили. А вы побоялись.
— Погорячились, вот и недоделали работу. Поэтому эта скотинка еще немного поживет на свете, — я не мог понять, в какую сторону он клонит. Но разговор надо было поддержать, хотя бы из-за этого чудного завтрака.
— Вы хорошо учите людей воевать.
— Стараемся. Коньяк есть? А то такая закуска! — не выдержал Виктор. — И поближе к телу. Говори, чего хочешь.
— Не торопи его, Витя, ешь и слушай.
— Коньяк потом. Алик, Витя, послушайте…
— Погоди, Ахмед, ты по-русски говоришь почти без акцента, вот Вели больше молчит. Называй меня Олегом, а не Аликом. А то уж больно на сокращенное от алкоголика смахивает.
— Не сердись, я понял.
— Ну, говори, чего хотел.
— Вам удалось многое сделать в нашем батальоне. То дерьмо, что командует батальоном, и его начальник штаба до вас ничего не делали. И только вы заболели, они тоже ничего не делали. Попробовали провести учения по приказу Гусейнова, так чуть всех не погубили. Вели звонил Сурету в тот день, когда мы вас палками били, и все рассказал ему. Гусейнов очень ругался. Приказал нам, чтобы больше не допускали такого. Теперь подчиняемся лишь ему. Потом Сурет позвонил комбату и все повторил. Мы с Вели знаем, что вы злые на нас. За то, что били палками, но если били другие, то убили бы вас. Начальник штаба и мулла очень злые на вас. Они хотели, чтобы вас бил Али-мясник. Но вы бы не выжили. Али очень почитает муллу и по его приказу убьет любого.
— Ребята, а как же заповедь Корана: «Убей неверного и все твои грехи твои простятся». Или как там? — я не выдержал и прервал монолог Ахмеда.
— Мы не хотим вашей смерти. В этом батальона у Вели отец служит, а у меня брат — во втором.
— Ни фига себе! — Витька аж присвистнул от удивления. — Прямо как в индийском кино или в «Санта-Барбаре». Ни одной серии не смотрел, но бабы все уши прожужжали. Кто кому родственником приходится, и что они там делают. Ничего не понятно, но ужасно интересно.
— Витя, помолчи, давай дослушаем, — я прервал Виктора.
— Вы чему-то научили людей, наших родственников тоже научили. И постоянно говорили, что учите не воевать, а выживать. И что всех нас ждут дома живых и здоровых.
— Ну, и что?
— Мулла и все вокруг твердили, что нужно отдать жизнь за Аллаха, за землю предков. А вы говорили, что нужно жить.
— Кое-что понятно. Но вот ты, мил человек, объясни, почему Гусейнов держит комбата?
— Родственник у Нуриева в правительстве. Очень большой и уважаемый человек. На его деньги и содержится наш батальон.
— Уважаемый человек. Это сколько денег надо, чтобы всю эту ораву содержать?
— Много.
— Теперь понятно, почему комбату все его «шалости» с рук сходят. Ладно, мужики, приятно, что вы оценили по достоинству все наши заслуги. Нам самим эти войны не нравятся. Не наши это войны. Больших чиновников эти войны. Мы не испытываем никаких симпатий ни к вам, ни к армянам. Наслышаны, как и что творили и те и другие. У нас совершенно другая задача — уцелеть и вернуться домой, а вы здесь разбирайтесь между собой хоть до самого покоса. Но за теплые слова — спасибо. Хоть кто-то по достоинству оценил наши труды, — я закончил длинную тираду и хотел уже откинуться на спинку стула, но вспомнил, что спина болит, и не стал.
— Подожди, Алик, извини, Олег. Это еще не все.
— Слушаем тебя, слушаем, Ахмед.
— Говори, Вели.
— Завтра приедет Сурет, — начал Вели.
Говорил он с сильным акцентом, переставлял слова, поэтому смысл сказанного доходил до нас не сразу, но чувствовалось, что в этой паре он старший.
