x x x
Мой попутчик Ильяс замолчал. Потирая ладонью разгоряченное лицо, тяжело вздохнул, поднял до отказа окно и снова, в который раз, закурил.
Время было уже далеко за полночь. Кроме нас, в поезде, наверно, все спали. Колеса выстукивали на рельсах свою бесконечную дорожную песню. За окнами бежала светлеющая летняя ночь, мелькали огоньки полустанков. Паровоз зычно гудел на бегу.
— Вот тут вы подошли ко мне, агай, и я отказал вам. Теперь понятно почему? — задумчиво усмехнулся мой сосед. — Вы остались у бензоколонки, потом обогнали меня на «Победе». Это я заметил… Да, ехал, волновался страшно. Предчувствие не обмануло меня — Самат ждал у дороги. Завидев машину, побежал наперерез:
— Дядя! Дядя шофер!..
Здоров мой мальчик! Ох, как я обрадовался, в охапку не вместить было моего счастья!
Я остановился, выскочил из кабины, побежал навстречу сыну.
— Ты что, болел?
— Нет, мама не пускала. Она говорит, чтобы я не катался на твоей машине. А я плакал, — пожаловался Самат.
— Ну, а как же ты пришел сейчас?
— А папа сказал, что если хочется человеку катать детей, то пусть катает.
— Вот как?
— А я сказал, что буду шофером…
— Да, ты и будешь, еще каким! А знаешь, что я привез тебе? — Я достал игрушечную машину. — Смотри, заводной грузовик, самое что ни на есть подходящее для маленьких шоферов!
Мальчик заулыбался, засиял.
— Я всегда-всегда буду ездить с тобой, да, дядя? — глянул он на меня просительными глазами.
— Конечно, всегда! — заверил я его. — А хочешь, поедем со мной на Первое мая в город, мы машину флажками украсим, а потом я тебя привезу.
Трудно сейчас объяснить, почему я так сказал, какое имел право и, главное, почему я сам вдруг поверил в это. Мало того, я пошел дальше.
— А если понравится, останешься у меня насовсем! — предложил я сыну самым серьезным образом. — Мы будем жить в кабине, я тебя везде буду возить с собой и никуда не отпущу, не расстанусь. Хочешь?
— Хочу! — сразу согласился Самат. Мы будем жить в машине! Поедем, дядя, поедем сейчас!..
Бывает, что и взрослый вроде ребенка становится. Мы сели в кабину. Я неуверенно включил зажигание, нажал на стартер. А Самат рад, теребит меня, ласкается, подпрыгивает на сиденье. Машина пошла. Самат обрадовался еще больше, смеется, говорит мне что-то, показывает на руль, на кнопки приборной доски. И я вместе с ним развеселился. Но опомнился, в жар кинуло. Что я делаю?! Притормозил, однако, Самат не дал мне остановиться.
— Быстрей, дядя, быстрей поехали! — просил он.
Как мне было отказать детским счастливым глазам? Я прибавил газу. Только разогнались, как впереди показался грейдер, подновляющий шоссе. Грейдер развернулся, пошел навстречу, а за ним в конце загона стоял Байтемир. Он перелопачивал грабаркой гудрон на развороте. Я растерялся. Хотел остановиться, но было уже поздно: далеко увез мальчишку. Я пригнулся пониже и отчаянно газанул. Байтемир ничего не заметил. Он работал, не поднимая головы: мало ли машин проходит каждую минуту. Но Самат увидел его:
— А вон папа! Дядя, давай возьмем и папу, а? Останови, я позову папу!
Я молчал. Остановиться теперь было невозможно, что я скажу? Самат вдруг оглянулся назад, перепугался, закричал, заплакал:
— Я хочу к папе! Останови, я хочу к папе! Останови, не хочу! Ма-ма!..
Я затормозил, заводя машину за скалу на повороте. Бросился успокаивать сына:
— Не плачь, Самат, ну, не надо! Я сейчас отвезу тебя обратно. Только не плачь!
Но перепуганный мальчик ничего не хотел знать.
— Нет, не хочу! Я к папе! Открой! — заколотил он в дверцу. — Открой, я побегу к папе! Открой!
Вот ведь какая оказия приключилась.
— Да ты не плачь! — умолял я. — Сейчас открою, только успокойся! Я сам отведу тебя к папе. Ну, выходи, пойдем!
Самат спрыгнул на землю и с плачем побежал назад. Я задержал его:
— Постой! Вытри слезы. Не надо плакать. Я прошу тебя, сынок мой родимый, не плачь! А машину свою, что ж ты, а? Смотри! — Я схватил игрушку, дрожащими руками закрутил завод. — Смотри, как она побежит к тебе, лови! — Машина покатилась по дороге, наткнулась на камень, опрокинулась и кувырком полетела в кювет.
— Не хочу! — пуще прежнего залился Самат и побежал от меня без оглядки.
Горячий ком подкатил к горлу. Я пустился догонять сына:
— Постой, да ты не плачь, Самат! Постой, я твой… я твой… Ты знаешь!.. — но язык не повернулся сказать.
Самат убегал не оглядываясь, скрылся за поворотом. Я добежал до скалы, остановился, глядя вслед сыну.
Я видел, как Самат подбежал к работающему на дороге Байтемиру и бросился к нему. Байтемир присел, обнял его, прижал к себе. Мальчик тоже обнял его за шею, пугливо поглядывая в мою сторону.
Потом Байтемир взял его за руку, перебросил грабарку через плечо, и они пошли по дороге — большой и маленький человек.
Я долго стоял, притулившись к скале, затем повернул назад. Остановился возле игрушечной машинки. Она лежала в кювете колесами вверх. Слезы потекли по моему лицу. «Ну, вот и все!» — сказал я своей большой машине, поглаживая ее по капоту. Меня обдало тепло мотора. Что-то родное было теперь даже в машине, свидетельнице моего последнего свидания с сыном…