1 января 1949 года. В этом году мне дали понять, что мне нельзя ехать домой из-за неблагоприятной политической обстановки. В таком случае можно всю жизнь прожить в плену. Как бы мне здесь ни нравилось и хорошо ни жилось, долго выдерживать это невозможно. Не думаю, что меня сюда поместили на 1-2 месяца.

Неправоту западных держав лучше всего можно было бы доказать тем, что меня и Зейдлица отпустили бы домой. Таким образом газеты не смогли бы гадать и придумывать басни об армии Зейдлица или Паулюса. Наше возвращение — самое простое решение вопроса. Ведь положение ухудшилось именно в последнее время.

Мое пребывание здесь было бы понятно, если бы все солдаты были здесь. Но если солдаты уже дома, то я перестаю что-либо понимать. Во всех газетах пишут, что в течение ближайших недель и месяцев оставшиеся военнопленные из всех стран вернутся домой.

21 января 1949 года. Больше всего я страдаю от отсутствия радио. Мне постоянно чего-то не хватает. Я так привык к нему. Радио забрали как раз в тот момент, когда на Западе придумывали самые невероятные вещи про меня. Я не понимаю лишь одного: если у нас отобрали радио, значит, нам больше не доверяют. Ничем другим этого объяснить нельзя. Может быть, русские боятся за нашу жизнь, что они так нам не доверяют.

Я не могу себе представить, чтобы у них были какие-либо особые планы в отношении нас. Я уже все написал, что знал1. Я не понимаю, что здесь меня ждет еще. Если они от меня хотят еще что-нибудь, они в любое время могут получить это.

10 февраля 1949 года. Американский корреспондент снова задавал вопросы генералиссимусу Сталину2. Американцы пользуются этим маневром уже третий раз. Они просто хотят услышать, что Советский Союз не согласен на их предложения, а это им не удается, и они каждый раз попадают в тупик, опозоренные перед всем миром.

Теперь любому простому человеку ясно, что американцы не хотят мира и ищут конфликта с Россией.

28 мая 1949 года. Письма от Зюсси меня всегда очень интересуют. Предложение товаров, дешевые цены, но отсутствие покупательной способности — куда все это ведет? Безработица, дальнейшее снижение покупательной способности, порочный круг...

4 августа 1949 года. Почему мне никогда не скажут, что я еще в этом году поеду домой (безразлично, когда именно)? Потому, что мне этого сказать не могут и не хотят. Меня бы очень устроило, если бы мне сказали, что в этом году вас еще не отпустят, но 30 мая 1950 года вы будете дома. А уже идет подготовка к зиме — готовят дрова.

15 августа 1949 года.

Дорогой Зейдлиц!

Ко дню Вашего рождения я шлю самые сердечные пожелания Вам и Вашей семье. Прежде всего, желаю Вам быть здоровым и в ближайшем будущем начать успешную работу на родине. Национальный фронт ждет. Я буду очень рад, если мы скоро с Вами встретимся на этом поприще.

О себе я должен, к сожалению, сообщить, что в течение двух недель нахожусь в больнице (боль в левой руке на почве простуды) . Но я надеюсь, благодаря исключительному уходу врачей, вскоре снова быть здоровым.

С наилучшими пожеланиями и сердечным приветом к Вам и находящимся с Вами товарищам,

всегда Ваш Фр. Паулюс.

24 ноября 1949 года.

Дорогой Эрнст!

Мое возвращение, наконец, станет фактом в ближайшее время. Я хочу поделиться с тобой своими мыслями по этому поводу.

Моя роль во время войны и после нее тебе известна. События показали, что я был прав. Из тех же соображений я решил теперь, по возвращении в Германию, жить и работать в восточной зоне. Значительную роль в этом решении сыграла забота о будущем мамы. После всего того, что она пережила, я считаю своим первым долгом обеспечить, наконец, покой и лечение.

Я считаю, что в восточной зоне это мне вполне удастся и в материальном отношении. На западе же — нет. Мы должны ожидать, что после моего возвращения в Германию, независимо от зоны, на западе поднимется новая волна клеветы. Если бы мы с мамой были вместе на западе, это причиняло бы ей постоянные волнения. Этого-то как раз и нельзя допустить.

К сожалению, положение осложняется болезнью мамы. Мне писали, что у мамы тяжелый рецидив желтухи, который не скоро пройдет, и не рекомендовали даже сообщать непосредственно маме радостную весть о моем возвращении, а сделать это через Пусси, с тем чтобы она осторожно сообщила об этом маме.

Находясь здесь, я не могу полностью обозреть положение и сделать из него правильные выводы. Поэтому я был бы тебе весьма благодарен, если бы ты приехал в Берлин, где я обсудил бы с тобой, что делать дальше.

Так как в связи с моим возвращением следует ожидать кампании клеветы по радио и в печати, в результате чего у тебя могут возникнуть затруднения с получением визы, то было бы целесообразно, чтобы ты прибыл в Берлин незадолго до моего приезда. В какое время я прибуду в Берлин (я сам этого точно еще не знаю), сообщит тебе податель этого письма, который расскажет тебе и об остальных деталях нашей встречи (где мы остановимся, встретимся и т.д.).

Если не будет надежды на то, что мама сможет совершить поездку в ближайшее время, то я, разумеется, попытаюсь получить у французов визу на въезд в Баден. Я думаю, что французы не отклонят моей просьбы при данных обстоятельствах. Но для меня положение там настолько неясно, что я здесь об этом не могу с уверенностью судить. Представляю решить тебе вопрос о том, сообщать ли маме о твоей поездке. По-моему, было бы лучше, если бы мы вместе позвонили Пусси по телефону, чтобы она подготовила маму. На месте будет виднее.

Мне очень жаль, что мое возвращение связано для вас с такими неудобствами, но я все же надеюсь, что после кратковременных затруднений наступит покой, в котором особенно нуждается мама. Будем надеяться, что все будет хорошо и мы, наконец, увидимся.

С сердечным приветом к тебе и твоим, твой папа.

20 декабря 1949 года.

Господину генерал-лейтенанту Кобулову, Москва.

Глубокоуважаемый генерал!

Покорнейше прошу Вас переслать прилагаемое письмо

господину генералиссимусу Сталину.

С глубоким уважением Фр.Паулюс.

Господин генералиссимус!

Миллионы миролюбивых, прогрессивных людей во всем мире объединяются в эти дни с народами Советского Союза, чтобы, в связи с Вашим семидесятилетием, пожелать Вам доброго здоровья и дальнейших успехов в Вашей великой работе на пользу мира.

Разрешите и нам, в прошлом ворвавшимся в слепом послушании в качестве врагов в Вашу страну, высказать Вам сегодня наши искренние поздравления, как великодушному другу немецкого народа.

Путь от Сталинграда до этого поздравления был для нас нелегок. Тем более Вы можете быть уверены, что и мы после возвращения на родину приложим все наши силы, чтобы путем укрепления германо-советской дружбы помочь достижению Вашей великой цели — мира для всего человечества.

Фридрих Паулюс,

генерал-фельдмаршал бывшей германской армии.

Рольф Бамлер1,

генерал-лейтенант бывшей германской армии2.