— Он будет говорить с вами, комбатом, муллой, со всеми людьми. Скоро на фронт.
— На фронт, говоришь, — я усмехнулся и посмотрел на Виктора, тот тоже улыбался.
— Мы убедились, что вы не просто офицеры, но и настоящие мужчины. И если вы пообещаете, что в оставшееся время научите весь батальон всему, чему знаете, и дадите слово пока не сбегать, то мы будем друзьями, и будем охранять ваши жизни как свои. Я все сказал. Что вы ответите?
— Вели, Ахмед, предложение заманчивое. Но раз уж вы с нами откровенны, так и я тоже буду в открытую. Я уже говорил, что наша цель вернуться к себе на Родину. У вас несколько иная. Всему что мы знаем, все равно не научим солдат. Нет времени. Пообещать, что не сбежим сейчас? Ну так побежим потом. Вот и давайте определимся здесь и сейчас, когда наступит это время «потом»? Когда мы будем уходить, а вы не будете нам стрелять в спину. Как вы думаете, когда оно наступит? Завтра, послезавтра или после победы? Последний вариант, говорю сразу, нас не устраивает.
— Когда будет видно, что вы сделали все что можно, и все остальное от вас не зависит.
— Это как? Поясни. Я хоть и прожил несколько лет на Кавказе, но всех ваших восточных шуток не понимаю.
— Мужики, — начал Виктор, — давайте установим крайний срок. Допустим месяц. Устроит? А если раньше что-то случится, или будет возможность, то вы нас отпускаете. Годится?
— Три месяца, — после некоторого раздумья сказал Вели, Ахмед кивнул головой в знак согласия.
— Так мы ж слово Гусейнову давали, чего еще надо?
— Я не Сурет и Ахмед тоже. Вы ему слово давали под автоматом, оно не считается. А здесь мы сидим за столом, кушаем. Это другое дело.
— Но и ты пойми нас тоже правильно. В батальоне восемьдесят процентов либо пацаны 15–16 лет, либо деды за пятьдесят годов. Обучение возможно лишь с поправкой на возраст. Рейнджеры из них не получатся. В лучшем случае — заградотряд.
— Мы все это понимаем. И все это понимают. Вы сделали, что все почувствовали себя солдатами, бойцами, они уже умеют многое, осталось их еще немного подучить.
Наступила пауза. Молчание затягивалось. Я курил, стряхивая пепел в блюдце.
— Знаешь, Олег, я согласен. По крайней мере, будет срок и возможная ситуация. А до срока в спину стрелять не будете?
— Нет, — ответ был жесткий, резкий, без раздумий.
— Я согласен! Даю слово офицера, что не буду предпринимать попыток бежать в течение трех месяцев, если раньше не наступит особая ситуация, при которой мы обоюдно договоримся. Пойдет? — Виктор покраснел от возбуждения.
— Я тоже даю слово чести, что постараюсь максимально обучить вверенный личный состав и не предпринимать попыток к бегству по оговоренным условиям. Годится?
Они встали. Мы тоже, охая от боли в спине, поднялись. Ахмед достал бутылку коньяка, раскупорил ее, налил по полстакана коньяка каждому. Чокнулись молча, выпили. Сели и закончили завтрак.
— Ну что, пойдем к комбату, послушаем, чего он хочет, — Витька прикурил и выпустил струю дыма в потолок.
— Нет, это еще не все.
— Нам что, нужно подписать все сказанное кровью? Слова нашего мало что ли?
— Не в этом дело. Вот, получите.
Из шкафа они достали два комплекта нового камуфляжа, обувь. Когда я принимал форму, то под курткой нащупал что-то твердое и тяжелое. Посмотрим — я убрал куртку, а там в кобуре лежал пистолет Стечкина. Я посмотрел на охранников, теперь уже, по их словам, наших закадычных друзей.
— Это ваше. Большому человеку — хорошее оружие.
— Спасибо, спасибо, мужик.
Я вынул пистолет, отщелкнул обойму, полная, передернул затвор, оттуда вылетел целый патрон. Проверил прицельную планку, она была как у автомата, деления для стрельбы от 25 до 200 метров. Пощелкал переводчиком огня, он же, по совместительству, и предохранитель. Посмотрел год выпуска — «1954». Оружие изготовлено давно, но не пользовано, еще местами видна заводская смазка. Не удалили ее Вели и Ахмед до конца. Но я даже не обратил внимания на такие мелочи. Взял кобуру. Деревянная, отполированная, отлакированная. Очень красивый рисунок на дереве. Пристегнул кобуру к пистолету, приладился к новому прикладу. Непривычно, после разберемся… Отстегнул приклад, взвел курок, попробовал спуск. Мягкий, гораздо мягче, чем у ПМ. Смотрю на охрану, улыбаюсь. Пока все хорошо.
Витька смотрел на все это как завороженный.
— А мне? — завопил он.
— На, — Ахмед и Вели улыбались.
Витька схватил пистолет, как и я, проверил патроны и, любовно поглаживая ствол, спросил у охраны.
— А не боитесь?
— Нет. Вы слово дали.
— Правильно делаете. Никуда мы не денемся. Пока не денемся.
— Но вот насчет нашего давнего другана Модаева мы вам слова не давали. С ним как быть? Он, как только шпалер увидит, так в штаны наложит или стрелять начнет с перепугу. С ним-то как быть?
— Ничего, мы объясним, что это приказ Гусейнова. Модаева никто уже не ценит. Он шакал. Сурет все это привез и сказал вам отдать, когда будет нужно. Мы думаем, что сейчас нужно. Правильно?
— Понятно.
Мы развернули форму. М-да — это вещь. Камуфляж был немецкого производства, внутренняя поверхность ткани ласкала кожу. Ботинки тоже были немецкие. С виду тяжеленные, но на самом деле гораздо легче наших. Все подошло по размеру. Сидело хорошо. Мы приладили оружие, патрон в патронник загонять не стали. Кепи на голову, козырек на два пальца от бровей. Посмотрелись в осколок зеркала. Красавцы!
— Ну что, идем к комбату, — я улыбался во все оставшиеся у меня зубы.
Витька с Вели пошли вперед, Ахмед меня придержал за рукав.
— Что еще? — я насторожился.
— Через Армению не ходите, через Грузию ближе. Там еще много ваших осталось, — сказал Ахмед, улыбнулся и вышел.
Я стоял ошарашенный. Первой мыслью было — нас постоянно подслушивают, гады. Ну ничего, выберемся!
40
На улице встречные бойцы нас приветствовали. Некоторые даже отдавали честь, кто-то шутливо-дурашливо, но многие делали это вполне серьезно.
Пришли в штаб. При входе в кабинет комбата нас разоружили. Не положено входить к командиру с оружием.
В кабинете сидел командир батальона в своем обычном полупьяном состоянии, его начальник штаба — наш заклятый враг, и мулла собственной персоной. Наше появление последних двоих сильно ошарашило. Комбат лишь взглянул на нас. В его взгляде было секундное удивление, потом он пьяно усмехнулся.
Первым отреагировал Модаев. Вскочил на ноги.
— Это бунт! Немедленно в карцер!
— Остынь, сволочь, — ответил Виктор.
— Кто позволил им надевать форму старшего командного состава? Они пытались меня убить!
— Будет возможность — непременно ей воспользуемся, — я начинал закипать.
— Вели, почему они переодеты? — с тихой яростью в голосе спросил мулла.
— Сурет приказал. Скоро он будет здесь, сами и спросите.
— Садитесь, хватит говорить, — комбат махнул рукой.
Мы присели на свободные стулья, подальше от начальника штаба и новоявленного замполита.
— Скоро поедем на фронт, — начал комбат.
Лицо его ничего не выражало, казалось даже, что он никого не замечал, просто что-то бубнил себе под нос, разговаривая сам с собой, часто мешая русские и азербайджанские слова. Поэтому не все было понятно, мы улавливали лишь смысл сказанного без нюансов.
— Сколько у нас людей? — спросил он у Сереги.
— Триста двадцать восемь, со всеми, включая и вас и этих двух неверных, — он кивнул в нашу сторону.
— Помолчи, у самого член-то укоротили? — Витька вновь встрял.
— А сколько в бегах? — комбат спрашивал, а сам смотрел куда-то в пространство, сквозь нас.
— Тридцать один человек.
— А оружие, боеприпасы и что еще там?
— На каждого человека по автомату и боекомплект к нему — 4 магазина, 120 патронов, по две гранаты РГД-5. Также в каждой роте имеется запас. По одному цинку патронов на двух человек, по десять гранат Ф-1 и РГД-5 по пять. Также имеется по два РПГ в каждой роте, на каждый гранатомет приходится по одному выстрелу. Это все, что мы смогли достать, и то пришлось в Гянжу ехать. Приедет командарм, я буду докладывать.
— Докладывай, — сказал Нуриев, не меняя ни тона голоса, ни позы, взгляд его по-прежнему был устремлен в пространство. — А чему инструктора могут еще научить людей?
— А что вы хотите?
— Ничему они не научат, они сами ничего не знают.
— Ну-ну, поговори еще, сопля зеленая, — я осадил предателя. — Из гранатомета можно поучить стрелять людей, только надо выстрелов побольше.
— Я уже научил их этому, — буркнул Модаев.
— Наслышаны уже. Молчи, убийца.
— Связь нужна. Потеряете людей из-за отсутствия связи.
— Слово Пророка им нужно, — не выдержал мулла. — Они уже все умеют прекрасно воевать. Только слово им и надо!
— Они в бою вместо того, чтобы воевать, будут призывать Аллаха, а тот будет направлять пули в тела противника. Так что ли? — я специально «заводил» муллу. Ничего, хрен старый придет время, отыграюсь я на твоих костях, как ты радовался, когда нас палками лупили! Козел очкастый!
— Ладно, завтра приедет Сурет, что он скажет делать, то и будем делать, — пробубнил комбат.
— Как завтра? — Модаев был удивлен.
— Завтра приедет. Все скажет. Сказал, что везет нам сюрприз. Еще сказал, что будем дезертиров ловить, и своих и чужих.
— А какой сюрприз? Может звания привезет? — Серега возбудился.
— Ага, полковника он тебе привезет. А может и генерала… — начал Виктор.
— Посмертно, — добавил я.
— Я посмотрю, что скажет командующий, когда узнает, что вы пытались меня убить. Он, может, и приказал вас переодеть в новую форму, чтобы расстрелять.
— А тебя из-за формы жаба душит, Серега?
— Да пошли вы…
— И тебе того же и туда же. Все, мы больше не нужны?
— Нет. Завтра Сурет приедет, все скажет, — тупо повторил Нуриев.
Мы поняли, что его «развозит», и что он становится все более пьяным.
— Ладно, прощевайте, а мы пошли.
В приемной забрали оружие, проверили патроны, а то эти архаровцы все тянут, что плохо лежит.
Потом бездельничали. Гуляли по городку. Охрана нас уже не сопровождала. Оружие психологически грело душу, хотя мы прекрасно понимали, что если захотят нас убить, то никакой пистолет не поможет отбиться. Сегодня точно никто не будет нас убивать. Завтра приезжает Гусейнов, для них он — царь и бог. А вот потом это может произойти.
Но скоро на фронт. Скоро на фронт! Там возможна свобода, а возможна и смерть. Как от армян, так и от азербайджанцев. Какой-нибудь фанат — хоть тот же Али-мясник — всадит в нас по полмагазина. Адресами мы с Виктором уже давно обменялись. Договорились, что если не дай бог с кем-то из нас что-то случится, то уцелевший свяжется с родными и сообщит что к чему. Но сегодня об этом думать не хотелось. Душа пела. Оружие оттягивало портупею, грело ногу. Светило солнце, впереди была надежда на свободу.
41
Ужин дружески настроенная охрана принесла нам в комнату, не забыли и бутылку коньяка. От совместной трапезы они отказались. Пока шло все очень даже неплохо. В то же время все это очень настораживало.
Часов в десять приехал Гусейнов. Мы сидели на скамейке и курили сигареты с фильтром, их где-то добыл и принес нам Вели. Ну, прямо товарищ и брат.
— Слышал, слышал о ваших подвигах, — раздался сзади голос Гусейнова.
— О каких подвигах? — мы встали и обернулись.
— О том, как вы Модаева чуть не убили. И как вас потом пороли.
— Мог бы и спасти от избиения.
— Не думал, что вы способны на такое. Ну да ладно, теперь вас уже никто не посмеет пальцем тронуть.
— Такие ценные кадры?
— Ценные, — подтвердил Гусейнов. — Поэтому вас и переодели, и оружие дали. Людей многому научили, много хорошего о вас слышал. Поэтому и ценю. Ну, давайте присядем, поговорим. Скоро у вашего батальона отправка.
— Не у нашего, а у вашего батальона, — поправил его Виктор.
— Так как вы тоже едете воевать, то получается, что это и ваш батальон. Так что нужно?
— Много что надо.
— Говори.
— Связь нужна. Выстрелы к РПГ. Шлемы металлические нужны.
— Это что такое?
— Каски.
— Каски? Нет, этого не смогу. Да и не будут их носить.
— Будут, как только пули свистеть над головой начнут, сразу наденут.
— Не будет их. А что вы по поводу бронетехники не спрашиваете?
— А что про нее спрашивать? Если ее нет. Возьми в ближайшем колхозе пару тракторов и обшей листами металла, миномет сверху воткни, или пару гранатометчиков. Вот и будет тебе бронетехника. Правда, от первого выстрела танковой пушки она на куски разлетится, но пехоту испугает.
— М-да, — Гусейнов задумчиво потер подбородок. — А это мысль.
— Продаю дешево.
— Я подумаю. Но, тем не менее, я привез для вас четыре БМП.
— Хорошо, что привез, но мы в них как свинья в апельсинах. Ничегошеньки не понимаем. Видели, катались как пассажиры на полигонах. А как управлять ей — не знаем. Можешь увозить назад. Ты бы лучше врачей привез сюда. Будут раненые, а кроме как повязку наложить никто больше ничего не знает и не умеет.
— Все будет у вас, и инструктор по вождению и доктор. Сегодня будет.
— Неплохо. Загадками не говори. Кто будет? Опять пленные офицеры, или кого-то из ваших нашел?
— Такие же как вы.
— Пленные?
— Скажем по-другому. Готовы оказывать содействие под влиянием обстоятельств.
— Опять на расстрел водил?
— Не всех, не всех. Некоторые смотрели, некоторые под стеной постояли.
— Так их несколько?
— Несколько. Подождите немного, сами увидите. Кстати, один из них ваш сослуживец.
— Это кто?
— Домбровский. Знаете такого?
— Мишка? Домбровский?
— Ни фига себе! Конечно, знаем!
— Через час-полтора колонна подойдет. Тягачи везут БМП, поэтому так медленно. Скоро с нами ваша авиация будет!
— Какая авиация?
— Договорился я. Тут недалеко. С одними договорились армяне, а я с другими.
— Врешь!
— Сами скоро увидите. Не все нам под бомбами лежать и от ракет прятаться. Я тут, кстати, несколько комплексов «Стрела» привез. Умеете пользоваться? Вы же зенитчики!
— Разберемся. Скоро отправка?
— Полагаю, в течение двух недель обкатаетесь здесь, пополнение натаскаете и вперед — заре навстречу. Ладно, пока отдыхайте. Скоро колонна подойдет, построим часть, тогда все расскажу.
